ФАНТАСТИЧЕСКИЙ ПЕСАХ АМНУЭЛЬ

В этом году исполнилось 80 лет известному писателю, ученому и популяризатору науки Павлу Амнуэлю, многие произведения которого давно и прочно вошли в золотой фонд научно-фантастической литературы, вновь и вновь переиздаются в различных антологиях классики НФ. В 1970-80-е годы многие советские подростки, мечтавшие связать свою жизнь с наукой, зачитывались издававшимися немалыми тиражами его научно-популярными книгами «Загадки для знатоков: История открытия и исследования пульсаров», «Звёздные корабли воображения», «Небо в рентгеновских лучах», «Релятивистская астрофизика сегодня и завтра», «Сверхновые» и др., выходившими в издательствах «Знание» и «Наука». Хорошо знаком он русскоязычным читателям во всем мире и как автор научно-фантастических и детективных повестей и рассказов, действие которых разворачивается в Израиле. Сегодня Павел Амнуэль продолжает активно работать – и как писатель, и как создатель и редактор издательства «Млечный Путь» и одноименного журнала, а также как активный пропагандист эвереттики – нового мировоззренческого научного направления, основанного на многомировой интерпретации квантовой физики. В этом номере мы решили поговорить с юбиляром не только о прошлом, его собственном жизненном пути в науке и литературе, но и о том, как ему видится настоящее и будущее человечества.

Парень из Баку

– Давайте начнем с того, как случилось так, что ваши книги выходят то под именем Песах, то под именем Павел. Какое из них вы сами считаете “настоящим”?

– Есть в интернете сайт, который называется «Лаборатория фантастики», содержащий сведения обо всех авторах, пишущих фантастику, и полные списки их произведений. Есть там и моя страница. Когда я репатриировался, на сайте появилась приписка: «Павел Амнуэль (после переезда в Израиль – Песах)». И я им написал, что это – неверно. Песахом я был всегда – это имя записано у меня в свидетельстве о рождении. Но в СССР опубликовать что бы то ни было под именем “Песах” было невозможно. Да и в школе меня называли Павликом, хотя в классном журнале стояло имя Песах. Так звали моего деда по отцовской линии. Когда мне исполнилось шестнадцать и пришла пора получать паспорт, мама явилась к директору бакинской школы № 1, где я учился, Арону Давидовичу Визелю, и попросила выдать для паспортного стола справку, что в школе все знают меня под именем Павел – чтобы в паспорте написали именно это имя. Однако Арон Давидович дать такую справку отказался. «Ваш сын, – сказал он маме, – может со временем стать гордостью нашего народа. Так пусть он носит еврейское имя!». В результате в паспорте, как и в свидетельстве о рождении, я – Песах.

– А как случилось, что из физиков вы попали в астрофизики, а из астрофизиков в литературу?

– На самом деле маршрут был другим. Космосом я начал бредить еще в детстве. В Баку при Доме пионеров был тогда замечательный астрономический кружок, которым руководил прекрасный человек с трагической судьбой, Сергей Иванович Сорин. Кружок и кружковцы были всей его жизнью, на кружок он тратил не только все свое время, но и деньги, покупая станки и оборудование, необходимое для того, чтобы кружковцы самостоятельно строили телескопы и проводили наблюдения за звездным небом. Я был в пятом классе, когда однажды, гуляя по городу, увидел на входе в Дом пионеров объявление о приеме в астрономический кружок. Зашел, да так и остался на долгие годы. Много позже мы узнали, что в конце войны Сергей Иванович потерял на фронте любимую женщину и сохранял ей верность до конца жизни.

– То есть вы поступили на физфак, чтобы заниматься астрономией и астрофизикой?

– Можно сказать и так, но тогда в Бакинском университете астрономическое отделение было только на азербайджанском языке, так что мне пришлось поступить просто на физфак. Кстати, именно в то время стали искать место для строительства знаменитой Шемахинской обсерватории. А до того наши кружковцы, построившие самый большой любительский телескоп в Союзе, отправлялись каждое лето «на практику» в Пиркули, горный и один из красивейших районов республики. Но я с ними не ездил, так как врачи обнаружили у меня комбинированный порок сердца и запретили мне ездить в горы. Так что пока я не начал работать в Шемахинской обсерватории, я там не был.

Кстати, с моим пороком связана удивительная и необъяснимая история. Когда у меня обнаружили порок сердца, родители повели меня к лучшему в Баку педиатру, чье имя стало в городе легендой – доктору Листенгартен. Она меня послушала, постукала и сказала: «Молодой человек, вы, в принципе, можете и до восьмидесяти дожить, но при одном условии: жесткая дисциплина, режим, не пить, не курить, тяжести не поднимать, физической работой не заниматься…». Она еще добавила: «Может, когда-нибудь научатся такие пороки оперировать, тогда вам сделают операцию, возможно, поможет». В армию меня не взяли, регулярно обследовали и диагноз каждый раз подтверждали. И в медицинской справке, которую нужно было представить в ОВиР, тоже было написано «комбинированный порок митрального клапана».

В Израиле семейный врач прочитала документы, покачала головой, отправила на кардиограмму и ультразвук. Диагноз подтвердили. Через пару лет у меня поднялось давление – первый раз в жизни. За это время я успел перейти в другую больничную кассу, новый семейный врач, сделав укол, спросила, на что я еще жалуюсь. Я сказал о пороке сердца. Она отправила меня на кардиограмму – в соседний кабинет. Пошел, сделал, вернулся с результатом. Врач посмотрела сначала на результат, а потом – сердито – на меня. «Ничего у вас нет, – сказала она, решив, видимо, что я симулянт, – абсолютно здоровое сердце. Четкий ритм, ровные зубцы, никаких отклонений от нормы». Для проверки отправила на ультразвук. Результат: абсолютно здоров.

У меня сохранились выписки из советских медицинских документов и результаты первой израильской кардиограммы. Принес, показал. «Да… – удивленно сказала врач. – Был сложный порок. Сейчас нет». «Как такое возможно?» – спросил я. «Никак! – твердо сказала врач. – Физический порок не мог пройти сам собой!» «И что дальше?» – спросил я. «Желаю вам, – сказала она, – дожить до ста двадцати. С таким сердцем, как у вас, это вполне реально». А в компьютер записала: «спонтанная реабилитация». Фантастика? Чудо? Считайте, как угодно…

Впрочем, мы, кажется, сильно отвлеклись. Так вот, в 1957 году произошло еще одно важное событие – начал печататься роман Ивана Ефремова «Туманность Андромеды». Разумеется, я читал фантастику и до этого, но роман Ефремова нес в себе совершенно новый взгляд на космические полеты: идею путешествия к звездам, в другую галактику. С «Туманности Андромеды» в СССР и начался бум научно-фантастической литературы. Правда, в зарубежной фантастике эта тема возникла значительно раньше – еще в 1928 году появился роман Э. «Дока» Смита «Космический жаворонок» – первый роман о полете к звездам. Но кто в Советском Союзе тогда был знаком с зарубежной фантастикой?

Словом, я стал зачитываться писателями-фантастами; а в седьмом классе сам стал писать научно-фантастические рассказы. В восьмом совершенно обнаглел и послал свой рассказ «Икария Альфа» в журнал «Техника – молодежи». Сюжет рассказа строился на антитезе рассказу Г. Гуревича «Инфра Дракона». У Гуревича земляне добираются до холодной инфракрасной звезды и там находят разумную жизнь, а у меня, наоборот, астронавты с инфра-звезды прибывают на Землю. Через какое-то время пришло письмо, что рассказ принят к публикации, и известие об этом, разумеется, наделало немало шума в моей школе. Потом рассказ был опубликован, я был представлен в журнале как «комсомолец, ученик девятого класса бакинской школы номер 1», и вскоре ко мне стали приходить письма читателей. В основном, понятно, от сверстников, причем не только из СССР, но и из стран соцлагеря. Среди тех, с кем я переписывался, обсуждая разные проблемы физики, был и мальчик Толик Фоменко из Донецка, автор фантастической повести, напечатанной в «Пионерской правде». Мы переписывались больше года. В одном из писем он написал: “а вот, к примеру, француз Резерфорд…”. Когда же я в ответном письме написал, что Резерфорд не француз, а англичанин, Толик, видимо, обиделся и прекратил переписку. Потом этот мальчик стал видным математиком, академиком РАН, но наибольшую известность Анатолий Фоменко получил как соавтор (вместе с Носовским) антинаучной «Новой хронологии».

– Словом, литературную карьеру вы начали даже раньше, чем научную…

– Можно сказать и так. После того, как в «Технике – молодежи» опубликовали первый рассказ, я отправил туда другой. Жду месяц, второй – никакого ответа. Пишу письмо с вопросом «что с моим рассказом?» – молчание. Через какое-то время пишу снова и получаю ответ от зав. отдела фантастики Владимира Келера: «Тем, что вы забрасываете нас письмами, вы ничего в судьбе своих рассказов не измените. Мы опубликовали ваш первый рассказ, сделав скидку на возраст. Но теперь вы – такой же автор, как все, так что пишите лучше».

Как раз в те дни учившийся классом выше мой товарищ Боря Островский сказал, что может познакомить меня с известным фантастом Генрихом Альтовым. Хочу напомнить, что в Баку того времени жили и творили многие маститые фантасты – Генрих Альтов, Валентина Журавлева, Евгений Войскунский, Исай Лукодьянов… Но именно Альтова я в те дни боялся, как огня, так как он незадолго до того опубликовал статью в «Литературке», где написал, что «некоторые редакции оказывают медвежью услугу нашей фантастике, публикуя незрелые произведения молодых авторов». Понятно, что Альтов имел в виду меня, так что знакомиться с ним было страшновато. Боря привел меня к нему в дом, да еще и сказал: «Это – тот Амнуэль, о котором вы писали!».

С того времени я стал к Альтову постоянно ходить, приносил новые рассказы, а он их нещадно черкал красным карандашом и констатировал, что печатать такое невозможно. Так продолжалось до 1964 года, пока я не принес рассказ «Кузнец законов». Принес, ни на что не рассчитывая, но Альтов сказал: “А этот рассказ – совсем другое дело, на несколько голов выше того, что ты писал раньше!”.

Альтов отправил рассказ Дмитрию Биленкину, который тогда был составителем популярных ежегодных альманахов «Фантастика» в издательстве «Молодая гвардия». Рассказ Биленкину понравился и был опубликован (под названием «Все законы Вселенной» в сборнике «Фантастика – 68».

– А чем вы занимались в то время, кроме фантастики?

– Учился в университете. В 1962 году я окончил школу, и встал вопрос, что делать дальше. Я мечтал поступить в МГУ и стать астрономом, но родители были скромными совслужащими, и возможности отправить меня на учебу в Москву у них попросту не было. Пришлось поступать на физфак Бакинского университета. На вступительном экзамене по литературе я писал сочинение на свободную тему, которая была сформулирована так: «Почему я хочу стать физиком?». Только я назвал свое сочинение «Почему я НЕ хочу стать физиком». В итоге все же получил «пятерку» и поступил. Конкурс на физфак тогда, кстати, был очень небольшой.

– И что было дальше?

– Должен заметить, что физфак БГУ находился в те годы, особенно в области теоретической физики, на очень приличном уровне; там работало несколько ученых с международным именем; активно велась научная работа. Кроме того, в то время как раз начался КВН, и я сначала был капитаном в команде физфака, потом оказался в университетской команде, а затем вошел в знаменитую гусмановскую команду «Парни из Баку». Но на сцену я не выходил, вместе с Фредди Зориным (автор газеты «Каскад», известный как Фредди-Бен-Натан, – прим. ред.) был в сценарной группе. Тогда же стал публиковаться в сборниках научной фантастики, которые выпускались в Баку. Как я уже сказал, в Баку была целая плеяда прекрасных фантастов, но, понятно, что условием издания сборников было включение в них навязываемых «сверху» авторов, зачастую совершенно бездарных, и это резко снижало их уровень.

– Мечту об астрономии пришлось оставить?

– Не совсем. В 1964 году я все-таки решил накопить денег и попробовать перевестись в МГУ, а до этого написал реферат, который переслали на отзыв главному космологу ГАИШ (Государственного Астрономического института им. Штернберга – ред.) Абраму Леонидовичу Зельманову. Тот ответил, что реферат хороший, и он хотел бы видеть автора в числе своих учеников. Это вдохнуло в меня новую надежду, и по окончании второго курса я поехал в Москву. Встретился там с Зельмановым, он представил меня директору ГАИШ Мартынову. Тот также вслед за Зельмановым подписал рекомендацию о переводе меня в МГУ, а затем свою подпись поставил и декан физфака Фурсов. Вопрос о переводе решался на деканском совещании, проходившем в конце лета. Кроме меня, было еще пятеро кандидатов на перевод, все – евреи. Дверь в зал, где проходило заседание, была чуточку приоткрыта, видеть мы ничего не могли, но кое-что было слышно. Сам декан был еще в отпуске, и заседание вел зам. декана Саломатов. И мы слышали, как он говорит: «ЭТИ опять прут, как танки. А у нас и своих хватает. Что будем делать? Как останавливать?». И, естественно, поступает предложение: отказать из-за отсутствия свободных мест.

Я вернулся домой и уже думал, что с мечтой об астрофизике придется распроститься. Но в начале пятого курса прихожу как-то в университет, и около деканата ко мне подходит молодой, ненамного старше меня, человек, и спрашивает: «Ваша фамилия Амнуэль? Меня зовут Октай Гусейнов, я – зам. директора по науке Шемахинской обсерватории. Я говорил с вашим деканом, он мне вас порекомендовал. Не хотели бы вы защищать дипломную работу под моим руководством?»

Гусейнов тогда только-только защитил кандидатскую диссертацию под руководством Якова Борисовича Зельдовича, и ему важно было «засветиться» в качестве научного руководителя выпускников физфака. Октай рассказал, что занимается нейтронными звездами, и предложил мне делать дипломную работу, связанную с возможными методами наблюдений нейтронных звезд. Замечу, что шел только 1966 год, в то время еще нейтронные звезды не были обнаружены, первый радиопульсар открыли только год спустя.

Дипломную работу я написал, и с того времени многие годы занимался так называемыми релятивистскими звездами – нейтронными звездами, белыми карликами и черными дырами. Распределение получил в Шемахинскую обсерваторию и проработал в лаборатории Октая Гусейнова 23 года – до отъезда в Израиль.

Поначалу приходилось всю неделю жить в коттедже при обсерватории, и в Баку мы отправлялись лишь на выходные. Уже затем, поскольку мы были теоретиками, и наша работа не была связана с телескопами, мы работали в городской базе обсерватории, а потом и вовсе перешли в Институт Физики.

Пешком к звездам

– Насколько я знаю, все эти годы вы активно продолжали публиковаться, и к концу 1980-х ваше имя упоминалось во всех обзорах и библиографических справочниках в качестве одного из ведущих советских писателей, работающих в жанре «твердой научной фантастики». А после того, как вас включили в «Энциклопедию научной фантастики» и ваш рассказ опубликовали в антологии «Фантастика века», вас стали воспринимать как живого классика…

– Не надо преувеличивать. Но мой рассказ «Двадцать миллиардов лет спустя» действительно был включен в антологию «Фантастика века». Двадцатый век начинался рассказом Герберта Уэллса, а заканчивался моим. Не знаю, можно ли сказать, что я активно печатался, но я действительно публиковался в различных журналах, сборниках и альманахах. В 1973 году в издательстве “Молодая гвардия” (МГ) мне предложили подготовить авторский сборник рассказов для серии «Библиотека советской фантастики». Но в 1974 отдел научно-фантастической литературы при МГ во главе с его начальником Сергеем Жемайтисом разогнали (в том, числе, за издание произведений братьев Стругацких). На место Жемайтиса пришел Юрий Медведев, но мне было обещано, что «наше сотрудничество продолжится». Лишь через год мне сообщили, что моя книга не может быть опубликована, поскольку мои идеи, дескать, «не соответствуют диалектическому материализму». Столь же гнусные рецензии вскоре получили и другие авторы, публиковавшиеся в МГ. Зато издательство стало выпускать научно-фантастические книги, которые читать было просто невозможно. С 1974 по 1990 год в «Молодой гвардии» в жанре НФ вышло в лучшем случае несколько приличных книг, а в редакционной политике тех лет явно чувствовался антисемитский душок. Поэтому моя первая книга научной фантастики «Сегодня, завтра и всегда» вышла только в 1984 году в издательстве «Знание».

– Насколько я знаю, будучи представителем «жесткой НФ», то есть фантастики, где научная составляющая считается более значимой, чем художественная, вы, в основном, писали тогда об освоении дальнего космоса. Что в этом могло быть «недиалектического»?

– В «Фантастике 74» у меня должен был выйти рассказ «Странник», где была изложена вполне конкретная идея о возможности путешествия к звездам без кораблей, путем изменения человеческого организма. Уже были готовы гранки, которые мне прислали на вычитку. Рассказ был снят в последний момент, как противоречащий диалектическому материализму, и в результате сборник пришлось переверстывать. На этом мой роман с МГ закончился. Позже рассказ был издан в альманахе НФ издательства «Знание» и не раз переиздавался.

В начале 1980-х мы с Альтовым (который к тому времени уже получил мировую известность как создатель ТРИЗа) разработали шкалу оценки научно-фантастических идей «Фантазия-2». Шкалой этой активно пользуются до сих пор. А в 1972 году я по просьбе Альтова написал учебное пособие по развитию творческого воображения, который можно было использовать на семинарах по ТРИЗу. Книга была отпечатана тиражом 300 экземпляров.

Попытки напечатать ее большим тиражом тогда не удались, но потом она была переиздана, а в Израиле я ее сильно переработал и опубликовал в русскоязычных СМИ. Это в итоге дало толчок к публикации серии из 250 детективных и 180 научно-фантастических рассказов. Потом последние составили книгу “Странные приключения Ионы Шекета», причем в рецензии, опубликованной в журнале «Если» отмечалось, что с Лемовскими “Звездными дневниками Йона Тихого” перекликается только название, а сама книга совершенно оригинальна, и уникальная тем, что в каждом рассказе содержится принципиально новая научная идея.

– Какие из предложенных вами лично в этих произведениях идей в итоге подтвердились или нашли свое применение?

– Например, в сборнике «Фантастика 69-70» был опубликован мой рассказ «Летящий Орел», где была высказана гипотеза о существовании планеты-лазера, то есть планета, атмосфера которой накачивается энергией звезды так, что в нужный момент атмосфера излучает лазерный импульс, который можно зафиксировать на другом конце галактики. Планету-лазер пока не нашли, но десять лет спустя обнаружили такое излучение в атмосфере Марса. В другом рассказе, написанном в 1978 году – «Далекая песня Арктура» – была высказана гипотеза о том, что звезды излучают звуковые волны, и их можно уловить и услышать, как «звезды поют». Это казалось тогда невероятным, так как считалось, что в космосе из-за абсолютной пустоты звуковые волны распространяться не могут. В 2006 году два венгерских астрофизика, Йено Кевлер и Золтан Ковач, впервые обнаружили звуковой сигнал, идущий от звезды, и это было воспринято как сенсация. А затем такие сигналы стали улавливать от других звезд, от планет – например, от Сатурна, и даже от черных дыр. В том же рассказе была идея о том, что целую планетную систему с помощью огромного звездного паруса-зеркала в виде полусферы можно превратить в гигантский космический корабль и перемещать всю эту систему в космосе вместе со звездой. Через полтора года реальность этой идеи была доказана математически. В 2012 году эта же идея независимо от меня была использована в романе «Чаша небес» Ларри Нивена и Грегори Бенфорда.

Одиноки ли мы во Вселенной?

– Кстати, 1970-80-е годы были временем интенсивного обсуждения возможности контактов с инопланетными цивилизациями. Помнится, особый бум вызвала статья Шкловского, в которой он утверждал, что такие контакты невозможны, так как любая цивилизация уничтожает саму себя прежде, чем дорастет до подобной технической возможности. А что думаете по этому поводу вы? Когда такой контакт станет возможен и возможен ли он вообще?

– Я был хорошо знаком с Иосифом Самуиловичем Шкловским, могу рассказать немало историй об этом выдающемся человеке. Сам я думаю, что никаких инопланетных цивилизаций вообще нет. Мы одиноки во Вселенной хотя бы потому, что само существование нашего мира основано на уникальном сочетании ряда физических констант, и вероятность повторного зарождения жизни, подобной нам, практически равна нулю. Как говорят физики: «Вселенная подстроена под нас». И тому есть два объяснения. Либо такой Вселенную создал Творец, либо существует огромное (возможно, бесконечно большое) число вселенных с самыми разными физическими свойствами. В подавляющем большинстве случаев эти вселенные безжизненны, а мы живем в одной из таких вселенных, где жизнь земного типа возможна.

– В последнее время вы активно – и в своих научно-фантастических произведениях, и на многочисленных лекциях и семинарах – пропагандируете идеи эвереттики. Это теория, предполагающая существование множества различных вселенных. Если я не ошибаюсь, вы начали продвигать эти идеи в своих произведениях еще в начале 2000-х годов…

– На самом деле гораздо раньше. Еще в 1993 году я опубликовал в газете «Время» чисто «эверетитический» рассказ «Да и Нет».

– Вы и в самом деле верите в реальность многомирия? И если да, то что для вас эвереттика? Религия? Мистика? Наука?

– Это мировоззрение, основанное на сугубо физических принципах. Например, на решениях уравнения Шредингера. Эти решения описывают множество состояний квантовой системы. Все эти состояния должны реально существовать, ни одно из них не хуже другого. Но в нашей реальности мы наблюдаем только одно состояние. А другие? Другие тоже существуют, но в других («параллельных») реальностях. Иными словами, наша реальность, с точки зрения квантовой физики, постоянно «ветвится». Более того, эти ветви реальности время от времени могут «слипаться» и снова расходиться.

Современная физика описывает не только то, что многомирие существует, но и то, что есть по меньшей мере несколько типов многомирий. Эверетт описал квантовое многомирие, основанное на интерпретации уравнений Шредингера. Есть инфляционное многомирие – возникающее, когда происходит Большой Взрыв, в ходе которого возникла, в частности, и наша Вселенная. Физики уже несколько десятилетий разрабатывают струнную теорию, где также непременно возникает многомирие.

Среди сторонников многомировых идей есть немало очень серьезных ученых: физиков, химиков, психологов и даже психиатров. Среди тех, с кем я постоянно общаюсь, кандидат физико-математических наук Юрий Александрович Лебедев, автор книги «Многоликое мироздание». Психиатры, в свою очередь, видят в эвереттике возможность объяснения причин ряда психических заболеваний.

– Существуют ли какие-то практические доказательства, к примеру, того, что разные ветви реальности могут как расходиться, так и склеиваться?

– Это доказано для отдельных частиц. Такой эксперимент еще в 1993 году провели израильские физики Авшалом Элицур и Лев Вайдман. Но мы с вами состоим из множества частиц, у каждой из которых своя волновая функция, и наша волновая функция представляет собой их сумму. Но и в обычной жизни свидетельств верности эвереттики достаточно много. Мы не всегда обращаем на них внимание или не можем найти объяснение. Например, мало ли в жизни случаев, когда вы точно знаете, что положили данную вещь на то или иное место, а затем не можете ее там найти и находите в каком-то другом. Или, более того – ищете, не находите на месте, а спустя какое-то время обнаруживаете в этом самом месте и не можете объяснить, почему не видели ее раньше. Вот вам пример того, что ветви реальности сначала разошлись, в разных реальностях эта вещь была в разных местах, а затем реальности снова «склеились».

– Мы живем в дни неимоверно высоких темпов развития новых технологий и, в частности, ИИ – искусственного интеллекта. Что лично для вас из открытий и технологий последних десятилетий стало полной неожиданностью? Чего вы даже не могли себе представить, скажем, лет двадцать назад?

– Для меня неожиданным было лишь открытие темного вещества и темной энергии. Все остальное – это количественные и качественные изменения того, что уже было открыто ранее.

– Вас как писателя не волнует то, что происходит сегодня с книгой? С процессом чтения?

– А что, собственно говоря, происходит? Появление электронной книги было предсказано давно. Те, кто читал бумажные книги, продолжают читать их в другом формате. Заядлых читателей серьезных толстых романов на деле всегда было не больше 10%, и сейчас этот процент такой же. Интернет и соцсети привели к тому, что стали писать те, кто раньше только читал. В мире продолжает выходить множество хороших книг и в бумажном, и в электронном виде, и на них находится немало читателей. Я это знаю, так как внимательно слежу за тем, что происходит в книжной отрасли и у нас в Израиле, и в США, и в других странах мира.

– Тем не менее, именно вы написали наделавшую немало шума в русскоязычном интернете статью о том, что научная фантастика в ее классическом, «жестком» варианте умерла.

– Я говорил о российской научной фантастике. К сожалению, в России действительно не осталось ни писателей, способных выдвигать новаторские НФ-идеи, ни читателей, способных их понять. Но в США, например, продолжают выходить потрясающие НФ-произведения, содержащие множество заслуживающих внимания новых идей, и у них не просто есть читатели. Эти книги получают главные премии в области фантастики.

– В современной фантастике уже не раз прокручивается идея, что ИИ вот-вот сравняется с человеком, начнет превосходить его и, в конце концов, может уничтожить. Что вы думаете по этому поводу?

– Простите, но никакого искусственного интеллекта попросту не существует. То, что сегодня принято называть искусственным интеллектом, – это просто очень быстродействующая, «образованная» (в том смысле, что пользуется колоссальным объемом данных) машина, и не более того. Что вы у нее спросите, то она вам и ответит, но ничего нового она вам не скажет. То, что ИИ уже оставляет и еще оставит множество людей без работы, тоже не ново – так всегда было и будет с появлением новых машин. Угроза действительно существует, но она исходит не от самого ИИ, а от его программиста. Если программист запрограммирует ИИ, скажем, на убийство половины человечества, то он убьет половину человечества. Искусственный интеллект будет иметь полное право так называться только, если у него появится сознание и он будет ставить перед собой самостоятельные цели. Но на данном этапе ИИ не может обладать сознанием, поскольку мы сами не знаем, что такое «сознание» и как оно работает. По этой же причине не имеют под собой реальной научной основы и заявления о возможности переноса и сохранения личности конкретного человека в цифровой мир: личность – это сознание, а что это такое, нам не ведомо.

– Но, возможно, наступит день – и мы это узнаем.

– Когда узнаем, тогда и поговорим…