ИЗРАИЛЬСКАЯ ПАНОРАМА

ПАМЯТИ ЭЛИ КОЭНА

Накануне праздника Шавуот в Центре памяти павших разведчиков Израиля прошла церемония, посвященная 60-летию казни легендарного израильского разведчикам Эли Коэна. Несмотря на то, что биография Коэна и его деятельность как разведчика вроде бы достаточно хорошо известны, в ходе церемонии был озвучен ряд новых или полузабытых фактов. Но, самое главное, члены семьи Коэн озвучили на ней крайне тяжелые обвинения в адрес “Моссада” и Государства Израиль. Кроме того, на церемонии было сделано сенсационное заявление, оставшееся почти незамеченным израильскими СМИ.

В первом ряду в зале, где проходила церемония, сидели члены семьи Коэн – вдова Эли Надия, отметившая свое 88-летие, его младший брат Авраам со своей женой Далией, другие родственники и создатель Музея истории израильской разведки в Дальят аль-Кармель доктор Рафа Халяби. Многие обратили внимание на то, что прибывшей на этот форум представительнице “Моссада” принципиально не только не предоставили место среди почетных гостей, но и усадили в дальнем ряду.

В начале церемонии ее участникам напомнили, что, вопреки распространенному мнению, Эли Коэн начал работать на израильскую разведку еще во время своей жизни в Александрии, и именно поэтому репатриировался в Израиль на три года позже, чем остальные члены его семьи. Одной из его задач была организация нелегальной репатриации египетских евреев в Израиль. В память об этом в зале была озвучена запись выступления Ицхака Рабина на закрытом заседании, состоявшемся сразу после сообщения о казни Эли Коэна.

“Эли оставался в Египте, движимый любовью к своему народу, ради спасения евреев и их репатриации на историческую родину, и этому была посвящена его тайная деятельность”, – сказал тогда Рабин.

Авраам Коэн в своем длившемся более часа выступлении рассказал, что его брат начал налаживать связи с высшим руководством Сирии еще во время проживания в Буэнос-Айресе, когда только-только создавалась легенда, под прикрытием которой он должен был жить в Дамаске. Среди прочего в столице Аргентины он близко сошелся с будущим президентом Сирии Амином аль-Хафезом, а уже в Дамаске стал близким другом самых высокопоставленных офицеров Генштаба сирийской армии и постоянным обозревателем одной из радиостанций этой страны. В этом качестве, пользуясь своими связями в Генштабе, Коэн получил право регулярно посещать Голанские высоты и наблюдать за учениями бронетанковых войск Сирии, готовящихся к войне против Израиля. Любопытно, что именно по совету Коэна сирийцы посадили в этом районе эвкалипты, которые в 1967 году стали отличным ориентиром для нахождения израильскими летчиками заданных им целей.

В 1962 году, когда в ходе операции “Снунит” (“Ласточка”) силы ЦАХАЛа разгромили базу “Нукейба”, с которой террористы обстреливали берег Кинерета, Эли Коэн попытался выяснить судьбу пропавшего без вести израильского солдата. С этой целью Эли Коэн спросил одного из сирийских офицеров: “Вы случайно не взяли в плен хотя бы одного израильского солдата, чтобы я мог плюнуть ему в лицо?”. Судьба этого военнослужащего, кстати, остается неизвестной до сих пор.

Сама квартира, в которой жил Коэн в Дамаске, выходила окнами на двор и на здание Генштаба, что позволяло ему наблюдать за всеми визитерами и докладывать о них своим кураторам в “Моссаде”.

“Его связи в правительстве и генералитете Сирии были настолько обширны, – рассказал Авраам Коэн, – что он получал и переправлял в Израиль самые секретные документы. В том числе, и договор о военном сотрудничестве между Ираком и Сирией в случае войны с Израилем, а также с СССР о поставках трех эскадрилий самолетов МИГ и танков Т-54. Когда самолеты и первые 200 танков прибыли в Сирию, Коэн отправил в Израиль донесение, в котором подробно указал, где именно будут размещены эти танки и 122-миллиметровые артиллерийские орудия на Голанских высотах. Эта информация сыграла огромную роль в победе Израиля над Сирией в Шестидневной войне, 58-ю годовщину со дня окончания которой мы отмечаем на этой неделе.

“В ноябре 1964 года, когда началась “Битва за воду”, и наши танки нанесли удар по каналу Баниас, чтобы предотвратить отвод воды из Иордана и обезвоживание Израиля, Эли находился в стране, – рассказал Авраам Коэн. – К этому времени он уже знал, что за ним следят и он на грани провала, о чем и сказал своему начальству. Эли не хотел возвращаться, но наши спецслужбы не хотели терять столь ценного агента, и потому отдали ему приказ возвращаться в Израиль. Тем самым де-факто они вынесли ему смертный приговор. Я не верю, что в “Моссаде” не осознавали всей степени риска. Моим братом просто решили пожертвовать, чтобы получить еще хоть какие-то ценные сведения”.

К этим обвинениям затем присоединилась и Надия Коэн.

“Моссад” просто выжал моего Эли, как лимон. Его сознательно, против его воли, по сути, силой послали на смерть. Я думаю, что его просто решили “снять с доски”, как уже сделавшую свое дело и ставшую ненужной фигуру. Я не исключаю, что в “Моссаде” опасались, что по возвращении он может сделать блестящую карьеру внутри организации, многих подсидеть и даже дойти до поста ее начальника. При этом “Моссад” тщательно оберегал честь тогдашнего его руководителя Меира Амита, и мне много раз пытались объяснить, что он непричастен к гибели Эли”.

Как известно, Коэн оказался совершенно прав в своих опасениях: в ноябре 1964 года, когда он вернулся в Дамаск, за ним уже велось наблюдение, а в январе 1965 он был арестован.

Сотрудница “Моссада”, которую пригласили на трибуну, понимала, что должна как-то ответить на прозвучавшие тяжкие обвинения. Она начала свою речь с того, что хотя уже 35 лет работает в этой спецслужбе, родилась уже после казни Коэна, и, безусловно, не несет никакой личной ответственности за те давние события.

“Но мы в “Моссаде” свято чтим память Эли Коэна, считая его величайшим разведчиком в истории Израиля, мы помним о своем долге найти его останки и вернуть их на родину, и не успокоимся, пока не сделаем этого, – сказала она, обращаясь к Надии Коэн. – Всего две недели назад наши сотрудники доставили в Израиль архив с протоколами всех допросов Эли Коэна. Это было сделано без всякой связи с новыми властями Сирии; речь идет об операции, проведенной исключительно силами “Моссада”, и, поверьте, это была совсем непростая операция…”

Она помолчала и добавила: “Прозвучавшие здесь обвинения не совсем справедливы. Да, Эли Коэн знал, что рискует жизнью и говорил об этом руководству. Но вместе с тем он сам настоял на том, чтобы вернуться в Дамаск для завершения своей миссии, так как понимал всю важность добываемой им информации. Так что это было, скорее, сознательное самопожертвование во имя Израиля. И сегодня мы склоняем голову перед великим сыном еврейского народа, без которого столь грандиозная победа в Шестидневной войне была бы, скорее всего, невозможна”.

По словам сотрудницы “Моссада”, потом она поговорила с Надией Коэн лично. Та согласилась, что захват “Моссадом” архива с материалами расследования сирийцами дела Эли Коэна действительно является очень важным. “Но главное, – добавила Надия, – все еще не сделано!”.

И это правда: главное еще не сделано.

ОГЛЯНИСЬ В СЕБЯ

Одним, может быть, и не самым заметным, но весьма значимым из заметных событий культурной жизни Израиля последних месяцев стало присуждение премии министра культуры за лучший литературный дебют 2024 года Ариэлю Шейнкину.

Речь идет о весьма престижной награде, не раз становившейся “путевкой в жизнь” для многих известных израильских писателей, открывая перед ними двери израильских издательств. Согласитесь не каждый день такую премию получает репатриант из СССР-СНГ, да еще и приехавший в Израиль, когда ему было почти тридцать, так что ивритом он овладел в довольно солидном возрасте. Тем не менее, первая книга рассказов Шейнкина “Хар бэ куфса схухит” (“Гора в стеклянной шкатулке”) была замечена израильскими критиками и литераторами, а в дипломе о присуждении премии отмечается, что “книга несет в себе много больше того, что можно было ожидать от первой книги, и нет сомнений, что автор продолжит писать, обогащая наше литературное пространство”. Там же отмечается, что Шейнкин нашел свой собственный художественный путь для того, чтобы перевести реалии и коды одной культуры в другую.

Сама книга уместилась всего на 170 страницах и включает в себя около двух десятков рассказов, действие которых разворачивается то в Грузии, где прошло его детство, то в России, где он жил долгое время, то в Израиле. Все они очень незамысловаты по сюжету, поражают точностью наблюдений автора прежде всего за самим собой, а уже затем за окружающим его миром, умением увидеть за вроде бы обыденными вещами самую суть вещей.

В этом и заключен один из основных лейтмотивов его рассказов: реальная жизнь – это совсем не то, что мы о ней думаем или как мы ее представляем. Идет ли речь о маленьком мальчике, который впервые увидел море, и оно в пасмурную погоду оказалось совсем не голубым, как ему рассказывали взрослыми, а серым. Или о том же мальчике, который уже школьником проделывает на трамвае долгий путь от школы до дома, представляя, какая жизнь идет в домах и за домами, мелькающими в трамвайном окне, и это представление тоже оказывается весьма далеким от реальности. Или о поездке вместе с большой компанией московских интеллигентов для катания по озеру под парусом – необходимый для такого развлечения ветер так и не приходит, зато происходящее в разбитом на берегу озера лагере и его палатках начисто разбивает представления героя рассказа о людях, с которыми он здесь оказался. На вопрос, кого из писателей он назвал бы в качестве своих учителей в литературе Шейнкин назвал Башевиса-Зингера и Картасара. Причем именно как мастеров короткого рассказа – жанра, который, к сожалению, не очень распространен в современной литературе, но таящем в себе огромные возможности – потому он притягивает его больше всего.

Надо заметить, что Шейнкин – может быть, один из самых успешных, но отнюдь не единственный представитель алии 2000-х, решивший писать на иврите, в то время как среди “русской” алии 1990-х и 1970-х годов подобных примеров практически нет, во всяком случае, автору этих строк они неизвестны. При всей погруженности в израильскую реальность, в еврейскую культуру и религию приехавшие в те годы журналисты и литераторы предпочли сохранить верность русскому языку и до сих пор считают важным печататься и издаваться в России, видя в ней некую культурную метрополию. Когда я спросил Ариэля Шейнкина, как он объясняет этот феномен, он ответил, что, видимо, дело в том, что репатрианты 1990-х годов ощущали себя частью некого сообщества, “большой алии” и были очень погружены в жизнь и проблемы этого сообщества. Алия 2000-х была уже более индивидуалистичной, она не хотела становиться частью довольно закрытой русскоязычной общины, а изначально стремилась влиться в израильское общество.

Трудно сказать, насколько это суждение верно в целом, но в нем действительно что-то есть, и уж что совершенно точно, оно верно для писателя Ариэля Шейнкина.

Ариэль, как уже было сказано выше, родился и вырос в Тбилиси, в очень ассимилированной, по его словам, еврейской семье – вся связь с еврейством для него начиналась и заканчивалась тем, что накануне Песаха бабушка брала мешочек с мукой и вместе с ним отправлялась в пекарню, где из принесенной местными евреями муки пекли мацу. Уже чуть позже в Тбилиси приехал на гастроли еврейский театр (судя по времени повествования, это были гастроли Камерного еврейского музыкального театра под руководством Юрия Шерлинга), и он, увидев афиши, с удивлением узнал, что у евреев свой, непохожий на другие алфавит и свой язык.

– Родным языком для меня был русский, хотя на улице я, безусловно, слышал смешение грузинского, русского, армянского и азербайджанского, запоминал некоторые слова и выражения, но не более того, – рассказывает Ариэль. – Ну, а все еврейское было для меня очень-очень далеко. Но после школы я уехал в Москву и поступил в МИИТ – московский институт инженеров транспорта. Но если в Тбилиси я для всех был “русским”, то в Москве из-за очень характерной внешности и грузинского акцента стал “грузином”. Однако МИИТ был одним из тех немногих московских вузов, в которые евреев принимали без всяких ограничений, а потому там как-то сама собой образовалась довольно большая группа ребят, которые интересовались Израилем, еврейской культурой и изучали иврит, и вдруг все это оказалось для меня важным и очень близким.

– Но в Израиль вы не спешили?

– Нет, не спешил. Давно решил для себя, что обязательно поеду, но не ехал. Окончательное решение об алие я принял только в 2001 году. Мне было тридцать лет, и я понимал, что ехать надо либо сейчас, либо никогда. Но, в отличие от многих, я уезжал не из-за каких-то экономических трудностей и личных неурядиц, а потому что хотел жить в Израиле и точно знал, куда я еду. А так как у меня не было слишком больших ожиданий, то не было и слишком больших разочарований. Хотя, понятное дело, поначалу я столкнулся с теми же экономическими и прочими трудностями, с которыми сталкиваются все новые репатрианты. 2001 год был, напомню годом второй интифады и экономического кризиса, а у меня на тот момент не было ни работы, ни каких-либо перспектив. Иврита, с которым я приехал, оказалось явно недостаточно, но мне повезло – я оказался в хорошем ульпане. Потом устроился на работу по специальности – программистом. Затем я поступил на факультет киноведения Открытого университета – просто для себя. На каком-то этапе я принял участие в создании компании “Фишка” – своего рода клуба, сообщества русскоязычной молодежи, которое активно действовало в 2010-х годах. Мы осуществляли разного рода проекты, призванные познакомить эту молодежь с израильской историей, культурой и помочь ей стать органичной частью страны. В том числе устраивали просмотры и обсуждения израильских и зарубежных фильмов.

– В интервью газете “Макор ришон” вы сказали, что принципиально не говорите дома с женой по-русски, так как не хотите, чтобы дети знали этот язык. Это и в самом деле так?

– Да. Нам важно, чтобы дети изначально не чувствовали себя чужаками в израильском обществе, наоборот – чтобы они ощущали себя евреями и израильтянами в полном смысле слова…

– Думаете, знание русского могло этому помешать? Стоит ли отказываться от своего прошлого?

– Мы и не отказываемся. У нас в доме много блюд грузинской кухни, мы часто вспоминаем о нашей жизни до приезда в Израиль, но делаем это на иврите. Что касается языков, то дочка учится в “дипломатическом классе”, где изучает сразу четыре языка – английский, арабский, французский и итальянский. Думаю, при необходимости она сможет выучить и русский.

– А как вы начали писать? И почему на иврите?

– Просто потому, что я люблю иврит и мне хотелось, чтобы то, что я пишу прочло как можно больше людей. Причем не в России или где-то еще, а именно в Израиле. Кроме того, я понял, что если писать на русском, а затем переводить себя на иврит, это будет не совсем то и не совсем так, как я хотел бы донести до читателя, то есть писать надо изначально именно на иврите. А началось это все почти десять лет назад: я увидел объявление о работе литературной студии, и решил попробовать. Понятно, что поначалу рассказы были совсем слабыми, но со временем я, что называется, расписался.

– Вам хватает словарного запаса? Все же, как ни крути, иврит – для вас выученный язык. Многие русскоязычные прозаики как раз не решились перейти на иврит, так как убеждены, что для творчества нужно абсолютное владение языком, то есть он должен быть родным…

– Если возникает необходимость, я просто заглядываю в словарь, и не нахожу в этом ничего постыдного. Это – нормально. Думаю, так делают время от времени и те, для кого иврит – родной язык. Но, повторю: то, что я хочу выразить в свои рассказах можно сделать только на иврите. Кроме того, я думаю, что в моих рассказах есть то, чего нет в современной израильской прозе – некая попытка не погрузиться в реальность, а наоборот, отстраниться от нее, посмотреть на себя и то, что вокруг нас происходит как бы со стороны. Ну и, само собой, мне важно рассказать ивритскому читателю о том, кто мы и откуда; о той жизни, о которой он ничего не знает и часто живет своими стереотипами.

– В сопроводительном листе к премии за лучший дебют говорится, что вам стоит продолжать писать. Когда будет вторая книга?

– Пока не знаю. Но думаю, что она будет.

В заключение заметим, что если у кого-то из читателей сложилось мнение, что Шейнкин “чурается” русскоязычной общины, то он заблуждается. Напротив, после начала войны в Украине Шейнкин стал одним из тех, кто активно встречал новую волну репатриантов. Среди прочего он организовывал в киноклубе Реховота просмотры израильских фильмов с тем, чтобы с их помощью помочь новым гражданам страны войти в израильскую жизнь и познакомить их со всей мозаикой израильского общества.

КАК ХОРОШО УМЕТЬ ЧИТАТЬ!

На фоне удара по Ирану в Израиле началась традиционная Неделя книги. На самом деле речь уже давно идет о месячнике, в течение которого во многих городах проводятся книжные ярмарки, почти все книжные магазины объявляют грандиозные скидки, в библиотеках и домах культуры проводятся презентации новых книг и встречи с писателями. В этом году многие из подобных мероприятий были отменены, но вот скидки остались. И, как всегда, по сложившейся традиции, в преддверии Недели книги Национальная библиотека Израиля опубликовала данные о положении дел в отечественном книгоиздании в стране за минувший год.

Согласно публикации, в 2024 году в стране было издано 6928 печатных книг – почти на 1000 больше, чем в предыдущем. Это – не считая официально зарегистрированных 1793 книг (предполагается, что на самом деле их гораздо больше).

Особое внимание при анализе статистки книгоиздания Национальная библиотека обращает внимание на то, что 548 новых книг были посвящены событиям 7 октября и их последствиям для израильского общества и еврейской диаспоры.

70% из этих книг были изданы на иврите, 15% – на английском, 6% – на арабском и 3% – на французском.

При этом первое место среди них (37%) занимают приключенческие романы, рассказывающие о сотрудниках ШАБАКа и Моссада, действующих в тылу врага, добывших задолго до 7 октября информацию о готовящемся нападении, и тщетно пытавшихся предупредить об этом высшее руководство страны. Или о тех же наших разведчиках или даже героях-одиночках, выполняющих ответственные задания в секторе Газы и успешно срывающие планы ХАМАСа по уничтожению бойцов ЦАХАЛа. 21% книг, связанных с Войной Железных мечей, посвящены различным проблемам, связанным с исполнением во время войны религиозных заповедей и различным аспектам взаимоотношения между религией и государством. Еще 15% книг о войне пришлись на художественную прозу, рассказывающую о повседневной жизни израильтян в дни войны, связанной с обстрелами, тревогой за мужей и сыновей, воюющих на разных фронтах, эвакуацией и т.д. 11% изданий адресованы детям и подросткам, и многие из них тоже о вполне реальной жизни – о детях, у которых отцы оказались на войне; о взаимоотношениях детей, оказавшихся в эвакуации, с их местными сверстниками; о том, как трагедия 7 октября повлияла на отношение с родителями и т.д. Еще 6% новых книг пришлись на биографии погибших воинов. Оставшиеся 12% пришлись на книги самых различных жанров. Например, на издания пасхальной “Агады”, подготовленной жителями кибуцев и поселков Отеф-Аза и даже на кулинарные книги, тематически связанные с идущей войной.

Кроме того, Национальная библиотека обратилась к еврейским общинам диаспоры с просьбой собрать книги и публикации о войне, и из-за рубежа поступило еще 392 издания по этой теме. Таким образом, всего в библиотеку за год поступило 940 книг о войне и ее последствиях. Однако архив библиотеки получил только 30 книг памяти о погибших и убитых, которые обычно издаются к первой годовщине. Возможно, книги памяти, выпущенные тиражом менее 50 экземпляров, не были переданы в библиотеку, несмотря на то что она призывает издателей пересылать ей такие издания.

Анализируя новинки о войне, сотрудники библиотеки отмечают, что почти не появилось книг, посвященных военному и политическому анализу событий в Израиле после 7 октября, а также рассказывающих о борьбе за возвращение заложников. Возможно, это с вязано с тем, что война продолжается и судьба заложников остается неясной.

В 2024 году был также установлен новый рекорд по количеству изданных в Израиле книг художественной литературы, всего были опубликованы 2272 книги прозы и поэзии. Не исключено, что столь впечатляющая цифра вязана и с тем, что после 7 октября публикация многих книг была перенесена с конца 2023 года на 2024 год. При этом половину книг прозы, изданных на иврите, составили переводы. Любопытно, что 51,5% авторов прозы и поэзии – женщины, а 48,5% – мужчины. В детской и подростковой литературе 58% книг написаны женщинами (как оригинальные, так и переведенные), однако это примерно на 10% меньше, чем в 2023 году.

Большинство книг, публикуемых в Израиле, написаны на иврите – около 90%, что немного меньше, чем 93,4% в предыдущем году. Еще 5% книг вышли на английском языке – чуть больше, чем в предыдущем году, и 2% на арабском, примерно столько же, сколько и год назад.

Важно также отметить, что тираж большинства издаваемых в Израиле книг выпускаются за счет автора, и их тираж не превышает 500 экземпляров. Если продается более 500 экземпляров той или иной книги, автор может поздравить себя с успехом. Продажа более 3000 экземпляров вводит его в обойму “признанных” авторов, с которыми готовы сотрудничать крупные издательства. Если продано более 5000 экземпляров, то можно говорить о бестселлере и значительном литературном событии.

К сожалению, в статистике Национальной библиотеки не приведены данные о количестве изданных в Израиле книг на русском языке, а между тем их количество за последние два года резко выросло. Достаточно сказать, что только в выпускаемой издательством “Книга-Сефер” серии “Написано в Израиле” вышла 21 книга! А ведь есть еще целый ряд русскоязычных издательств, активно выпускающих книги не только израильских, но и российских авторов, зачисленных в “иноагенты”. А также русскоязычных писателей, работающих в Украине, США и других странах. И если приглядеться к нынешним масштабам книгоиздания на русском языке, то можно прийти к выводу, что Израиль 2023-25 гг. превратился в своего рода культурную метрополию “Русского мира”, рухнувшего после начала войны в Украине.

Возвращаясь к проблемам книгоиздания на иврите, отметим, что библиографы высказали удивление заметным снижением среди новинок доли мемуарной литературы, всегда составлявшей значительный сегмент национального книжного рынка. Да и книг, посвященных памяти жертв 7 октября и павших воинов, по их мнению, в 2024 году должно было выйти куда больше. По мнению экспертов, это связано с тем, что, в отличие от прошлых лет, многие семьи пытаются увековечить память близких не изданием книги о них (что было очень распространено в недавнем прошлом), а каким-то другим, более современным способом, например – посвященным им фильмом, сайтом, музыкальным произведением, учреждением традиционных спортивных соревнований или каких-либо других общественных мероприятий в их честь.

* * *

Как обычно, многие СМИ накануне Недели книги провели опросы, призванные выяснить, насколько израильтяне любят чтение и какие именно литературные жанры предпочитают.

Данные опросов оказались в целом похожи. В среднем каждый израильтянин читает около 4 книг в год. Однако при этом 16% вообще не читают книги, а 50% – читают их “регулярно”. Из них лишь 17% читают ежедневно, а 34% – “достаточно часто”. При этом 71% респондентов сообщили, что “хотели бы читать больше”, а 23% – что вполне довольны тем числом книг, которые читают сегодня. 66% израильских родителей сообщили, что их дети постоянно читают книги; 60% – что они сами читают или читали детям книги в прошлом, чтобы привить им любовь к чтению.

Одновременно 23% сообщили, что после 7 октября стали читать меньше книг, чем до этого, и лишь 10% – что их читательские привычки остались прежними.

38% респондентов заявил, что больше всего любят читать остросюжетную литературу (детективы, триллеры, боевики, хоррор, фантастику и мистику), 23% – историческую, научную, научно-популярную и другую познавательную литературу, а оставшиеся 39% пришлись на литературу по иудаизму, женские романы и другие жанры. Следует отметить, что свыше 50% книг, прочитываемых израильтянами, приходится на переводы с тех или иных языков.