СИЛЬНЕЕ СМЕРТИ

«Музыка даже в самых ужасных, драматических ситуациях должна оставаться музыкой». – Это высказывание Вольфганга Амадея Моцарта может служить лучшим эпиграфом к истории польской пианистки еврейского происхождения Натальи Вейсман (Weissman), или Вайсман – известны разные написания этой фамилии. 27 февраля со дня рождения героини нашего повествования исполняется 110 лет.

Наталья появилась на свет в Кракове, в семье владельца местной текстильной фабрики Исидора. Дедушка Натальи и ее сестры Хелены был мастером канторского пения, а мать девочек обладала незаурядными вокальными данными, так что росли они в музыкальной атмосфере, и эти таланты передались Наталье, у которой с самого детства обнаружились и музыкальный слух, и способности к игре на фортепиано. С четырехлетнего возраста малышку стали учить исполнительскому мастерству. Она быстро делала успехи, и когда ей исполнилось 13 лет, родители решили отправить ее для дальнейшего обучения в Берлин. В немецкой столице наставником юного дарования стал австрийский еврей, даровитый пианист, композитор и педагог Артур Шнабель. Забегая вперед, укажем: после прихода к власти в Германии нацистов, Шнабель покинул страну. Жил какое-то время в Италии, затем уехал за океан, где преподавал музыку и выступал с концертами. После войны музыкант вернулся в Европу, поселившись в Швейцарии, а его престарелая мать, остававшаяся в Вене, была депортирована в концлагерь, где вскоре и умерла. Ни в Германию, ни в Австрию, вплоть до своей смерти, Артур ни разу не приезжал, хотя и получал оттуда приглашения. Но это – к слову.

В 18-летнем возрасте Наталья успешно дебютировала с Берлинским филармоническим оркестром, исполнив Первый концерт Фредерика Шопена. Ей прочили большое будущее, но из Кракова пришла скорбная весть: скоропостижно скончалась мать Натальи, и девушке пришлось срочно возвратиться домой, чтобы помогать семье, где у нее появились еще одна сестра и брат. Она начала давать частные уроки музыки. Короче говоря, в ту пору было уже не до концертов. В 1933 году Наталья вышла замуж за преуспевавшего адвоката Юлиуса Хублера. Супруг, кроме того, был способным пианистом и выступал в роли музыкального критика. Казалось бы, общность интересов должна была способствовать семейному счастью и благополучию, но Юлиус музыкальной карьере своей супруги препятствовал, полагая, что женщина должна сосредоточить внимание на муже и доме. А потом грянула Вторая мировая война, и зазвучала другая музыка – взрывающихся авиабомб, рвущихся артиллерийских снарядов и пулеметных очередей.

Юлиус погиб в первый же день войны, во время бомбардировки. Исидор вывез сына и младшую дочь из Кракова. Там оставались Наталья и Хелена. В оккупированном немцами городе был установлен комендантский час. Однажды нарушив его, Наталья была схвачена и избита гестаповцами. Через некоторое время сестер отправили в Тарнув. Этот город, в 70 километрах от Кракова, превратился в еврейское гетто, где численность обитателей увеличилась с 25 до 40 тысяч – за счет привезенных сюда людей из Кракова и других мест. Условия их жизни были ужасными. Тарнув со временем нацисты огородили высоким забором, выставив усиленную охрану. Трудоспособных начали депортировать в лагеря, а слабых, стариков и детей, расстреливали на городской площади. Наталья и Хелена решили попытаться бежать – с еще двумя евреями, с которыми их сдружила беда. Но беглецы, обзаведясь фальшивыми документами, были быстро схвачены.

Нацисты отправили сестер в концлагерь Плашув, расположившийся неподалеку от Кракова. Наталью и Хелену приговорили к смертной казни и бросили в бункер. Обе ждали, когда их поведут на казнь. Но комендант лагеря Амон Гёт, проявлявший звериную жестокость, был давним поклонником классической музыки (и как только зверство может сочетаться в человеке с любовью к высокому искусству?). Узнав, что Наталья – пианистка, немцы приказали ей сделать коменданту музыкальный подарок в день его рождения – 9 декабря 1943 года. О том, как это происходило, Наталья подробно рассказала в 2005 году, в интервью изданию «The Independent». Я не играла с 1939 года, – вспоминала Наталья, – и пальцы мои занемели. К тому же, на дворе стояла зима, да и вообще, садиться за инструмент, когда тебя выводят из бункера смертников, было психологически адски трудно. Но Наталья собрала весь остаток сил – физических и моральных. Ведь это давало шанс сохранить жизнь. Парикмахер сделал ей прическу, и узницу доставили на виллу коменданта, где застолье было в разгаре. Гёт приказал ей играть, но Наталья, которую немцы назвали Сарой, как и всех других еврейских девушек, не стала развлекать коменданта и его гостей веселой музыкой, приняв решение, на свой страх и риск, сыграть Ноктюрн до-диез-минор Шопена. От произведения этого веет печалью, и оно выбрано было Натальей потому, что в полной мере отражало ее эмоциональное состояние. Во время исполнения пианистке казалось, что комендант вот-вот вытащит пистолет и застрелил ее на глазах у всех присутствующих. Но этого не произошло. После того, как фортепиано умолкло, и наступила мучительно долгая пауза, раздался голос Амона Гёта: «Она должна жить». Тогда, набравшись смелости, Наталья спросила: «А моя сестра?». Портить праздника комендант не пожелал, ответив: «И она тоже». Это было равносильно чуду.

Позднее, в мае 1945 года, Амон Гёт был схвачен американскими союзническими войсками. Его передали польским властям. Суд приговорил нацистского преступника, лично убившего, по свидетельствам выживших, не менее пятисот заключенных, к смертной казни через повешение. Приговор привели в исполнение 13 сентября 1946 года. Перед казнью, прежде чем отправиться в ад, осужденный выкрикнул нацистское приветствие, показав, что не раскаивается в чудовищных деяниях. Через десятилетия, когда перед женой коменданта в полном масштабе предстала картина содеянного Гётом, она покончила жизнь самоубийством. А преступления его стали широко известны после выхода на экраны, ставшего знаменитым, фильма Стивена Спилберга «Список Шиндлера». В фильме этом есть и эпизод, где одна из заключенных – пианистка, чьим прообразом послужила реальная женщина – Наталья, играет на дне рождения у начальника лагеря, что спасает ей жизнь.

На самом же деле, Наталье и ее сестре была предоставлена лишь девятимесячная отсрочка, после чего они оказались в Освенциме, откуда выход, как мрачно шутили его узники, был только один – через печные трубы крематория. Об ужасах этого лагеря уже много рассказано, и нет смысла вновь теребить души кошмарными подробностями. Наталья и Хелен занимались поистине каторжным трудом – с утра до позднего вечера, а суточное питание состояло лишь из миски картофельного супа и ломтика хлеба. Многие не выдерживали, и их безжалостно добивали. Сестры в таких условиях, буквально, срослись, и это помогало им держаться. Обоим еще раз повезло, когда их в начале 1945 года перевезли в другой лагерь – Холишов, в Западной Чехословакии, где они оставались до окончания войны, вплоть до освобождения.

Трудно вообразить, что увидели сестры, истощенные, измученные, когда вернулись в разрушенный Краков. До войны там проживало примерно, 60 тысяч евреев. Сколько из них осталось в живых? Об этом, наверное, знал тогда только ветер, бродивший по пустым улицам. Все попытки сестер разыскать родных, не увенчались успехом. Не удалось даже узнать, где, когда, и как они погибли – многое кануло, без следа, в пламени Холокоста. Но нужно было продолжать жить, и Наталья решила вернуться к музыке, подарившей ей веру и надежду. Из полуразрушенного дома, где проживала ее семья, Наталье помогли вытащить, оставшийся целым, инструмент. Можно только представить, какие чувства испытала пианистка, после немыслимых испытаний, вновь прикоснувшись к клавишам. Медленно, но уверенно она начала восстанавливать исполнительские навыки, в то же время, начав обучать музыке осиротевших детишек. 17 марта 1946 года состоялось первое послевоенное выступление Натальи, которое транслировалось по Польскому телевидению – для страны, после трагического периода нацистской оккупации, концерт этот стал подлинным событием. Наталья вдохновенно сыграла тогда Первый концерт П. И. Чайковского с оркестром Краковской филармонии. Это технически сложное произведение по собственному ее признанию, пианистка выбрала для исполнения не случайно: «Мне хотелось показать всем – и немцам, и полякам, – что я выстояла, что я жива». Добавим к этому: выступление стало также наглядной и яркой демонстрацией того, что выражается словами: «Ам Исраэль хай!», что народ, повергнувшийся массовому уничтожению, начинает возрождаться к новой жизни.

В том же, 1946 году Наталья снова вышла замуж. Ее вторым супругом стал Йозеф Карпф. Судьба Йозефа тоже была нелегкой. Родившийся в еврейской семье в Галиции, он получил экономическое, а также художественное образование и занимался семейным бизнесом. После раздела Польши, был арестован советскими властями, и некоторое время, вместе с другими соотечественниками, перешедшими тогда польско-советскую границу, находился в одном из сибирских лагерей. Потом вступил в Армию Андерса, с которой вернулся в Польшу. На момент женитьбы на Наталье, являлся сотрудником польского посольства в Лондоне. В 1950 году прокремлевские власти в Варшаве попытались отозвать его, и тогда Карпф, предвидя последствия, стал невозвращенцем. Ему и Наталье было предоставлено политическое убежище, а впоследствии и гражданство Великобритании. Йозеф выступил одним из соучредителей Ассоциации польских евреев. Карпф получил известность в стране, как художник и скульптор. На протяжении многих лет он входил в художественный совет лондонской галереи «Бен Ури». Супруги поселились в Хэмстеде, и Наталья продолжила музыкальную карьеру, сократив свою фамилию по мужу на одну букву – став Натальей Карп. Под этим именем пианистка с большим успехом гастролировала по Европе (выступив, в частности, и в Германии). Она специализировалась на произведениях Шопена, сделала множество записей с Лондонским симфоническим оркестром для британской телерадиовещательной корпорации «Би-би-си». А в 1949 году Наталья дала концерт в том самом зале Лондона, где сто лет назад, в 1849, играл сам Шопен. Помимо сольных концертов, Наталья играла в составе фортепианного «Альфа-трио» – с Генриеттой Кантер (скрипка) и Реджайной Шейн. Волнительным и трогательным стало выступление Натальи в 1967 году, в дуэте с пианисткой Хисаё Симидзу перед Оскаром Шиндлером – по случаю вручения ему премии Мира имени Мартина Бубера за спасение евреев во время Второй мировой войны. В «Списке Шиндлера» имя Натальи не значилось, но на эту церемонию она была приглашена. И две исполнительницы сыграли (ну, конечно же!) тот самый Ноктюрн Шопена, который звучал в ее исполнении в концентрационном лагере, и оказался сильнее смерти. За инструментом Наталья сидела в платье с короткими рукавами, открыв на обозрение свой лагерный номер из Освенцима – «А27407». К слову, одну из своих скульптурных композиций супруг Натальи так и назвал: «Аушвиц», изваяв ее из бронзы и посвятив всему тому, что пережила в этом лагере (и не только в нем) его жена. Скульптура эта хранится в упомянутой галерее «Бен Ури». А Наталья во время своих выступлений неизменно клала на рояль шелковый розовый платочек – его она приобрела вскоре после войны в Варшаве. Платочек этот постоянно напоминал ей о времени отнятой у нее женственности.

Йозеф Карпф ушел из жизни в 1993 году, а Наталья продолжала концертировать до 90 лет, дожив до 96. В последнее время она активно сотрудничала с музыковедом Артуром Хедли, популяризатором ее творчества. Пианистки не стало 9 июля 2007 года. У нее остались две дочери Ив и Энн, и четыре внука. Энн Карпф стала журналисткой, и в 1996 году выпустила книгу: «После Войны: жизнь после Холокоста», рассказав в ней о своих родителях. Внук Натальи и Йозефа – Марк Лоувен, сотрудник «Би-би-си», опубликовал в 2011 году статью «Последние выжившие в Холокосте вспоминают», в которой также поведал историю своей бабушки, указывая, что преклоняется перед большим ее талантом и великим мужеством.

Мир простился с Натальей Вейсман, но для нас, в ее замечательных интерпретациях, продолжает звучать музыка, – как символ торжества добра над злом.