ЭТО СТРАННОЕ НЕЧТО…

В годы моей юности у знаменитой тогда советской ещё рок-группы «Наутилус Помпилиус» была такая песня «Наша семья». И там были строчки: «Наша семья – это странное нечто, которое вечно стоит за спиной».

Сегодня это самое Нечто уже не стоит за спиной, а лезет во все стороны одновременно, пожирая своих и чужих, уничтожая людей и размножаясь путем поглощения все новых душ. Лидера этой группы Вячеслава Бутусова оно уже, кстати, поглотило: тот принялся разглагольствовать о том, как коварные украинцы подготавливались напасть на Россию…

Классика жанра

Вот вспомнил эту песню и тут же переключился ещё на одно воспоминание. В 1982 году на экраны вышел фантастический ужастик Джона Карпентера The Thing, в русском переводе – «Нечто». В доживающем свои последние дни СССР он появился примерно в одно время с «Нау» – в 1990-е. Крутили в видеосалонах вместе со «Звездными войнами» и «Греческой смоковницей».

Это был классический, образцовый фильм-кошмар. Жанровый эталон, можно сказать. Про инопланетную сущность (не существо, а именно сущность), убивающую людей на полярной станции: жутко параноидальное и дико страшное кино. Именно после него я охладел к ужастикам, как таковым – правда, сегодня они вызывают у меня лишь легкую улыбку, так как действительность превосходит вот это вот всё до такой степени, что порой хочется её выключить, как телевизор. Увы, невозможно.

Но представьте себе клаустрофобию на затерянной во льдах базе плюс дикий страх, что в любом из твоих товарищей может сидеть это жуткое чудовище…

А почему, собственно, вспомнилось-то? Да вот… За почти 52 года своей жизни я встречал, пожалуй, тысячи людей. С кем-то работал, с кем-то – играл в КВН и «Что? Где? Когда?», с кем-то шлялся по городам и весям, а с кем-то – мотался на Хоббитские Игрища и реконструировал средневековое фехтование на мечах… Увлечения, дружба, родственные связи опять же…

Часть моей семьи (как по отцовской, так и по материнской линиям), а также некоторые друзья жили и живут в России, я бывал там много раз. Мой круг общения весьма тесно переплетался с московскими (в меньшей степени – с питерскими) знакомыми: с самой юности и до 2014 года, когда я оборвал все связи даже с тамошними изданиями, для которых много писал («Росбалт», «Новая газета», журнал «Лехаим» etc.) – это, признаться, ощутимо врезало по семейному бюджету, но в конце концов я оказался прав. Совесть – такая штука: ее один раз продашь и больше ее у тебя нет. У меня есть и слава Богу.

Я, помнится, общался и с российскими эмигрантскими кругами в Европе и Америке – особенно в Европе: был даже членом политической организации под названием «Европейский Русский Альянс», покуда он в 2008 году не поддержал гнусное нападение России на Грузию. Вышел оттуда, хлопнув дверью – так же, как ещё несколько людей, у которых осталась эта неудобная в жизни штука – совесть. Мне в самом деле, может быть, по молодости лет, казалось тогда, что между россиянами и украинцами не было каких-то критических противоречий или нерешаемых проблем. Хотя, признаться, уже тогда в россиянах жило вот это вот самое странное Нечто, вечно маячившее тенью за спиной и, в конце концов, превратившее их в злейших врагов, в первую очередь – для украинцев, а также и для любого, кто не они. Оно давно жило внутри их элит, их интеллигенции и их «глубинного народа» – жило, прорастало в разум и тело, отравляло, меняло их сущность и терпеливо ожидало своего часа.

Прорыв Хаоса

Теперь этот час настал.

Многие из моих старых приятелей-ЧГКшников да КВНщиков, толкинистов да реконструкторов, вдруг (да нет, какое там «вдруг»?) очутились там, по ту сторону фронта. Империя нанесла ответный удар, Саурон классически поднял свое воинство (классически – потому что тоже преждевременно, не дождался наиболее удобного часа), призвав в одночасье под свои запятнанные кровью знамена и интеллигентного знатока Макса Поташева, и одесского умного дурачка Анатолия Вассермана, и питерского гиганта мысли, виртуозного матершинника Александра Друзя. Люди, имевшие когда-то счастье и привилегию быть слушателями семинаров братьев Стругацких, через одного оказались махровыми ватниками, люди, обменивавшиеся на самых первых Хоббитских Игрищах (под Красноярском, на реке Мане, в 1990 году) с украинскими командами из Киева и Харькова молодецкими ударами в постановочных битвах, поперлись с автоматами наперевес убивать украинцев под Киев и Харьков, люди, весело шутившие в КВН на разные темы и даже – ой! – о Путине, вдруг задергались, как болванчики, и запели об аннексии Крыма: «просто отжали полуостров»…

Мир треснул, распался на две части. Имперцы построились в ряды под триколором, под которым разбойничали власовцы времен Второй Мировой. Мятежная Вандея сплотилась під жовто-синіми знаменами. Это не игрища. Это смерть.

2014 год окончательно разделил Россию и Украину, но мы еще не могли понять, как далеко это все зайдет.

Однако…

В 2014 году, через 10 лет после того, как в России началась постоянная, беспрерывная, изматывающая антиукраинская пропаганда, там еще можно было услышать разные мнения. Сегодня уже нельзя: процесс завершился. Нечто окончательно завладело умами и душами миллионов россиян, образ врага в российском обществе приобрел конкретику и застыл в полном соответствии с текущим моментом. То, что этот самый враг на 9/10 придуман российской пропагандой, смоделирован из лжи и фантасмагории, никого не интересует. Обществу, в котором больше нет дискуссий, невозможно указать на искусственность этого образа. Оно не в состоянии уловить разницу между врагом реальным и врагом надуманным, потому что для него этой разницы нет. И какая-то мамашка в московском метро на полном серьезе вопит о проклятых хохлах, из-за которых ее сыночка призвали в СВО вместо давшего взятку чиновничьего отпрыска. И какая-то эмигрантка в далекой Испании, дремучая баба, выскочившая в молодости замуж за турка и уехавшая вместе с ним из России куда подальше, свысока увещевает украинских беженцев из разбомбленного Мариуполя: что ж вы, мол, фашисты вы эдакие, вы бы, мол, просто сдались и все бы было в порядке…

Зигующая (Z) и готовящая нападение («я вам сэйчас на карте покажу, откуда» – Лукашенко Таракан Грыгоровыч, как зовут его на родине) прямо вот уже, коллективный Запад, который желает поработить, отобрать засранные избы и прочие ресурсы, НАТО, которое все время расширяется не туда, куда ему сказали, вечно желающее напасть и все никак не нападающее, Америка, которая ну просто спит и видит, как отжать вонючую свалку в Сыктывкаре, «англичанка», которая зачем-то постоянно гадит русским. Иными словами: весь мир – говно, везде враги. А в друзьях, как назло – то Ким Чен Ын, то Хаменеи, а то ещё какое-нибудь Мадуро.

И всему этому страшному укро-, американо-, англичано-, гейропео- и прочему фашизму противостоит одна-единственная, но очень Великая Страна: Могучая, Свободная, Справедливая, Неопалимая, Несокрушимая, вот уже 23 года подряд управляемая одним-единственным своим парнем из народа – немножечко таксистом, немножко КГБистом, где-то десантником, а где-то – слесарем, местами гопником, а местами ментом… в общем, многоликой и многогранной личностью, на которой и пробы-то не поставишь – негде.

А сами-то?

Сейчас украинцы возможно на меня обидятся, но и у них хватает проблем: и воровство тотальное, и поразительное умение выбрать себе во власть то, что потом придется потом и кровью, очередным Майданом, вычищать к чертовой матери, и взаимопонимание на уровне «один украинец – тужлива пісня (заунывная песня – прим. ред.), два украинца – партизанский отряд, три украинца – партизанский отряд с предателем»… Украинцы собачатся между собой по любому поводу (они сами шутят, что «украинский срач признан культурным наследием ООН»), они порой готовы порвать на тряпки тех, с кем полчаса назад братались и обнимались… но они – живые. Живые люди, понимаете? Спорят. Не укладываются в одни рамки. Не салютуют скопом единственному лидеру. Общественный дискурс в Украине – это норма существования, а если кто-то попытается посягнуть на право спорить и доказывать свою правоту – то пусть лучше сразу бронирует место в Ростове. На самом деле, украинский национальный характер – это лучшая прививка от диктатуры любого вида.

Современная Россия – она даже не больна, она мертва.

Гражданское общество за 23 последних года просто испепелено и пепел развеян.

А с отъездом последних несогласных – уничтожена и посыпана солью почва, на которой это самое гражданское общество могло бы вновь прорасти. Единодушие, единомыслие пугает так же, как молчание – даже больше. Такое было с немцами при Гитлере. Критическое восприятие теперь фигурирует в Уголовном кодексе. Стало возможным запретить определенные слова, определенные мнения, даже определенные намеки. Салтыков-Щедрин в наше время сел бы просто немедленно, вместе с баснописцем Крыловым. Стало возможным запретить думать вразрез с официальной версией (как там у Стругацких было: «за невосторженный образ мыслей»). Оруэлловский Большой Брат счастлив: его мечта осуществилась в путинской России. Мало соглашаться – нужно с радостью принять. Промолчать нельзя – надо поддакивать, а еще лучше – орать о своем согласии во весь голос. Это, правда, тоже не гарантия – в чем убедились на собственной шкуре всякие певуны ротовой полостью вроде сладкого болгарского перца Филиппа Киркорова и «одесской русской» Лолиты Милявской: им выписали люлей, по сути, за то, что «ну, не нравишься ты мне» – а ведь как орали, как поддерживали, как извергались… Оруэлловское «мыслепреступление» больше не выдумка, за него дают вполне реальные сроки. Анекдот о мужике, которого упекли в тюрьму за то, что он носил футболку с надписью «Hujlo», а любой мент в России отлично знает, кто это именно в России – это уже не анекдот.

Ужас без конца

Кошмар ситуации заключается в том, что границы между добром и злом больше нет. Сталин снова произведен в герои. Память о прошлом подверглась официальной прокрустовой коррекции.

Преступники – герои страны, которой управляет альянс чекистов и воров.

Внесудебная казнь с помощью кувалды, выставленная на всеобщее обозрение вооруженными уголовниками, не вызывает возмущения и протеста, а наоборот – возводится в степень высшей справедливости.

Нет ничего невозможного в обществе, состоящем из мертвых людей, из глаз которых смотрит Нечто.

То, что мертво – умереть не может.

Страна, в которой мертвецы из жуткого прошлого правят мертвецами из кошмарного настоящего, безнадежна.

Потому что, сдохни сейчас этот самый, который прописан на футболке, вместе со всеми своими двойниками – они все равно выберут себе нового Сталина, нового Ивана Грозного или нового Путина. Потому что Нечто – оно во всех и во всем!

А вы говорите – фильмы ужасов… Да ржал я на них на эти кино-ужасы…