Posted by Сказывалось и то, признает Джино Сегре, что из-за частичного еврейства многие в Италии не считали его своим – пусть он даже был выкрестом, так же, как и его отец, принявший англиканство.
Между тем его друг и земляк Леопольдо Франкетти предпочел более сбалансированную и приземленную карьеру. Он также был избран в парламент, в котором пробыл двадцать лет, но потом ушел в отставку и посвятил себя улучшению жизни крестьян в своих владениях в Умбрии. В возрасте 53 лет он женился и нашел в своей молодой (26 лет) супруге Алисе Холгартен родственную душу. Несколькими годами позже они сблизились с Марией Монтессори и пригласили ее обучать учителей в Умбрии. В 1909 году, когда вышла знаменитая книга Монтессори «Полный курс воспитания», она была посвящена ее спонсорам барону и баронессе Франкетти.
Кстати говоря, Сидней Соннино также был бароном. Оба унаследовали свои дворянские титулы от отцов, которым они были пожалованы за их филантропическую деятельность. Джино Сегре обозначил этот момент в названии соответствующей главы его книги – «Два барона изучают мафию».
***
В книге «Золотой век итальянского еврейства» говорится:
В начале 19 века евреи стали чувствовать себя принятыми в Италии. В конце века данное явление было уже почти повсеместным. Тот факт, что количество евреев никогда не превышало более одного человека на тысячу местного населения, способствовал этому. Никаких потребностей в перемещении людей из привычной среды это не вызывало. Кроме того, в отличие от таких стран, как Франция, Германия или далекие Соединенные Штаты, почти никто из евреев, искавших спасения от погромов в Восточной Европе, не приплывал к берегам Италии. Это значит, что итальянцы уже давно знали своих еврейских соседей. Итальянские евреи выглядели, как итальянцы, одевались, как они, и воевали вместе с ними в их войнах за независимость. Да и говорили они, как итальянцы, хотя имели и свой язык – идиш. Так что старая утка о «международном заговоре для контроля над миром» не прижилась в Италии, потому что, хотя евреи и преуспевали в разных финансовых проектах, никто из них не достиг такого пугающего всевластия, как Ротшильды или Варбурги.
Может показаться необычным, продолжает профессор Сегре, что в Италии евреев принимали как своих, хотя это была прежде всего католическая страна. Но нам не следует забывать ту неприязнь, которую значительная часть общества чувствовала по отношению к папе, из-за того, что он противился объединению страны и настаивал на сохранении контроля над Папской областью. Большинство членов политического класса разделяли это чувство, однако воздерживались от открытого осуждения папы, опасаясь дальнейшего ухудшения обстановки в Италии.
Как пример непредвзятого отношения итальянцев к еврейским соотечественникам Сегре называет то обстоятельство, что здесь для них были доступны посты в высших военных кругах, практически закрытые для евреев в других европейских странах. Так, в 1888 году Джузеппе Оттоленьи стал первым генералом-евреем в Европе, а в 1902 году он был назначен военным министром Италии. В 1861 году в парламенте самого первого созыва было три депутата-еврея, а через десять лет их насчитывалось уже одиннадцать. В 1873 году еврею впервые был предложен пост в правительстве – король Виктор Эммануил II хотел видеть на должности министра финансов венецианца Исакко Песаро Маурогонато. Тот, правда, почтительно отказался. Дело в том, что парламент планировал ввести серьезные ограничения на церковные финансы и кандидат в министры полагал неблагоразумным, чтобы подобные меры против католического истэблишмента осуществлял еврей. И король, поразмыслив, с этим доводом согласился.
***
«Я питаю высочайшее уважение к моей религии, даже после того, как утратил юношеский пыл, но когда кто-то отзывается уничижительно о моих корнях или когда евреи подвергаются преследованиям, то прежние чувства возвращаются ко мне, и я гордо провозглашаю себя израэлитом…». Эти слова принадлежат Луиджи Луццатти, самому знаменитому еврею в политической жизни Италии, начиная с освобождения Рима в 1870 году и до конца Первой мировой войны. В течение 50 лет он был членом итальянского парламента, несколько раз назначался министром финансов и однажды премьер-министром.
Луццатти был итальянским патриотом и радел за единую Италию. Это диктовало его отношение к зародившемуся в Европе сионистскому движению. Он не имел ничего против гуманитарной и филантропической помощи соплеменникам в других странах, однако отрицал даже намек на двойную лояльность. «Я знаю только одну родину – это та, в которой я был рожден, в которой родился мой отец, в которой я получил свои первые впечатления о мире и в которой я надеюсь умереть… Евреи больше не являются нацией и Иерусалим не является их страной».
Когда в январе 1904 года в Рим прибыл лидер сионистов Теодор Герцль, то один из организаторов его визита, флорентийский раввин Самуэль Маргулиес вычеркнул Луццатти, тогда министра финансов Италии, из списка официальных лиц, с которыми у него предполагались встречи. «Он принадлежит к самым фанатичным ассимиляционистам», – объяснил Герцлю Маргулиес.
В 1922 году к власти в Италии пришел Бенито Муссолини. Луиджи Луццатти скончался в 1927 году. До принятия антисемитских расовых законов оставалось 11 лет.
***
Среди академических дисциплин, получивших развитие в Италии к началу Первой мировой войны, наиболее выделялась математика, которая достигла здесь высшего международного уровня.
Вот еще одна цитата из книги Джино Сегре:
Одной из причин тому, отчего евреи так преуспевали в математике, был их поиск перспективных возможностей, а математика в середине XIX века была именно таковой. Страна все больше осознавала как вызовы, так и шансы, которые предлагала математика, и оплоты этой науки стали возникать в старых университетах Пизы, Турина и в меньшей степени в университетах Падуи, Павии и Болоньи. Но был и другой фактор, сыгравший роль в том, что евреи тяготели к этой дисциплине. В математике не могло быть фаворитизма или антисемитизма. Вы могли быть или правым, или неправым.
Особенно прославился своими достижениями и талантом Вито Вольтерра. Он родился в гетто Анконы в 1860 году, отец умер, когда ему было всего два года, и мать переехала с ним во Флоренцию. Повзрослев, он стал звездой университета Scuola Normale Superiore в Пизе, созданного в 1810 году по декрету Наполеона и самого престижного в Италии. Его интересы простирались от интегральных уравнений до биологии, и практически все точные науки стали сферой его влияния. Он возродил из небытия Итальянское общество за прогресс науки (1906) и стал его президентом, создал Национальный совет исследований (1923) и тоже был его президентом. После 1923 года он стал президентом старейшей (1603) академии наук Итальянской республики – Национальной академии деи Линчеи.
Еще один гениальный итальянский математик того времени – это Туллио Леви-Чивита.
В частности, он известен тем, что его работы привлекли внимание молодого Альберта Эйнштейна. В течение нескольких лет они вели переписку, и идеи Леви-Чивиты оказали воздействие на теорию относительности будущего нобелевского лауреата. (Заметим попутно, что в 1904 году Леви-Чивита стал членом-корреспондентом Петербургской академии наук, а в 1935 году – почетным членом Академии наук СССР.) Уже после того как в Италии утвердился фашистский режим, и Леви-Чивита, отстраненный в 1938 году от научной и преподавательской деятельности, умер в одиночестве в своей римской квартире в 1941 году, Эйнштейн, когда его спросили, что ему больше всего нравится в Италии, невесело сострил: «В Италии есть две хорошие вещи: спагетти и Леви-Чивита».
К 1920-м годам все светила итальянской математики собрались в Римском университете, который из довольно отсталого высшего учебного заведения вышел после этого в премьеры. Их было пятеро, и четверо из них были евреями – Вольтерра, Леви-Чивита, Гвидо Кастельнуово, Федериго Энриквес. Пятый, Франческо Севери, был католиком. Вместе с более молодым Энриквесом Кастельнуово положил начало так называемой итальянской школе алгебраической геометрии. Эти два ученых тесно сотрудничали свыше 30 лет. Примечательно, что некоторые открытия были сделаны ими во время долгих прогулок.
Конец этой идиллии положило установление диктатуры Муссолини. В 1931 году он потребовал, чтобы в дополнение к традиционной клятве верности королю университетские профессора обязывались заявить о лояльности к фашистскому режиму. Отказ означал немедленное увольнение. Севери упомянутую новацию радостно принял, а Вольтерра оказался в числе 12 «отказников» (всего профессоров в Италии было 1250) – пятеро из них были евреями (факт, который обратил на себя внимание Муссолини) – и надолго покинул Италию. Леви-Чивита, Кастельнуово и Энриквес, поколебавшись, согласились. «Они боялись, – считает Джино Сегре, – что отказ от клятвы приведет к их замене неквалифицированными математиками, выбранными только из-за их принадлежности к фашистской партии, а это повредит студентам и подорвет с таким трудом завоеванную репутацию математических исследований в Римском университете».
Принятые в 1938 году новые расовые законы показали наивность этих надежд. Еврейские таланты были изгнаны из университетов (Кастельнуово и Энриквес еще пытались готовить себе смену, читая лекции в еврейской школе), но в 1943 году, когда немцы оккупировали северную и центральную Италию и приступили к операции «Окончательное решение», им пришлось заботиться только о спасении своей жизни. Так, подводит итог Сегре, закончился золотой век итальянской математики. И далее ему пришлось повторить те же слова в отношении физики – после бегства из страны нобелевского лауреата Энрико Ферми, жена которого была еврейкой.
***
Италия вступила в Первую мировую войну 23 мая 1915 года на стороне Антанты. Правительство рассчитывало на территориальные приобретения, а народ, еще не понюхавший крови, был охвачен энтузиазмом.
Джино Сегре рассказывает:
«Некоторые итальянские евреи испытывали сомнения по поводу того, что им надо будет сражаться с евреями из других государств, другие вообще были против всяких войн, но в целом они проявили себя такими же – если не больше – патриотами, как остальные итальянцы. Они знали, что Италия отнеслась к ним с гораздо большим расположением и предложила больше возможностей для прогресса, чем другие государства Европы, и рвались доказать, что вера их страны в то, что они окажутся истинными итальянцами, была обоснованной.
Я мог бы задокументировать здесь полное количество еврейских солдат, еврейских генералов и евреев, получивших боевые награды, но достаточно будет сказать следующее: в каждой категории они превзошли все, что от них могло ожидаться, исходя из их процентного соотношения к населению Италии. Даже раввины внесли свой вклад. Вслед за обращением главы еврейской общины Рима ее главный раввин организовал и возглавил группу раввинов для поддержки военнослужащих-евреев в действующей армии.
Национальным героем Италии стал тогда Роберто Сарфатти, который вступил в армию, выправив себе подложное свидетельство о рождении, – ему едва исполнилось 15 лет. Правда все же скоро открылась, и его отправили домой. Но через два года он пошел в армию добровольцем и был зачислен в элитные горные войска. В январе 1918 года он захватил австрийскую пулеметную точку и взял в плен несколько десятков австрийских солдат. После этого он вновь присоединился к своим атаковавшим врага товарищам и погиб, сраженный пулей в голову. Роберто Сарфатти был посмертно удостоен Золотой медали, высшей военной награды Италии. Он был самым молодым солдатом, ее получившим».
Роберто был сыном Маргериты Сарфатти, еврейки из Венеции, известной критикессы и коллекционерши произведений искусства. В течение ряда лет она была любовницей Муссолини, содействовала его политической карьере и писала ему речи. Маргерита также написала биографию Муссолини, переведенную на множество языков и сделавшую его знаменитостью. Значительно позднее в израильской газете Haaretz о ней появилась статья под названием «Еврейская мама итальянского фашизма».
***
16 октября 1943 года, шаббат, Рим. День массовой облавы на евреев. В 5 часов 30 минут утра двести немецких солдат окружили старое гетто и пошли проверять каждую квартиру. Как таковое, гетто уже не существовало, но там по-прежнему проживали многие евреи, особенно небогатые. Арестованных доставили в находившуюся неподалеку военную академию и заперли в ее дворе. Тем временем в других районах Рима также продолжались облавы.
Мои бабушка и дедушка, пишет Сегре, были в списках тех, кого должны были задержать. Их знакомый, служивший в немецкой администрации, увидел это и позвонил им, предупредив об опасности. Дедушка тут же связался с шофером, который должен был отвезти их в заранее условленное место, потом они спустились со второго этажа, внизу уже ждала машина. И здесь бабушка хватилась – она забыла взять свои драгоценности, поспешила обратно, но тут появились немцы. Шофер мгновенно рванул с места, а что еще ему оставалось делать… Амелии Тревес Сегре было 79 лет.
Заключительная цитата из книги Джино Сегре:
«Те евреи, которые сбежали из Италии в предыдущие годы, находились теперь в безопасности, но они были исключением. Мой дядя Эмилио и мой отец Анджело как раз оказались исключением. Им было легче уехать из Италии, потому что оба были женаты на немках; их жены не имели фамильных связей в Италии и не обладали исторической лояльностью к ней. Но и сами братья, долго прожившие в Германии и имевшие там друзей, а также, благодаря их женам, родню, лучше представляли себе, что может произойти. Вместе со своими семьями они эмигрировали в Соединенные Штаты: Эмилио в 1938 году [в 1958 году он получил Нобелевскую премию по физике], а мой отец – годом позже».
kackad.press 