ЕВРЕЙСКИЙ ГЕНИЙ ИЗ ДРОГОБЫЧА

«Философия художника – не что иное, как плодотворный отказ от всего реального, в пользу некой идеальной формы. Стихийность и оригинальность ее, вероятно, дают единственную возможность оценить личность мастера. Живые творческие идеи внезапно, словно редкие ночные сновидения, не возникают. Для их формирования требуются огромные усилия, весь жизненный опыт. Каждый его день – это удар молотком по чекану, по резцу, каждое переживание – новая характерная линия. Истинное, глубинное развитие определяется не его обучением, а глубокими эмоциями. Автор, о котором я пишу, – сегодня, пожалуй, первый и единственный живописец – носитель четко выраженной идеи. Её корни глубоко вросли в кровоточащее сердце рассеянного по всему миру народа, к которому он принадлежит. Все, что в этих тысячах сердец безмолвно и мучительно борется за становление, умная рука художника-провозвестника выразила ясными символами. И это ставит его имя в первые ряды современных графиков. Самобытность его расцвела, питаясь соками земли его родины, народными мифами, духовными ценностями его народа, национальным окружением и поворотами личной судьбы». – Это цитата из предисловия к книге, которую знаменитый писатель Стефан Цвейг посвятил яркому представителю разных жанров изобразительного искусства и видному деятелю сионистского движения Эфраиму Моше Лилиену. Ныне со дня рождения этого художника, родом из Дрогобыча, исполнилось 150 лет.

В Дрогобыче, на Галичине, евреи, как указывается в исторических источниках, обосновались во времена Речи Посполитой. С 1340-1772 годах Дрогобыч был центром староства Перемышльской земли. В 1772 году Драгобыч отошел к Австрийской империи. Новая эра в истории Дрогобыча началась с момента открытия в соседнем Бориславе нефтяных месторождений. В 1866 году тут построили первый в Центральной Европе нефтеперерабатывающий завод. Евреи, зарабатывая большие деньги на нефтяном бизнесе, сооружали для себя роскошные дома, но и занимались благотворительностью – финансировали строительство больниц и школ. Однако, большинство местного еврейского населения жило в бедности, зарабатывая на хлеб насущный тяжелым трудом. В одной из таких семей 23 мая 1874 года и появился на свет мальчик, названный Эфраимом Моше. Его отец был ремесленником – резчиком по дереву. Получив традиционное еврейское образование, Лилиен в ранней юности трудился, проявив к этому способности, подмастерьем у львовского художника, который рисовал вывески. В 16-летнем возрасте Эфраим поступил в Краковское художественное училище, потом прошел курс обучения искусству рисования в Венской Академии искусств. Впоследствии, благодаря поддержке родственников, хотя и весьма скромной, он переехал в Мюнхен, где продолжил художественное образование. В годы учебы Лилиен, приобретя навыки фотографирования, подрабатывал на этом поприще, начав создавать и графические произведения.

Первый успех пришел к Эфраиму после того, как он отправил несколько своих работ, и в том числе – «Волшебную флейту», «Фавн», «Любимый» в редакцию весьма популярного в то время баварского литературно-художественного журнала «Югенд», флагмана нового стиля в искусстве – модерна. Работы Лилиена заслужили высокую оценку, и молодой художник получил приглашение к сотрудничеству, что позволило ему за сравнительно небольшой период времени обрести, расставшись с преследовавшей его бедностью, необходимое душевное равновесие, практически полностью сосредоточиваясь на творческих поисках.

В 1898 году Лилиен переехал из Мюнхена в Берлин. Там, в начале 1900-х и состоялось его знакомство со Стефаном Цвейгом. «В лице Эфраима Моше, сына бедного ортодоксального иудея, – указывал впоследствии Цвейг, я впервые встретил еврея Восточной Европы, представителя того еврейства, о силе и цепком фанатизме которого я до этого толком ничего не знал. Я ощутил в нем могучую силу требовательного и чистого искусства, которая иногда дремлет в людях этой несгибаемой и упрямой расы». Став поклонником художника, Цвейг написал о первых годах творчества Лилиена исследовательскую книгу, убедительно показав в ней, что талант Эфраима Моше расцвел из зерна национального еврейского искусства. И это – притом, что сам Цвейг был, как это известно, убежденным космополитом.

В германской столице Лилиен начал сотрудничать с популярными журналами «Грация», «Ост унд Вест», «Симплициссимус», «Господин», «Вальтшпигель». Для журнала «Южнонемецкий почтальон» он создал немало тонких сатирических рисунков, и в то же время – суровую символическую работу «У наковальни», композиции ярко выраженной социальной направленности, контрастирующие с легкостью сюжетов, придуманных Лилиеном для журнала «Югенд». Кроме того, он впервые попробовал свои силы в книжной графике. И этот первый «блин» не вышел «комом». Весомые плоды принесло знакомство Эфраима с поэтом и фольклористом бароном Бёррисом фон Мюнхгаузеном. Тот пригласил Лилиена к участию в важном проекте по иллюстрации книги поэтических переводов «Иудея». Приняв предложение заняться большой и интересной работой, Лилиен на целый год поселился в родовом замке барона в Тюрингии. Вновь процитируем в данной связи Цвейга: «Чтобы выполнить эту работу, художнику необходимо было окунуться в чистые и мощные потоки, начавшие с возрастающей силой омывать новое время, ему нужно было услышать призывный колокольный звон, несущий в немецкие земли весть об освобождении тысяч и тысяч обездоленных собратьев художника. Две большие идеи одухотворяют Лилиена: мысль об осознанно национальном еврействе, которое обрело силу, благодаря сионизму, и новые веяния в области художественного оформления книги, также содержащие в своей основе самосознание и возрождение забытого. Этот синтез идей обусловил расцвет творчества Лилиена».

Через два года Лилиен обратился к другому, чрезвычайно важному национальному произведению, занявшись художественным оформлением «Песен гетто» Морриса Розенфельда. А Мюнхгаузен переводил книгу эту с идиша на немецкий язык. И здесь начало работе положила дружба художника с автором и переводчиком, дающая возможность глубже, чем это обычно удается профессиональным оформителям книг, проникнуть в полное тайн поэтическое творчество. На одной из гравюр из этой серии под названием «Еврейский май», Лилиен изобразил пожилого еврея, скованного ветками тернового куста, – он протягивает руки в направлении солнца, восходящего с горы Сион. Простая и понятная каждому еврею диаспоры символика – она пробуждает мечту о возвращении в Эрец-Исраэль. После этих своих творческих взлетов, Эфраим Моше завоевал репутацию признанного мастера книжной графики. Впоследствии он иллюстрировал (работая тушью и пером) трехтомную «Библию», «Песнь песней» и другие издания – все они давно уже стали библиографической редкостью.

Но интерес к еврейской тематике у Лилиена связан был не только с историческим прошлым. В не меньшей степени волновало его будущее народа, сыном которого он ощущал себя всегда. Начало 20-го века породило идею возрождения еврейского государства на земле далеких предков. Одним из ее носителей и стал герой нашего повествования. Эфраим Моше принял участие в работе трех первых Сионистских Конгрессов, став, как об этом писалось в прессе, «художником сионизма», создавая символы, в которых для каждого сиониста воплощены были надежды и мечты. В упомянутой книге Стефана Цвейга об этом сказано: «Если исключить произведения мастера из рамок чисто художественного рассмотрения, «в осадке» останется очень высокая его культурная значимость, выделяющая художника из числа большинства других его коллег». И далее: «Лилиен работает для своего народа, и впредь, в чем не приходится сомневаться, будет служить национальным устремлениям». Так всё, собственно говоря, и произошло. В 1901 году Эфраим впервые побывал в Палестине, а в 1906 он вместе с другими мастерами кисти и резца помогал легендарному Борису Шацу создать в Иерусалиме, прославившуюся затем, Школу искусств и ремесел (ныне – Академию искусств и дизайна «Бецалель»). Посчитав это за честь, Лилиен в том далеком 1906 лично преподавал в открывшемся учебном заведении, внеся свой вклад в процесс формирования израильского изобразительного искусства.

В исследовательских работах отмечается, что в два первых десятилетия 20-го века произведения Эфраима Моше Лилиена и его педагогические усилия оказывали существенное влияние на молодых живописцев и ваятелей, группировавшихся вокруг Школы «Бецалель». Важно добавить: никто иной, как Лилиен стал автором широко известного фотопортрета провозвестника еврейского государства Теодора Герцля, в котором Эфраим видел образ «нового еврея». Замечательно выполнил мастер оформление «Золотой книги» Еврейского национального фонда и эскиз почтовой марки для этой организации.

В 1902 году Лилиен выступил в Германии одним из создателей первого еврейского национального издательства «Judischen Verlags», где был и художником, и редактором, и занимался финансовыми вопросами.

В 1903, по приглашению Максима Горького, Эфраим Моше посетил Москву – с целью издания еврейского литературного сборника (для этого издания Лилиен создал впечатляющие иллюстрации). Этот том, однако, увидел свет под названием «Per Aspera. Еврейский Альманах» лишь в 1908 году, и не в Москве, а в Киеве по инициативе известного российского и украинского литератора, искусствоведа и издателя Владимира Вайсблата (кстати сказать, родившегося в семье главного киевского раввина Нухима Вайсблата). В тот примечательный сборник вошли произведения классиков еврейской литературы: Шолом-Алейхема, М. Мойхер-Сфорима, И. Переца, Х. Н. Бялика, А. Гера (под этим псевдонимом выступал сам В. Вайсблат) и других.

В 1908-1912 годах Лилиен совершил длительное путешествие в Эрец-Исраэль и в Турцию, посетив также Дамаск, Бейрут, делая зарисовки и фотографируя жизнь местного населения.

А в 1914 году в Лемберге (ныне – Львов) была организована выставка его работ, восторженно встреченная художественной критикой и общественностью. «Общее впечатление – невероятное: все произведения можно считать вершиной графического искусства», – так писала тогда местная пресса, ничуть при том не преувеличивая. Более того: работы Лилиена оказали значительное влияние на немецкую, австрийскую, французскую и русскую графику первой четверти 20-го столетия. Популярность мастера в те годы можно сравнить разве что с той, которую завоевал своим творчеством Марк Шагал. Собственно говоря, искусствоведы считают Лилиена предтечей Шагала, и это справедливо.

С началом Второй Мировой войны, Лилиен был призван в австро-венгерскую армию в качестве офицера пресс-службы. В этом звании он еще раз побывал в Палестине, но связывать свою судьбу с собратьями, реализующими в Эрец-Исраэль сионистскую мечту, не стал, хотя часть его души осталась на Земле обетованной.

После окончания войны, он возвратился в Берлин, где активно продолжил иллюстрировать книжные издания. В 1922 году в издательстве «Benjamin Harz» вышла в свет объемистая книга-альбом Лотара Брейгера «Е. М. Лилиен», с биографией художника и 226 репродукциями его работ. По рисункам Лилиена «12 колен Израиля» были изготовлены огромные входные двери Старой синагоги в Эссене. Эфраим Моше также выпустил большую серию почтовых открыток и создавал рисунки для почтовых марок, а выполненные им экслибрисы являются высочайшими образцами графического искусства.

В 1923 году в Нью-Йорке прошла выставка работ Лилиена – прежде всего, книжных иллюстраций (в частности, – к «Ветхому завету», к «Песням гетто», к поэмам на библейские темы христианских поэтов, к произведениям поэта-идишиста Г.Розенфельда, переведенным на немецкий язык). Выставка привлекла общественное внимание и явилась подлинным событием в культурной жизни города Большого яблока.

Увы, Эфраиму не была дарована долгая жизнь. Он скончался от инфаркта в курортном городке Баденвайлер 18 июля 1925 года, когда ему был 51 год. Художник мог сделать еще очень, и очень многое. Были у него новые задумки и творческие планы, но они, увы, остались не реализованными. Похоронили Лилиена в Брауншвейге, на родине его жены – Елены (Хелен) Магнус. Его считают самым выдающимся из тех еврейских художников, которые в своем творчестве освещали сионистскую тему.

Стоит привести и еще одно высказывание Стефана Цвейга о мастере: «Культурные деяния Эфраима Моше представляются мне великим, достойным глубокого уважения трудом. Художнику поспешили навесить ярлык «сионистского графика». Но «сионистский» и «график» не характеризуют значимости художника. Сионизм был для него импульсом, в творческой личности Лилиена эта национальная идея преобразовалась и приняла свои особые формы. Что же касается «графика», то, как бы индивидуальна ни была его техника, как бы мастерски он ею ни владел, она всегда оставалась лишь средством – на каком-то этапе оно удовлетворяет мастера, но не более того. Эфраима характеризовала героическая требовательность к себе, заставляющая, не жалея времени, работать над каждым рисунком, устранять в нем малейшие неточности, кажущиеся ему поверхностными, штрихи. В нем ощутимо было трепетание ищущей любви, сохранявшейся с тех лет, когда он боролся за право заниматься любимым делом».

Творческая биография Лилиена, и это не подлежит сомнению, сложилась удачно: ему сопутствовал грандиозный успех, было проведено множество персональных его выставок, он побывал в разных странах, встречался с интересными людьми своего времени. Однако, после смерти художника на его могиле поднялась трава забвения, хотя у него остался сын Отто, который сделал немало для сохранения и популяризации наследия своего отца. Но о Лилиене упоминается лишь в некоторых научных изданиях, а единственная посмертная выставка была организована в Мюнхене, причем только в начале 2000-х годов. Имя Эфраима Моше Лилиена носит одна из улиц в Тель-Авиве, но мало кто знает где она находится. Но в противовес всему этому звучит высказывание американского писателя, лауреата Нобелевской премии Вильяма Фолкнера: «Человек смертен, и его единственная возможность стать бессмертным состоит в том, чтобы оставить после себя нечто бессмертное». К творческому наследию Эфраима Моше Лилиена сказанное имеет самое непосредственное отношение.