ИЗ ПЕТРОЗАВОДСКА НА АЛЯСКУ

Дмитрий Преображенский

Российский путешественник Сергей Синельник завершил очередную часть кругосветного странствия, которое он начал 5 лет назад на деревянной лодье (в соответствии с северной поморской традицией это слово пишется именно через «о») «Пилигрим» – копии поморского судна 18 века. Летом 2017 года он вышел из Петрозаводска, а теперь пришвартовался в Петропавловске-Камчатском.

За это время он вместе с другими членами экипажа, которые сменялись время от времени, преодолел 17 тысяч миль и побывал в таких местах, до которых «нормальный» с обывательской точки зрения человек, скорее всего, не доберется.

Одной из таких «достопримечательностей» стали практически необитаемые Алеутские острова, которые, благодаря климатическим условиям, входят в число самых мрачных районов планеты. Сергей рассказал мне о посещении этих мест, а также обо всем этапе пути от Аляски продолжительностью свыше 2000 миль. И уже вдогонку, после беседы, добавил, что, собственно, задача «закрыть кругосветку» не стоит, и путешествие будет продолжаться. «Как Бог даст» добавил он.

«Виды на миллион» в американской Долине смерти

Оглядываясь сейчас назад, я могу сказать, что в нынешнем году наше путешествие с самого начала было непростым. Трудно было выехать из России. У меня заканчивалась американская виза, и я решил стартовать заблаговременно. Но это было в марте, когда «Аэрофлот» как раз перестал летать в США. Возникли сложности, рейс отменили, и я решил немного задержаться дома, чтобы провести больше времени с семьей.

Слава Богу, вскоре удалось решить все вопросы с поездкой, и в начале апреля я все-таки прилетел в США. Отправляться на Аляску, где «Пилигрим» оставался на зимовке с прошлого года, было рано – там еще стояла самая настоящая зима. Поэтому мы с моим другом и старшим помощником в экипаже «Пилигрима» Алексием Волчком, который живет во Флориде, решили ехать до Сиэтла на его машине, а уже оттуда лететь на Аляску.

За последние три года, пока мы плавали по водам США, я провел в этой стране в общей сложности 1 год и 3 месяца. И все это время мне хотелось побывать в пустыне Мохаве и в Долине смерти. Раньше как-то не получалось – слишком много внимания приходилось уделять лодье. Сейчас же вроде бы появилась возможность, и я решил попробовать исполнить мечту. В результате удалось частично пересечь Мохаве и пройти полторы сотни километров по Долине смерти.

Во время этого похода мы с Алексием испытывали специальную телегу для перевозки грузов по бездорожью, которую нам предоставила фирма-производитель. Мы с моим братом Александром во время своих прежних путешествий много разных телег сломали – они ломаются, какими бы крепкими ни казались.

В этот раз я телегу сломал на десятом километре. Нагрузил ее, как положено, и пошел. Но я понимал, где слабые точки – они в итоге и «сработали». Надеюсь, мой опыт поможет производителям их устранить.

Конечно, запомнились, как говорится, природные «виды на миллион» – опять-таки, особенно в Долине смерти: я понял, почему ее так называют. С запада и с востока горы, а ты идешь по соляным равнинам, в которых можно и затонуть. Там множество кочек: они хоть и невысокие, но такие острые, что можно всю обувь порвать. И вот, ты идешь по тем кочкам, которые поменьше, или выбираешь места, где вода их немного размыла.

Кроме того, встречались очень интересные кусты – эдакие столбы высотой метра три, покрытые как будто травой. Я видел этих исполинов только в одном месте, но их были сотни.

Мой напарник Алексий поначалу прошел свои 30 километров, что для него уже было хорошо, как для новичка в пустынных походах. Потом мы уже назначали места встречи: он на машине выезжал куда-нибудь на гравийную дорогу, я же старался идти по таким местам, где нет людей.

На Аляске американский охранник сказал: «Я молюсь за вас, чтобы был мир»

После этого мы на машине доехали до Сиэтла, откуда на самолете отправились на Аляску.

Здесь мне хотелось бы поблагодарить множество добрых людей, которые встречались нам во время этого путешествия. Если вы спросите, как относятся к русским в Америке, то я отвечу: практически все относились к нам хорошо. Например, нам помогала руководитель Русского центра Аляски Анна Верная, а ее муж Дэвид довез нас на своей машине от столицы штата Анкориджа до города Хомер, где зимовал «Пилигрим».

Это, ни много ни мало, около 200 километров. И вот представьте себе: вокруг снег, на улице всего плюс 4 градуса. Я думаю – куда мы едем?

На большой рыболовецкой стоянке, где находилась наша лодья, охрана по ночам выключала электричество. Это делается для того, чтобы рыбаки, которые часто остаются ночевать на своих лодках, не слишком «наматывали» электроэнергию. В итоге приходилось спать без отопления, но как-то приспосабливались, потом начали ненадолго ставить газовые обогреватели – на всю ночь боялись это делать. Конечно, первое время было сложно жить в таких условиях, но затем стали потихоньку привыкать к холоду, а дней через пятнадцать начало теплеть.

Как-то раз к нам подошел охранник, который раньше 25 лет служил в армии. Когда он узнал, что я собираюсь идти в Россию, то сказал: «Не ходи туда, там опасно, останься со своей лодкой здесь!» Я ему ответил: «А как иначе? Это моя родина, я пойду туда».

Этот человек сказал: «Я молюсь за всех вас, чтобы был мир». И после этого он нам перестал отключать электричество на ночь, чтобы было теплее. Другие смены тоже иногда так делали.

Помогла нам и администрация стоянки, которая несколько раз бесплатно подвозила воду, чтобы мы могли обработать лодью. Ведь даже в таком холодном и влажном климате деревянный корпус за время продолжительной стоянки рассыхается, и нужно многое делать, чтобы поддерживать его в порядке. Поэтому для размачивания корпуса внутрь заливаются тонны воды и потихоньку деревянные пояса (доски) расширяются, закрываются щели. Понятно, что мы не можем наполнить водой все пространство до ватерлинии, иначе будет бассейн. Это делается только до определенного уровня – до настила в каютах, а выше все стыки между поясами, куда можно дотянуться, прокладываются ненужными тряпками, полотенцами, одеждой. В течение недели их приходится поливать водой, чтобы они были сырыми и передавали влагу дереву, чтобы доски таким образом расширялись. Процесс этот трудоемкий.

Приятно, что нас поддерживали местные жители, мы не чувствовали с их стороны никакого напряжения, и благодарны всем за такое отношение. Люди к нам приходили на борт, дарили рыбу, удочки. Хоть природа там и суровая, но отношение было самым теплым, а это важно. Если бы в связи с нынешними событиями в мире еще и люди были бы злыми, то нам было бы втройне тяжелее. Но к счастью, ничего подобного не было и в помине. На Аляске живут трудяги, у них нет времени отвлекаться на посторонние политические мысли, нужно успеть хорошо поработать за сезон: лето кормит и зиму, и осень, и весну. Летом там все заняты подготовкой лодок к рыбалке, и мы работали в этой компании.

На соседних с нами лодках было много русских старообрядцев. Среди них у нас появился друг – Севериан Басаргин, который приглашал нас и к себе домой, и для выступления в школе, где учатся дети старообрядцев. В основном, там преподают американцы, но есть и педагог по русскому языку. Мы рассказали о нашем плавании, показали видео – им было интересно.

Ребятишки у них послушные, не хулиганистые. Важно, что им с детства прививают послушание, и, глядя на родителей, они привыкают к труду.

Я понял, почему этот маршрут считаются одним из самых мрачных в мире

После зимовки нам нужно было готовить лодью к плаванию по полной программе. Мы покрыли ее льняным маслом, заменили вышедшие из строя датчики, штопали паруса, меняли шкоты, такелаж, внутри удаляли плесень – список работ бесконечный.

Я торопился, потому что у нас заканчивалось разрешение на плавание в водах США, и мне не хотелось задерживаться – мало ли что может случиться?  Например, в Европе был момент, когда даже маленьким российским лодкам запретили входить в территориальные воды. Если бы что-то подобное ввели и в Америке, для нас стало бы погибелью идти с Аляски до Камчатки открытым морем. Дело в том, что у нас все-таки не мореходная историческая копия поморской лодьи, ее не сравнить с современными яхтами. Они изначально сконструированы таким образом, что при переворачивании на высоких волнах снова встают на киль. Бывает, ломают мачты, но все равно тяжелый киль по законам физики возвращает лодку в исходное положение.

На «Пилигриме» же классический киль, и поставит ли он судно на место – сказать трудно, пятьдесят на пятьдесят. Кроме того, у нас высокие борта и высокий нос – не зря же поморские лодьи называли русскими каравеллами: они, в основном, перевозили грузы в Баренцевом и в Белом морях. В случае штормов это тоже играет свою роль.

Между тем, Берингово море считается одним из самых суровых в мире. А маршрут от полуострова Аляска через Алеутские и Командорские острова до Камчатки вообще входит в число 14 самых мрачных мест на планете. Пройдя этот путь, я полностью согласился с такой оценкой.

Во-первых, погода. Между островами сильное течение, бывает, до восьми узлов. Если, не дай Бог, прозевал момент, течение встречается с ветром и могут возникнуть высокие волны-убийцы. Там много таких «черных коридоров», и не дай Бог в них оказаться: даже в относительно спокойную погоду при попутном течении, но при легком встречном ветре, мы и то попадали в серьезную килевую качку, когда лодья уходила носом в «ямы» между волнами. Тогда у нас на борту летали даже те предметы, которые обычно остаются на месте. И не трудно представить, что там бывает при шторме.

Кроме того, было холодно, максимум 8 градусов при сильном ветре. Случалось и ноль градусов: выхожу утром на палубу обливаться ледяной водой, а все вокруг покрыто инеем. Приходилось надевать на себя всю одежду, но это не спасало. Я еще думал: как же наши предки ходили в море в таких суровых условиях? Правда, их корабли были побольше нашей лодьи, но ненамного. Но суровые ребята были – и умели выживать, охотиться, рыбачить. Один сезон они шли в одну сторону, другой – обратно. Иногда не возвращались, погибали – в таких местах неудивительно пропасть.

По статистике, за последние несколько десятилетий в этом районе ходили, может быть, около десяти яхт из России, и больше половины из них перевернулись в Беринговом море, у них ломались мачты. Насколько я знаю, два экипажа сняли с лодок, и они были вынуждены их бросить.

Чтобы показать, что все это не просто слова, забегу чуть вперед. Мы проходили пролив Амчитка в районе Алеутских островов с печально известным одноименным островом, где в свое время было произведено три подземных ядерных взрыва. Из-за них там сотряслось все так, что скалы на берегу стоят словно сломанные зубы, в них образовались трещины.

Этот пролив Амчитка называют «черным коридором» Берингова моря – там возникают 20-метровые волны-убийцы. Представляете такую стену? Она съест нашу лодью и даже не заметит ее, там и более крупные корабли гибли.

Кроме того, в тех местах часто бывают густые туманы и сильные ветра. Цепочка Алеутских и Командорских островов называется «колыбелью штормов» – там даже летом опасно, а если за десять суток один раз увидишь солнце – это радость, считай, что повезло.

Но самое главное – эти места абсолютно безлюдны. От американского острова Адак приблизительно в середине Алеутской гряды до селения Никольское на наших Командорских остовах мы шли 770 миль и не видели ни одного обитаемого острова. Только на одном из них – на острове Шемья (Shemya) находится американская военная база, но местные рыбаки нам сказали не только ни в коем случае не заходить туда, но и обходить его подальше.

Встречается там и еще одна сложность – киты. Их в тех местах столько – как карасей в пруду. Ночью налетишь на него – все, шарахнет хвостом и перевернет лодью. Много раз они проплывали прямо у нас перед носом. Одно дело днем, когда они не спят и видят нас. Стоишь один на вахте, видишь огромную спину или фонтан, и думаешь – ну хоть бы он подальше прошел. Ночью же все время приходится вглядываться в даль: не дай Бог врезаться в него, сколько лодок погибло от таких встреч.

Слава Богу, киты обходили нас стороной. Ближе к Камчатке стало появляться много касаток. И конечно, это было птичье царство – каких пернатых там только нет. Такого количества диких гусей, как на Алеутских островах, я вообще никогда не видел.

Американский капитан говорил помощникам: «Посмотрите, как эти русские ходят на деревянном судне»

Перед стартом из Хомера в наш экипаж добавились два человека, которые прошли с нами значительную часть пути. Из Москвы прилетел Тимофей Чугреев, а из Колорадо – Вильям Керриган. Он попросил подвезти его до Уналашки – самого крупного населенного пункта на Алеутских островах. Я ему предложил поработать сначала на лодье до начала плавания, и сказал, что посмотрю, брать ли его в команду. Дал трудную работу – парнишка оказался что надо: очень компанейский: и помогал, и готовил еду, и вахту стоял, все время был на позитиве. Потом я ему сказал: «Будет Америка стоять, пока там есть такие трудяги». Молодец – прошел с нами 700 миль.

Сначала мы шли до Кодьяка, а потом Уналашки и острова Адак. Были встречные сильные ветра, чтобы укрыться от них, мы зашли в небольшую деревушку на Кодьяке, в заливе Ларсен-Бей, где живет 20-30 человек. Туда можно добраться только по морю или самолетом. Все местные жители – и индейцы, и европейцы – оказались приветливыми. Даже в баню нас пригласили – правда баня оказалась холодной, продувалась ветрами. Но для Аляски это, наверное, нормально.

Поскольку пришел циклон и начался штормовой ветер в 40 узлов, мы провели в этом местечке четверо суток. Но этот ветер был попутным, и я решил рискнуть, хотя яхта «Сибирь», огибавшая Америку несколько лет назад, перевернулась примерно в том же районе. В итоге мы шли без остановок пять суток, и только потом переночевали на одном острове. Конечно, было непросто и холодно, но я понимал, что нам нужно использовать этот ветер.

Адак был последним американским населенным пунктом на нашем пути, откуда Тимофей отправился в Нью-Йорк по семейным делам. Мы же с Алексием Волчком продолжили путешествие вдвоем.

Надвигался штормище в 9 баллов, ветер был 45 узлов: хорошо, что мы заползли в маленькую гавань. Местные рыбаки раньше видели нас на Уналашке, пожали нам руки. Мы, сами того не зная, заняли своей лодьей их место, но они нам его уступили, а сами оставили лодки там, где больше волн. Спасибо этим людям, они оказали нам теплый прием: пригласили к себе домой, пожарили рыбу, угостили.

Их капитан говорил своим помощникам: «Вот вы жалуетесь на холод. Но посмотрите, как эти русские ходят на деревянном судне, они на палубе все время стоят, им приходится управлять тяжелым рулем». Они отнеслись к нам с большим уважением.

Так получилось, что на Адаке нам не удалось пополнить запасы газа, и почти месяц, пока шли до Камчатки, приходилось его экономить. Еду готовили в экономном режиме, обогреватель включали лишь изредка, чтобы посушить одежду и обувь. Нас спасали грелки: нальешь в нее кипятка, положишь с собой в сырой спальник, и она остается теплой до середины ночи, а то и до утра.

В таких суровых условиях нам вдвоем с Алексием пришлось в буквальном смысле выживать. Двадцать суток после Адака мы не видели ни одного человека. Конечно, у нас не было мобильной связи. Современные люди привыкли, что у всех есть интернет, WhatsApp, Telegram, а тут человек из всего этого выпадает и три недели находится не просто где-то на теплых островах, а в самых суровых местах планеты.

Случалось, мы пережидали непогоду в каких-нибудь 200 метрах от берега, но высаживаться туда было бы неразумно из-за порывов встречных ветров и дождей. В такой ситуации лодку надолго не оставишь, поточу что ее может сорвать с якоря.

Только иногда мы выбирались на какой-то остров, в ручьях набирали пресную воду. Ходить там оказалось трудно из-за тундровой растительности: издали кажется, лысые горы с зеленой травой, а когда начинаешь по ним идти, то проваливаешься больше, чем по колено.

Я благодарен своему старпому, что он не оставил меня одного в этом плавании. Мог улететь домой во Флориду, но решил остаться, и как стойкий оловянный солдатик держался, несмотря на морскую болезнь и артрит. Под конец он уже не мог выходить на берег, но все равно выползал на палубу и нес вахту.

Конечно, у нас возникали психологические трудности, хоть мы вместе прошли путь от Флориды и были хорошо притерты друг к другу. Под конец каждое слово могло быть воспринято в штыки, накапливалось раздражение, но я говорил: придем к людям – полегчает.

Пограничники взяли нас на трос, чтобы довести до Петропавловска- Камчатского

При возвращении в Россию нам пришлось вести довольно сложные переговоры с нашими пограничниками. По правилам, у нас официальными портами для захода были поселок Беринговский на Чукотке и Петропавловск-Камчатский. Но в нашем случае мы никак не могли сразу же зайти туда: я понимал, что при таких встречных ветрах нас понесет в сторону и затащит на Командорские острова, где нужно ждать «погодного окна» и идти до Петропавловска-Камчатского еще 300 миль.

Нужно было решать, каким образом нам оформляться. Ветра в тех местах летом дуют вдоль Камчатки нам навстречу. Как я ни ждал подходящей погоды, так и не дождался. Спасибо нашему береговому штабу «Пилигрим», представители которого направляли множество писем пограничникам. Их удалось убедить в том, что у нас редкая деревянная лодья, и мы не в состоянии, как современные яхты, идти галсами против ветра. Мы можем пользоваться только попутными ветрами, а в тех условиях это было невозможно.

Кроме того, нас было всего двое в экипаже, и мы сильно уставали. Представьте, каково было идти несколько суток без перерыва, управлять судном без автопилота. Вахты у нас продолжались по три часа вместо обычных 4-х, потому что стоять больше было уже трудно. Во время отдыха полтора-два часа уходило на сон, а в остальное время смотрели прогноз погоды, изучали карту, принимали пищу, занимались ремонтом и прочими бытовыми делами. Бывало, что и вообще отдыхать не получалось: если за сутки четыре часа поспишь – уже хорошо.

К счастью, пограничники пошли нам навстречу, генерал дал добро, и мы смогли зайти на Командоры. По правилам, до оформления документов мы не могли выходить на берег. Но нам разрешили пополнить запасы продовольствия, воды и топлива. Для нас было счастьем, что мы все-таки доползли до родных берегов, а еще – увидели людей, которых не встречали три недели.

Но главное заключается в том, что на острове Беринга нам удалось не только немного отдохнуть, но и пополнить экипаж – в этом пограничники тоже сделали для нас исключение. Там живет легендарный человек – Сергей Пасенюк, который когда-то в одиночку ходил на своей маленькой мореходной яхте без двигателя открытым морем до Уналашки. Меня с ним познакомили люди, живущие в Сиэтле, когда мы там стояли в прошлом году. Мы стали переписываться, и он сказал, что войдет в нашу команду.

С Сергеем нам стало легче нести вахты, на борту появилось свежее продовольствие, так что жизнь стала налаживаться. Для нас ценным было то, что командование Береговой охраны России дало добро на то, чтобы военный корабль, который возвращался с Чукотки, сопровождал нас до Петропавловска-Камчатского. Две трети пути мы прошли с попутным ветром, а затем он переменился на встречный, и командир этого судна взял нас на трос и дотянул до порта. Большое спасибо им за такую поддержку. Уже на рейде весь их экипаж, 80 человек, вышел на палубу попрощаться с нами.

Конечно, для военных моряков было удивительно, что мы с далекой Аляски шлепаем на деревянной лодейке, которая вся протекает. Те, кто ходит на современных яхтах, меня не поймут, потому что они не текут. А наша лодья протекала сильно: я искал щели, законопатил большую брешь, но все равно вода поступала. Если на сутки отключить помпы, которые ее откачивали, мы бы затонули.

В плавании я понял, как нас любит Бог, в море Он всегда рядом

Пожалуй, главное, что я вынес из этого путешествия – как нас любит Бог. Могу точно сказать, что мы прошли этот путь Божией милостью. Воистину, не остается молитва без ответа. Ощутить это на земле не так просто, но в море в подобных условиях особенно тонко чувствуешь, что Господь всегда рядом с нами.

Я испытывал счастье от того, что мы преодолели такой сложный маршрут. Всего у нас получилось 2200 миль, но это расстояние еще нужно умножить вдвое, а то и втрое, учитывая, что мы шли отнюдь не по теплым водам, да еще и вдвоем, и не на современной яхте с автопилотом, а на маленькой деревянной лодье.

Конечно, когда я выскочил на пирс в Петропавловске-Камчатском, была радость. Но не скажу, что мне было важно почувствовать землю под ногами. Помимо всего прочего, начались обычные земные заботы, так что на берег я сошел только на вторые сутки: мне и на борту было хорошо от понимания того, что мы в порту, все спокойно, больших волн нет и мы в безопасности. Этого чувства мне было вполне достаточно.

После оформления пограничных документов мы встали борт о борт с судном друзей Сергея Пасенюка «Ларус», что значит «Чайка», и еще десять суток стояли рядом с ними. Ночью было тепло, и я впервые за все время с начала плавания спал только в одном спальном мешке – для меня была большая радость, что наконец-то потеплело.

Почти сразу к нам стали потоком приходить посетители. В Америке мы привыкли к тому, что никто не устанавливает фиксированную плату за проход на борт: там в портах мы традиционно ставили бочку, куда все желающие складывали свои пожертвования. Но здесь представители туристической компании нам сказали: «У нас так не положено. Нужно установить какую-то сумму, чтобы люди приходили и могли пообщаться с вами после кругосветки».

Люди с интересом изучали экспонаты нашего мини-музея русского деревянного зодчества – мини-диорамы, макеты кораблей – струги, кочи, лодьи, промысловый флот, преимущественно, допетровских времен. Мы продолжаем нести этот мини-музей по планете, и по прибытию в Петропавловск-Камчатский все 28 моделей, а также рисунки и живопись моего брата были размещены в местном краеведческом музее. Таким образом мы стараемся рассказывать людям о культуре, градостроении и деревянном зодчестве нашей страны.

В Петропавловске-Камчатском я был уже не в первый раз. Лет двадцать назад мы с другом уже приезжали туда, когда делали восхождение на Ключевскую сопку. Люди там на вид суровые, но гостеприимные и приятные, и они хорошо нас встречали. Мне было радостно общаться с ними, идти по улицам и чувствовать, что я жив. Оказывается, жизнь хороша просто потому, то я живу и светит солнышко.

Алексий Волчок через неделю улетел в Москву к маме и к друзьям, которые в Угличе уже несколько лет восстанавливают усадьбу Тютчевых и храм в селе Знаменское. Оттуда он отправился домой во Флориду. Вместе с ним мы прошли в общей сложности 7000 миль. В целом же весь путь лодьи «Пилигрим» в этом кругосветном путешествии от Петрозаводска до Петропавловска-Камчатского составил 17000 миль. Из них первые 10000 миль – до Вашингтона – я прошел вместе с женой и детьми.

Вернуться в Намиб и преодолеть Калахари

Сейчас я задумываюсь над тем, чтобы зимой пройти пешком какую-нибудь пустыню. Мы с братом Александром хотели и в Намиб вернуться, и Калахари преодолеть. И там, и там мы были несколько лет назад в рамках нашего проекта «Семь пустынь мира». Сейчас вроде бы и команда набирается – есть несколько ребят, которые хотели бы идти вместе с нами. Посмотрим, как будет складываться ситуация и найдется ли спонсор.

Если получится, было бы хорошо заработать или найти необходимые средства на дальнейший путь лодьи «Пилигрим», которая осталась в Петропавловске-Камчатском. Возможно, мы пойдем по Северному морскому пути, но вероятнее всего, выберем маршрут вдоль Курильских островов, на Сахалин, потом до Владивостока – а там будет видно. Пока я не буду далеко планировать – зима покажет. Как Бог даст.