ТАКТИКА И СТРАТЕГИЯ

(О последних войнах Израиля)

В настоящем материале используются публикации двух военных историков, мотивированные, разумеется, прежде всего войной Израиля с «Хамасом». Ран Барац (Ran Baratz) преподает в израильских колледжах военную историю и стратегию. Виктор Дэвис Хэнсон (Victor Davis Hanson) – старший сотрудник Hoover Institution, специализирующийся на античной и военной истории, удостоенный в 2007 году National Humanities Medal. Автор 30 книг. Ниже приводятся фрагменты из статьи Рана Бараца What’s Wrong with the Postmodern Military и из отклика на неё Виктора Дэвиса Хэнсона What We Have Forgotten about War, напечатанных в январе с.г. интернет-журналом Mosaic.

Барац: Не подлежит сомнению, что Израиль обладает уникальной национальной армией. Несравненный боевой дух её солдат, их храбрость и верность не имеют параллелей на сегодняшнем Западе. Но только тактической выучки и храбрости недостаточно. Для успешных военных кампаний необходимо, чтобы высшее командование было способно формировать их и руководить ими. Соответственно, целью моей статьи является изучение того, что я считаю наиболее критическим аспектом реальности, ставшей очевидной до и после 7 октября: военных доктрин и образа мышления в сфере национальной безопасности, которые привели к длящемуся уже десятилетия ослаблению потенциала Армии обороны Израиля (далее – АОИ).

Хэнсон: Острая критика Раном Барацем действий Израиля в ответ на 7 октября, сопровождаемая проницательными и конструктивными коррективами, выражает ту обеспокоенность, которую широко разделяют вне Израиля. Почему, спрашивает он, нападение стало сюрпризом для Армии обороны Израиля, почему она была так шокирована тем, что по своему характеру это было чистым средневековьем, и почему ей потребовалось так много времени, чтобы перенести войну обратно в Газу.

И более того, почему АОИ уже по прошествии немалого срока после 7 октября не сумела превратить свои блестящие оперативные и тактические успехи в благоприятные стратегические решения, которые бы привели к более или менее бесспорной победе и последующему стабильному миру?

Барац: С моей точки зрения, самый важным моментом упомянутого перехода стал «мирный процесс», запущенный Соглашениями Осло 1990 года. Шимон Перес, министр иностранных дел и главный архитектор Осло, собрал вокруг себя команду академиков, исповедующих образ мышления, который можно назвать «конец истории», и сыгравших ключевую роль в продвижении этого «мирного процесса»… При их руководстве армию постоянно инструктировали «сменить диск». Данная формулировка означала, что армии пора перестать числить Организацию освобождения Палестины своим врагом и обращаться с ней как с партнером по миру. Но у неё было ещё и более глубокое значение – о трансформации роли военных командиров. Они должны были стать … «солдатами-государственными деятелями» – то есть миротворцами, которые умели бы вести себя как дипломаты, служащие в новой, «постмодернистской» армии.

Так и получилось, что наш истэблишмент национальной безопасности воспринял повестку новой эпохи после холодной войны…: обычные войны закончены; единственными угрозами, которые ещё представляли опасность, были ракеты и террор; технологии справятся со всеми возможными угрозами; концепции наподобие стратегической глубины и маневрирующих дивизий устарели. Нашим военным руководителям только и оставалось, что перековать свои мечи на орала и заниматься миротворчеством. «Конец истории» сделал алию [т.е. переселился в Израиль].

Хэнсон: Подобная узда была наброшена не только на Израиль. Это ещё более заразительно в американской армии, как явствует из её прошлых провальных авантюр в Афганистане, Ираке, Ливии и Сирии. Барац приводит некоторые знакомые симптомы, объясняющие, почему традиция Запада нанести противнику решающее поражение для достижения безоговорочной капитуляции, вдруг сама наложила на себя ограничения – несмотря на всё те же высокие стандарты подавляющей огневой мощи, технологии, дисциплины и организации. Причины этой неразберихи и вообще-то говоря болезни хорошо известны западным военным – отвлечение вооруженных сил на внутренние социальные программы, предпочтение генералов-политиков, умеющих общаться с прессой, тем, кто проявил себя на поле боя, и замена новыми технологиями стародавнего искусства убивать. Однако для АОИ подобные ошибочные шаги могут оказаться особенно опасными, исходя из ресурсов и количества её потенциальных врагов и [для Израиля] минимального предела погрешности.

Барац: Я пишу колонку для израильского еженедельника Makor Rishon. Его выпуск 30 сентября 2023 года был посвящен военной разведке. Приводя исторические примеры, я писал о том, почему неправильно основывать стратегические решения на разведывательных оценках, и закончил следуюшим выводом:

Военные должны исходить из того – несмотря на наши обширные и дорогие разведывательные системы, – что, когда вспыхнет война, она будет для нас внезапной на всех уровнях. Исторический урок недвусмыслен: полагаться на оценки разведки нельзя, надо принимать в учег только возможности врага… и не исключать неожиданные и ставящие в тупик сценарии.

На следующий шаббат тысячи террористов «Хамаса» проникли в Израиль, застав врасплох наше разведывательное сообщество. Весь мир был свидетелем трагедии, когда элементарные приницпы национальной безопасности были забыты и подменены пустым высокомерием гуманитариев, которое свило гнездо в мышлении наших разведчиков.

Хэнсон: Были также и внутренние причины, чтобы смягчить использование силы, необходимой для капитуляции побежденного врага. Чем более состоятельными и праздными становились капиталистические общества на Западе, чем более падала у них рождаемость и чем более склонялись они к радикальной эгалитарности… традиционные цели войны, состоявшие в том, чтобы победить врага, унизить его и заставить пойти на уступки, стали осмысляться не просто как неестественные, но анахронистичные и предцивилизационные.

Вместо чего-то наподобие Аппоматокса (город, в котором в 1865 году была подписана капитуляция южан перед северянами в гражданской войне в США) или Потсдама стало считаться, будто противника можно победить через пропаганду, государственное строительство или перевоспитание – но ни в коем случае через унижающее поражение. Крайним случаем провала такого мышления оказалась победа «Талибана», в 2021 году унаследовавшего самое современное американское вооружение на 50 миллиардов долларов, в то время как бросившие его наши военные элементарно драпали – и оставили после себя ещё и новое посольство США стоимостью в один миллиард, 300-миллионную переоборудованную и вполне защищаемую авиабазу, муралы с Джорджем Флойдом, флаг гордости LGBT на вебсайте того же посольства, а также над некоторыми военными базами, да ещё и кафедру гендерных исследований в Кабульском университете.

Глобализм и мгновенно распространившиеся мировые коммуникации также убедили публику, что предпочтительнее проиграть благородно, чем выиграть грязно… Только маленький Израиль отбился в 1947 году от кучи агрессоров и в 1967 и 1973 годах стал региональной державой, после чего на сегодняшнем Западе его считают хулиганом и к тому же ещё и незаконным «поселенческо-колониалистским» государством.

Барац: [Вторая Ливанская война, июль-август 2006 года], вне всякого сомнения, показала, что истэблишмент безопасности и АОИ были полностью дезориентированы. «Солдаты были недостаточно тренированы, экипировки не хватало, и старшие офицеры казались постыдно неподготовленными к тому, чтобы воевать “настоящую войну”», – писал один американский обозреватель. Руководители Моссада и Шин Бет сказали премьер-министру Ольмерту, что «война была настоящей катастрофой, и Израиль получил тяжеленный удар». И в самом деле, это была худшая военная кампания, которую когда-либо вел Израиль.

Проблемой, в которую всё упиралось, были не неудовлетворительные действия АОИ, но ответственные за них ошибочные военные доктрины. После войны были назначены две официальные комиссии расследования – одну возглавил бывший верховный судья Элияху Виноград, вторую – бывший начальник генерального штаба Дан Шомрон. Оба сделали один и тот же недвусмысленный вывод: в плане стратегии АОИ и истэблишмент безопасности фундаментально утратили связь с реальностью… Шомрон писал: «Между 2000 и 2006 годами АОИ разработал новую оперативную доктрину для замены традиционной. Новая доктрина полагалась на высокоточный огонь, чтобы через “рычаги и эффекты” воздействовать на психологию противника, в результате чего большие наземные операции на его территории становились ненужными» …

И АОИ стала «постмодернистской аримей». Она следовала доктринам «шока и трепета», пыталась через символические акты «манипулировать психологией противника» и концентрировалась на сдерживании, высокоточном огне, небольших «сетецентрических» силах и обилии самолетов в воздухе. Но при этом она позабыла о том, как добиваться военной победы, даже когда у неё было подавляющее преимущество над несколькими тысячами бойцов «Хезболлы». Новая доктрина генерального штаба поставила вместо победы «имидж победы» и ничего не добилась… Расстроенный Шомрон даже сказал позднее: «Мы привыкли к тому, что противника надо треснуть дубинкой по башке – и тогда он чувствовал эффект». Но для «постмодернистской» АОИ достижение «эффекта» исключало предшествующую фазу «дубинкой по башке», и оно, что неудивительно, не срабатывало в реальном мире.

Хэнсон: Классические тактические методы добиться стратегического решения – превентивное нападение, непрерывные наступательные операции и использование постоянной, превосходящей и диспропорциональной силы – всё чаще стали считаться делом прошлого. Протесты гражданского общества (или внутриполитические соображения) против диспропорциональности, высоких потерь противника, восприятие превентивного нападения как преступления, картинки кровопролития по телевидению и обвинения в балансировании на грани ядерного конфликта вынудили военных подспудно искать возможности для облагораживания войны.

И как тогда это поколение стратегов смогло бы противостоять агрессии и отбиться от оппонентов, у которых бы подобных ограничений было бы ничтожно мало, от таких государств, как Россия, Китай, Иран и Северная Корея, или от террористов типа «Хамаса», «Хезболлы», хуситов и «Исламского государства»?

Барац: Вторая Ливанская война стала тревожным звонком и для меня. Поэтому в 2007 году я опубликовал две большие статьи в уже не выходящем сегодня журнале Nativ. В одной из них обсуждалось отсутствие глубокого военного образования для высших офицеров АОИ, а в другой, называвшейся The Return of the Ground Offensive, я писал, что АОИ должна восстановить утраченный оперативный потенциал, и предупреждал, что доминирующие в ней новые идеи оказались катастрофическими и что их необходимо заменить. После 7 октября эту статью вспомнили благодаря следующему пассажу:

«Нельзя избежать вывода, что сегодня Израиль … является государством, стратегическая концепция которого состоит не в активной обороне, но в [пассивной] защите. Она говорит о победе без ведения войны и о стерильной победе, достигаемой разведкой и огневой мощью, которая доверена хорошо вооруженному охраннику. Все это звучит хорошо, но до того момента, когда силы противника одновременно просачиваются через определенный участок границы в нескольких местах, [врываясь] непосредственно в деревни и военные базы, – и тогда оказывается, что там нет значительной и достаточной обученной силы, которая могла бы противостоять им и сражаться так, как это делает армия».

И 7 октября, как бы мне больно не было это сказать, этот прогноз подтвердился.

Хэнсон: само собой разумеется, что забор напротив Газы вряд ли был непреодолимым. Но до 7 октября он, вероятно, помогал распространению [среди израильтян] опаснейшего ощущения, будто жители Газы были просто соседями по другую сторону забора, специально сделанного непритязательным, а не упертыми экзистенциальными врагами, которые всегда восприняли бы любой намек на сдержанность или незлобивость не как великодушие, на которое следует ответить аналогично, но как слабость для нанесения смертельного удара…

Для того чтобы национальное государство могло выжить, ему необходимо внушить, что единственной вещью, которая хуже, чем война, является поражение, а также неприятельский Дамоклов меч, постоянно висящий над его коллективной головой. Военным же пора вернуться к уверениям древних, что лучше перебить большинство населения агрессора, чем потерять часть своего. Только диспропорциональность, асимметрия и существенная разница в арсенале и боевом духе могут гарантировать стратегическое решение [конфликта].

Барац: Давайте рассмотрим ситуацию стратегически. За 15 месяцев войны АОИ ни разу не вошла в пределы 30 процентов Полосы Газа – это маленькая территория размером в 104 квадратных мили. Еще на 40 процентах её АОИ фактически не присутствует, потому что израильские силы продолжают то входить туда, то выходить. Несмотря на то, что военный потенциал «Хамаса» уменьшился и его руководство в значительной степени уничтожено, он всё ещё сохраняет контроль над большей частью территории Газы и надо всем её населением. Эта ситуация напоминает ливанскую, когда тактические успехи Израиля в конечном счете свелись, ПОД АМЕРИКАНСКИМ ДАВЛЕНИЕМ, К СОГЛАШЕНИЮ О ПРЕКРАЩЕНИИ ОГНЯ, КОТОРОЕ ОБЕСПЕЧИЛА ВЫЖИВАНИЕ И ПОСЛЕДОВАВШЕЕ ВОССТАНОВЛЕНИЕ СИЛ «ХЕЗБОЛЛЫ».

Давайте сделаем то, что израильский истэблишмент безопасности делать ненавидит, – введем в уравнение расходы. Вывод – в сравнении с инвестициями государства в эту войну она вышла невероятно неэффективной, особенно если иметь в виду, что война с двумя террористическими государствами была именно тем, к чему АОИ должна была в принципе готовиться со своим ежегодным бюджетом в 20 миллиардов долларов. Однако, вместо того чтобы построить военную машину, способную быстро разобраться с подобным противником, Израилю пришлось выделить огромные дополнительные средства, – которые привели к массивному, многолетнему национальному долгу, – но и 15 месяцев спустя проблема так и осталась нерешенной.

Короче говоря, тактические победы – предусмотренные в асимметричных войнах – не завершились стратегическим достижением. Это случай колоссального исполнительского провала с огромными потерями не только финансовыми, но и людскими. При таких затраченнных средствах АОИ 1950-х–1980-х годов должна была бы низко повесить голову от стыда за Израиль. Отсутствие стратегического мышления и компетенции в оперативном искусстве очень часто компенсировались на этой войне труднейшими рейдами. Какими бы впечатляющими не выглядели они тактически, но продолжительное стратегическое воздействие им оказать не удалось.

Хэнсон: Я думаю, что Барац прав не потому, что я так хочу, а потому, по-моему, что он понимает человеческую натуру лучше, чем его оппоненты. Он понимает, что революция в делах военных, новые вооружения, искусственный интеллект, кибервойна и умные бомбы и снаряды не изменили правила войны, а только её быстроту и летальность.

Чем более технологически утонченными мы становимся, тем труднее помнить, что войну ведут коллективы людей. Во времени и пространстве человеческая натура остается неизменной. Таким образом она остается предсказуемой и подверженной универсальным законам, которые, если только их понимать, и будут в состоянии уменьшить жестокость войны – путем стратегической победы.