С 1883 г. (и до самой смерти) Моне жил в Живерни. Он обратил внимание на Живерни, проезжая мимо деревни на поезде, а вскоре решил туда переехать. Художник с 1883 г. снимал у местных жителей ферму, где раньше собирали яблоки, давили сок и делали сидр. Она называлась “Пресс”. Дом-мастерская в Живерни – длинный двухэтажный барак не самого художественного вида, словно предназначенный для общежития железнодорожников. Кстати, рельсы проходили когда-то точно по границе участка. В 1890 г. Моне выкупил ферму с домом. Так и не став своим для соседей, он все больше времени проводил в своей новой нормандской усадьбе, благо до Парижа было недалеко, всего лишь порядка 80 км. Сначала ездил на поезде, а потом, когда рельсы заменили шоссе, и на автомобилях, к коллекционированию которых художник пристрастился под конец жизни, став бесстрашным лихачом, грозой местных регулировщиков.
Позднее Моне купил участок болотистой земли рядом с домом, где протекал небольшой ручей. Здесь художник создал пруд: в водоеме были высажены нимфеи разных сортов, по берегам – экзотические для тамошних мест цветы и растения. Навещавшие Моне друзья-импрессионисты – Матисс, Сезанн, Ренуар, Писсарро – знали о его увлечении садом и привозили ему редкие растения. Клод Моне постоянно черпал вдохновение в своем саду. Художник писал: ”…ко мне пришло откровение моего сказочного, чудесного пруда. Я взял палитру, и с того самого времени у меня уже почти не было никогда другой модели”. Моне сначала создавал картины на пленэре, а после переносил их на свои полотна. Так рождались его шедевры в стиле импрессионизма. Мир водной глади с цветами становится его единственной темой в поздних работах. Один и тот же пейзаж художник писал в различных вариантах более двухсот раз, обращаясь к этой теме вновь и вновь. В 1898-1908 гг. он написал серию картин с изображением воды, мостика и цветов, которая затем была выставлена в парижской галерее Дюран-Рюэля в 1909.
Одна из картин “Водяные лилии” в 2015 г. стала главным лотом аукционного дома Сотбис и была продана за рекордную сумму – $54 миллиона!
От “Пруда” до “Водяных лилий” – за последующие 30 лет с лёгкой руки живописца на свет родилось 250 шедевров, навсегда вошедших в историю художественного искусства. Моне никогда не был удовлетворен игрой теней и света во время работы над своими картинами. Все это заставляло его постоянно экспериментировать с красками и оттенками, создавая замысловатые цветовые сочетания, которые и принесли его работам столь небывалую популярность.
В 1892 г. Моне женился во второй раз, на Алисе Ошеде (1844-1911), которой тогда было 48 лет. Алиса была до этого супругой галериста Эрнеста Ошеде, друга художника, первого владельца картины “Впечатление. Восходящее солнце”, давшей имя импрессионизму. Стоило мужу разориться, как Алиса, которая уже стала любовницей Клода Моне, переехала в Живерни со своими шестью детьми. С тех пор она делила кров с Моне, его первой женой Камиллой Донсье и его сыновьями. Сам Ошеде тоже наезжал. Говорят, что Алиса трогательно ухаживала за заболевшей Камиллой и даже выждала год после ее смерти, прежде чем выйти замуж за Моне. Так что в доме и жизнь шла всех цветов радуги. Они прожили в браке 18 лет.
В 1912 г. врачи поставили Клоду Моне диагноз двойной катаракты, из-за чего ему пришлось перенести две операции. Но он не оставил занятий живописью. После операций он вновь обрёл зрение, однако оно не восстановилось полностью. Доктора рекомендовали ему носить массивные очки, но он отказывался принимать рекомендации, ссылаясь на то, что очки искажают восприятие игры света.

Клод Моне скончался от рака лёгких 5 декабря 1926 г. в Живерни в возрасте 86 лет и был похоронен на местном церковном кладбище. Последнюю картину он написал в 84 года. Перед смертью художник настоял, чтобы прощание с ним было простым; таким образом, всего 50 человек посетили церемонию.
В 1966 г. сын художника Мишель Моне завещал усадьбу и сад вокруг неё государству. В здании был открыт музей Клода Моне. Сегодня в Живерни специально приезжают ландшафтные дизайнеры со всего мира. Вот и мы тоже приехали.
Опа-па! Вот эти лилии и эти пруды Клода Моне, о которых мы только вчера услышали впервые, мы приехали увидеть собственными глазами в его поместье! Очередное чудо преподнесла нам Франция в этом круизе на Viking! Ола-ла!
Нам опять немного не повезло. Ведь была всё та же суббота и огромное количество посетителей. Почти везде приходилось двигаться гуськом, а кое-где и ждать своей очереди. Но поверьте, оно того стоило!
Сады Клода Моне разделены на две части: с одной стороны подземного перехода – Водный сад в японском стиле, а с другой стороны находится Кло-Норманн – цветник, обращенный к дому художника и просматриваемый из него. Мы начали с Водного сада. Наша гид Джоанна, судя по всему, была хорошо подготовлена к этой экскурсии. Она, насколько это было возможно, хорошо прокладывала маршрут движения, так что мы почти все время шли по краткому пути с наименьшим числом посетителей. При этом сопровождавшие наше движение её рассказы были полны огромным количеством подробностей из его жизни, жизни его дома, и его садов.
В 1893 г. Моне купил второй участок, лежавший по другую сторону железной дороги, которая разделила его владения надвое. Он облагородил берега ручейка Рю, поставил запруды, перекинул японские мостики, высадил плакучие ивы, бамбук, сакуру. А пруды заселил водяными лилиями, нимфеями. “Все мои деньги, – говорил Моне, – я закопал в саду”. И клялся, что никогда не работает в мастерской, а только на пленэре. Планировка созданного художником сада была продумана до тонкостей: цветение разных растений, зависевшее от сезона, сочетание цвета цветов, оттеняющих и дополняющих друг друга, гармоничный переход цвета. Сегодня в саду представлены такие же цветы, кусты и деревья (более 1.500 наименований растений), которые в свое время любовно выращивал художник.

Мы шли по великолепному водному саду в японском стиле, пересекаемому небольшой речкой Эпт с ее самым знаменитым японским мостиком, который, вопреки традиции, отличается своим особым зеленым цветом. Выбор растений в этом саду явно навеян Востоком: глицинии, бамбук, гингкос билоба, клены, японские пионы, лилии и плакучие ивы создают фон вокруг пруда, где растут кувшинки и тростник. Поистине романтическая атмосфера с капелькой не французской экзотики.
Именно здесь в 1897 г. Моне начал писать водяные лилии, черпая вдохновение в изменениях цвета этого места в разное время дня и года. Сегодня это один из его величайших шедевров, которым мы накануне любовались в Музее Оранжери в Париже.
Затем через сеть дорожек, обрамленных цветами, мы вышли к саду Кло Орманн, расположенному у дома. Это – один гектар симметрии и цвета. В это время года декор этих пышных аллей составляют амаранты, астры, настурции, хризантемы, георгины, лапчатка, розы, герань, лаванда, клематисы и другие колхикумы, подсолнухи и космея.
Дом Моне – розового цвета с зелеными оконными ставнями, с виноградной лозой, обвивающей фасад, что создает прекрасный контраст со знаменитым зеленым оттенком, столь дорогим художнику.

Моне перевел в Живерни масштабное производство картин и скульптур (которых с увеличением славы и расходов требовалось больше и больше) и огромную семью (постоянно растущую по мере прибавления детей и жен, детей жен и жен детей). Чтобы всем найти место, художник раздвинул и без того длинный фасад направо и налево. В итоге дом протянулся на сорок метров вдоль улицы, которая называется теперь, понятно, улицей Клода Моне.
Хочу с сожалением отметить, что гида в дом не пустили. Она про все, что мы там видели, рассказывала нам будучи вне дома, через наушники, которыми нас снабдила круизная компания на все время круиза.
Это – не дом-мастерская, который с нуля спроектировал архитектор. Моне легко преодолел соблазн все снести и придумать заново. Старое здание зажило с новым хозяином в трогательном единстве, меняясь вместе с ним. Итог этого симбиоза поражает до сих пор. Снаружи ровные стены под скатной крышей и две линии окон с одинаковыми зелеными ставнями. Внутри – “буйство красок”. В доме художника каждая комната имела свой цвет от лимона до лазури.
Первая комната – первая мастерская художника. Когда на участке появилось новое здание студии, Моне обустроил здесь гостиную, сплошь завешанную картинами – своими и соседскими, благо в приятелях были и Писсарро, и Сезанн, и Ренуар. Трудно представить себе, какие персонажи “Ларусса” – Золя, Клемансо, Дюран-Рюэль – собирались здесь за послеобеденным кофе и каким коромыслом стоял дым: Моне был неисправимым курильщиком. Музейный хранитель упал бы в обморок от такого издевательства над живописью.

Конечно, ни одного оригинала сейчас на этих стенах нет. Картины перевезли в Париж, в музей Орсе и в музей Мармоттан-Моне, чтобы не ставить перед каждой солдата с ружьем. Но это точные копии, причем сделанные по специальному разрешению Минкультуры один в один (обычно они должны изготавливаться с изменением размера). В их подборе виден и вкус хозяина, и его спокойное отношение к своим и чужим шедеврам, которые сейчас ни один декоратор не осмелился бы повесить так небрежно и плотно – ковром на сотни миллионов долларов.
Моне выбирал самые неожиданные оттенки. Вроде знаменитой ярко-желтой столовой, для которой он взял не матовую охру, а два кричащих оттенка хрома. Блестяще-желтым стало все, кроме разве что потолка: буфеты, стулья, стены, балки, двери в сад и плитка на полу – в шахматной последовательности с коричневой. За столом у Моне и зимой не заходило солнце.
А за стеной от желтой столовой находилась синяя кухня, отделанная местной изразцовой плиткой. Здесь все голубое, салатовое, лазурное, синее – разве что пол отделан грубыми терракотовыми шестигранниками, чтобы легче мыть и проще топтать. В отличие от яростно-теплой столовой, кухня дана в отстраненно холодных тонах, чтобы охлаждать летом пылающую во время стряпни атмосферу. Контрастом к синему – блестящие медные кастрюли на стенах, деревянные рабочие поверхности и под низким потолком ярко-желтый абажур, который как будто принес сюда Ван Гог.
Хозяин обожал кормить гостей, к нему за стол слетались лакомки из Парижа и из соседних Руана и Гавра, которых художник встречал словами “Беседу начнем с обеда”. Кухарка по имени Маргарита была почти что членом семьи, так важна была ее роль в жизни усадьбы. После пира в желтых тонах гости отправлялись в салон, ту самую бывшую мастерскую в правом крыле дома.

Второй этаж – жилой. Справа от центральной лестницы находились вытянувшиеся вдоль коридора спальни детей, а слева – комнаты Моне и его второй жены Алисы. Их разделяла нейтральная полоса, ванные комнаты, а у хозяина дома имелась еще и дополнительная лестница прямо из спальни в мастерскую.
За дверью – сады, которые вкратце я уже описал выше. Замечу в заключение, в них цветовой аппетит хозяина разыгрался не меньше, чем в доме. Вдоль главной аллеи раньше росли плодовые деревья. Деревья вырубили, разбив на их месте розовую аллею. Над растительной декорацией Моне долго не размышлял. Как и в интерьерах, он был гениальным любителем, сажал вперемежку плодовые и декоративные деревья, садовые и полевые цветы. Он заботился по-настоящему лишь о том, чтобы они были яркими и сменялись круглый год. Парижский торговец саженцами прислал ему каталог на многих страницах – чтобы не мучиться с выбором, он заказал сразу все. Заботу о посадках художник отдал команде из шести садовников, за несколько лет создавших на весьма скромной площади разнообразие сюжетов, достойное ботанического сада. Сегодня все сады постоянно обслуживают порядка 50 человек.
В Живерни Клод Моне провел сорок три года, дожил до восьмидесяти шести лет, стал знаменит и богат, достроил дом, посадил сад, потом второй, похоронил жену, потом вторую, потом сам лег с ними рядом на сельском кладбище, оставив после себя один из главных культурных аттракционов Франции.
Заключительным аккордом нашего посещения Музея-усадьбы Клода Моне в Живерни был (как обычно для музеев) магазин. Магазин, правда, не совсем обычный. Там на стенах тоже творения Моне (конечно, копии). Даже огромные полотна с водой и лилиями. Но того магического эффекта, что мы имели при длительном их рассмотрении в Музее Оранжери там нет. А вот диванов и диванчиков, чтобы посидеть в спокойствии и тишине (относительных) там много. Ассортимент тоже весьма разнообразный и не совсем традиционный для подобных музейных магазинов. Начиная от большого количества разнообразных книг по искусству и кончая довольно внушительных размеров постерами с копиями картин Моне.

На обратном пути к автобусу мы еще вкусили местного мороженного. Его продавали в маленьких фирменных фургончиках, многочисленно разбросанных по всему Живерни.
Но “наш день” на этом не закончился. По возвращении на корабль нас ждал французский ужин. Весь экипаж корабля был в каком-нибудь французском. Официанты в беретах и передниках “a la France”. Шеф-повар (из Будапешта по происхождению) в чем-то особенно французском. На буфетных столах – огромное количество колбас, копченого мяса, мясных рулетов, сыров, рыба, селедка с картошкой (на мой взгляд, это больше белорусское блюдо) …На десерт яблочный пирог и ромовая баба. Разумеется, вино и пиво, тоже французские. И еще какой-то напиток с водкой.

А в меню – Brie Pane (сыр такой), Marmite Dieppoise (рыба по-нормандски), Profitroles.
Но и на этом день не закончился. В Longe – кают-компании был концерт классической и менее классической музыки. Это было интернациональное трио: скрипач из Испании, виолончелистка из Италии и аккордеонистка Аня из Украины. Все довольно молодые. Руководитель-бельгиец, который собрал их всех вместе, рассказал, что вместе они играли всего лишь во второй раз. Верилось с трудом. Закончили они концерт “Канканом”, тем самым из Мулен-Руж. Да, пожалуй, это был самый “трудовой” день нашего круиза.

