НЕСГИБАЕМЫЙ ШОУМЕН

(Окончание, начало в #718)

ДОПОЛНЕНИЕ:

РЕВИЗИЯ ДАННЫХ

американской статистики

Закончить эту публикацию мне помогли охочие до математических выкладок русские блогеры, участники социальной сети Фэйсбук.ру. Они внесли поправки в скрупулезную бухгалтерию американских аудиторов, касающуюся феномена Луиса Армстронга.
Одному миллиону двумстам семидесяти шести тысячам восьмистам восьмидесяти трем продажам песенки «Долли» в исполнении Армстронга, они противопоставили свои расчеты.
По оценке граждан СССР к 1965 году там уже находилось по меньшей мере десять миллионов частных катушечных магнитофонов. Каждый из них был способен неограниченно копировать в домашних условиях любую запись. Допустив, что один владелец мог снабдить этой записью в среднем еще восемь человек, они пришли к очень консервативной цифре в восемьдесят миллионов советских слушателей «Хэлло, Долли!» Армстронга. И это похоже на правду: свидетели уверяют, что в одной лишь Москве летом 1965 года из каждого открытого окна лилась всем знакомая мелодия, звучала на каждой танцплощадке. Тот редкий случай, когда нью-йоркская, мировая и московская мода шли нога в ногу, секунда в секунду.

Именно тогда, вероятно не в силах сопротивляться давлению своих внуков, племянников и детей, и дрогнули кремлевские старцы, и в кабинете Главного Стража советской идеологии запищал красный телефон Самого Начальника.

Стало ясно, что с Соглашением об Обмене русские дали маху: железный занавес не выдержал конкуренции с театральным.
Сваха из Йонкерса прорвалась сквозь барьеры, протесты и прочие символические жесты позора агрессорам. Пора было отпускать гайки, пока их не сорвало массовой любовью к незамысловатой мелодии.
По официальным оценкам, Тигра, поющего «Долли» в новогоднем «Голубом огоньке» 1966 года, прослушали почти сорок миллионов зрителей – только в одном временном поясе. По неофициальным с поправками – все восемьдесят!

Театральных же зрителей, посмотревших полностью спектакль «Хелло, Долли!» – за все годы феноменального успеха их число в мире лишь слегка превысило двенадцать миллионов…

ДОЛЛИ ПРОЩАЕТСЯ

и желает радости зрителям и читателям

И вот только теперь история феноменально успешного шоу приближается к концу. Связь времен, начавшаяся еще во времена Новой Аттической комедии, а то и раньше, кажется восстановленной. Триумфальный полет нашего комического Персонажа, Долли, над океанами и континентами – это результат влияния и взаимодействия талантов многих эпох и культур. От античной Греции и Рима, сквозь средние века к Возрождению и золотому веку британских Елизаветинцев; из девятнадцатого века легкомысленной Вены – в молодую жизнерадостную наивную Америку двадцатого; сквозь шок убийства братьев Кеннеди и кризис контркультуры 1960-х – эту цепь завершает последнее звено: 63-летний Папа Армстронг, украсивший нехитрую мелодию – тему этого персонажа простыми, как молитва, радостными интонациями, присоединив свой неповторимый голос к хору вечного прославления жизни!

И на этом, дорогой читатель, Долли может с вами проститься. И пожелать вам тоже – радости и веселья от бесценного дара быть частью этого мира, мира живых!

ЭПИЛОГ I

После ночной исповеди в ресторане «У Илэйн» Непробиваемый Шоумен прожил еще двадцать лет.

Как он и предвидел, ничего более значительного на Бродвее за эти последующие годы ему создать не удалось. Или во всяком случае ничего сравнимого с его прежними успехами – и Меррик прекрасно это понимал уже тогда, в день своей успешной премьеры и ночной ламентации по умершему другу.
Он занялся поддержкой чужих, не опробованных на публике экспериментов, открывал новые имена; он объединил свои фонды для продвижения независимых театральных проектов. Многие знавшие его коллеги были убеждены, что это лишь очередная уловка, способ укрытия доходов от налоговых инспекторов: в ловкость рук Меррика было поверить им проще, чем в его благотворительность. Так или иначе, но именно благодаря ему появились на Бродвее новые авторы и пьесы.

За спиной у него было шесть официальных браков с пятью женщинами (с одной из них – дважды, с перерывом в шесть лет!) Инсульт, случившийся в 1983 году, приковал его к креслу-каталке на последующие семнадцать лет жизни, затруднил речь… Что не помешало ему, впрочем, однажды ночью сбежать (уехать?) из дома инвалидов, встретить «на свободе» новую, финальную жену – телефонистку своего адвоката, родом из Шанхая, на 43 года моложе него – и развестись с прежней супругой, третьей-пятой по счету, дабы узаконить этот новый брак. Его личная жизнь может показаться кое-кому не менее пестрой, скандальной и яркой, чем и его творческая биография – но это уже предмет совсем другой книги. И вряд ли, дорогой читатель, автор найдет в себе силы ее написать. Да, честно говоря, и желание – тоже…

ЭПИЛОГ II

Мы уже упоминали, что среди других профессий люди театра известны своими суевериями. В каком бы краю они ни работали, вместо успеха, чтоб не сглазить, они непременно пожелают коллеге ни пуха, ни пера – или в англо-саксонском варианте: а чтоб тебе ногу сломать! Отвечать следует немедленно: «Пошли вы к черту!» – не то мрачное пожелание, не приведи Господь, сбудется.

Многие старые актеры верят, что Там Наверху непрерывно происходит распределение ролей, открытое прослушивание –open call. Окруженный Ассистентами, Самый Главный Режиссер решает, куда направлять и на какую роль назначать постоянно прибывающих к нему новых претендентов.

И в зависимости от прожитой ими жизни, артисты – очень трудный и не всегда приятный народ – направляются либо Наверх, в Божественный театр Комедии, полный голубых и розовых декораций, звезд, и тихой музыки; либо – во второй состав, дублерами, на вечные изматывающие репетиции в грязном нетопленом помещении, в ожидании шанса выйти в первом составе на сцену.

Либо, наконец, Вниз: в смрадное варьете, в душный подвал, где истекающий потом комедиант должен перекрикивать пьяный рев зрителей, где на сцену швыряют бумажные стаканчики и кубики льда, хозяин грозит увольнением, а беременные женщины из первого ряда вечно пробираются в уборную, наступая всем на ноги, – и в самой середине монолога «Быть или не быть!».

Когда Ангел-Ассистент положил перед Самым Главным папку Меррика, Тот и взглянуть на неё не пожелал: давно уже доходили до Него слухи об этом тиране и наглеце, посмевшем упоминать Его имя всуе, с целью рекламы. Вон его, навечно Вниз, пьяной толпе на освистание!
Грешника уже брала под руки охрана, когда откуда-то сбоку появился его дядя Моррис, торговец шляпами и страстный театрал, – и подал Главному лист бумаги. Это был список безумных артистов: тех, кому проложил дорогу к успеху и признанию Меррик, бездушный и циничный колбасник, заботившийся, по слухам, лишь о своей прибыли. Но ведь до него никто в Нью-Йорке не поставил бы и пенни на анти-коммерческие опусы всех этих «сердитых молодых людей», никому не известных нонконформистов. Вот он, и далеко, далеко не полный их список:

Вуди Аллен («Не пейте воды!»)
Джордж Осборн («Оглянись во гневе» и другие пьесы)

Тони Ричардсон («Оглянись во гневе»)

Питер Устинов («Романов и Джульетта»)

Шелах Деланэ («Вкус меда»)

Жан Ануй («Беккет»)

Джанкарло Менотти («Мария Головина»)

Том Стоппард («Розенкранц и Гильденстерн мертвы»)

Петер Вайс («Марат/Сад»)

И конечно же, его друг молодости, некто по имени Томас Ланиер В и л ь я м с 3-й, впоследствии сменивший имя на Т е н н е с с и!

И, поскольку Оттуда еще никто не возвращался, мы так никогда и не узнаем, каково же было решение Самого Главного: обрек ли он Меррика-грешника на муки в зловонном ночном клубе под названием Преисподняя – или напротив, отпустив ему грехи, включил в список звезд в своем Божественном Театре этого неисправимого, Непробиваемого Шоумена.