КРУТОЙ МАРШРУТ ХАИ-БЕЛЛЫ КОГАН

Некоторое время назад житель Беэр-Шевы, новый репатриант из России Гершон Коган опубликовал в “Фэйсбуке” пост, вызвавший массу совершенно неожиданных для него откликов. В этом посте он сообщал, что если кто-то из друзей захочет поздравить его сына с приближающейся бар-мицвой, а также его самого с близящимся юбилеем, то он будет благодарен, если в виде подарка ему перечислят посильную сумму. Свою просьбу Гершон обосновал тем, что сын, естественно, хочет, чтобы его бар-мицву отпраздновали столь же достойно, как и бар-мицвы одноклассников, но аренда зала и кейтеринг, как известно, стоит недешево, а они с женой находятся в крайне стесненных финансовых обстоятельствах. В заключение поста Гершон оставил номер счета, на который можно пожертвовать деньги.

Надо сказать, что сегодня подобные посты очень распространены в соцсетях. Многие в “Фэйсбуке” сообщают, что хотели бы получить подарок на день рождения деньгами и прилагают ссылку, по которой их можно перечислить. И я не припомню, чтобы такая просьба вызвала бы чье-либо осуждение. Однако в случае Гершона Когана, возможно из-за того, что речь шла об ортодоксальном еврее, на его страницу обрушился просто вал комментариев, авторы которых спешили его пристыдить, язвительно спрашивали, не пробовал ли он в своей жизни работать, а не побираться и т.д. Некоторые из злопыхателей вообще не знали, кто он такой, Гершон Коган, чем занимается, что побудило его обратиться, как он сам пишет, “за помощью к залу”. Однако часть из тех, кто оставил язвительные комментарии составляли его же бывшие коллеги по работе в сфере журналистики и PR. И читая все это, оставалось лишь удивляться, откуда в людях столько злобы и яда.

Супруга Гершона, Хая-Белла, по следам этого девятого вала ненависти опубликовала ответ участникам травли. Именно этот ответ, собственно говоря, и стал поводом для интервью. Потому что, как выяснилось, что судьба самой Хаи-Беллы и ее семьи куда покруче сюжета любого российского сериала, вобрав в себя и последние десятилетия жизни российского еврейства, и типичные жизненные коллизии т.н. “тыквенной алии”, прибывшей в Израиль после 2022 года…

Московская сага         

– Хая-Белла, как я понимаю, вы родились и выросли в светской семье. А как и когда вы пришли к религиозному образу жизни?

– Я родилась в Душанбе, но в шесть лет отец вывез меня и брата в Екатеринбург, а с 15 лет я жила в Москве. А вот на вопрос, когда я пришла к религии, пожалуй, так сразу не ответишь. Можно сказать, что в Бога я верила всегда. Помню, еще маленькой девочкой, когда я играла в куклы, я думала, что Он, наверное, точно также играет с народами и со всеми людьми. Для отца его еврейство всегда было очень важным, он, как и многие бухарские евреи, не только никогда не скрывал своей национальности, но старался придерживаться некоторых традиций. Но это не было соблюдением Торы в полном смысле слова. К примеру, после субботнего киддуша в пятницу вечером мы смотрели телевизор. 

Что касается мамы, то отец утверждал, что ее семья была известна в городе, как еврейская, но бабушку удочерила русская семья, и она ходила в церковь, считала себя русской и старалась о прошлом не вспоминать.

Но еврейство для меня – это не просто следование семейным традициям, а осознанный выбор: во время жизни в Екатеринбурге

я познакомилась и с христианством, и с исламом, изучала и Библию, и Коран. В Екатеринбурге отец отдал меня в еврейскую школу. Религиозной я ее назвать не могу, но там были регулярные уроки Торы.

Позже отец отдал меня в религиозную школу-интернат для девочек “Бейт Йегудит” в Москве. Там уже все было очень серьезно, и у нас был замечательный раввин, рав Давид Вайс, да будет благословенна его память. В школе были очень интересные уроки и лекции по Торе, и главное, что я поняла: в иудаизме не только не осуждаются, но и приветствуются любые вопросы и дискуссии; можно свободно высказать любую точку зрения; поспорить на любую тему, в том числе про другие религии. Благодаря этому мне было намного легче сделать выбор.

Знаете, я до сих пор помню момент, который для меня стал переломным. Раббанит Ривка Вайс пригласила меня на встречу субботы, и вот я стою на пороге ее дома со странным чувством, словно я кого-то предаю. И одновременно я говорю себе, что если я поцелую мезузу, скажу: “Шма, Исраэль” и переступлю через порог, то обратного пути уже не будет – выбор сделан. И я переступила через порог…

Я понимаю, что это, возможно, звучит смешно. Но мне тогда было 15 лет, и для меня все это было очень серьезно. А через год у меня умер папа, и мы с братом остались одни. И так как папа очень ценил свое еврейство, то после его смерти я для подъема его души решила взять на себя исполнение всех заповедей Торы, которые только может соблюдать женщина. Можно сказать, что именно с этого времени я и стала по-настоящему религиозной.

– То есть вы, будучи сиротой, остались одна в Москве. Но школа ведь когда-то заканчивается и надо начинать самостоятельную жизнь. С чего она для вас начиналась?

– Я была не одна, на мне еще была забота о младшем брате-погодке. Понятно, что бралась за любую работу: работала курьером, нянькой, прибиралась в домах – словом, чем только не занималась. В 19 лет мне сделали шидух, то есть познакомили с моим Гершоном, и, когда мне было двадцать, мы поженились. Муж у меня, кстати, коренной москвич, родился на Арбате, по образованию – иранист и гебраист, защитил кандидатскую диссертацию, работал журналистом, международным обозревателем и редактором в различных российских СМИ, а в последние годы перед нашим отъездом из Москвы – пресс-секретарем главного раввина России. Перед свадьбой я прошла “гиюр бэ-сафек” – “гиюр из сомнения”. Хотя отец у меня был коэн, по материнской линии были сомнения. Можно было, наверное, поднять старые документы, но для моего отца с его огромными связями ничего не стоило подделать любую бумагу. Так что особого доверия к документам у меня не было, и я решила: пусть все будет предельно честно до конца. Многих членов московской общины это мое решение повергло в шок, так как в моем и брата еврействе никто до того никогда не сомневался. Мы с мужем стали тем самым четвертыми поколением в своих семьях, которое вернуло Тору в дом.

Хозяйка салона

– И чем вы занимались после замужества?

– Вы будете смеяться, но когда я выходила замуж, то поставила мужу два условия: я никогда не буду ходить в парике, и у нас дома не будет телевизора. И он оба этих условия принял. Но вскоре после замужества я обратила внимание, что женщины нашей общины ходят в каких-то дешевых, уродливых, купленных где-то в переходах в метро париках, в то время как в Москву постоянно приезжают очень ухоженные еврейки из Америки и Израиля в париках, которые выглядели стильно и красиво. И мне было обидно за наших женщин!

В то же время меня давно уже влекла к себе работа в салонах красоты. Дело в том, что мой отец, будучи бизнесменом, был убежден, что дети не должны болтаться без дела на улицах, и на летние каникулы всегда находил нам с братом работу. Сначала мы работали на его предприятиях, а в 14 лет он пристроил меня в салон красоты и договорился о том, чтобы меня там обучали маникюру, окраске волос, стрижке и т.д. Уже тогда я решила, что когда вырасту, у меня будет свой салон красоты.

Так вот, хотя я сама после замужества ходила в платке, мне было больно смотреть на то, в каких париках ходят наши очень красивые женщины, и я решила что-то в этой области исправить. Разумеется, никаких денег у меня не было, но я договорилась о том, что буду брать качественные парики на реализацию, то есть за те, что удастся продать, выплачу деньги, а те, что не удастся – верну.

Затем я стала давать рекламу в социальных сетях, после чего на меня начали выходить поставщики, а я организовывала продажи париков в различных еврейских общинах Москвы. При этом, разумеется, я их не укладывала и вообще старалась не трогать, чтобы не испортить такие дорогие вещи.

Но затем я прошла одни курсы стилиста по волосам, затем вторые, третьи, научилась работать с париками, и открыла свой первый маленький салон в районе Новослободской. Точнее, я сняла комнату в уже действующем салоне, сделала там ремонт – и начала работать. К тому времени я уже очень хорошо разбиралась в волосах и в качестве париков, так что всучить мне некачественный товар было уже невозможно.

Затем я взяла первый курс по изготовлению париков в Москве, но он оказался этакой театральной направленности, и тогда я связалась с русскоязычным мастером по пошиву париков в Израиле и взяла у нее довольно дорогой дистанционный курс обучения. И вот после этого курса я начала шить парики сама, разработала свои авторские методики, и через какое-то время, во время беременности четвертым ребенком, мне пришлось закрыть мой первый салон.

Но спустя какое-то время открыла новый, а затем закрыла и этот. И наконец, открыла по-настоящему большой салон в самом центре Москвы. Там уже у меня был пошивочный цех, наемные работники, которых я обучала, высокий уровень сервиса – в общем, все как полагается.

– Вашими клиентками были только еврейки?

– Разумеется, не только. Было очень много женщин, которым понадобился парик после тяжелой болезни; были звезды российской эстрады, были известные блоггерши, которым постоянно надо работать перед камерой – чтобы постоянно не красить и не портить свои волосы, они часто прибегают к парикам. Короче, я очень здорово раскрутилась, стала думать о создании своей сети салонов, и искренне считала, что Москва – лучший город на земле. Но тут… началась война в Украине. И муж, который очень любил Москву и даже вроде не мыслил себе жизни без нее, вдруг приходит домой совершенно бледный и говорит: “Все, мы отсюда уезжаем!”.

И я, которая вроде бы всегда говорила, что рано или поздно надо будет ехать в Израиль, оказываюсь в полном замешательстве, и понимаю, что совершенно к этому не готова – ведь у нас вроде бы все прекрасно! Это и в самом деле было так, и мы уехали в Израиль чисто по политическим мотивам: муж не смог примириться с тем, что милые, очень образованные, культурные люди, которых он считал цветом российской интеллигенции, вдруг начали поддерживать войну. Так что мы очень быстро оформили документы и выехали в Израиль.

Начать с “нуля”

– Как поначалу складывалась жизнь в Израиле?

– Мы поселились в Беэр-Шеве, так как муж рассчитывал, что с его знанием фарси, иврита и множества других языков, а также с его доскональным знанием Ирана и того, что происходит в этой стране, он пригодится в ЦАХАЛе, а база, на которой он должен был проходить интервью, находится возле Беэр-Шевы. Не скрою, оказавшись в этом городе после Москвы, я была в состоянии некого культурного шока.

После московского сервиса первые недели мне было просто страшно ходить по магазинам, где тебе может нахамить продавщица; где не всегда есть ценники; где выстраиваются очереди, в которых не разобрать, где “хвост”, а где “голова”; где все почему-то многие очень громко разговаривают и т.д. Но затем шок прошел, и наступила эйфория – нам все в Израиле стало нравиться, мы почувствовали, что действительно находимся на своей земле, и это состояние длилось примерно год.

У мужа в итоге, увы, пока в Израиле не сложилось. Он был готов к тому, что собеседования для работы в разведке могут занять год, и в течение этого времени мы жили тем, что он преподавал в ульпане (брал группы от уровней «алеф» до «гимел») и давал частные уроки иврита. А затем на последнем круге собеседований он получил отказ без всякого объяснения причин. Все это было очень странно.

Но ведь кормить семью надо, и мой Гершон пошел работать на стройку, где ему было очень тяжело. Не физически – физически он у меня как раз очень сильный человек, но вот то окружение, в котором он оказался на этой работе, было совсем не для него. Сейчас он работает машгиахом (надзирателем) по кашруту на птицефабрике. Работа длится по 12 часов, так что он уезжает рано утром на автобусе в другой город, а возвращается вечером, но это все равно лучше, чем на стройке, поскольку там он находится в окружении религиозных евреев, у него есть миньян для молитвы в перерыв, есть кошерная еда. И мы за это очень благодарны Всевышнему. Сейчас он думает о том, чтобы все-таки найти работу по специальности. Продолжает рассылать резюме, ходить на собеседования, знакомиться с нужными людьми…

– А как сложилось у вас?

– Я начала все с “нуля”, и пошла по проторенному пути: снова сняла комнату в действующем салоне, сделала там ремонт и открыла собственный салончик, начала давать рекламу, и тут случилось несчастье с моей близкой подругой – ее бывший муж облил ее и бензином, поджег, а затем покончил жизнь самоубийством. Все это было совершенно неожиданно, так как мы вместе учились, она мне как сестра, так что я, разумеется, была хорошо знакома с ее мужем и никогда не подумала бы, что он способен на такое. Что произошло, почему у него “сорвало крышу”, совершенно непонятно, но случилось то, что случилось.

Когда я узнала о том, что произошло, тут же поехала в Иерусалим, где подруга лежала в реанимации, и затем в течение трех месяцев я проводила дни и ночи у ее постели, помогая делать перевязки, борясь с нагноениями, следя за тем, чтобы вся аппаратура работала нормально и т.д. Дома я появлялась урывками, на пару часов, и  в ночь снова ехала в Иерусалим. Я знаю, многие меня за это осуждают, говорят, что я ради подруги бросила дом и детей, но дети и муж меня поняли.

Дело в том, что у нее нет родственников в Израиле, кроме пожилой тети. Помимо того, она очень ранимый человек, и сразу после того, как пришла в себя, заявила соцработнице, что ей очень нужна именно я, и никого другого она к себе подпускать не хочет. Ситуация была крайне деликатной, и я просто не могла ее оставить. Сейчас, два года спустя, слава Богу, подруга может самостоятельно себя обслуживать, но операции продолжаются, боли тоже есть, и понятно, что, когда с женщиной просто невероятной красоты случается такое, ей это очень тяжело пережить.

После того, как я вернулась домой, мне понадобилось время, чтобы прийти в себя. Тяжелее всего было, наверное, младшему сыну, которому на тот момент было всего пять лет, у него были сложности в детском саду, затем начались проблемы с зубами и потребовалась операция под общим наркозом…

Но затем я решила вернуться к работе, начала шить парики, что называется, “на витрину”, чтобы было что выставить и, одновременно, поняла, что салон, в котором я сняла комнату, совершенно не отвечает моим московским представлениям о сервисе. Тогда я начала искать нормальное помещение, где я могла бы шить парики и можно было создать тот уровень сервиса, который я считаю приемлемым. Постепенно снова начались продажи, у меня остались с Москвы какие-то сбережения, и я, наконец, нашла совсем не дешевое, но отвечавшее нужным мне параметрам – в районе Центральной автостанции, чтобы клиенткам из  других городов было легче добираться, с мастерской, примерочным залом, с внутренним двориком, в который клиентки могут выйти, чтобы опробовать парик и почувствовать его на свежем воздухе. Обучила нескольких девочек, чтобы они у меня работали.

Клиентов было достаточно, так как многие следили за мной в соцсетях, знали отзывы о моей работе и хотели приобретать парики именно того качества, которое я умею обеспечивать, и были готовы ехать ко мне из любой точки страны.

Еще до официального открытия нового салона я получила заказ от невесты, и она приехала еще во время ремонта. Само открытие я запланировала на 8 октября 2023 года. Ну а дальше, как вы понимаете, было 7 октября. И те деньги, которые были у меня отложены на то, чтобы раскрутить бизнес и продержаться первое время, ушли на наших солдат…

На войне как на войне

– Что значит “ушли на солдат”?

– Как вы наверняка помните, в первые дни в связи с массовым призывом у армии было множество организационных проблем. Ребят кормили исключительно консервами, и нашлось немало людей, которые сами начали готовить им пищу и посылать на базы. Я связалась с волонтерами, спросила, что нужно нашим бойцам, они прислали мне целый список, по которому я закупила продукты.

Когда они приехали все это забирать, я увидела, что у них есть порции с горячей едой, и спросила, откуда они их берут. Они ответили, что порции жертвует одно “русское” кафе. Но я знала, что это заведение некошерное, вплоть до того, что там готовят свинину. Тогда я сказала, что, возможно, многим такая еда не подходит, и хорошо бы наладить поставку кошерной пищи.

“Да оставь! – ответили мне. – Идет война, сейчас это совершенно не важно – кошерное, некошерное…” Наоборот, ответила я, именно сейчас очень важно, чтобы наши ребята ели именно кошерную пищу! “Оставь! – снова сказали мне. – Там, в основном, “русские”, им это до лампочки!”.

“Думаю, религиозные тоже служат. И им нужна кошерная еда. Просто спросите, кто хочет получать кошерные горячие обеды. Найдется один человек, будут готовить для одного. Найдется десять – приготовлю десять порций!” – сказала я.

Он в ответ только хмыкнул и уехал. А вечером звонит в полном шоке и говорит: “Слушай, оказывается, 80 солдат отказываются есть то, что мы привозим, и просят кошерное!”.

Цифра, конечно, оказалась для меня неожиданной, но слово-то надо держать! Да и с другой стороны – была радость от того, что даже в такой тяжелый момент нашим бойцам важен кашрут. И тут через несколько минут новый звонок: “Знаешь, просят еще 20 порций. Они вроде светские, но хотят кошерное”.

И я пошла, закупила продукты и стала каждый день готовить 100 горячих обедов – рыбу, курицу, гарнир в виде риса, картошки или кускуса, разные салаты. К субботе в порцию входили халы, рыбное и мясное блюда, салаты, десерты, пластиковый бокал для кидуша и напиток, на который его можно было сделать. К Хануке я послала каждому компактные ханукийот.

Как вы, наверное, догадываетесь, те деньги, которые были у меня отложены на бизнес, быстро кончились – недели за две-три, и тогда мне пришлось обратиться к людям. Разместила в соцсетях рассказ с видео о том, что я готовлю, и спросила, может ли кто-то помочь финансово, чтобы я продолжала этим заниматься.

И люди откликнулись. Да еще как откликнулись! Настал день, когда мне стало не только не на что готовить еду для солдат, но и на то, чтобы купить ее для детей. Тем не менее, я отправилась в супермаркет, взяла тележку и обратилась к Нему: “Папа, я возьму все, что мне надо, чтобы продолжать делать то, что делаю. А уж оплатить это – Твоя забота!”. И в тот момент, когда я, дрожа, стояла в очереди в кассы, мне на счет зашли первые деньги – ровно столько, чтобы я могла оплатить то, что у меня было в тележке.

Люди помогали всем, чем могли: те, у кого не было возможности помочь деньгами, предлагали прийти, чтобы почистить картошку или помочь в чем-то другом. Другие помогали доставить необходимые продукты на машине, так как у нас машины пока нет, и муж нередко, вернувшись поздно с работы, сам отправлялся за покупками. Были те, кто приносил продукты.

Но больше всех мне помогала Яффа, приехавшая, как и мы после начала войны из Киева. Было в этом что-то символичное: в том что еврейка из Москвы и еврейка из Киева вместе готовили еду для солдат израильской армии. Само собой, мы старались все это как можно более красиво упаковать.

С Божьей помощью

– Как война отразилась на вашем бизнесе?

– Я была уверена, что с моим опытом бизнесвумен смогу снова быстро подняться, но я не могла представить, какими последствиями обернется эта война. Мне пришлось влезть в долги. Хозяин помещения согласился дать отсрочку на оплату арендной платы, но это тоже было в долг.

Но парик – совсем не дешевая вещь, на ее покупку нужны деньги, так что с клиентурой была проблема. Кроме того, юг был под обстрелом, и когда, позвонив, клиентки узнавали, что я нахожусь в Беэр-Шеве, тут же извинялись и отказывались от покупки.

Я пробовала делать выездные распродажи, но ехать в Иерусалим или Бней-Брак с париками, и всем оборудованием без машины очень тяжело, да и не всегда были покупатели, так что от этого варианта я отказалась. Долги росли, но я продолжала работать, и снова появилась надежда на то, что удастся выбраться.

А затем у мужа заболел отец, ему пришлось лететь в Россию. Не успел он вернуться, как пришла весть о смерти отца, снова надо было лететь, а кроме того, что билеты сейчас стоят немало, так и еврейские похороны в Москве – это тоже очень дорого.

Так что финансовое положение у нас очень непростое, но я верю, что мы с помощью Всевышнего преодолеем все трудности. Ну, а о тех людях, которые вылили в соцсетях ушаты грязи на меня и на мужа за то, что Гершон попросил нам помочь достойно отпраздновать бар-мицву сына, я просто не хочу говорить. Пусть они сами разберутся со своими взглядами и своей совестью.