ИЦХАК ШАМИР:

«Я больше всего боюсь развала нашей страны изнутри»

В 1997 году израильский юрист Хаим Мисгав попросил у бывшего премьер-министра Ицхака Шамира, тогда уже ушедшего на пенсию, разрешения побеседовать с ним о кричащих проблемах тогдашней жизни в стране. Оно было дано, они встретились, поговорили несколько раз, и в результате в 1997 году на иврите появилась книга «Беседы с Ицхаком Шамиром». Потом, в 2000 году, ее перевели на английский язык. Надо полагать, что она осталась малоизвестной, однако это, несомненно, примечательный документ, не потерявший на сегодня ни грана актуальности. Итак, представляем: Haim Misgav. Conversations with Yitzhak Shamir. Translated by David Aisner / Talpiot Press, New York-Jerusalem.

В небольшом введении Мисгав рассказывает о своем собеседнике. «Это человек, который воевал за создание Государства Израиль и который никогда не поступался своими воззрениями или принципами, даже когда его все отталкивали. Даже в одиночестве он предпочитал плыть против течения. Я хотел услышать слова человека, который посмел вступить в бой с Британской Империей при тотальном осуждении “организованным еврейским истэблишментом” действий “Лехи”. Что сможет посоветовать он тем, кто сохраняет верность заветам Зеева Жаботинского, когда возобновилась разрушительная борьба между левыми и правыми? В чем видит он затаившиеся опасности и угрозы сионистской идеологии?»

Ицхак Езерницкий, впоследствии принявший фамилию Шамир, приехал в Палестину в 1935 году, когда ему было 20 лет, по студенческой визе. Его семья жила в деревне Ружаны (восточная Польша), где большинство жителей были евреи. «Мы жили в своего рода еврейском государстве сами по себе, – сказал Шамир. – Я практически не общался с неевреями». Все образование было получено Шамиром в еврейских учебных заведениях. Его центром была Земля Израилева – Эрец-Исраэль. «Я узнал эту землю, еще до того, как совершил алию. Все в ней было мне знакомо. Улицы Тель-Авива я знал из фотографий и картин. У меня была Библия на иврите, был учитель литературы, который научил всех нас великой любви к Эрец-Исраэль. Когда я приехал, то почувствовал себя так, как будто жил здесь и раньше».

– А ты никогда не думал, что тебе придется воевать за создание еврейского государства, – спрашивает Хаим Мисгав.

– Конечно, думал. Я, правда, не знал, как эта война или борьба будет выглядеть, поскольку в то время ее характер еще не определился. Но то, что я приму в ней участие, мне было совершенно ясно. «В 1936 году, около года после того, как я приехал, началась новая волна арабских бунтов и нападений на еврейские поселения. Я помню день, когда в Яффе были убиты десятки евреев. Сам я тогда жил в Тель-Авиве. Это нападение, которое произошло средь бела дня, было названо англичанами “Арабское восстание”». Я бы назвал это по-другому, замечает Шамир. Восстание – это когда гражданское население пытается освободиться от гнета оккупации. А эти арабские бунты были направлены не на англичан, а исключительно против евреев. Это была очередная попытка арабов сорвать сионистский проект, деморализовать еврейское население, уже проживавшее в Эрец-Исраэль. И в 1937 году я вступил в «Иргун цвай леуми» («Эцель»).

Когда началась вторая мировая война, в этой боевой еврейской организации, противостоявшей антисионистской политике Англии, произошел раскол. Вопрос был в том, присоединяться ли к англичанам, воевавшим против Гитлера, или нет. Лидер «Эцель» Давид Разиэль согласился на это, однако другой выдающийся деятель еврейского подполья, Аврахам Штерн (Яир), был против. «Он считал, – по словам Шамира, – что, до тех пор, пока англичане не подтвердят свою приверженность созданию еврейского государства после окончания войны c Гитлером, ничто не обязывает нас прекратить войну за нашу независимость». Я поддержал Яира, говорит Шамир, но не сразу. В конце концов я решил, что от прекращения нашей борьбы с английским правительством не будет никакой пользы.

Одним из впечатляющих достижений Яира еще до начала мировой войны, рассказывает Шамир, было его сотрудничество с польской армией. Поляки согласились обучать офицеров для «Эцель». Он даже получил от них оружие, часть которого была переправлена в Палестину. Его контракт с властями Польши предусматривал поставку ими оружия, достаточного для экипирования целой дивизии. Как это все могло получиться? Дело в том, что у Яира и его партнеров была общая цель – сократить количество евреев в Польше. «Мы хотели содействия поляков в том, чтобы привезти сюда больше евреев, а они хотели нашей помощи в уменьшении их количества в своей стране. Иными словами, иногда антисемитские мотивации совпадали с национальными устремленями сионистов».

– И вы все считали Англию соучастницей Холокоста, не так ли?

– У нас не было в этом никаких сомнений. За четыре месяца до того, как вспыхнула война, когда адское пламя в Европе грозило поглотить миллионы евреев, Англия опубликовала новую «Белую книгу», где было указано, что за следующие пять лет только 75 тысячам евреев будет позволено поселиться в стране. И тут же – выслать всех «нелегальных иммигрантов». И более того – предоставить арабам право вето над продолжением алии, установить дополнительные ограничения на продажу земли евреям, да еще и предусмотреть создание «палестинского государства». Даже после начала войны еще было время спастись от нацистского террора, но бежать было некуда. «Ворота в нашу землю были закрыты для всех, кто хотел приехать в нее». И так Ицхак Шамир потерял свою семью.

– Во взаимоотношениях «Эцель» с Ишувом тоже не все было гладко?

– И еще как! Они обзывали нас сепаратистами, это была оскорбительная кличка. Ишув третировал нас как гонимое меньшинство. Их газеты публично ратовали за то, чтобы англичане переловили нас. Нам даже жилье не хотели сдавать. Но мы учили наших людей не ненавидеть единокровных нам. Англичан – да, арабов – да, но не евреев. Их следовало убеждать.

– Можешь вспомнить конкретную операцию, за которую ты отвечал?

– Я непосредственно возглавлял операцию против лорда Мойна в Египте в 1944 году. Она прогремела на весь мир. Лорд Мойн, поставленный английским правительством над всем Ближним Востоком, проводил в регионе бескомпромиссную антисионистскую политику. «В своем неприятии сионистского движения он был злоязычен до крайности. Он даже договаривался до того, что нынешние евреи не имеют никакого отношения к Эрец-Исраэль. В его понимании они были всего лишь смесью народов, а не потомками евреев Библии. В своих заявлениях он был резок и развязал настоящую войну против нелегальной еврейской иммиграции. Это по его распоряжению перехватывались и возвращались обратно корабли, перевозившие еврейских беглецов. И тогда я послал в Каир двух наших бойцов, Элияху Хакима и Элияху Бен-Цури, чтобы его убить». К сожалению, машина скорой помощи, которая должна была увезти их после покушения, запоздала. Они арендовали велосипеды, попытались скрыться, но их догнал египетский полицейский на мотоцикле. На суде оба вели себя мужественно и не раскаивались в содеянном. Естественно, обоим был вынесен смертный приговор.

Впоследствии, уже когда Шамир был членом Кнессета, он ездил в Каир, чтобы опознать трупы обоих Элияху и привезти их в Израиль для погребения.

Письма Ицхака Шамира его жене Шуламит из Асмары (Эфиопия), куда он был сослан после ареста (уже второго) в 1946 году:

«Дорогая, меня вырвали из всего, что было для меня бесценно. Иногда это болит и мучает меня. Но иногда это становится источником счастья и бодрости: здесь я сижу под замком, но большая часть моей жизни продолжает существовать далеко отсюда… Только частичка меня находится в тюрьме. То, что я построил, то, что я создал, существует, живет и растет. Сын мой…

И вновь – дорогая моя жена! Не печалься, не чувствуй боли, прими свою судьбу. Не переставай бороться и побеждать. Не береди свои раны. Не думай слишком много обо мне и о своем одиночестве. Это не поможет. Раны не заживут. Береги силы, здоровье и печаль. Еще много чего случится в жизни. Нужно принимать хорошее наряду с плохим и двигаться дальше».

– Когда же ты вернулся в Израиль?

– «Я вернулся в независимое Государство Израиль 20 мая 1948 года, через пять дней после Декларации о независимости. Французский линкор перевез меня из Джибути в Тулон, а уже оттуда я добрался до Израиля. Нет сомнения, что французскому правительству были по нраву моя деятельность и подпольная организация, которую я возглавлял».

Хаим Мисгав переходит к темам, связанным с Холокостом, и судьбой семьи самого Шамира. Ранее уже говорилось, что она погибла, однако сейчас он уточняет, что пара-тройка человек из его родни все же уцелели. И еще одна важная деталь. И отец его, и сестра, и другие родственники были убиты соседями-поляками, которых они знали всю жизнь. О том, что случилось с его матерью, Шамиру ничего не известно.

– Во время твоего пребывания на посту премьер-министра приходилось ли тебе принимать решения, которые прямо или косвенно были вызваны судьбой еврейского народа во время Холокоста?

– Несомненно, все то, что мы пережили во время второй мировой войны, влияет и будет продолжать влиять на наши решения… Эти травмы настолько глубоки, что они не могут не влиять на наши инстинктивные реакции, даже если мы этого не подозреваем. Я уверен, что ужасы войны и истребление сонмов невинных евреев уже повлияли на много решений, принятых политиками в Израиле.

Среди таких решений Ицхак Шамир называет решение о бомбардировке иракского ядерного реактора. «Нам было ясно, что никто не сделает эту работу за нас и что только мы должны устранить чудовищную угрозу, которую представлял этот реактор. Что особенно раздражало, так это лицемерие других стран, которые забыли, что произошло с нами не так давно. Но лично меня более всего потрясла реакция лейбористской партии, которая обвинила Менахема Бегина в “политической бомбардировке”, имея в виду предстоящие выборы в Израиле. Я никогда так не презирал Шимона Переса, который возглавлял лейбористов, как в эти дни. Его мелочность опустилась до самого низкого уровня за всё время».

– Какие уроки Холокоста ты лично хотел бы передать будущим поколениям?

– Мы никогда не должны забыть, и мы никогла не должны простить. В Польше, где евреи жили почти тысячу лет, миллионы их были уничтожены, и среди них вся моя семья. Вывод: если мы хотим жить, то обязаны быть сильными.

– А как же арабы? – спрашивает Хаим Мисгав. – Ведь некоторые в нашей стране принимают близко к сердцу их национальные чаяния.

– Я не поддерживаю выселение арабов, – отвечает Шамир. – Ни тех, кто живет за «зеленой линией», ни, разумеется, тех, кто живёт внутри границ еврейского государства. Но я не готов предоставить какой бы то ни было группе арабов право на государственность. Мы должны раз и навсегда решить для себя, что этот очень маленький кусочек земли принадлежит нам целиком и полностью. Мы не изгоним даже одного араба, но двух суверенных государств здесь быть не должно. Всё, что мы можем предложить арабам, это муниципальную автономию, но не более того. Даже Генри Киссинджер когда-то сказал, что на такой маленькой территории невозможно иметь два государства.

– Во время Шестидневной войны ЦАХАЛ захватил многие территории «арабского государства», предусмотренного планом ООН. Но израильское правительство не воспользовалось возможностью присоединить их, хотя они были в пределах Эрец-Исраэль. Не было ли это «недосмотром», за который мы до сих пор расплачиваемся?

– Ну, конечно. Ведь было можно легко завладеть горой Хеврон и городом Хеврон. Он был пуст, арабы убежали из него. И вообще многие районы Иудеи и Самарии были оставлены, их можно было присоединить без малейшего кровопролития. К несчастью, мы этим не воспользовались. Моше Даян предотвратил уход арабов из Восточного Иерусалима, которые собрались бежать в Иорданию, и вернул их в Старый город. Почему он это сделал, я не знаю. По всей видимости, он надеялся таким образом обеспечить мир с арабскими странами. Потом он проделал то же самое в Калькилии, которая уже была занята нашими войсками. ЦАХАЛ уже приступил к сносу домов, но Даян решил вернуть туда арабов и отстроить уничтоженные дома. Без сомнения, он сделал ошибку, и сегодня многие евреи, живущие поблизости от Калькилии, платят кровавую «цену» за щедрость Даяна.

– Расскажи о своих отношениях с Менахемом Бегином.

– У нас было много общего. Мы оба родились в Польше, были воспитаны в теплоте сионистских семей и усвоили, что за свободу еврейского народа необходимо бороться без страха и сомнений. Мы понимали друг друга и могли работать вместе. Симпатия между нами была взаимной, но и различий было немало. Самым важным было то, что тогда он не соглашался с некоторыми тактическими установками «Лехи». На его взгляд, ликвидация отдельного человека, то, что он именовал индивидуальным террористическим актом, была аморальной. Соответственно, убивать врага или информанта было неправильно. Я считал по-другому и не колеблясь приказывал осуществлять подобные меры.

– Ты сказал, что возможной причиной его отставки могла быть Ливанская война, большие потери, которые понес Израиль.

– Он полагал, что эта война будет очень короткой. Поэтому, когда возникла необходимость отогнать Организацию Освобождения Палестины от наших северных границ, он санкционировал военную операцию и полностью доверился армии. И в самом деле другого пути зашитить север нашей страны не было, и критика, которая обрушилась тогда на него, была неоправдана. Левые круги просто не могли смириться с фактом, что впервые со времени основания государства потеряли контроль над тем, как ведется война. «Табу», нарушенное в те дни демонстрантами из движения «Мир сегодня», создало в нашем обществе раскол, который с тех пор остался непреодоленным и только усугубился вплоть до того, что поставил под угрозу само существование еврейского государства.

– После теракта на рынке «Махане Иегуда» в Иерусалиме (30 июля 1997 года) некоторые представители оппозиции утверждают, что это происходит, дескать, потому что правительство Израиля не идет на компромиссы и таким образом косвенно несет ответственность за теракты. Что ты на это скажешь?

– Вздор! А что такого сделало правительство? Оно начало строить дороги в Хар-Хома (поселение на юге Восточного Иерусалима). Так мы же вообще после Шестидневной войны только и делали, что строили в Иерусалиме. Этот теракт совершенно никакого отношения к строительству не имеет. Последнее – только предлог. Этот преступный, варварский, жестокий и бесчеловечный акт в очередной раз доказывает, какую трагедию мы навлекли на себя, инициировав и приняв «Соглашения Осло». До них терроризма в таких масштабов не существовало. Да, они нападали на людей с ножами. Пару раз имели место более сложные теракты, но массовых убийств не было. «Соглашения Осло» позволили террористическим организациям, не опасаясь ничего, свить гнездо в самом сердце страны. Беженские лагеря используются как базы для убийств, которые совершаются в местах, где есть еврейское население. Все, что им остается, это вербовать бомбистов-самоубийц, снабжать их взрывчаткой и отправлять в Иерусалим, Тель-Авив и т.д. Все это происходит без помех, потому что армия выведена со многих территорий, не оставив себе возможности вернуться, чтобы защитить евреев, которые там живут.

– И как, по-твоему, правительство должно реагировать на теракты?

– Я исхожу из того, что арабы не изменятся и не станут умеренными, а террор не уменьшится. Он и дальше будет частью нашей повседневности, а в какие-то моменты, по моему мнению, может и возрасти. И если мы целеустремленно не приступим к активному искоренению терроризма, он превратится в угрозу нашему существованию. Со всей силой, соразмерной обстоятельствам, мы обязаны подавить его. Без малейших колебаний мы должны отплатить террористам и их пособникам за все, что они творят.

– Так ты, по сути, говоришь о том, что мы должны вернуться к операциям возмездия 1950-х годов.

– Да, мы должны применять методы, которые использовались тогда. Даже когда я был премьер-министром, терроризм существовал, но не в таких страшных масштабах, как мы видели при правительстве Рабина-Переса. Целые автобусы взрывались вместе с пассажирами. Автобусные остановки и торговые центры стали мишенями для исламистских преступников. Практически весь Эрец-Исраэль превратился в охотничьи угодья для любителей убивать евреев. Любой араб может проснуться утром, взять что-нибудь, что взрывается, и выезжать на «охоту». Мы не должны это терпеть. До чего мы докатились? Вместо того чтобы мстить убийцам, мы прячем головы в песок и выдаем новые «инструкции о поведении». Мы говорим людям, что они должны ходить большими группами, не пользоваться автостопом и так далее. Это самый настоящий позор.

– Мне кажется, я слышу пессимизм в твоем голосе…

– С той самой церемонии на лужайке Белого Дома возникло ощущение, что евреи заболели слабодушием, страхом и неумением противостоять ультиматумам. Мы отдаем, мы отдаем, и этому нет конца. Даже в «Ликуде», самой националистической партии, люди говорят вещи, которые были бы немыслимы в прошлом. Мы обещаем, мы обещаем – и теперь обещали еще больше наших территорий, достояния Эрец-Исраэль. Мы отдали им Иерихон. Мы отдали им почти всю Газу. Мы на блюдечке преподнесли им Хеврон и другие большие города Иудеи и Самарии. И мы ничего не получили взамен. Они даже спасибо не сказали.

С того самого дня, когда были подписаны «Соглашения Осло», и фальшивая эйфория, возбуждаемая группами интересов, распространилась повсеместно, арабы стали выдвигать все новые и новые требования. Эту реальность, которая формируется у нас на глазах, нельзя игнорировать. Арабы пользуются нашим безволием, и они последовательно работают над тем, чтобы консолидировать свой контроль над теми территориями, с которых мы ушли.

Арабы не подписались под нашим «выводом», что пришло время для мира. Мы ведем переговоры с самими собой. Наши левые интеллектуалы «приватизировали» идею мира, полагая, что в арабском сознании произошла фундаментальная перемена. Конечно, мир лучше войны, не спорю. Но что делать, если другая сторона этого не хочет. Для мира нужны два участника, и, пока нынешняя ситуация пускает здесь все больше корней, увеличивается и опасность. Мы вообще можем все проиграть, если продолжим идти по дороге, ведущей в никуда. В левом лагере есть политики, которые даже советуют Арафату, как ему выстраивать свою борьбу с еврейским государством. Они делали это и в прошлом. Само-ненависть всегда была источником омерзительных действий в среде левых.

Я больше всего боюсь развала нашей страны изнутри. Арабы ждали, когда это произойдет, на протяжении целого поколения. К моему величайшему сожалению, слишком многие из нас помогают в этом нашим врагам.

– Некоторые предсказывают, что Государство Израиль может пострадать еще из-за одной проблемы. Что если две большие группы населения, арабы и ультраортодоксы, будут доминировать над светским меньшинством?

– У меня лично нет никакой жалости к этому «меньшинству». Ведь каждый выбирает свой собственный путь жить и воспитывать детей, и в этом нет ничего нового под солнцем. Ничего плохого не случится с обитателями Рамат-Авива (район Тель-Авива), если на шаббат их торговый центр не будет работать. Это вопрос не культурной войны, а политической. Те, кто сегодня разжигает «войну светскую», это те же самые люди, которые устраивают демонстрации заодно с арабами против заселения Хар-Хома.

– Но как убедить тех, кто не согласен с твоим мнением?

– Это дело образования. К сожалению, после Шестидневной войны здесь приучили нашу молодежь верить, что мы «захватили Западный Берег». Да ничего подобного! Мы должны рассматривать территории, перешедшие под контроль ЦАХАЛа в результате Шестидневной войны, только как возвращение туда, откуда мы были изгнаны две тысячи лет назад. Это важно помнить всегда. Моральное право заселить все освобожденные в ходе войны территории не может быть у нас отнято.

– Что ты можешь сказать будущим поколениям?

– Мы не сможем выжить, если не будем готовы к постоянной борьбе. В гимне «Лехи» сказано: «Нас лишь смерть может вырвать из строя». Никто не может сказать, что я только изрекаю призывы, потому что я всегда знал, что за словами всегда должны следовать поступки. Во все годы, проведенные в «Лехи» и «Моссаде», моим обязательством было концентрироваться на первейшей цели, и я ни минуты не раскаиваюсь в том, что мой путь был именно таковым. Я был счастлив совершить алию, и сегодня я рад, что мой путь оказался успешным.