В эти майские дни, когда в мире отмечается 80-летие разгрома нацистской Германии во Второй мировой войне, мы вновь устремляем взоры в прошлое, высвечивая важнейшую историческую тему: трагедия и героизм европейского еврейства в годы Холокоста. В нашей публикации внимание будет сосредоточено на судьбе мужественной женщины, не просто выжившей в Катастрофе, но и участвовавшей в борьбе с нацистами и их пособниками. Ее имя – Сара Шейнвальд Орбух. Со дня ее рождения в этом месяце исполняется 100 лет.
На свет Сара появилась в Любомле – входил он, в ту пору, в состав Польши. Местная еврейская община в 1970-е годы отмечала 600-летие своей истории. Первая синагога, согласно сохранившимся документам, была построена в Любомле в 1510 году. В те годы его население было по преимуществу еврейским.
С сентября 1939 года после того, как был подписан Пакт Молотова-Риббентропа, разделивший Польшу между СССР и Германией, Любомль входил в состав Советского Союза, получив статус города. С началом Великой Отечественной войны, он был оккупирован гитлеровскими войсками. Саре, к тому времени, исполнилось 16 лет.
Нацисты приказали евреям Любомля переселяться в поспешно созданное ими гетто. На первых порах, семья Шейнвальд и другие еврейские семьи создали укрытия в своих домах. В доме Сары соорудили вторую стену, с пространством, шириною в диван. Кто-то постоянно дежурил у окна. Если грузовики с грохотом въезжали в город, то все знали, что будет облава, и семья пряталась. Но вскоре стало ясно: спастись можно лишь, подавшись в бега и скрываясь где-то в надежде избежать гибели. Семье Сары удалось покинуть Любомль, где на улицах нацисты расстреливали всех, кто попадался им на глаза. Преодолев пешком 20 километров, беженцы оказались в деревне, откуда родом была мать Сары. В одном из домов им предложили воду и хлеб, но приютить не собирались – из боязни последствий для себя. Надежда оставалась на брата матери – Цви, жившего в этой деревушке. К счастью, он до того времени не покидал своего дома, но теперь они все вместе направились в лес, на стык границ Польши, Беларуси и Украины. Но что было делать дальше? А дальше им наудачу повстречался крестьянин. Он погладил Сару по голове и сказал, обращаясь к родителям Сары и к Цви: «Вы хотя бы пожили уже, а эта девушка жизни толком еще и не видела. Вам нужно уйти глубже в чащу, а я вам, чем могу, помогу». Крестьянин этот по имени Тихон Мартинец оказался спасителем семьи Шейнвальд, и в конечном итоге, привел ее к партизанам. Брат Сары – Меир ушел в партизанский отряд еще раньше (там он и погиб), а она с родителями и дядей еще пряталась в лесу. Особенно тяжело пришлось им зимой, когда они мерзли и питались, чем придется. На некоторое время семья нашла убежище в сарае, принадлежавшем многодетной вдове, и они пробыли там шесть недель.
Поначалу принимать их в отряд его руководители не были склонны, ибо у Шейнвальдов не было ни оружия, ни навыков пользования им, но пойти навстречу их убедил дядя Сары – он, раньше, служил разведчиком в польской армии, и хорошо знал местность. Саре и членам ее семьи предложили зарегистрироваться. «Регистрация была простой, – вспоминала Сара, – мужчина, с блокнотом в руках, кратко опрашивал каждого из нас и записывал наши ответы. Когда я назвала свое имя, он покачал головой, в знак неодобрения. «Здесь нет никаких Сар», – заявил он. «Тебя будут звать Соня», – так и было записано. Я не смела возражать, да и смысла в этом не было». Шейнвальды жили в лесном лагере. Дядю Сони включили в разведгруппу, обязанностью ее матери Беллы было готовить для бойцов пищу, а её отец Вольф собирал продукты для партизан в окрестных деревнях, где отдавать их из скудных своих запасов готовы были далеко не все. Что же касается самой новоявленной Сони, то вначале она несла караульную службу. После небольшой подготовки, освоила навыки санитара полевого госпиталя, лечила раненых партизан, используя при этом любые подручные средства, которые были доступны. Выполняла хирургические операции. Отправлялась и на боевые задания, в частности, по минированию железнодорожных путей, оказывая помощь получавшим в стычках с фашистами, ранения и каждый раз, рискуя быть убитой или попасть в плен. Чтобы избежать возможных пыток и допросов, если так повернется дело, Соня носила с собой две ручные гранаты: одну для врага, а другую для себя. «А ведь в детстве я пугалась даже мухи, – с улыбкой вспоминала она, – а с партизанами, перестала бояться даже смерти». Когда при выполнении одного из зданий командования, ее дядя был убит, Соня не смогла сдержать слез, но командир партизанского отряда сурово сказал: «Плакать здесь категорически запрещено». В такой обстановке Соня быстро повзрослела. Хочется привести на этот счет строки поэтессы-фронтовички Юлии Друниной:
Я только раз видала рукопашный,
Раз наяву. И тысячу – во сне.
Кто говорит, что на войне не страшно,
Тот ничего не знает о войне.
Весной 1944 года партизанский батальон Сони был призван в Красную Армию. Тогда один из офицеров партизанского отряда, который, чему сохранились свидетельства, был неравнодушен к Соне, дал ей и ее родным лошадь и повозку, и приказал немедленно уезжать, и даже проводил их до ближайшей деревни. Там он поручил заботу о них одной из местных семей и пригрозил, что если вернется и не найдет Соню и ее родителей живыми, то сельчане, которым доверятся судьба Сониной семьи, будут лишены жизней. На тот момент Соня и ее родные оказалась в безопасности, но вскоре до села дошел слух о приближении немцев. Тогда Шейнвальды бежали в другую, заброшенную, деревню. Там они прятались в пустом доме, где мать Сони заболела тифом и вскоре умерла. Когда отгремели бои, отец и дочь вернулись в Любомль. Выяснилось, что шестьдесят близких и дальних родственников большой семьи Сони были убиты нацистами.

Соня устроилась работать на почту, а ее отец после войны возглавил одно из государственных предприятий. В соседнем городе Хелм Соня встретила своего будущего мужа – Исаака Орбуха. Он служил в польской и советской армиях, и потерял в пламени Холокоста всю свою семью. Они отправились в Лодзь, а оттуда – в лагерь для перемещенных лиц в Цайльсхайме, неподалеку от Франкфурта, в Германии. Это были лагеря для беженцев. Там на свет появилась дочь Сони и Исаака – Белла Орбух, названная в память о матери Сони. «Я хотела иметь детей, и как можно скорее, чтобы, тем самым, показать, что еврейский народ жив», – рассказывала Соня. Здесь стоит добавить: в 1942 году нацисты уничтожили большинство еврейского населения Любомля (в справочных изданиях приводится цифра – около 5.000).
Соня и Исаак, пережив Катастрофу европейского еврейства, не могли смириться с фактическим замалчиванием коммунистическими властями тех потерь, которые понес в годы войны народ, к которому они принадлежали. Невольно вспоминаются строки из стихотворения Марка Шехтмана:
«…Я себя утешаю: молчание необходимо!
Ведь недаром чудесно немое отчаянье мима,
И затишье заката, и ночь, где ни ветра, ни звука…
Ах, не верьте, не верьте! Быть паузой – тяжкая мука.
И что мудрость в молчанье – вы этому тоже не верьте,
Потому что звучать – есть отличие жизни от смерти»
В феврале 1949 года семья Орбух эмигрировала в Соединенные Штаты и поселилась в Нью-Йорке, где у Сони и Исаака родился сын Пол. Затем они переехали в Северную Калифорнию. Соня посвятила себя осмысливанию событий Второй мировой войны. «Было ли возможно, чтобы все сражались, уходили в лес и выживали?» – задавалась она вопросом, и сама же отвечала: «Нет, такое было не реально. Мой брат не выжил, мой дядя не выжил. Тысячи других погибли в том аду, но многие сражались с нацистами, как только могли». «Когда мы возвратились в Любомль, наших собратьев осталось там всего несколько десятков. Любомль был похож на город-призрак», – делилась воспоминаниями Соня. Орбухам тяжело было ходить по земле, куда легли убитые нацистами их близкие, знакомые и просто соплеменники, с которыми они жили рядом. Люди эти стали жертвами палачей потому лишь, что были евреями. И не было даже могил, куда можно было бы приходить, в неизбывной скорби…

Но жизнь продолжалась. Супруг Сони – Исаак (Айзек) за океаном успешно начал предпринимательскую деятельность в сфере недвижимости, однако в 1960 году у него диагностировали болезнь Паркинсона. Соня активно участвовала в тяжелой борьбе мужа с прогрессировавшим изнурительным недугом, помогая насколько это было возможно. «К сожалению, была это та война, в которой даже Соня не смогла победить», – констатировал, постфактум, друг семьи Орбух, Фред Розенбаум. Исаак скончался в 1998 году. А Соня дожила до 93 лет, став бабушкой.
Много лет она предпочитала не рассказывать о прошлом, хотя оно не отпускало Соню ни на миг. Почему же так? Дело в том, что она была уверена: истории людей, прошедших чрез ужасы концентрационных лагерей, драматичнее и важнее, чем ее собственная. Но получилось так, что о военных страницах биографии Сони Орбух узнали в общинном центре Сан-Рафаэля. Сотрудникам этого центра удалось убедить Соню в том, что ее воспоминания представляют большую ценность, и должны быть зафиксированы – для настоящего и будущего. С Соней записали 15-минутное интервью, и после этого она что называется «вышла из тени».

В 2009 году Орбух написала и издала автобиографическую книгу под длинным названием: «Здесь нет Сар: мужественная борьба женщины против нацистов и горько-сладкий вкус американской ее мечты». В работе над книгой Соне помогал, упомянутый выше Фред Розенбаум. Издание это, наряду с другими подобного рода свидетельствами, служит достойной отповедью отрицателям Холокоста. А еще – упреком тем, кто даже не попытался протянуть евреям в те страшные времена руку помощи. Уместно на этот счет процитировать поэта-барда Александра Городницкого:
«Антисемитизм не лечится. Понять это очень просто.
Продажным не верь газетам, и лживым речам не верь,
Поскольку всё человечество участвовало в Холокосте,
Хотя признаваться в этом не хочет никто теперь».
Соня участвовала в создании и деятельности Еврейского партизанского образовательного фонда, который чтит память евреев, героически сражавшихся в рядах движения антифашистского Сопротивления. Речь идет о многих тысячах бесстрашных мужчин и женщин. Цифры и факты опровергают утверждения о том, что евреи в годы Холокоста безропотно шли на смерть, подгоняемые конвоирами, принимая судьбу, как неизбежность. Дабы развенчать этот миф, Соня занялась не только писательской деятельностью, но и выступала с лекциями, по преимуществу, – перед молодежью. Она охотно общалась с подростками, которые были того же возраста, как и она сама – в ту пору, когда пряталась с семьей в лесу, а потом присоединилась к партизанам. И молодые люди, начинающие самостоятельную жизнь, слушали Соню с большим вниманием, оставаясь впечатленными рассказами о том, что довелось Соне Орбух пережить в ранней юности, через какие испытания пройти. «Больше всего, – отмечала Соня, – мне нравилось общаться с детьми. Рассказывая им о себе, я старалась внушить ребятам, что никогда нельзя сдаваться, ни при каких обстоятельствах. Верила, что беседы со мной останутся в их памяти, и будут вспоминаться ими в трудные минуты, без которых, увы, не обходится в жизни, даже вполне благополучной». На таких встречах Соня признавалась: «Когда мы прятались в лесу, то я сожалела о том, что нет у меня под рукой карандаша и бумаги. Но не для того, чтобы фиксировать происходившее с нами – оно и без того осталось в памяти с мельчайшими подробностями. Я предпочла бы, если бы умела, запечатлевать в рисунках смену времен года, и те цвета, которые характерны для каждого сезона, изображать с натуры животных, птиц и насекомых, цветы и плоды. Леса жили по своим законам, и этого не могла изменить война, хотя, конечно, разрушения и пожары коснулась и природы».

В 2013 году Орбух рассказала о своем жизненном пути в большом интервью, которое она дала на одном из телевизионных каналов, в частности, подчеркнув: «Я понимала, что если суждено мне было погибнуть, то погибну я в бою, как солдат, сражаясь с врагом, и эта мысль придавала силы, и страх отступал». Добавим к этому: запись воспоминаний Сары Орбух хранится в Мемориальном музее Холокоста в Вашингтоне. Главная его цель – рассказывать посетителям об опасностях ненависти и зверствах геноцида, а также о том, как общество может противостоять вызовам свободе и человеческому достоинству. Основу экспозиции составляет постоянно действующая выставка, занимающая три этажа. В ней использованы артефакты, фотографии и киноматериалы, обеспечивающие хронологическое повествование о беспримерной трагедии человечества. Представлены личные вещи, принадлежавшие выжившим в Холокосте, вниманию посетителей предлагаются письменные и звуковые свидетельства очевидцев событий периода Второй мировой войны, унесшей жизни шести миллионов евреев.
Даже на склоне лет, как об этом писали встречавшиеся с Соней журналисты, она «с гордостью носила свои янтарные волосы, высоко держа свой «королевский» от рождения нос. И даже в эти ее годы нельзя было не почувствовать в ней врожденную силу, которая должно быть поддерживала ее в те, немыслимо трудные годы нацизма».
Важно подчеркнуть: дети Сони Орбух – Сары Шейнвальд, по праву гордились своей матерью. Ее уход из жизни (а скончалась она 30 сентября 2018 год в своем доме в Калифорнии), стал для родных тяжелой утратой. «Мама всегда призывала не оставаться равнодушными к любым проявлениям несправедливости, восставать против проявлений антисемитизма, национальной и расовой нетерпимости, и мы благодарны ей за то, что она вместе с отцом воспитала нас в этом духе», – сказал, выступая на похоронах, сын Сони Орбух – Пол, добавив: «Эти ее слова обращены к нынешним и грядущим поколениям»:
Ком в горле, глаза слезятся,
Представить это непросто,
Но если забыть, повторятся
Все ужасы Холокоста.
Сегодня мы громко произносим: «Никогда больше!». Лозунг этот, как принято считать, связан со строкой из эпической поэмы Ицхака Ламдана, написанной в 1927 году: «Никогда больше не падет Масада!». Фраза в контексте Холокоста впервые была использована в апреле 1945 года, когда освобождённые выжившие узники Бухенвальда продемонстрировали её на изготовленных ими плакатах, обращаясь таким вот образом к народам мира на разных языках.
Холокост…. Нет памяти горше…
Никогда больше. Никогда больше!
