ДОРОГА К ЖИЗНИ, С «МАРШЕМ СМЕРТИ»

В связи предстоящей календарной датой – 95-летием со дня рождения Иегуды Бэкона, человека, прошедшего через ад концентрационных лагерей и запечатлевшего все увиденное и пережитое в своих рисунках мне захотелось рассказать читателям «Каскада» об этом израильском художнике.

Иегуда, так же его звали Иржи, появился на свет в Чехии, в городе Моравска Острава 28 июля 1929 г, в религиозной еврейской семье. Родители регулярно посещали синагогу, учили детей Торе, откладывали, по мере возможности, деньги, чтобы дать своим отпрыскам образование.

Всё своим чередом, пока немецкие войска не оккупировали Чехословакию, и не грянула Вторая мировая война, испепеляя надежды и мечты еврейских жителей, которые, в большинстве своем, как это не печально, представить себе не могли, что ждет их впереди.

В 1942 в стране начались акции массовой депортации евреев. «Ночами – район за районом – Остраву «очищали» от еврейского присутствия. Никто из остававшихся не знал, куда девались люди. Когда пришла наша очередь, выяснилось, что всех свозили в специальное место сбора, откуда был один путь – в Терезинское гетто», – вспоминал Бэкон, много десятилетий спустя, добавляя: «Детям и подросткам тогда это не казалось чем-то страшным: они с интересом смотрели на происходящее, на нацистов, осуществлявших акции, как просто на «иностранцев в необычной форменной одежде». Осенью 1942 в Терезине оказалась и семья Бэкон. Стоит напомнить: что Терезину, о чем уже не раз подробно рассказывалось, фашисты предавали особое значение. Они поставили своей целью впечатлить Международный комитет Красного Креста, и таким образом успокоить мировую общественность – иллюзией вполне приемлемых условий, созданных для заключенных. В Терезин целенаправленно свозились музыканты, художники, литераторы – им предоставлялась возможность заниматься творческой деятельностью. Готовились и проводились выступления, выставки и даже конкурсы, что в других концлагерях было немыслимым. Впрочем, большинство узников понимало: все это – своего рода завеса, которая, все равно развеется – раньше, или позже.

Надо сказать, что у Иржи уже в четырехлетнем возрасте проявились склонности к рисованию, а за колючей лагерной проволокой, как ни странно, у подростка появилась возможность способности свои развить. Оказавшиеся в Терезиенштадте профессиональные живописцы не могли не заметить, как Иржи преображается, едва брал в руки карандаш и листок бумаги. Он подмечал все, вплоть до малозаметных, но существенных деталей, и удивительно быстро делал зарисовки, на что у иных художников ушло бы несколько часов. Способного юнца заприметили и стали его наставниками художники Петер Кин, Лео Гаас, Отто Унгар и Берджих Фритта. «Я родился под счастливой звездой, – рассказывал, впоследствии Иржи, – в Терезине многих детей селили в бараки, где жили умирающие от болезней старики, а меня определили в «хайм», в специальное детское общежитие, где можно было теплить надежду на лучше будущее. Профессиональные мастера кисти, хотя и им было очень нелегко, опекали нас, давая уроки рисования. Многое дал мне Фреди Хирш – этот замечательный человек в мрачных лагерных условиях заботился о нашем здоровье, помогал соблюдать гигиену, укрепляя силу воли каждого юного узника».

Об Альфреде Хирше стоит рассказать, хотя бы, вкратце – личность эта того заслуживает. В 15 лет Хирш инициировал в Ахене создание еврейского скаутского движения и стал одним из его лидеров. Когда парню исполнилось 18 лет, он перебрался в Дрезден, где стал тренером еврейского спортивного клуба. Но спустя год после этого в силу вступили Нюрнбергские расовые законы, и Хирш перебрался в Прагу. Там он продолжил свою деятельность, развивая физические навыки молодых ребят, участников движения «Маккаби-ха-Цаир». В начале декабря 1941 года Фреди отправили в концлагерь Терезиенштадт, где он добился, чтобы ему позволили проводить спортивные мини-соревнования и футбольные турниры с участием детей. Даже будучи депортирован в Освенцим, Хирш строго следил за здоровьем и гигиеной подопечных, объясняя, что главное – «не опускаться до уровня животного, что бы ни происходило вокруг». Он наладил отношения с сотрудниками лагеря, и добывал детям лучшую еду, которую вообще можно было найти на территории Освенцима. Его подопечные получали более наваристый суп, белый хлеб, а иногда даже молочную лапшу или ломти пирога. Фреди даже добился того, что зимой перекличка узников шла в бараке, который отапливался, поскольку время, проведенное на морозе, в ожидании окончания переклички, было одной из пыток. Жизнь Альфреда Хирша трагически оборвалась в 28 лет, когда он осознал неизбежность отправки опекавшихся им подростков и детей в газовые камеры.

Но вернемся к рассказу о главном герое нашего повествования. Юный Бэкон, кроме прочего, принял в Терезине участие в постановке оперы «Брундибар», авторы которой также были заключенными. Нацисты даже сняли об этом фильм – в тех же пропагандистских целях. Что же касается художественного творчества Иржи, то добрые люди из числа узников Терезина, делавшие отчеты для лагерного начальства, доставали для него бумагу, краски, карандаши и ручки, а колоритные узники с удовольствием позировали для портретов. В Терезинском гетто Бэкон создал целую стопку рисунков, но из них, к сожалению, сохранилось не более десяти его работ.

А потом Бэконы – старший и младший, когда показной «спектакль» в Терезине закончился, вместе со многими другими узниками были депортированы в Освенцим. Произошло это в середине декабря 1943 года, и по воспоминаниям Иржи, «там все казалось иным, даже гудок паровоза звучал по-другому». И вообще, как рассказывал об этом Бэкон, – ощущение было таким, что мы попали в какое-то совершенно не реальное место, будто рельсы вывели поезд за пределы земли, в мир иной и ужасный. Вновь прибывших сразу же перевезли в Биркенау, а там узникам строго запретили выходить из бараков, пока «новенькие» проходили под конвоем мимо. Евреев из Терезинского гетто определили в так называемый «семейный лагерь», где заключенных держали на «особом режиме». А «особенность» заключалась в том, что через полгода большую часть из них должны были отправить на мучительную смерть. «Вместе с группой других детей, – делился страшными воспоминаниями Бэкон, – я случайно зашел в газовую камеру. Там стояли несколько эсэсовцев, которые стали махать руками: «Нет-нет, вам сюда пока еще рано, выходите!». Не упускавший ничего из виду, Иржи заметил небольшие люки, через которые, – он это понял впоследствии – убийцы засыпали гранулы «Циклона Б». Иржи и других относительно крепких подростков мобилизовали на перевозку дров и стройматериалов, для чего использовались громоздкие телеги. Затем, будучи отобран в группу из 20 юношей, Бэкон занимался уборкой мертвых тел, загружавшихся в вагонетки. Но преимуществом перед другими их сверстниками было то, что ребята эти пользовались относительной свободой передвижения по территории лагеря.

Отдавал ли себе этот парень отчет в том, какая ему и его родным уготована судьба? Есть все основания утверждать: наивным Иржи не был, и уяснив технологию уничтожения людей, в красках представил свой труп на полу камеры смерти. Но даже в таких условиях, использовал любую возможность для того, чтобы делать зарисовки, не думая о том, какую ценность они будут представлять, как реальные свидетельства Холокоста. Рисовал Бэкон на упаковочной бумаге и прятал рисунки в укромных уголках лагеря. Когда в бараке, где он находился, начинался обыск (а это случалось систематически), Иржи уничтожал часть своих работ, дабы они не попали на глаза нацистам, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Жила в Бэконе душа художника, и она призывала запечатлеть все, что он наблюдал, и о чем слышал – в яви, похожей на кошмарный сон. И юноша внимательно все рассматривал и запоминал: как устроены раздевалки, душевые кабины, печи крематория… Ему довелось увидеть своими глазами ящики, где сложены были золотые коронки, извлеченные из ртов мучеников, умерщвленных нацистскими палачами. Беспредельный и беспросветный ужас, творившийся вокруг, притупляли эмоции, сводя все к простым физическим ощущениям: голода и холода. Продрогшие подростки заходили погреться к работающим печам крематория, и это было частью борьбы за собственную жизнь.

В июне 1944 года, когда «семейный лагерь» ликвидировали, в газовой камере был убит отец Иржи – Исраэль Бэкон. Тогда же его мать и сестру депортировали в Штуттгоф, где они, сумев побороть тиф, умерли от истощения, не дожив несколько недель до освобождения этого лагеря. Судьба… Когда в начале 1945 Красная Армия находилась уже на подступах к Освенциму, нацисты решили эвакуировать узников Аушвица-Биркенау вглубь Германии, куда еще не приблизились войска союзников по антигитлеровской коалиции. 18 января, в числе тысяч других заключенных, Бэкон отправился в 3-дневный «марш смерти» – в направлении концлагеря Маутхаузен-Гузен. Не думая о том, что может случиться в дороге, Иржи воспринял сам факт того, что оказался за лагерными воротами, как чудо. А потом, в ходе «марша», в голову ему пришла мысль: «Слава Богу, что отец отмучился, он не прошел бы и треть этого пути». Сам же подросток, несмотря на слабость в теле и на полное отсутствие воды, еды и хоть какой-то возможности согреться, сумел добраться до нового места. А потом был и еще один «марш» – дальше, в Маутхаузен-Гунскирхен. В первых числах мая этот лагерь освободила 71-я пехотная дивизия США. Вся лагерная охрана панически бежала, успев, однако, отравить остававшуюся еду, и часть узников погибла, когда долгожданная свобода была уже так близка…

Встретивший освободителей Бэкон весил всего 34 килограмма. Его отправили в больницу, в австрийский город Штайр, где он набрался сил. Едва почувствовав себя лучше, Иржи отправился в Прагу, в надежде отыскать следы матери и сестры. Но, увы! Парня, у которого не было ни родных, ни жилья, чешские власти направили в детский дом неподалеку от столицы, организованный там Пршемыслом Питтером – известным педагогом-гуманистом. Познакомившись с Питтером, который, к слову, с 1939 года помогал еврейским детям, то есть, и в период нацистской оккупации Чехословакии, Бэкон был настолько впечатлен, что написал картину «Человек, который вернул мне веру». Пршемысл и убедил Иржи в том, что он просто обязан восстанавливать в памяти картины ужасов нацистских концлагерей и переносить их на бумагу, создавая художественно-документальные материалы о Катастрофе европейского еврейства и о чудовищных злодеяниях национал-социалистов. Бэкон давал свидетельские показания на процессе по делу Адольфа Эйхмана, и позднее, когда во Франкфурте-на-Майне проходил суд над палачами Освенцима. И рисунки Иржи стали одним из важных свидетельств обвинения. И были это не только произведения искусства, но и выполненные Бэконом детальные чертежи и самого Освенцима, и крематориев. Демонстрировалась и картина, где Иржи запечатлел гибель своего отца. Все, что от него осталось – струйка дыма, уплывшая из трубы в небо. И в этом не было ни доли художественного вымысла. Созданные Бэконом зарисовки увековечили память об исчезнувших в пламени Холокоста его родных, и обо всех жертвах реализовавшейся гитлеровцами политики «окончательного решения еврейского вопроса».

В 1946 году Бэкон при поддержке организации «Молодая алия» отправился с группой еврейской молодежи, пережившей Катастрофу, в Палестину. Там он продолжил образование – в знаменитой Школе искусств и ремесел «Бецалель», стажировался в Лондоне, Париже и Нью-Йорке, стал известным под именем Иегуда Бэкон живописцем, а потом и профессором графики, и уже сам учил начинающих художников – в израильской национальной Академии художеств «Бецалель» – в нее была, как известно, преобразована Школа искусств.

Бог даровал мастеру долгую жизнь, но все эти десятилетия тянулись за ним, не исчезая и в полдень, мрачные тени из прошлого. «В Израиле отмечается День поминовения погибших во время Холокоста, но он создан и для людей, которые родились уже после войны, а я с этим встречал и провожал каждый новый день, – признавался Бэкон. – Мне было странным видеть пышные похороны – возникала мысль: зачем устраивать такое, всего лишь из-за одного покойника. Приходя в театр, я невольно подсчитывал в уме, сколько золотых зубов и мешков волос звери в нацистской форме собрали бы с людей, сидящих в зале. Уйти от этого невозможно, и «марш смерти» не выбросишь из головы, сколько бы лет ни прошло».

И вот еще одно откровение Бэкона, по-особенному воспринимаемое ныне, когда голову на разных континентах вновь высоко поднял воинствующий антисемитизм: «Подростком я думал, что рассказы об Освенциме помогут миру стать другим. Однако, мир другим не стал, он не желал слышать о Холокосте. Лишь гораздо позже я, наконец, понял, в чём состоит глубокий смысл страданий – в том, что ты сам становишься другим». Невольно вспоминаются слова знаменитого австрийского философа, психиатра и психолога еврейского происхождения, бывшего узника одного их нацистских концлагерей, Виктора Эмиля Франкла: «Что же такое человек? Это существо, постоянно принимающее решения. Это существо, которое изобрело газовые камеры, но это и существо, которое шло в газовые камеры с гордо поднятой головой, и с молитвой на устах».

Работы Иегуды Бэкона демонстрируются в мемориале «Яд ва-Шем» в Иерусалиме, в здании Конгресса США и во многих других, весьма значимых местах. Некоторые из своих произведений Бэкон передал в дар галерее израильского Дома-музея борцов сопротивления гетто (Бейт лохамей хагетаот). 27 января 2015 года, в 70-ю годовщину освобождения Освенцима, в парламентском комплексе в Берлине состоялось открытие выставки произведений художников, запечатлевших ужасы нацистских лагерей смерти. «Скорее всего, это последняя «круглая» годовщина, в праздновании которой еще могут принять участие живые свидетели», – отмечал в данной связи историк и искусствовед, куратор выставки Юрген Каумкёттер, добавляя: «Тем более важно понять, как именно мы должны обходиться с тем наследием, которое оставляет нам уходящее поколение». В экспозицию были включены и произведения Бэкона. И он сам, несмотря на весьма почтенный возраст, присутствовал на вернисаже. Примечательная деталь: в числе его студентов в «Бецалеле» была Сигалит Ландау, одна из самых значительных и известных современных мастеров живописи в Израиле. Многопрофильная художница Ландау создает рисунки, скульптурные композиции, инсталляции и образцы видео-арта. Она родилась в 1969 году в Иерусалиме, и ей не довелось пережить ужасы Холокоста. Но трагическая судьба отцов и дедов не отпускает и ее. Для выставки в парламентском комплексе германской столицы Сигалит создала впечатляющую работу: гора башмаков, напоминающих те, что хранятся ныне в музее Освенцима, покрыта кристаллической солью Мертвого моря. Когда косые лучи света падают на этот соляной айсберг, кристаллы искрятся. Что это, если не отсветы негасимой памяти еврейского народа?!