Posted by Марк Купер
Есть опасение, что потребуется объяснять, что такое Театр на Таганке, кто такой Бертольт Брехт, что такое «Добрый человек из Сезуана». Из той эпохи, из того театра осталось только имя и творчество Владимира Высоцкого.
Проигнорирую собственное опасение, сочту его заблуждением, буду говорить так, будто вокруг современники и единомышленники.
В 1963 году пошёл по Москве слух о каком-то небывалом студенческом спектакле, а 23 апреля 1964 года этим спектаклем открылся в Москве в старом здании, где был когда-то кинотеатр «Вулкан», в помещении не самого известного Театра драмы и комедии, практически новый театр под руководством Юрия Петровича Любимова.
Брехт написал пьесу «Добрый человек из Сычуани» в 1941 году, в пору поисков убежища от гитлеровского режима по Европе, в Финляндии. Чтобы уйти от окружающего мира, перенёс действие в Китай. Когда Китай стал Китайской Народной Республикой, Брехт отметил: «Провинция Сычуань, в которой были обобщены все места на земном шаре, где человек эксплуатирует человека, ныне к таким местам не принадлежит». Под названием «Добрый человек из Сычуани» пьеса появилась и на советских подмостках. На Таганке был поставлен спектакль «Добрый человек из Сезуана», что буквально воспроизводит название китайской провинции в немецком написании – Der gute Mensch von Sezuan. Сезуан абстрагировался и от Китая, стал городом, якобы китайскими остались лишь имена персонажей, новации начались ещё раньше постановки.
Легендарными стали рассказы, как люди ночами стояли в очередях, чтобы попасть на Таганку, как высоко котировались билеты туда…
Театральный критик, энтузиаст Таганки (ныне политобозреватель), Александр Минкин сказал как-то:
«Никогда я не стоял в ночных очередях. Потому что всегда можно было как-то протыриться, надеть ватник, взять доску и сделать вид, что ты рабочий сцены, несешь доску, и пройти через служебный вход».
Мне тоже удавалось и удалось избежать очередей.
Расскажу, как всё начиналось.
Летом 1964 года удалось достать билеты на любимовский спектакль «Добрый человек из Сезуана», в нагрузку пришлось взять билеты на оперу Хренникова «В бурю». Билетов было три, нас было трое, действий было три. Один билет в партере, довольно близко, два – довольно далеко. Каждый из нас имел возможность одно действие смотреть вблизи и два издали.
Впечатление было ошарашивающим, ничего подобного видано не было, ни видеть, ни представить такое было невозможно. Всё было впервые – лавки и столы вместо декораций, молодые актёры, вместе и поодиночке поющие зонги, декламирующие стихи, вплетённые в текст пьесы, прямое общение сцены и зала… плюс неимоверная игра актёров, взлёты трагедии и юмора, всё это на вечной теме добра и зла.
Спустя много десятилетий выяснилось, что это впечатление – на всю жизнь.
В марте следующего года на работу позвонила кузина и сообщила, что идут школьные каникулы, на Таганке утренний спектакль «Антимиры», а детей на него не пускают.
Начало в 12 часов. Взял увольнительную по личным вопросам (или командировочную, не помню), поехал на Таганку. Приехал, встретил кузину и с ней родственницу, приехавшую в Москву.
Стоим около дверей театра на улице. Что-то особо каникул не чувствуется. Идут нормальные, взрослые люди, ничего не предлагают и не продают.
Заходим в междверное пространство, т.е. между дверьми с улицы и входом в фойе, где – формально – уже в фойе, вернее у дверей со стороны фойе, стоят билетерши. Была, кажется, одна.
Еще какое-то время прошло, вдруг начинается какое-то движение, меня просто задвигают внутрь театра с не очень понятными словами – то ли семнадцать, то ли восемнадцать.
Очутившись в фойе, обнаруживаю неподалеку своих дам.
Оказывается, пришел в театр класс, и его в полном составе не пропустили. А «пропустили» всех, кто находился в непосредственной близости от дверей. Не помню, как расплачивались за нежданные билеты, но они вроде были, сидели мы на определенных местах.
Ладно, фойе. А поперек висят транспаранты совсем не вознесенского содержания «Вся власть совѣтамъ!» и еще, кажется, «Долой Учредительное собраніе!».
В оставшиеся до начала минуты надо было выяснить, к чему относится вся пропаганда. Спросили билетеров.
– А это сегодня прогон «Десяти дней».
– Когда?
– В два часа.
Ничего себе! Какие-такие «Десять дней» сразу понятно не было, но перечитавши лозунги и еще с кем-то поговорив, поняли, что те самые, «которые потрясли мир», те самые, что на первых афишах вскоре были обозначены как «народное представление в 2-х частях с пантомимой, цирком, буффонадой и стрельбой по Джону Риду».
Решаем, что из театра мы не уйдем, и пошли смотреть «Антимиры», которые начинаются с «Рок-н-ролла» и «Стриптиза», благодаря которым мы и оказались в зрительном зале.
Стремительно прошел час, наполненный стихами – в одиночку, дуэтом, хором – песнями, танцами, пантомимой, всем, что можно было внедрить способностями, талантом, волей юного коллектива, слегка обалделые выходим из зала в фойе и с некоторым недоумением видим, как зрители идут к гардеробу и разбирают свои одежды. С недоумением – почему не остаются, потом со следующим недоумением: вот они пальто разберут и разойдутся, а наши в одиночестве останутся висеть, вычислят, что кто-то не ушел, найдут и выгонят. Мысль, что могут выгнать и без пальто, никого не посетила.
В обмен на номерки получили свою верхнюю одежду и ворох проблем, ходить с ней можно только пока другие одеваются, а потом… потом худо.
Стали стучаться во все двери, выходящие в фойе, помню радиорубку, комнату электрика, еще две – три. Какие-то закрыты, какие-то нет, но сочувствием никто не проникается.
Пробежал один из актеров, виденный только что в «Антимирах», впоследствии оказавшийся В. Смеховым. Я к нему:
– Хотим остаться на прогон, куда пальто девать?
Реакция быстрая и по делу:
– Пианино при входе на балкон, под чехол.
Заткнул три пальто под чехол. Пианино слегка изменило форму, стало походить на ящик, но это никого не взволновало.
Следующая задача – исчезнуть самим. Хорошо, двадцати минут в туалете достаточно, надо бы куда-нибудь еще деться. Кажется, помещение с туалетами отделено от прочих пространств длинным занавесом, встал за занавес.
И стоял, пока не началась новая суета – начали ходить люди, стало быть время к двум.
Достал из укрытия пальто, как порядочный пошел их сдавать и сдал.
Так мы посмотрели «Доброго человека», «Антимиры» и «Десять дней».
А я стал сторонником, поклонником, пропагандистом этого театра на всю последующую жизнь.
Так начинался этот театр, так начинался этот спектакль: молодые, не загримированные актёры обращались с приветом к Брехту, к залу и под аккомпанемент гитары с аккордеоном вводили зрителя в суть действа, которое ему предстояло увидеть.
В первых программках спектакля роль безработного лётчика Янг Суна исполняли поочередно Н.Губенко и Б. Васильев. В. Высоцкий исполнял роль Мужа в семье из восьми человек.
Партнёры Зинаиды Славиной, бессменной Шен Те, доброго человека из Сезуана: Бимболат (Бибо) Ватаев, Николай Губенко, Анатолий Васильев, Владимир Высоцкий.
Так случилось, что двое первых исполнителей роли Янг Суна были министрами культуры – Губенко был министром культуры СССР, а Ватаев – Северной Осетии.
Фрагменты спектакля, песни (зонги) из него можно увидеть в YouTube. Там же можно увидеть множество фильмов, сюжетов, рассказов о Театре. Мне хочется, чтобы читатель прочёл тексты двух зонгов. Бертольт Брехт, «Добрый Человек из Сезуана», стихи в переводе Бориса Слуцкого.
На дворе 1964 год.
В этот день берут за глотку зло,
В этот день всем добрым повезло:
И хозяин, и батрак –
Все вместе шествуют в кабак
В день святого Никогда
Тощий пьёт у жирного в гостях.
Речка свои воды катит вспять,
Все добры, про злобных – не слыхать.
В этот день все отдыхают,
И никто не понукает –
В день святого Никогда
Вся Земля, как рай, благоухает!
В этот день ты будешь генерал!
Ну, а я бы в этот день летал…
Ванг уладит всё с рукой,
Ты же обретёшь покой –
В день святого Никогда,
Женщина, ты обретёшь покой!
Мы уже не в силах больше ждать!
Потому-то и должны нам дать – <да, дать! ->
Людям тяжкого труда,
День святого Никогда,
День святого Никогда,
День, когда мы будем отдыхать
И ещё одна, такая сегодняшняя и такая вечная:
Шагают бараны в ряд
И бьют барабаны…
А кожу для них дают
Сами бараны!
Меня учили в школе
Закону: твое – не мое! –
Когда я всему научился,
Я понял, что это – не все!
Вот кто-то свиснул завтрак,
Другие украли флаг…
Вот так я впервые усвоил
Понятие: классовый враг.
Шагают бараны в ряд
И бьют барабаны…
А кожу для них дают
Сами бараны!
Потом порешило начальство:
Республику создадут! –
Где каждый свободен и счастлив,
Тучен он или худ.
Тогда голодный и бедный
Очень возликовал, –
Но толстопузый и сытый
Тоже не унывал…
Шагают бараны в ряд
И бьют барабаны…
А кожу для них дают
Те же бараны!
kackad.press 