Posted by (Продолжение. Начало в #622)
Она не отпустила меня, позвонила мужу, тот минут через десять примчался прямо с работы, начал, обзванивать все инстанции, со смехом объявляя «отбой» и объясняя суть дела, соседка накрыла на стол, мы выпили и закусили, правда, уже без дядиного холодца, они тепло проводили меня до самой моей двери и с тех пор я знал, что если когда-нибудь, не дай Бог, я попаду в это знаменитое мрачное здание на улице Володарского, то тёплый приём и самое комфортное пребывание в нём мне теперь всегда будет обеспечено.
Хотелось бы рассказать и о других наших соседях, как говорится, дверь в дверь.
Их трехлетний сын Максим с удовольствием каждый день приходит к нам в гости, любит садиться в кухне за стол и с нами обедать. И не потому, что его дома плохо кормят, просто в компании веселей и аппетит лучше. Он как-то, выползая из-за стола, сказал:
– Спасибо, тётя Люда, у вас всё очень вкусно, как в столовой.
Он каждое утро дёргает ручку нашей входной двери и кричит:
– Откройте, это я, ваш сосед Максим.
Наша дочь часто заигрывается во дворе, и Людмиле приходится по нескольку раз в разных выражениях и интонациях зазывать её домой, Максим иногда при этом присутствует. Однажды мы все сидим на лоджии, Максим вместе с нами. Видно, что он уже немного заскучал или проголодался. Спрашивает:
– Тётя Люда, а когда мы будем кушать?
– Вот, Юля придёт с улицы, будем обедать.
Максим залезает на ящик с картошкой, его голова едва видна над перилами балкона, и громко кричит вниз:
– Юля, пулей домой!
Раннее утро, Максим дёргает ручку двери, открываем. Вбегает с радостным криком:
– Я вам документы принёс! Папа с мамой ещё спят, принёс вам документы, в шкафу нашёл.
Он достаёт из трусов кучу золотых колец и серёжек с бриллиантами. Через минуту вбегает заспанная, но встревоженная и испуганная соседка, работник торговли, увидев на столе гору своих драгоценностей с облегчением вздыхает, сообщая, что вечером рассматривала свои кольца, сейф не закрыла, проснулась, а он пустой…
Соседи ушли в гости, попросили, чтобы Максим побыл у нас. Он, довольный, что родители удалились и он может делать всё, что хочет, начинает прыгать на кровати. Конечно, тут же, не удержавшись, падает и разбивает в кровь голову о деревянную спинку кровати. Мы перевязываем его разбитую голову и вызываем скорую. Приехавший врач говорит, что надо ехать в больницу делать рентген и зашивать рану. Я, очень расстроенный, еду с ними. Максиму делают рентген, не находят ничего страшного и везут к хирургу зашивать швы. Мне очень жалко малыша, и я напрашиваюсь в операционную, следуя за носилками с плачущим от боли и испуга соседом. Дежурный хирург – женщина, накладывает швы и, стараясь перекричать рёв пациента, облегчённо сообщает:
– Ну всё, я закончила.
Медсестра накладывает повязку, а врач обращается ко мне:
– А вам, папаша, надо лучше следить за своим ребёнком!
Вдруг плач прекращается, и в тишине раздаётся голос Максима:
– А это не мой папаша, это наш сосед – дядя Семён. Он хороший, скажите папе, чтоб он его не ругал!
Хирург начинает, едва сдерживая себя, в пол голоса хохотать, медсестра и я хохочем вместе с ней, и Максим от радости, что всё закончилось, и что уже не так больно, ну, и, очевидно, от того, что помог врачу разобраться кто есть кто, начинает во весь голос смеяться вместе с нами.
Конечно, его папа меня не ругал, но с тех пор я старался не оставаться не со своими маленькими детьми в отсутствии их родителей. Очень уж это, по большому счёту, серьёзное и ответственное дело.
И ещё один интересный момент. Я узнал, что в нашем доме получила квартиру дочь Первого секретаря Горкома Печенникова, ну, что сказать, значит дом не из худших. И вот, как-то мы с Людой вызвали лифт, стоя на первом этаже, собираясь подниматься домой на наш этаж, и тут в холл вошёл Печенников с какой-то дамой. Мы вчетвером вошли в лифт и он, присмотревшись меня узнал, я поздоровался, представил свою супругу, он свою. Я ещё раз поблагодарил его за помощь в получении квартиры десять лет назад, а он, узнав, что мы получили здесь квартиру, поздравил с новосельем. И вдруг лифт как-то резко дёрнулся и встал, мы поняли, что мы застряли. Людмила испугалась, но я её успокоил, сказал, чтоб она не волновалась, так как, если о нас может быть и не вспомнят, то, хватившись пропажи первого секретаря, нас вызволят обязательно. Они оба рассмеялись, тут, может быть, и от этого смеха лифт тронулся и пошёл дальше. Мы вышли на своём восьмом этаже, а они поехали выше. Больше с будущим секретарём ЦК КПБ я в лифтах не ездил.
Наша дочь Юля пошла в мою же родную, 26-ю школу, которая была у нас, практически, во дворе.
Люда пришла забирать Юлю из школы после уроков. Оказалось, что она дежурная и один мальчик бегает за ней с мокрой тряпкой, пытаясь этой тряпкой её, как бы ударить. Люда отобрала у него тряпку и отругала за столь хулиганское поведение. Идут домой, дочка чего-то грустная. Дома Людмила мне рассказывает, что, оказывается, мальчик, который бегал за дочкой с тряпкой, ей очень нравится, да и она ему, вроде бы – тоже. Вот и пойми, надо было его ругать или нет.
Я пришёл забирать дочку с последнего урока физкультуры, который проводится в школьном дворе. Все девочки вместе с ней пошли переодеваться, жду её на площадке. Ко мне подходит светловолосый мальчик из её класса, как я позже узнал, по фамилии Зильбер, пристально смотрит на меня, как бы решая, можно ли мне доверить его секрет. Потом, всё-таки, решившись, показывает рукой на строящееся рядом со школьным двором здание Белорусской Епархии православной церкви, и заговорщицки произносит:
– Попы окружают!
Возле нашего нового дома узел районной телефонной станции. Я замечаю, что постепенно в нашем доме скапливается всё больше и больше телефонных проводочков разных цветов. Оказывается, наша дочь с подругами по пути из школы идёт к ящикам с производственными отходами во дворе телефонного узла и набирают этих проводочков, из которых потом плетут кольца, браслетики и ожерелья, ведь школа-то у них с художественным уклоном. Я, в принципе, ничего не имею против, пусть дочь занимается разными поделками, и даже рад этому. Но через пару месяцев в её комнату уже невозможно войти. Весь письменный стол, диван и пол завалены огромными кучами этой проволоки. Мы с Людой решаем сделать чистку и выкинуть, хотя бы половину этого хлама. Дочка сгребает все провода в одну огромную кучу, ложится на неё животом, прикрывая руками и всем телом, и умоляюще просит нас:
– Папочка и мамочка, дорогие, не выбрасывайте, пожалуйста, моё богатство. Я вырасту и когда вы станете старенькими ничего вашего не буду выбрасывать.
Мы с Людмилой оторопело смотрим друг на друга, потом оба задумываемся и выходим из комнаты. Да, тут, действительно, есть над чем подумать.
Так мы ничего из этого её «богатства» и не выбросили. Она сама вскоре переросла это своё увлечение и полностью очистила всю комнату.
Дочь сообщает, что всем классом вместе с учителями они едут на экскурсию в город Брест. Уезжают вечером. Её нет целую ночь, день и ночь. На второй день рано утром иду на работу, мне навстречу, словно лунатик, бредёт моя дочь, которая, как говорится «спит на ходу», проходит мимо прямо в подъезд, меня, попросту, даже не замечая.
Придя на работу, звоню жене. Она говорит, что дочка вошла, прямо в одежде легла на кровать и тут же уснула глубоким сном. Оказалось, что на обратном пути в поезде, а ехали они в плацкартном вагоне, никто не мог спать, так как мальчишки, познав вкус свободы без опеки родителей, бегали по вагону, шумели, шалили и учителя не могли их успокоить. Они побывали на экскурсии в Брестской крепости, погуляли по городу, а по дороге на вокзал, обнаружилось, что пропала одна девочка – Инна Невлер. Учителя заволновались, решали ехать или не ехать домой без неё, сообщать ли в милицию. И тут, примерно, минут за десять до отхода поезда они увидели свою «пропажу», которая, волоча пальто по перрону, с широко открытыми глазами, в которых застыли страх и ужас, от того, что она потерялась в этом огромном, чужом, незнакомом ей городе, мчалась вдоль состава, и, добежав до своего вагона и увидев свой класс, села прямо на холодный асфальт перрона и от счастья, что нашла, и что всё-таки успела, радостно, во весь голос расплакалась.
Дочка проспала почти суки, и больше до нашего отъезда в Америку она с классом ни в какие поездки не ездила.
Решением Мингорисполкома наше РСУ расформировывается и все его районные производственно-ремонтные участки распределяются по районам и передаются в ведомство райисполкомов, образуя Жилищные Ремонтно-Эксплуатационные Объединения, сокращённо ЖРЭО, районов города. Я со своим ремонтным участком, со всем оборудованием, начальством и коллегами попадаю в ЖРЭО Центрального района города Минска. Теперь мы подчиняемся дирекции этого районного объединения и Центральному Райисполкому. Начинаем работать под новым руководством. Директор объединения немногословен, сдержан, довольно хитёр. Главный инженер, прямая противоположность – говорлив, импульсивен, прост.
В принципе, работа моя и моих рабочих мало в чём изменилась. Разве что, мы стали ближе к нашему непосредственному руководству, а значит, стало больше контроля со стороны дирекции, производственного и планового отделов объединения, а так же со стороны Райисполкома. Да, к тому же, много досаждали нам очень правильный и нудный начальник Производственно-Технического отдела и его правая рука, въедливая и настырная дама по прозвищу «железная Зина».
В тот 1981 год выдалась необычайно холодная зима, на улице больше 30 градусов мороза, ночью временами доходит и до тридцати пяти и выше. От замерзания воды в охлаждённых трубах, те рвутся как бумажные трубочки, разрываются как игрушечные и батареи отопления. Порывы труб на многих теплотрассах, целые дома остаются без тепла. В исполкоме создан штаб по ликвидации аварий, куда вошёл и я. Мы с Леонидом Марковцом ночами не спим, вместе с сантехниками лазим по району, по подвалам и котельным, с помощью рабочих пытаемся паяльными лампами отогреть трубы в самых многонаселённых домах, заменять порванные участки труб и радиаторы, несколько раз от паяльных ламп возникает пожар, приходится вызывать пожарников. Однако, постепенно вернуть тепло в большинство домов и квартир всё-таки удаётся.
Для ремонта внутренних, прилегающих к зданиям теплотрасс, так как экскаваторы не брали промёрзшую на большую глубину землю, приходилось на комбинате железобетонных конструкций, заказывать калёный песок, который самосвалом выгружали на место порыва трубы и только через несколько часов, когда мёрзлый грунт в этом месте оттаивал, можно было приступать к раскопкам.
Помню, когда в исполкоме проходило совещание по ликвидации последствий этих аварий, я был удивлён, насколько нынешний зампред исполкома оказался несведущ в этих вопросах. Так, по его оценке, ремонт каждой залитой от аварии квартиры должен был обойтись, где-то в 25-30 рублей, в то время, как общая смета для ремонта систем отопления, стен, потолков и полов одной только залитой квартиры в среднем достигала до двухсот рублей, а то и больше. И я помню, тогда про себя подумал, что ему недолго придётся оставаться на этой должности. Так оно и получилось. Через непродолжительное время его освободили, в связи с переходом на другую работу. Говорят, не знаю, так это или нет, что последней каплей явилось его поведение в бане, когда он парился в компании с районным начальством – Первым секретарём райкома и Председателем Райисполкома. Как положено, у них в предбаннике был накрыт стол, и основательно выпив, наш герой решил, что он уже со всеми на дружеской ноге, стал рассказывать скабрёзные анекдоты, ругаться матом и панибратски похлопывать коллег-парильщиков по плечу. И почти как в сказке о золотой рыбке, ничего не сказала «рыбка», но через три дня приказ об увольнении зампреда был подписан.
Я встал на партийный учёт в новой организации. А через несколько месяцев на наше партийное собрание пришёл, назначенный вместо того прежнего зампреда исполкома, курировавшего ремонтные и коммунальные службы, новый зампредседателя, Геннадий Брониславович Маковский. Его представили, он оказался в президиуме собрания и, рассмотрев его, я узнал в нём того самого Гену, с которым я до темноты гонял мяч в спортивном лагере нашего института. Так получилось, что на этом собрании мне вручали какую-то грамоту, и когда я вышел её получать, он тоже узнал меня. После собрания подошёл, поздоровался, спросил, что я здесь делаю, я объяснил. Он слегка удивился. С высшим образованием и мастером, странно. На этом наш разговор закончился. Неожиданно я узнаю, что с приходом нового Зампреда, снимают нашего главного инженера объединения и на его место назначают, уже хорошо мне знакомого, моего заказчика, подписывающего мне процентовки в конце месяца, Леонида Марковца, с которым я за прошедший год хорошо и плотно сработался. Это было приятной новостью, так как я успел узнать его как грамотного и вдумчивого инженера, для которого не существовало никаких мелочей, неугомонного, настойчивого, целеустремлённого и, на мой взгляд, как я уже писал, очень порядочного, что касалось человеческих отношений.
Приближается очень популярный тогда «мужской» праздник 23 февраля, который, вроде бы, являлся Днём Советской Армии, но с которым тогда поздравляли практически всех мужчин, независимо от того, имели ли они когда-нибудь хоть какое-то отношение к этой самой Советской Армии. У нас на участке, в пятницу, в конце дня, в преддверии праздника был организован «сабантуй». Накрыты столы, присутствуют все мастера, прорабы, начальник участка. После тоста: «Кто воевал, тот знает!» выпили по первой, потом за присутствующих виновников торжества, мужчин, потом, как полагается, за присутствующих здесь дам. И тут раздаётся звонок в кабинете начальника участка. Гришков идёт в кабинет, недоумевая, кто это может быть в пятницу, после окончания рабочего дня. Через пять минут возвращается и говорит, что меня срочно вызывают в райисполком к зампредседателя, не сказав, по какому вопросу. Я моментально трезвею, усиленно закусываю, привожу себя в порядок и, с некоторой опаской и тревогой, перебирая в голове свои промахи за последние месяцы, отправляюсь по вызову в исполком.
В здании исполкома уже никого нет, только в кабинете Зампреда сидят зампред Геннадий Маковский и Леонид Марковец. Маковский сообщил мне то, что я уже знал, что Марковца назначают главным инженером объединения, и он предложил заменить начальника Производственно-технического отдела на … меня. Я, конечно, не ожидал такого резкого повышения, от мастера до начальника ПТО, но поблагодарив, сказал, чтобы что-то изменить к лучшему НОТ (Научная Организация Труда) не поможет, конечно надо команду менять, уж очень всё в нашем объединении застоялось, и рассказал по случаю анекдот:
«Пожилая уборщица со шваброй стоит и смотрит, как работники в офисе мебель переставляют. А она только вымыла полы, натопчут ироды, опять за ними мыть. Она их и спрашивает:
– Милые, а что это вы тут делаете, никак переезжаете?
– Да нет, бабуля, не переезжаем. Это мы мебель по НОТу переставляем, сейчас всё переставим, так у нас сразу производительность труда повысится.
– А-а, тогда понятно. Но я, сынки, вам так скажу: я тут давно работаю, у меня, конечно, никакого образования нет, я ещё до революции полы в этом здании мыла. Так вот, до революции в этом здании публичный дом был. Так там, когда у них выручка падала, они кровати не двигали – они сразу проституток меняли».
Они посмеялись, а я пошёл прощаться с участком.
На участке проводили меня очень тепло, ну, в какой-то степени, может быть, и потому, что я теперь становился, как бы, их начальником.
А начало моей работы на этой должности совпало, пожалуй, с самым трагическим событием в моей жизни. Я приступил к работе 15 февраля, а 18 февраля мне в мой новый кабинет позвонила Людмила и сообщила, что только что звонил мой брат из Америки и сообщил, что сегодня ночью скончался мой отец. Я был потрясён этой ужасной новостью, сообщил об этом главному инженеру Марковцу, и он, несмотря на то что хотя я и сообщил, что отец умер в Америке и я его похоронить не смогу, всё-таки дал мне отпуск на три дня, а Профком выделил причитающуюся сумму на похороны близкого родственника.
– Ну, так хоть помяните его за эти деньги, – сказала Председатель профкома, захлопывая папку с ведомостью и сочувственно посмотрев на меня.
Помню, как я шёл домой опустошённый и разбитый горем, машинально зашёл в магазин и купил на все профкомовские деньги несколько бутылок водки. Вечером пришли друзья, родственники, сидели, разговаривали, вспоминали, поминали. Я достал из коробки папины вещи, часы, рубашку, которую так и не дал Люде постирать. Снова ощутил аромат родного отцовского тепла. Хорошо, что я сразу выпил много, поэтому всё происходящее происходило для меня как в тумане и я рано и глубоко заснул.
Что поделать, к сожалению, именно так началась моя работа в новой должности.
Надо сказать, что в подведомственном мне производственно-техническом отделе было 9 инженеров и техников. Инженер по общестроительным работам, по сантехнике, два сметчика, инженер по научно-технической информации и рационализации, инженер по нежилому фонду, инженер по частному сектору, и два инженера по техническому надзору за капитальным ремонтом.
Скажу сразу, я даже не ожидал, что с первых дней на новой должности для меня начнётся просто «сумасшедший дом».
Во-первых, каждый день в моей папке Начальника ПТО оказывалась огромная кипа различных писем, бумаг и документов, расписанная мне директором и главным инженером, которые я на первых порах не успевал все рассмотреть на работе, брал их домой и нередко засиживался за ними до поздней ночи.
Во-вторых, надо было еженедельно готовить огромное количество документации, выносимой на заседание исполкома для утверждения. В-третьих, надо было проверять и утверждать большой объём проектно-сметной документации, в четвёртых, участвовать в комиссии по сносу ветхих и изношенных домов, в пятых, отвечать на миллионы звонков из различных инстанций и звонков граждан по вопросам ремонта и эксплуатации домов и квартир, в шестых, готовить ответы на письменные жалобы жильцов и справки к выборам на выполнении наказов избирателей, и в седьмых, в восьмых и в десятых, целый день приходилось вертеться как белка в колесе. Особенно изматывало с непривычки, так как в работе мастера в этом не было необходимости, так это необходимость самому принимать решения, которые надо было грамотно, и аргументированно обосновать, и только потом докладывать тому или иному начальству.
К слову, приведу такой анекдот:
«Приходит больной к психиатру. Тот говорит:
– Давайте попробуем определить причину вашего невроза. Скажите, кем вы работаете?
– Я на овощной базе сортирую апельсины.
– Так, хорошо, расскажите подробней.
– Ну, в течение дня ко мне по жёлобу скатываются апельсины, которые я сортирую по их размерам. В одну корзину самые большие, в другую – поменьше, а в третью – совсем маленькие.
– Так чего же вы нервничаете? У вас такая прекрасная, спокойная работа!
– Спокойная? Да поймите же вы, наконец, что целый день я должен принимать решения, решения, решения!»
У меня был небольшой отдельный кабинет, где я мог, закрывшись на замок уединиться, перекусить, выпить чашечку кофе. Правда, это случалось очень редко и, буквально, на считанные минуты, так как на столе стоял монстр под названием селектор, откуда периодически раздавался звук зуммера и голоса начальства, которое или просило к нему сейчас же зайти, или тут же дать необходимую справку. За день с непривычки я так уставал под этой стрессовой нагрузкой, что, придя домой, ещё долго не мог успокоиться, отойти, а потом и заснуть.
В связи с этим мне вспоминается чья-то анекдотичная зарисовка:
«Моя работа – это такое место, где утро начинается с чашечки кофе, а заканчивается дёргающимся веком и желанием кого-нибудь убить».
Действительно, день в этой карусели пробегал очень напряжённо и под стрессом. Практически не было ни одной минуты, чтобы просто посидеть и посмотреть в потолок. Время неслось стремительно. Только придёшь на работу, и понеслось. Не успел оглянуться, уже обед. Обедали, как правило, на ходу, забегая или в какой-нибудь буфет, или, если были в тех краях, иногда заходили в небольшую столовую райкома партии, где были довольно приличные обеды за небольшую цену. И хоть жил я в двух шагах от работы и на работу ходил пешком, на обед домой забегать удавалось очень редко.
Как я говорил, отдел мой был многопрофильным. Так один из инженеров занимался нежилыми помещениями, сдаваемыми в аренду различным организациям. А когда началась перестройка, то за помещениями для бизнеса образовалась огромная очередь, где каждый из новоявленных коммерсантов норовил урвать помещение побольше, посветлее, посолиднее и подешевле. В ход пошли подвалы, мансарды, отдельно стоящие склады и т.д. Это мог быть просто Клондайк для тех моих работников, кто хотел на этом деле погреть руки. Помню, ко мне в кабинет зашёл какой-то грузин и сказав, что моя «инженерша» по нежилым помещениям по каким-то причинам не подписывает ему разрешение на аренду помещения, которое он присмотрел для своего бизнеса и уже даже начал в нём ремонт, и положил на мой стол конверт, сказав, что там 1000 рублей. Сумма была огромная, на которую мне надо было полгода работать, но, как говорится, «здоровье дороже» и я его вместе с его конвертом выпроводил за дверь. Оказалось, как мне пояснила потом виновница его проблем, моя подчинённая Александра Ивановна, он самовольно начал ремонт в приглянувшемся ему помещении, которое решением исполкома уже было выделено другой фирме.
Другой инженер в отделе занимался вынесением на исполком вопросов реконструкции частных домов, пристроек, изменение планировок земельных участков частного сектора и так далее. Занимался этими вопросами бывший военный, отставник, Эдуард Николаевич. Мне порой вместе с ним для подготовки решения исполкома приходилось выходить в этот частный сектор и разбираться в спорных склочных вопросах переноски заборов, разделов земли, которые порой доходили буквально до драки. Эдуард Николаевич, кстати, был секретарём партийной организации объединения, был довольно принципиальным и честным человеком, и порой жаловался мне, что эти частники сведут его с ума.
Одна из инженеров Наталья Владимировна занималась составлением сметной документации на текущий ремонт домов. К сожалению, сметы она составляла небрежно и некачественно, и мне нередко приходилось после неё выходить на объекты, перепроверять и переделывать документацию, за что мне постоянно приходилось делать ей замечания, вызывать для разборок и, даже, что я, практически, никогда не делал, однажды объявить ей выговор.
Ещё в моём подчинении была инженер по составлению сметной документации по быт. услугам за деньги населения Елена Антоновна. Её муж был начальником такого же объединения, как и наше, в Советском районе. Мы с ним иногда пересекались на различных совещаниях в горисполкоме, но он никогда не касался вопроса работы у меня его супруги, может быть и потому, что работала она добросовестно и никаких нареканий к ней у меня никогда не было.
И так получилось, что в основной массе ремонта квартир за деньги населения были квартиры семей, выезжающих в Израиль, так как они должны были предоставить справку в ОВИР, о том, что за ремонт оставляемой ими квартиры уплачено сполна.
kackad.press 