НЕ ОФОРМЛЕННОЕ ЗАТИШЬЕ

В противостоянии Израиля и Ирана явно наблюдается затишье – никак не оформленное каким-либо документом соглашение о прекращении огня пока сохраняет свою силу. Но каковы оказались итоги двенадцатидневной войны? Действительно ли по ядерной программе Тегерана нанесен сокрушительный удар? И как могут развиваться дальнейшие события в Иране и вокруг него? Стоит ли нам ждать продолжения военного конфликта с Ираном? На эти и другие вопросы месяц спустя после начала операции “Народ как лев” ответили известные израильские специалисты по Ирану – доктора наук Владимир Месамед и Гершон Коган.

– Какие настроения царили в иранском военном и политическом истеблишменте накануне израильского удара? Насколько неожиданным он оказался для Тегерана?

Владимир Месамед: Не думаю, что для иранцев это было уж совсем полной неожиданностью. И в Иерусалиме, и в Тегеране прекрасно понимали, что конфронтация с Израилем вошла в стадию, в которой неизбежно появится военная составляющая. Последнее время об этом много говорили и в публичном поле; у нас даже вышло несколько книг на эту тему. В Иране об этом тоже знали и говорили, и иранские СМИ накануне 13 июня, что называется, откровенно бряцали оружием. Накануне удара там были намечены большие маневры Корпуса стражей Исламской революции (КСИР), которая является основной военной силой этой страны, поскольку армия как таковая там значит немного. Все угрозы и заявления о полной готовности к любому израильскому удару исходили именно от КСИР.

Действительность, как известно, показала, что все это было далеко не так. Хотя сразу после начала операции “Ам ка лави” пресс-секретарь иранской армии генерал Шекарчи заявил, что ответ Израилю будет ужасающим, мы готовы к любому сценарию развития событий, нас сионисты не испугают и заверил народ, что никаких причин для беспокойства нет.

То же самое, по сути, сказал и аятолла Хаменеи, который укрылся в своем бункере в лесу под Тегераном и пообещал “ужасающий удар возмездия”. Он также сказал, что сильная рука вооруженных сил Ирана достанет сионистов, где бы они ни находились, но, правда, добавил при этом слово “иншалла” – “с помощью Аллаха”. Но в итоге оказалось, что ВС Ирана реально ничего Израилю противопоставить не смогли, так что ожидаемый удар на деле оказался неожиданным. Уже в первый день операции небо над Тегераном было под полным контролем Израиля, и думаю, то, как это было сделано, удивило и меня, и многих других.

При этом следует подчеркнуть, что для Израиля изначально речь шла не о войне, а о военной операции с целью уничтожения как ядерной, так и ракетной инфраструктуры Ирана, причем последнее было не менее важно, так как в свое время президент Барак Обама вывел из вопросов переговоров с Ираном пункты о ракетах и соблюдении прав человека. И это, безусловно, сыграло свою роль в том, что Иран продолжил наращивать свою ракетную мощь.

Гершон Коган: Накануне израильского удара в Иране царила уверенность, граничащая с самоуспокоением. Высшие военные и политические круги в Иране, судя по сливам и полуофициальным интервью, не ожидали столь масштабной воздушной атаки. Разведка ошиблась – в том числе из-за переоценки “Хизбаллы” как сдерживающего фактора. В то же время, к удару готовились теоретически – разрабатывались сценарии симметричного и асимметричного ответа. Но в конечном счете система оказалась не готова к такому развитию событий и психологически: удары по ПВО, ядерным объектам и командным центрам застали ее врасплох.

– Как иранские СМИ и социальные сети освещали удары Израиля по ядерным объектам Ирана и удары Ирана по Израилю? Какова, по вашим оценкам, была в те дни ситуация в стране, настроения граждан, уровень доверия прессе, отношение к Израилю?

В.М.: Ситуация в стране и до того была взрывоопасной. Даже сторонники режима понимали, что после того, как Иран лишился своих “прокси”, то есть союзников и сателлитов, он потерял значительную часть возможностей. Но главное, пожалуй, заключается в том, что это нанесло удар по самим основам идеологии, на основе которой все эти годы существует Исламская республика. Идеология эта строится на идее экспорта исламской революции по всему миру, и уничтожение Израиля с этой точки зрения – важная, но далеко не единственная задача.

Этот “экспорт” Иран как раз проводил не своими руками, а руками финансируемых им своих “прокси”. Главным из этих “прокси” была, безусловно, “Хизбалла”, на которую делались очень большие ставки. И вот сейчас, в ходе войны с Израилем “Хизбалла” потеряла как значительную часть своего человеческого и военного потенциала, так и веру в свои возможности. Ослабление ХАМАСа также стало для Ирана огромной потерей, а кроме того, он лишился и своего главного козыря – Сирии.

Это была одна из тех “ног”, на которых стоял Иран. Так что в стране все понимали, что могущество Ирана тает, и последний год в стране были сильные протестные настроения – были и демонстрации, и забастовки. Так что война с Израилем началась именно на этом фоне.

Поэтому в Израиле, да и в мире полагали, что победоносное начало войны приведет к социальному взрыву внутри Ирана и смене режима. Но реальность, как известно, оказалась совсем другой. В Иране сыграл “эффект осажденной крепости”, т.е. в стране в определенной степени наблюдался подъем патриотических настроений. Это можно было понять по тем демонстрациям, которые проходили в Тегеране в первый день израильского удара. Дело в том, что 14 июня в Иране праздновался Кадир-Хом – праздник, связанный с восхвалением шиитской ветви ислама. И праздничные демонстрации сразу же приняли антиизраильский характер. Все это, как известно, происходило на фоне того, что заметная часть населения покинула Тегеран, и, чтобы сдержать этот процесс исхода, власти даже ввели жесткие нормы выдачи бензина.

Кроме того, в эти дни было отмечено очень сильное дезертирство из иранской армии, так что по окончании войны аятолла Хаменеи был вынужден принять специальный закон о дезертирах. Дезертировала даже часть военной верхушки.

Так что ситуация была двойственной: с одной стороны, была поддержка властей, с другой, когда наступала ночь, многие иранцы выкрикивали из окон домов лозунг “Долой диктатора!”, с особой силой впервые прозвучавший во время протестной волны 2020 года. И все это – на фоне того, что в небе над Ираном барражировали израильские самолеты, так что обыватели прекрасно понимали, сколь многого Израиль добился за первые же дни войны. И это действительно было так: помимо того, что были нанесены удары по объектам ядерной инфраструктуры и выбита армейская и научная верхушка, были поражены и объекты нефтяной инфраструктуры. Например, в первый же день был поражен НПЗ в Тебризе.

Все это простые жители Ирана просто не могли не видеть, и в то же время они открывали газеты и видели заголовки типа “Мощный отпор сионистскому режиму”. Одна из газет дошла до того, что сообщила: “иранские аэрокосмические войска за одну атаку уничтожили 8 израильских истребителей F-15”. Как известно, по итогам войны ни один наш истребитель не был сбит, а если что-то и удалось сбить ПВО Ирана, то это беспилотники, считающиеся обычным расходным материалом войны. Что касается потерь Израиля и понесенного нами ущерба, то, как бы это ни было прискорбно, можно сказать, что они носили минорный характер. Иранские СМИ все это замалчивали и отрицали, хотя часть атак Израиля в буквальном смысле слова осуществлялась в прямом эфире (вспомните атаку на телецентр!), и уж совсем глупо было отрицать тот факт, что Израиль нанес удар по тюрьме “Эвин”, одно название которой наводило ужас на граждан страны и которая является одним из символов исламской революции.

Вообще, помимо всего прочего, Израиль целенаправленно наносил удары и по главным символам Ирана. Например, были уничтожены установленные в центре Тегерана часы, отсчитывающие время, которое осталось существовать Израилю. Теперь такие часы остались только в Мешхеде.

Но любопытно, что эта устроенная иранскими СМИ дымовая завеса в итоге отчасти сработала. Значительная часть народа верила сообщениям, что по Израилю нанесен сокрушительный удар и он лежит в руинах, а также заявлениям лидеров, что Иран войну, по сути дела, еще не начинал и главное – впереди. Накануне прекращения огня те же СМИ уверяли своих читателей, что Израиль поставлен на колени, превращен в “выжженную землю” и молит Тегеран о пощаде. Все это неизбежно должно было порождать в головах иранцев определенный когнитивный диссонанс. Но в целом, повторю, удары Израиля не множили число врагов режима, а скорее, порождали у населения ощущение, что страна в опасности, и ее надо защищать.

Г.К.: В стране было несколько волн паники – в Тегеране и Исфахане. Люди сметали продукты, стояли в очередях за топливом. Прозападная часть общества надеялась, что Израиль поможет «разрушить режим», а более консервативная говорила о «необходимости объединения». Общим знаменателем и для тех, и для других был страх перед будущим и сильное недоверие к режиму. Антиизраильские митинги были явно согнанные властями.

Зато в сети распространялись видео, где прямо на фоне израильских бомбежек люди кричали “Смерть Исламской республике!” и “Смерть Хаменеи!”.

Следует отметить, что такое оказалось возможным именно благодаря хирургической точности ударов. Если бы были массовые жертвы среди гражданских или сильно пострадала бы гражданская инфраструктура, настроения были бы иными.

Официальные СМИ старались минимизировать значение израильских ударов, подчёркивая успешный ответ “оборонной мощи” Ирана. Одновременно распространялись фальшивки о «сотнях погибших» в Израиле, что не выдержало проверки. Распространялись даже картинки разрушенного Тель-Авива, сфабрикованные с помощью ИИ.

В соцсетях, наоборот, наблюдался шквал критики, иронии и мемов. В том числе, о беспомощности ПВО и правительственной пропаганде. Доверие к официальным каналам в кризисе. Народ скорее верил спутниковым снимкам, чем местным новостям.

После начала израильских ударов по Ирану в июне 2025 года внутри страны происходили многократные интернет-отключения, вызванные как техническими причинами, так и государственными ограничениями.

– Как власти Тегерана объяснили народу согласие на перемирие с Израилем? Можно ли и в самом деле говорить в каком-то смысле о победе Ирана, как это заявляют в Тегеране?

В.М.: Как я уже сказал, иранские СМИ сообщили, что это Израиль запросил перемирия и попросил американцев в этом посодействовать. В качестве доказательства правдивости этих сообщений читателям и зрителям демонстрировались снимки “разрушенных израильских городов”.

Хочется также отметить, что одним из следствий войны стало резкое усиление среди определенной части населения антиамериканских настроений, хотя антиамериканизм всегда был там очень силен. И это понятно: не секрет, что США в этой войне выступили на стороне Израиля и оказали ему существенную помощь в уничтожении ядерных объектов. О том, что происходит сегодня в Иране свидетельствует и тот факт, что 7 июля высший духовный авторитет страны аятолла Насер Макарем Ширази выпустил фетву, в которой говорится, что США и сионистский режим позволили себе злословие в адрес нашего религиозного лидера, и поэтому любая исламская страна, которая будет поддерживать США и Израиль, будет проклята. Понятно, что на практике эта фетва реализовываться не будет, но сам ее выпуск очень показателен. На деле, как известно, аятолла Хаменеи заявил нечто прямо противоположное, и уже есть подвижки к возобновлению переговоров между Тегераном и Вашингтоном. В Иране прекрасно понимают, что без снятия санкций на кону вопрос самого выживания исламского режима, и когда речь идет между сохранением ядерной программы и выживанием режима, они выбирают последнее.

Г.К.: Перемирие было подано как «божественная сдержанность» и мудрость руководства. Тегеран заявил, что Израиль «испугался и запросил прекращения огня». Внутри страны эта риторика вызвала скепсис: многие увидели в этом капитуляцию, прикрытую лозунгами. Победой это считают только те, кто связан с режимом.

– Насколько эффективными, по вашей оценке, исходя из иранских источников были израильские удары по иранской ядерной программе? Действительно ли она отброшена назад на десятилетия, как утверждают некоторые иранские источники?

В.М.: Сегодня в силу множества причин крайне трудно оценить точный ущерб, нанесенный нашими ударами по ядерным объектам. Но мы знаем, что удары носили очень интенсивный характер, так что ущерб нанесен без сомнения и достаточно серьезный, как бы иранцы ни старались это скрыть. По моей личной оценке, Иран потерял больше половины своего ядерного потенциала. Но, как известно, сразу после войны он вышел из членов МАГАТЭ, и это сильно затрудняет возможность получить ясную картину того, что уничтожено, а что иранцам удалось сохранить. Но тот факт, что Иран все же решил не уходить от переговорного процесса, в Тегеране понимают, что теперь они не только потеряли “прокси”, но и оказались в изоляции и в регионе, и в мире в целом, и эта ситуация их пугает. Сегодня в мире осталось, по сути, две страны, которые готовы иметь дело с Ираном – Россия и Китай.

Г.К.: Согласно иранским источникам, нанесён ущерб ряду ключевых узлов в Фордо, Исфахане и Натанзе. Часть инфраструктуры подлежит восстановлению, но обогащение урана приостановлено. Программа не уничтожена полностью, но её темп, безусловно, существенно замедлен. Отбрасывание на десятилетия – возможно, преувеличение, но удар точно вынудил пересмотреть график. Особенно важно то, что были уничтожены кадры – учёные, инженеры, что куда сложнее восстановить, чем уничтоженную технику.

– Кстати, не привела ли война в Иране к укреплению связей Ирана с Россией и Китаем?

В.М.: В Тегеране очень рассчитывали на поддержку Москвы. Она действительно поддержала Иран, но исключительно на словах, морально. Поездка главы иранского МИДа Аббаса Аракчи в Москву, как известно, завершилась заверениями дружбы и понимания, но ни средств ПВО, ни чего-либо другого, что Аракчи рассчитывал получить в Кремле, ему дано не было. При том, что ранее ему это было обещано.

То же самое можно сказать и о Китае. Между Ираном и Китаем существует договор о партнерстве, но реализуется он крайне медленно и лишь частично, по наименее значимым своим пунктам. Так что можно говорить, что Иран, по сути, находится в полной международной изоляции, и настроения у правящей верхушки там соответствующие. Она понимает, что в обозримом будущем Иран ничего не сможет противопоставить Израилю в случае продолжения военного конфликта.

Г.К.: Зависимость Тегерана от Москвы и Пекина, безусловно, усилилась. Иран ждёт ПВО, технологии и дипломатическое прикрытие. Но Китай крайне осторожен, а Россия занята собой.

При этом иранская элита не скрывает разочарования Россией, так как ожидала от нее куда большей поддержки. Иран, таким образом, становится всё более изолированным и зависимым. Не случайно, что в недавнем интервью президента Масуда Пезешкяна американскому журналисту Такеру Карлсону тот говорит о том, что Иран ищет пути договориться с США. Основной посыл: “Война – не наша цель”. Это несколько диссонирует с традиционной мантрой Исламской республики “Смерть Америке!”. Посмотрим, насколько сохранится вторая мантра “Смерть Израилю”…

– Как в Иране видят дальнейшее развитие конфликта с Израилем? Как оно видится вам лично?

В.М.: Следует понять, что уже 46 лет у власти в Иране находится максимально заидеологизированный режим, основанный на антиамериканизме, антизападничестве и многих других “анти”. Так что свою политику в отношении Израиля и Запада Иран менять не будет. Больше того: он постоянно находит все новые доводы в обоснование своей идеологии.

Сейчас, как известно, Иран подвергает резкой критике Францию, Великобританию и Германию за то, что пытаются усилить санкции, и это – и в самом деле очень серьезная угроза. Говорить о том, что нынешний режим сменит или хотя бы смягчит в сторону либерализации свою идеологию и политику, не приходится. Скорее, наоборот: будет их ужесточение, попытка “закрутить гайки” и подавить любые реформистские настроения. В Тегеране верят, что КСИР еще достаточно силен, чтобы подавить любые протестные настроения.

Г.К.: Большинство в Иране надеется, что прямой войны больше не будет – страна этого в ближайшей перспективе не выдержит. Но прокси-войну Иран попытается продолжить. И хотя основным прокси-силам нанесены болезненные удары, успокаиваться нельзя. Лично я считаю, что Израиль выиграл ключевое сражение, но региональная конфронтация сохранится. Возможен новый всплеск напряжённости, если переговоры США и Ирана снова зайдут в тупик.

– На протяжении всех дней войны выражалась надежда на падение нынешнего режима в Иране. Были ли для нее основания? И есть ли основания для того, что такой сценарий возможен в ближайшем будущем?

В.М.: Для падения любого режима нужно, как минимум, наличие оппозиции, а оппозиции там практически нет. Во время войны, правда, наблюдалось некоторое оживление оппозиционного движения “Моджахеддин э-халк”, но сейчас оно базируется в Европе и никакой реальной силы из себя не представляет. Так же, как монархисты, сторонники наследника престола Резы Пехлеви. Последний имеет немало сторонников в иранской диаспоре, но не пользуется никакой поддержкой в самом Иране. Так что режим может пасть лишь в случае, если и без того ужасное экономическое положение ухудшится еще больше, это приведет к взрыву социального протеста, в ходе которого появятся новые лидеры.

Г.К.: Основания были. Особенно, в первые дни после ударов: страх, хаос, разговоры в кулуарах. Но репрессивный аппарат по-прежнему работает. Если в ближайшие месяцы не произойдут структурные изменения (раскол элит, внешнее давление, массовые протесты), режим удержится. Но есть и другой сценарий: режим сохранится формально, но переформируется и будет вписан в новую геополитическую структуру. Целый и достаточно сильный Иран нужен Западу для уравновешивания амбиций Турции на объединение тюркского мира (великий Туран), а также усиления влияния на суннитские регионы. Также надо уравновешивать экспансию Китая (и Иран здесь тоже один из инструментов), а кроме того, он хороший противовес амбициям арабских стран…

Распад Ирана (подобно СССР) несет больше опасностей, чем плюсов. Поэтому его постараются сохранить. Сценарий Ирака или Сирии я считаю маловероятным и крайне нежелательным.

* * *

Со схожими вопросами, но уже касающимися отношения к израильско-иранской войне в арабском мире мы обратились к известному арабисту д-ру Дине Лиснянской.

– Как в СМИ ведущих арабских стран освещался удар по Ирану? На чьей стороне были симпатии СМИ, официоза и обывателей?

– И в Египте, и в Иордании, и в Саудовской Аварии удар по Ирану освещали очень нейтрально; поначалу даже вообще пытались уйти от обсуждения этой темы в каком бы то ни было ключе. Затем Саудовская Аравия, которой крайне важно было держать видимость нейтралитета, все-таки осудила удар по Ирану. Но после того, как Иран ударил по американской базе в Катаре, Саудовская Аравия осудила и Иран. Но, стоит заметить, с намного меньшим энтузиазмом, чем она осуждала Израиль.

– Как сегодня там оцениваются итоги этого удара? Кто стал победителем в войне, подтверждают ли они, что ядерной программе Ирана нанесен огромный ущерб и т.д.?

– В арабском мире предпочитают не высказывать по этому поводу собственного мнения, предпочитая цитировать американские источники. Но общий смысл публикаций состоит в том, что победителями в войне стали все же Израиль и Америка, а никак не Иран. Арабский мир признает, что ядерной программе Ирана нанесен определенный ущерб, но сознательно воздерживаются от оценки его масштабов. Во всяком случае, “огромным” никто этот ущерб там не называет. Таким образом, арабские лидеры и СМИ стараются выглядеть объективными и держаться все того же принципа нейтралитета.

– Какими видятся последствия 12-дневной войны для Ирана и региона в целом? Можно ли говорить о каком-то изменении отношения арабского мира к Израилю и в какую сторону?

– Следует понять, что позитивные сдвиги в отношении к Израилю произошли еще до удара по Ирану, в связи с происходящим в Ливане и Сирии. При этом я намеренно обхожу тему войны в Газе, так как все, что с ней связано в Иордании, Саудовской Аравии и других странах воспринимается очень эмоционально, и этот сантимент отчасти можно понять. Но вот во всем, что касается случившегося с “шиитской осью”, то здесь наблюдается явный рост уважения и даже симпатии к Израилю. В арабском мире понимают, что после израильского удара Иран практически утратил статус региональной державы и его влияние в регионе сильно ослабло.

Следует понять, что этот удар произвел колоссальный сдвиг в сознании всего арабского мира. До операции “Народ как лев” там вообще выражалось сомнение в возможности победы над Ираном даже в союзе с Израилем. И вдруг выяснилось, что Иран вполне победим, причем это может сделать один Израиль. Все это, безусловно, очень укрепило позиции Израиля на всем Ближнем Востоке.

– Как воспринимают в этом мире последние события в Сирии? Можно ли после этого говорить о перспективах того или иного урегулирования с Сирией и Ливаном?

– События в Сирии были восприняты и в Каире, и в Амане, и в Эр-Рияде как свидетельство несостоятельности аль-Джулани как лидера и его неспособности превратить Сирию в единое современное государство, решить проблему нацменьшинств. Если с точки зрения исламистов атака на друзов имеет исключительно религиозную окраску, так как с точки зрения фундаменталистов они отошли от ислама, являются вероотступниками и подлежат уничтожению, то для аль-Джулани проблема друзов является скорее политической, чем теологической. Ему было крайне важно показать, что он способен превратить Сирию в единое государство и заставить друзов сложить оружие так же, как до этого заставили это сделать курдов.

Но то, что в отношении друзов используются те же методы, которые использовались против евреев 7 октября, то есть над ними глумятся, их убивают, насилуют и т.д., вызывает отторжение даже у многих мусульман-суннитов как в самой Сирии, так и за ее пределами. В то же время об урегулировании отношений с Сирией и Ливаном все еще можно говорить, хотя изначально было понятно, что шансы на это невелики, так как речь идет, собственно говоря, не о государствах, а о квази-государствах со множеством центров власти и сильным шиитским элементом. В конечном счете вопрос о возможности урегулирования с Сирией будет зависеть от того, как разрешится проблема друзов. При этом всегда следует помнить, что аль-Джулани был и остается исламистом, и никогда не откажется от этой идеологии, от конечных целей ислама. Сейчас он очень успешно маскируется, но я не думаю, что его заявления, снискавшие ему поддержку Запада, были искренними.

– Какие, на ваш взгляд, политические и военные шаги предпримут различные страны региона в ближайшей перспективе, включая Иран и Турцию?

– Однозначного ответа на этот вопрос нет. Но почти нет сомнений в том, что у нас будет еще один раунд столкновения с Ираном, и вопрос заключается лишь в том, сколько времени он будет длиться и кто кого в ходе этого столкновения больше удивит. Новые военные шаги Ирана, вне сомнения, последуют. А вот что касается смены режима, не думаю, что она последует в ближайшее время. Это вопрос, как минимум, нескольких лет.

– Насколько значима принятая в Турции группой видных мусульманских религиозных авторитетов фетва, оправдывающая события 7 октября и предписывающая продолжение джихада против евреев? Будет ли она иметь последствия? Каково отношение арабских стран к Турции и потугам Эрдогана на лидерство в суннитском мире?

– Имперские амбиции Эрдогана будут лишь нарастать. Все, что происходит сейчас в Сирии – это как раз прямое следствие политических шагов Турции. Если же говорить о фетве, принятой в Стамбуле, то она достаточно значима, хотя имеет прежде всего символический характер. Но стоит помнить, что, когда в 1998 году принималась фетва “против сионистов и крестоносцев-американцев”, она тоже поначалу воспринималась как символическая, но в итоге обернулась мегатерактом 11 сентября 2001 года и волной террора в Великобритании, Испании и в других странах. Но следует помнить, что арабские страны традиционно недолюбливают Османскую империю и турок. Поэтому поползновения Эрдогана в сторону Сирии ими воспринимается как экспансия. Так что сейчас в мире образовалось две суннитские оси. Лидерами первой, умеренной, являются Саудовская Аравия и ОАЭ, а лидерами второй, куда более опасной и агрессивной являются Турции и Катар. Эту ось часто называют осью братьев-мусульман, и именно она поддерживает ХАМАС и идеологически, и политически, и финансово.

– Изменилось ли что-либо в позиции арабов по будущему сектора Газы?

– Особых подвижек в этом вопросе нет, но ясно, что очень многое будет зависеть от того, какую позицию по нему займут США. В целом будущее Газы, палестинской автономии и региона в целом будут определять Саудовская Аравия, ОАЭ и Катар, заключившие недавно многомиллиардные договора с США. Но так как Катар относится к другой суннитской оси, то внутри этой тройки есть существенные разногласия, динамика которых и определит в конечном итоге будущее сектора.