ЗАБЫТЫЕ ГЕРОИНИ

В Израиле принято отдавать дань памяти героям, пожертвовавшим своей жизнью или заплатившим своей свободой за создание еврейского государства. Причем отнюдь не только в День поминовения павших.

Ни одна школьная экскурсия в Акко не обходится без посещения крепости, где во время британского мандата располагалась тюрьма и были повешены восемь членов еврейского подполья. В Иерусалиме вам непременно назовут имена еврейских подпольщиков, сидевших в тюрьме на Русском подворье, многие из которых стали потом видными государственными деятелями Израиля.

Но при этом почему-то никто не вспоминает о горькой участи евреек-подпольщиц, членов организаций ЭЦЕЛ и ЛЕХИ, оказавшихся в знаменитой женской тюрьме в Бейт-Лехеме, ликвидированной после ухода англичан в 1948 году. А ведь все они были настоящими героинями, и судьба некоторых из них была поистине трагична. Лишь недавно история этих женщин оказалась в поле зрения израильских историков и документалистов.

Между тем, и в ХАГАНе, и в ЭЦЕЛ, и в ЛЕХИ женщины на равных с мужчинами участвовали во многих боевых операциях, и англичане обычно не делали им никаких скидок – разве что избегали приговаривать к смертной казни, ограничиваясь пожизненным заключением. В итоге в тюрьме в Бейт-Лехеме, как известно, в 1946 году оказалась легендарная диктор подпольной радиостанции ЛЕХИ Геула Коэн, ставшая единственной узницей, которой оттуда удалось бежать.

Но еще в 1941 году туда была заключена диктор подпольной радиостанции ЭЦЕЛ Эстер Разиэль-Наор. Ее муж Иегуда Наор был арестован вместе с ней и отправлен отбывать заключение в Африку. Двое их детей были переданы родителям Эстер, а сама она в момент ареста была беременной третьим сыном.

Там же в 1944 году оказалась 17-летняя Мирьям Стоцки, пойманная на улице с десятками экземпляров газеты «Херут», выпускаемой ЭЦЕЛ, и приговоренная к году заключения за распространение запретных материалов. Понятно, что женщины, принимавшие участие в боевых операциях (в основном, в качестве медсестер, для оказания первой помощи раненным) получали куда большие сроки.

Одной из узниц тюрьмы в Бейт-Лехеме была и Мики Дэвидсон, привезенная родителями из Германии в пятилетнем возрасте, еще подростком вступившая в ряды ЭЦЕЛ, а в 1944 году вышедшая замуж за английского офицера-еврея Давида Дэвидсона.

Брак, кстати, был заключен по большой взаимной любви, после чего Мики спокойно продолжила принимать участие в операциях, уносивших жизни десятков английских офицеров.

Будучи необычайно худой и гибкой, Мики с легкостью проникала в здания британской администрации и закладывала там бомбы.

Одна из таких операций пришлась на день, когда супруги Дэвидсоны были приглашены на студенческий бал в хайфском Технионе. Мики попросила мужа пойти туда одному, пообещав присоединиться к нему чуть позже. И она сдержала слово: взорвав здание английской полиции в Хайфе, сбегала домой, переоделась и появилась на балу в полном великолепии. После ареста Мики Давид задействовал все свои связи, чтобы добиться для любимой сначала легкого приговора, а затем и ее освобождения – с условием, что его супруга немедленно покинет Палестину.

Во время своего недолгого пребывания в тюрьме Мики столкнулась с Пниной Баджо-Шохат, принимавшей участие во взрыве нефтепровода и выданной вместе с товарищами в руки англичан членами Хаганы.

И таких женщин, повторим, в Бейт-лехемской тюрьме сидело несколько десятков. Условия их заключения были не только не лучше, но и значительно хуже, чем в тюрьме в Акко или на Русском подворье. Если в Акко все евреи-подпольщики сидели в одном блоке и могли заниматься самообразованием, игрой в шахматы, тренировками, да и вообще атмосфера в тюрьмах в целом была хорошая, то в Бейт-Лехеме подпольщицам пришлось делить общее пространство с арабками, еврейскими уголовницами и просто буйными сумасшедшими, для которых не нашлось места в сумасшедшем доме.

Камеры в тюрьме были переполнены, двор для прогулок был очень небольшой, общие кухня и столовая тоже, и потому в ее стенах все время вспыхивали скандалы и драки между заключенными. Причем последние нередко носили куда более жестокий и кровавый характер, чем драки между мужчинами.

Атмосфера в тюрьме была безумной, причем в самом буквальном смысле слова, но, судя по письмам, отбывающих наказание «еврейских террористок», как их называли англичане, тревожило в первую очередь то, что происходит на воле. Все они были молоды, а по большей части просто юны, почти у каждой там, на свободе остался любимый парень, и больше всего они боялись, что за время их заключения он найдет себе другую.

«Я так тебя люблю, что готова родить тебе ребенка прямо в камере», – писала жениху одна из бойцов ЛЕХИ Элишева Эндан. Она была одной из самых старших по возрасту евреек-подпольщиц – ей было почти тридцать, а ее жених оказался в английской тюрьме в Африке, и ее сводила с ума мысль о том, что в разлуке его чувства остынут.

Так, увы, в итоге и произошло. Жених полюбил другую, и Элишева так никогда не вышла замуж и прожила до конца дней в одиночестве. Когда Геула Коэн упомянула о ней в своей книге, добавив, что Элишева была и осталась для нее загадкой, та написала ей следующее: «В борьбе за дело, которое называется еврейским государством, я проиграла нечто куда большее, чем все – свою жизнь. Несмотря на то, что все еще жива».

И это была, безусловно, правда. Элишеву Эндан, бывшую настоящей героиней, после провозглашения Государства Израиль практически забыли, и никому до нее не было дела.

Помимо написания писем родным, узницы тюрьмы в Бейт-Лехеме вынашивали планы побегов, а также писали письма во все возможные инстанции, пытаясь смягчить вынесенный им приговор. Когда кто-то из узниц выходила на свободу, ей передавали целый ворох таких писем, а также наказов, с кем ей следует встретиться и передать привет.

Кстати, на волю обычно подпольщицы выходили ненадолго. И не потому, что почти тут же возвращались к своей прежней деятельности, хотя и это было – и та же Геула Коэн лучшее тому доказательство. Нет, дело было еще и в том, что после каждой операции ЭЦЕЛ или ЛЕХИ англичане начинали массовые аресты всех, причастных в прошлом к еврейскому сопротивлению, и получалось, что, один раз попав в тюрьму, ты обречена возвращаться в нее снова и снова.

Впрочем, англичане разрешали узницам и свидания с близкими родственниками. И хотя путь в Бейт-Лехем был совсем не близким, особенно для тех, кто жил в Тель-Авиве или Хайфе, родители приезжали на свидания к дочерям, мужья – к женам, и это были самые светлые минуты их в жизни. Если у заключенной сидел и муж, то обычно к ней с детьми приезжала мать, как это было у Цили Амидрор (Теплицкой, урожденной Геллер).

Случались в тюрьме и настоящие бунты – к примеру, из-за того, что англичане не давали отпраздновать тот или иной праздник в соответствии с еврейской традицией. Бунты эти жестоко подавлялись, но, как правило, после них англичане шли на уступки.

Еще одним светлым моментом в жизни узниц были визиты в тюрьму «раввина заключенных» рава Арье Левина. Этих визитов ждали, к ним готовились, потому что каждая считала р. Левина своим личным раввином, и многие сохранили с ним тесные отношения в течение десятилетий после освобождения.

После того, как 29 ноября 1947 года ООН приняла решение о создании на территории Палестины двух государств – еврейского и арабского, в Бейт-Лехеме начались волнения и возникла реальная угроза того, что арабы ворвутся в тюрьму и изнасилуют и перебьют находящихся в ней евреек. Последние в свою очередь вышли в тюремный двор и стали требовать от начальства вывезти их из Бейт-Лехема, чтобы обеспечить их безопасность. Надзиратели загнали их дубинками в камеры, но спустя несколько дней погрузили в наручниках на грузовики, которые направились в сторону опустевшего после 29 ноября лагеря для нелегальных эмигрантов в Атлите.

По пути еврейки громко распевали патриотические песни, а заодно рассматривали в дырочки в брезенте, которым были укрыты грузовики, окрестности – после долгого заключения для них это было настоящим развлечением. Когда они проезжали Иерусалим, то стали выкрикивать из грузовиков о том, кто они такие и видели, как прохожие посылают в их сторону воздушные поцелуи.

Лагерь в Атлите был, безусловно, лагерем в полном смысле этого слова, но условия здесь в любом случае были лучше, чем в Бейт-Лехеме – просторные бараки, большой двор… Самый настоящий праздник у подпольщиц случился тогда, когда в лагерь привезли партию заключенных мужчин. Все они были скованы друг с другом, так что им было тяжело даже поднять руки; но зато мужчин от женщин отделяла лишь сетчатая ограда, а значит, они могли говорить между собой. И обе стороны тут же стали забрасывать друг друга вопросами…

Но вот охрана в Атлите оказалась даже более враждебной, чем в тюрьме в Бейт-Лехеме, и однозначно более антисемитски настроенной. Наиболее ярко это проявилось, когда один из британских солдат решил распустить руки по отношению к еврейке. Заключенные женщины скопом набросились на обидчика и, следует признать, жестоко избили. Но в ответ англичане стали не только избивать узниц, но и выкрикивать «Еврейские свиноматки!» и «Хайль Гитлер!». Один из них даже где-то раздобыл нацистский флаг, и стал им размахивать перед еврейками.

Вместе с тем англичане, безусловно, не могли не понимать, к чему все идет, и потому их военные суды начали спешно принимать решения об амнистиях.

Лагерь в Атлите постепенно пустел. К Песаху 1948 года в нем осталось всего 13 узниц. А к 5 мая, за несколько дней до провозглашения Израиля – всего 5. Когда до этого момента оставался один день, там находились 4 заключенных, приговоренные к пожизненному заключению.

В первый День Независимости все они были выпущены на свободу, после чего о большинстве из них, как и об Элишеве Эндан, попросту забыли. Хотя, думается, они заслуживают того, чтобы о них помнили.