«Искусство живописи, – по мнению Пабло Пикассо, – это просто другой способ ведения дневника». Такое определение как нельзя лучше отражает суть творчества талантливой еврейской художницы Эстер Лурье. В этом году исполняется 110 лет со дня ее рождения, а ушла она из жизни 25 лет назад, в 85-летнем возрасте, оставив ценное творческое наследие, засвидетельствовавшее те страшные события, в центре которых Эстер оказалась волей судьбы.

Родилась она в Латвии, в Лиепае, и была одной из пяти детей в религиозной семье. Во время Первой мировой войны, когда порт в Лиепае активно использовался в военных целях, семейство Лурье вынуждено было покинуть город и переселилось в Ригу. Там Эстер училась в еврейской дневной школе, затем – в гимназии Эзры. Художественные способности проявились у нее уже в детском возрасте, а с 15-ти лет она стала брать уроки рисования у частных преподавателей. С 1931 по 1934 годы Эстер постигала премудрости мастерства художника-декоратора в бельгийской Королевской академии изящных искусств, а также изучала сценический дизайн.
В 1934 году семья Эстер, правда не в полном составе, отправилась на жительство в Палестину. На родине предков, где возрождалось еврейское государство, Лурье начала создавать декорации для театральных постановок, участвовала в оформлении Левантийской торговой ярмарки, в организации выставки, которая была посвящена творчеству замечательного литератора Хаима Нахмана Бялика. Художница много путешествовала по Эрец-Исраэль, рисуя пейзажи и портреты соплеменников, побывала во многих сельскохозяйственных поселениях, охваченных пафосом созидания. В 1938 Эстер Лурье вступила в Ассоциацию художников и скульпторов Палестины. В Тель-Авиве, Иерусалиме и в Хайфе организованы были персональные выставки её работ. Она удостоилась престижной премии – Меира Дизенгофа – за рисунок «Оркестр Палестины». Эта картина демонстрировалась на коллективной выставке. Показ проводился в «Cosmopolitan Art Gallery». В экспозиции была, в частности, представлена картина Лурье под названием «Танцы», которую высоко оценили искусствоведы, отмечая «развивающийся художественный талант автора».
Окрыленная успехами, Эстер отправилась в Европу. Совершенствуя свое мастерство, побывала во Франции, потом погостила на родине – в Латвии и в соседней Литве, демонстрировала плоды своего творчества в Риге, Вильнюсе и в Каунасе. По инициативе Союза художников Литвы, в его здании с 23 декабря 1939 года по 9 января 1940 года экспонировалась выставка работ Эстер, на которой представлены были 44 картины: большей частью – пейзажи Эрец-Исраэль, также зарисовки, сделанные в Литве, портреты, композиции, акварели. Накануне открытия выставки в Вильнюсе, Лурье приглашена была в редакцию газеты «Ди идише штиме» – «Голос на языке идиш». Об этой встрече рассказывалось в статье, опубликованной в этом издании и иллюстрированной автопортретом художницы. Выставки произведений Эстер подробно освещались прессой. Вот что, в частности, писал в статье «Романтика Палестины», появившейся на страницах газеты «Эхо», автор публикации Р. Криницкий: «В картинах Иерусалима чувствуется отражение веков. А вот – современная Палестина с ее заграждениями – каждое еврейское поселение – это временная крепость». И еще одна цитата – на этот раз, из газеты «Apzvalga»: «Представленные на выставке сюжеты показывают, что за плечами у художницы хорошая школа, что она владеет мастерством живописца, и способна легко менять интонацию, переходя от пейзажей к портретам, от города к деревне, от леса и отдельных пейзажей «сухопутной» природы к морю. Часть полотен показывает, как художница чувствует Палестину. Иерусалим изображён ею на двух картинах. Точка обзора выбрана очень удачно: с горы предстаёт яркий облик Святого города. Видна Стена плача и ее окрестности, островки зелени и деревьев вокруг. История человечества, стремление подняться ввысь чувствуются в стиле различных построек. Высокие и заострённые, широкие и округлые, они стоят рядом с простыми и скромными синагогами. Земля под ними такая же святая, как небо. Интересны цвета на картинах, отображающих виды Палестины. Ощутима их тусклость, как будто всё хочет спрятаться от палящего солнца. Для портретов художница умеет правильно расположить модель. Впечатлят полотно с йеменской певицей, где и рукам исполнительницы придана яркая выразительность. Поза ее также является важным фактором. На созданных Лурье портретах люди составляют единое целое с рисуемыми на заднем плане видами природы. Графические работы художницы показывают, как она, тонко концентрируя внимание на мелких деталях, не упускает, при этом, из виду целостность изображаемого ею».
Некоторые из картин Эстер Лурье были куплены тогда местными еврейскими организациями, а также приобретены городским музеем. В Каунасе Эстер осталась жить, чтобы быть рядом с нуждавшейся в помощи своей сестрой Мутой и ее сыном Рубеном – своим племянником. Предположить, что ее ждет, художница не могла.
После оккупации Прибалтики гитлеровцами, Эстер оказалась в Каунасском гетто. Работы ее были конфискованы нацистами, как «еврейские». Руководство Юденрата решило использовать мастеров кисти для создания картин, которые облагораживали бы жизнь в гетто. С этой целью была сформирована творческая группа, куда, кроме Лурье, вошли Йозеф Шлезингер, Якоб Лифшиц и Бен Цион Шмидт. Кроме того, немецкие начальники заказывали им портреты и репродукции известных произведений живописи.


«Я почувствовала, что обязательно должна правдиво рассказать о происходящем, или, хотя бы, оставить реалистичные рисунки. Я поняла, что обязана показать другим то, что видела сама. Не скрою, эта работа давалась мне нелегко, но, по прошествии времени, я стала считать творчество своим долгом» – вспоминала Эстер. Она отдавала себе отчет в том, чем грозят для нее зарисовки с натуры, отражающие подлинные реалии еврейского гетто. Но идея – создать художественную летопись трагического развития событий оказалась выше страха смерти. И узники отнеслись к этому с полным пониманием. Когда Лурье присаживалась, где приходилось, открывала блокнот и начинала рисовать, кто-то обязательно стоял на страже, чтобы предупредить художницу о приближении немцев. «Рисовать прямо на улице было крайне опасно, – поясняла Эстер, – поэтому люди приглашали меня войти в дом, чтобы я могла творить, глядя через окна. Хозяева всегда принимали меня радушно, и задавали один и тот же вопрос: «Как помочь Вам сохранить картины?». Параллельно Лурье стала вести дневник, подробно, насколько это было возможно, описывая ход событий и те мысли и чувства, которые они вызывали. Случались и психологические срывы. Вот, к примеру, одна из дневниковых записей художницы: «Уже много дней я ничего не рисовала. Эти дни были наполнены постоянным страхом, острой и безжалостной борьбой за существование. После каждой акции, наступала передышка, до следующей акции, которая опять осуществлялась внезапно, – в этом заключался метод немцев. Меня, как и других, мобилизовали на принудительные работы. Только иногда, в редкие свободные часы, вместе с художником Якобом Лившицем, мы находили время на зарисовки «типажей из гетто». Потом Совет старейшин – орган еврейского самоуправления добился для Лурье временного освобождения от принудительных работ, и это позволило ей заняться рисунками с большей активностью: «Я рисовала развалины больницы в «малом гетто», уничтоженном нацистами. Я делала наброски на социальной кухне, где старики и беспризорные дети могли получить тарелку жидкой похлебки. Эти люди оставались равнодушными к происходящему вокруг, и не обращали на меня никакого внимания. Иногда мне разрешали сидеть внутри полицейского участка еврейской администрации и делать зарисовки из окна на втором этаже, откуда были видны центральный вход и вся территорию гетто. Я рисовала группы людей, отправляемых на работу, с рюкзаками на плече или на спине, в вязаных перчатках на руках. Несколько раз я делала наброски Умшлагплаца – площади, на которой, в дни «Больших акций», евреев делили на тех, кто пойдет «направо», и тех, кто отправится «налево». И вот – еще один важный фрагмент из дневниковых записей Эстер Лурье: «Много раз, и во все времена года, я запечатлевала дорогу, ведущую из «Долины гетто» в Форт Нинт, находившийся на вершине холма. Ряд высоких деревьев вдоль дороги придавал пейзажу особую драматичность. Эта дорога навсегда запечатлелась в моей памяти, как Виа Долороса («Дорога скорби»), по которой десятки тысяч евреев из Литвы и западной Европы уходили на смерть. В иные дни небо было сплошь покрыто облаками, и это добавляло картине трагичность, созвучную тому, что испытывали узники гетто».

Надо сказать, что даже в тех условиях, в которые были поставлены оккупантами люди, чья «вина» заключалась в иудейском их происхождении, не прекращалась духовная жизнь. Вот и в Каунасском гетто, в частности, была организована выставка работ Эстер Лурье – понятное дело только тех из них, что прошли нацистскую цензуру. Но и они произвели на тех, кому довелось с этой выставкой ознакомиться, сильное впечатление. Сохранилась запись, сделанная в данной связи в своем дневнике Авраамом Голубом (также известным под фамилией Тори) – в Каунасском гетто он являлся секретарем Эльтестенрата («Совета старейшин»): «Важные вехи и исторические события останутся в памяти людей, но страдания маленького человека будут забыты. Именно поэтому мы обязаны зафиксировать события и факты, людей и характеры, важные моменты и повседневность. Запомнить все. Передать эту память, в словах и записях, в рисунках и картинах. Любыми художественными способами. Эстер Лурье ответила на этот призыв, от всего сердца. Любой ее рисунок – это часть истории бесконечной боли, отражение эмоционального и физического мученичества. Выставка работ Лурье – еще одно доказательство силы еврейского духа, который не будет сломлен ни при каких обстоятельствах».
Эстер позволено было отправляться в разные кварталы гетто, заходить в мастерские. И она попросила еврейских гончаров изготовить для нее несколько кувшинов, понимая, что ситуация может значительно усложниться, и тогда будет куда сложить свои работы, чтобы они сохранились. По мере того, как пустело гетто, особенно после «акции» 27 марта 1944 года, когда из Ковно были отправлены на уничтожение дети и старики, эсэсовцы стали держать остававшихся узников в постоянном напряжении, в ощущении того, что каждый день может оказаться для них последним. И тогда художница сложила примерно 200 своих работ в кувшины, позаботилась об их герметичности, и они были закопаны в землю. Но, перед этим, к счастью, как оказалось, 20 наиболее важных ее произведений были сфотографированы для создававшегося подпольного архива Каунасского гетто. Вместе с 11-ю набросками и акварелями, их запаковали в ящики, которые были погружены упомянутым Авраамом Тори в заранее вырытые для этой цели ямы. В июле 1944 года в Литву вошли передовые части советской армии. Гетто к тому времени было полностью ликвидировано: нацисты при отступлении взорвали в нем дома и подожгли все, что могло гореть. Под развалинами погибли те, что укрывались в подвалах и погребах, пытаясь спастись. Что же касается узников, остававшихся в живых, и Эстер Лурье в том числе, то их депортировали в Германию, в лагерь Штуттгоф, а оттуда – в Лейбиц. Эстер разлучили с сестрой и малолетним племянником, с которыми в Каунасском гетто она была рядом. Ее родных отправили в Освенцим, где они и погибли. Эстер продолжала делать зарисовки, используя для этого малейшие возможности. «Надежда уцелеть, – можно прочитать в воспоминаниях Лурье, – была почти несбыточной. Но еще более неправдоподобной казалась мне надежда сохранить мои рисунки, даже если бы мне удалось избежать смерти. Каждый день мы боялись попасть из трудового лагеря, где находились, в концентрационный. А там, – мы уже знали это, – нацисты отберут все то немногое, что у нас осталось. А потом и жизнь». Эстер рассказывала, что некоторые узницы просили ее нарисовать их портреты – надо полагать для того, чтобы рисунки эти попали потом к их родным, чтобы сохранить хотя бы память о последнем, страшном периоде в их судьбе. В благодарность за труд, люди отдавали художнице ломтики хлеба, чтобы прибавить ей сил для творчества.
Лейбиц был освобожден 21 января 1945 года. В марте Лурье оказалась в Италии, в лагере для беженцев, где повстречалась с еврейскими солдатами из Палестины, служившими в частях британской армии. Это сладкое слово «Свобода!». Один из этих воинов – Менахем Шеми, ставший впоследствии известным живописцем, организовал выставку рисунков, сделанных в лагерях смерти. По материалам этой экспозиции выпущен был буклет. Эстер также создала декорации для военного вокально-танцевального ансамбля, организованного в лагере актером и режиссером Элиягу Гольдбергом и композитором и поэтом Мордехаем Зеирой.
В июле 1945 года эпопея Эстер Лурье завершилась возвращением в Палестину. Ее рассказы о том, что ей довелось пережить, были опубликованы. Она вышла замуж и стала матерью двоих детей. Но и рисовать продолжила с новой энергией. Теперь вдохновение дарила ей еврейская родина. В 1946 году художница вновь удостоилась премии Меира Дизенгофа – за рисунок «Женщина с желтой нашивкой», созданный в Каунасском гетто. Следует пояснить: судьба спрятанных ею работ осталась неизвестной – обнаружить их не удалось, а вот Авраам Тори сумел извлечь укрытые им ящики и доставить их в Эрец-Исраэль. По сохранившимся фотографиям Эстер воспроизвела значимые свои работы, выполненные в Каунасском гетто. Когда в Иерусалиме проходил судебный процесс над Отто Адольфом Эйхманом, одним из главных нацистских преступников, который отвечал за «окончательное решение еврейского вопроса» и был известен, как «архитектор Холокоста», рисунки Эстер Лурье были приняты Верховным Судом Израиля, как документальные, и служили в качестве свидетельств обвинения. Иными словами, помимо эстетической ценности, как произведений искусства, работы художницы, пережившей и запечатлевшей Катастрофу европейского еврейства, признали исторически важными документами, связанными с трагической судьбой евреев Литвы и Прибалтики, в целом. Большую часть своих рисунков этого периода Лурье передала в Музей наследия, документационный и учебный центр Холокоста и еврейского сопротивления имени Ицхака Каценельсона – «Бейт Лохамей ха-геттаот» и в Государственный национальный мемориал Катастрофы и Героизма «Яд ва-Шем». Некоторые из ее произведений попали в частные коллекции. В фондах Литовской национальной библиотеки им. М. Мажвидаса хранится выпущенный в 1958 году в Тель-Авиве комплект открыток «Живая свидетельница», включивший 30 репродукций с рисунков и акварелей Эстер Лурье с пояснительным авторским комментарием. В музее Каунасской религиозной общины хранятся 10 оригинальных офортов Эстер. Рисунками Лурье проиллюстрировал книгу своих воспоминаний, выпущенную в 1990 году, Авраам Тори. Она была переведена на литовский язык.
На новой волне вдохновения Эстер заявляла: «Думаю, пришло время перестать считаться художницей из гетто. Прошлое для меня свято, и я сохраню память о нем навсегда, но надо жить настоящим и смотреть в будущее». В израильский период своего творчества Лурье создала множество пейзажей, и в первую очередь, видов Иерусалима. Живя в Литве, она, конечно же, знала о «Литовском Иерусалиме», коим являлся Вильнюс – служивший духовным центром не только для местного и польского еврейства, но и для евреев Европы. А Иерусалим израильский Лурье воспринимала не иначе, как сердце всего еврейского мира, зовущее к себе собратьев из разных стран и с разных континентов.
Краткая биография Эстер Лурье представлена в Информационном Центре израильского искусства – крупнейшем собрании материалов, отражающих историю израильского художественного творчества. Веб-сайт Центра предлагает вниманию информацию о 5800 избранных израильских мастерах кисти, и включает в себя не только сведения о них, но и тысячи произведений искусства из музейных собраний, а также – перечень выставок каждого мастера. Впрочем, больше всего и лучше всего об авторах рассказывают их творения, оставленные ими нам в наследство. На память приходит высказывание французского философа, писателя, публициста и журналиста Альбера Камю: «Когда художник решает разделить общую участь, он утверждает себя, как личность».