Posted by (Продолжение. Начало в #622)
Довольно много я общался с охранниками, которым было запрещено читать, пользоваться личными телефонами и т.д. Им можно было только перекусывать на рабочем месте, что они постоянно и делали, и поэтому основная масса их обладала внушительными габаритами.
К слову сказать, как раз в эту пору меня нашёл мой знакомый Саша из Днепропетровска, который, закончив там Людино театральное училище, правда, отделение Культпросвет работы, работал надзирателем в днепропетровской тюрьме в чине прапорщика. Так, как оказалось, он и в Америке, проживая в Лос-Анжелесе, работал по той же своей специальности, то есть не каким-нибудь Заведующим Клубом, а… надзирателем, в городской тюрьме.
Прошло полгода, строительство корпуса нашей очень строгой тюрьмы подходило к концу, и я начал задумываться о поиске новой работы, однако меня вызвал главный менеджер строительной компании и сообщил, что такие строгорежимные корпуса будут строиться на многих территориях существующих тюрем штата. Поэтому в Олбани, при Офисе Генерального Менеджера Штата Нью-Йорк создаётся группа из работников, уже имеющих опыт строительства таких корпусов для подготовительной работы и работы с документацией и меня переводят в эту группу с небольшим повышением оклада. Числиться я буду в штате небольшой менеджерской компании, которая выиграла тендер на данный проект. Так я начал работать в даунтауне Олбани в самом высоком сорокаодноэтажном здании в городе, принадлежащем штату и построенном по аналогии с башнями-близнецами в Нью-Йорке. Наш офис размещался на 33-м этаже. Когда я появился впервые на предоставленном мне рабочем месте, прямо посреди стола на подставке красовался алый стяг, уже не существовавшего Советского Союза. Как я позже узнал, это мой коллега, специалист по водопроводу, Майк Морис решил таким образом поприветствовать меня в первый день моей работы на новом месте. Надо сказать, что благодаря этой работе, участию в различных совещаниях и планёрках, расположению офиса в самом центре комплекса учреждений и департаментов, принадлежащих штату Нью-Йорк, я перезнакомился со многими из строительного начальства «Office of General Services», занимающимся строительством и реконструкцией тюрем. Единственной проблемой поначалу было запарковаться перед работой в даунтауне. Приходилось выезжать заранее с утра и начинать на прилегающих к комплексу улицах искать «дырку», куда можно было бы поставить машину. Стоило только кому-то из жильцов окрестных домов отъехать, даже на минуту, как в это место устремлялись десятки таких же внештатных работников, как я, чтобы поставить на день свою машину. Несколько раз кто-то из жильцов прокалывал мне шины, пару раз с кем-то из конкурентов доходило почти до драки, но в целом, удалось как-то перекантоваться ещё пол года.
Припарковавшись, я пешком минут семь-десять шёл к комплексу правительства штата и заходил на, так называемый конкорс (Concourse), подземную плазу, пройдя по которой ты попадал к входу в Башню, проходил пропускной контроль и на лифте поднимался на свой 33-й этаж. Когда нужно было на работу прийти пораньше, я с удивлением наблюдал, что ночью на конкорсе, совсем недалеко от Капитолия и здания Губернатора, прямо на скамейках спали бомжи. Некоторые из них подходили ко всем входящим на конкорс и, как правило, очень вежливо просили пару-другую долларов, я иногда давал, хотя лично мне несколько раз встречались там и персонажи довольно агрессивного поведения, что полностью отбивало у меня желание как-то им помогать.
Так как я и некоторые из моих коллег не были работниками штата Нью-Йорк, нас прикрепили к подрядным компаниям, выигравшим тендер на подобный вид деятельности. То есть эти компании, получая от штата деньги, вели учёт и бухгалтерию, выплачивали нам зарплату, оплачивали медицинскую страховку, отчисления в пенсионный фонд и так далее. Хозяином моей компании, куда меня прикрепили, был афроамериканец лет шестидесяти по имени Эрл Шеперд. Он появлялся, приезжая из другого города Рочестера, раз в неделю, общался со своими работниками, то есть с нами, беседовал с начальством, выясняя как кто работает, несколько раз приглашал меня на ланч, был как-то и у нас дома, для чего Людмила приготовила «русский» ужин.
Как оказалось, он был круглым сиротой, воспитывался в приюте, смог получить образование, создать свою компанию и получать подряды на выполнение работ для штата, благодаря своей добросовестной работе и, что греха таить, тому, что для штата его компания представляла «национальное меньшинство», имеющее привилегии при выполнении государственных заказов.
Однажды он приехал в Олбани с супругой и пригласил нас с Людмилой в ресторан на ужин при отеле, где они остановились.
Они заказали и оплатили шикарный ужин с шампанским и рыбными деликатесами, как оказалось, у них сегодня родился внук.
Я, конечно, не удержался, произнёс тост в честь новорожденного и, поскольку тост, разумеется, был произнесён по-английски, я, как со мной это иногда бывало, опять облажался. В частности, я сказал, что сегодня на свет появился маленький «Шеперд», а я не учёл, что «шеперд» по-английски значит и овчарка, вот и получилась двусмыслица, что сегодня на свет появилась маленькая овчарка… Правда, они не обиделись, правильно поняв мой посыл, но дома я от жены всё-таки получил.
Вместе со мной работало несколько таких же, как я, инженеров – контрактников, один из них по имени Шенон потом работал вместе со мной долгие годы, а другой, по имени Даниель позже вслед за своим отцом пошёл по политической стезе, был членом штаба предвыборной компании губернатора Куомо, а позже стал его советником по строительству.
На Рождество мы с Людой были приглашены к моему хозяину в гости в город Рочестер. Дом их был шикарен, с прекрасными праздничными декорациями. Мы, конечно, приехали не с пустыми руками, а привезли им огромную матрёшку на 16 «персон», чему они необычайно обрадовались.
Там он мне и сообщил, что на севере штата начинается строительство огромной “Maximum Security Jail”, то есть тюрьмы строго режима на 1500 заключённых, и я направляюсь туда в качестве одного из менеджеров среднего звена проекта по теплоснабжению и вентиляции с некоторым повышением оклада. Что сказать, я, конечно, очень обрадовался новому назначению и повышению, правда, единственное «но», это то, что городок Мэлон, где строится тюрьма, находится в 300 милях от Олбани, рядом с бывшей Олимпийской деревней 1932 и 1980 годов, Лэйк Плэйсид, и командировка моя была с проживанием по месту строительства. Дорога от дома была около четырёх с половиной часов, но и здесь, я как-то приноровился и, как и некоторые другие мои коллеги, обычно уезжал домой в пятницу после обеда, а выезжал на стройку в понедельник в 3 часа утра. Успеть на планёрку надо было к 7 и, как правило, после планёрки я шёл в гостиницу отсыпаться на пару часов, на что начальство, понимая ситуацию, не только для меня одного, давало негласное «добро».
Бензин на проезд на работу и назад нам оплачивался. Расположен был строительный комплекс за перевалом в горах Адирондак, которые принадлежат горной системе Аппалачи недалеко от границы с Канадой. Дорога сначала шла по шоссе, а через три часа уходила в горы. Машина у меня была старенькая, (так как лучшую более новую машину я отдал Люде), и в ней не работала печка. Проезжая в самый разгар зимы через горный перевал, я накрывал ноги, выданной нам строительной курткой, типа советского офицерского бушлата, в то время как при этом специально открывал окно, чтобы не заснуть. Да ещё приходилось изредка останавливаться и прочищать замёрзшее лобовое стекло. Короче, как говорил когда-то мой папа, это были ещё те поездочки.
Однажды, проехав через перевал и уже начав спуск, я увидел, как прямо на свет моих фар из леса выбежал какой-то пёс. Я ещё подумал, откуда тут посреди горной лесной дороги взялась собака. Пёс остановился прямо на моём пути, я притормозил, чтобы его ненароком не переехать, и тоже остановился. Теперь я мог более внимательно рассмотреть ночного гостя и, присмотревшись к его серо-голубоватой шерсти и далеко не собачьей морде, я понял, что передо мной самый настоящий американский волк, что-то типа койота. Он неотрывно смотрел прямо на меня, глаза его как-то зло и остервенело сверкали, уши стояли торчком, пасть была раскрыта в самом настоящем волчьем оскале. Зима, холод, 5 часов утра, ещё темно, на дороге ни одной машины, только я и этот, очевидно, очень голодный, волк. Скажу честно, мне стало немножечко жутковато. Я инстинктивно проверил рычажки дверных замков, они были заперты. Так мы стояли пару минут, пристально глядя друг другу в глаза, после чего я всё-таки решил включить первую скорость и медленно и плавно поехал вперёд, прямо на него. Волк неподвижно постоял ещё пару секунд, потом повернулся и медленно, как бы нехотя, побежал от дороги в сторону леса. Я облегчённо вздохнул и, набирая скорость тронулся дальше. Оглянулся, не бежит ли за мной стая его «родственников», но на дороге было тихо, только мела пурга и завывал ветер. А по спине у меня толстыми струями тёк пот.
Я с содроганием вспоминаю ту зиму и ту езду по заснеженными и ледяным горным дорогам. Однажды, направляясь уже со стройки домой, я съезжал с перевала и как не пытался тормозить, меня понесло вниз на большой скорости. А там внизу, под горой, конечно, уже стоял местный полицейский со своим радаром, направленным прямо на мою машину. Он приказал мне остановиться и съехать с дороги. Оказалось, что моя машина превысила скорость на 25 миль и он собирался выписывать мне штраф. Пришлось объяснять, что я почти его коллега, так как строю тюрьмы, куда сажают отловленных им преступников. Полицейского мои доводы, вроде бы, убедили, но отказываться полностью от штрафа он не захотел и, увидев, что у меня в одном месте слегка треснуло лобовое стекло, всё-таки выписал штраф за это. Как говорится, «с паршивой овцы», что, конечно, несравнимо с тяжким преступлением – значительным превышением скорости, что влияет на увеличение стоимости страховки.
А один раз меня остановили пограничники и, услышав мой акцент, высадили меня из машины и мурыжили в их трейлере часа три, проверяя по всем статьям, уж нелегальный ли я эмигрант, приползший сюда в Америку через границу с Канадой.
Там же, в Лейк-Плэсиде я впервые узнал, что такое ледяной шторм и как это красиво наблюдать на деревьях, кустах и электрических проводах в каком-нибудь кино, и как это страшно, когда такой ледяной провод, находящийся под высоким электрическим напряжением, обрывается под тяжестью толщи льда и падает почти рядом с твоей машиной, а ты, воздав хвалу Господу, едешь дальше по дороге, покрытой льдом толщиной около двух сантиметров.
Помню, однажды, направляясь рано утром на работу в такой же ледяной шторм. я ощутил, что под колёсами трещит лёд, и машина становится неуправляемой. Я кое-как остановился и вышел из машины. А передо мной была череда из огромного числа таких же стоящих на дороге автомобилей. Водители вывалили на дорогу, общались, друг друга поддерживали и около двух часов ждали, когда наконец потеплеет, лёд немного подтает и можно будет двигаться дальше.
Надо сказать, что сам городок Лейк-Плэсид очень красив и самобытен. Я много раз бывал в нём, с восхищением смотрел на гигантские олимпийские трамплины, на олимпийский стадион. Я часто гулял по уютным улочкам городка, заходил в ледовый олимпийский дворец, где фигуристов, кстати, тогда тренировали и наши российские тренеры. Немного портило картинку лишь то, что облик бывшей олимпийской деревни несколько изменился, так как некоторые бывшие общежития для спортсменов стали… тюрьмами. И так уж получилось, что в этом грустном преображении я тоже принимал посильное участие.
А на строительстве нашей тюрьмы работа шла строго по графику. Уже поднялись вовсю пять корпусов, четыре из которых были тюрьмами максимального режима охраны и содержания и один с обычным режимом, где должны были содержаться «краткосрочные» заключённые, обслуживающие долгосрочных заключённых этих четырёх корпусов. В каждом корпусе был свой медицинский пункт, хозблок и столовая. В комплексе был также возведён административный корпус, спортивный блок, котельная и так далее. Отдельно стоял некий маленький домик, назначение которого я точно не знал, хотя и догадывался, так как он был без окон, а к центру зала в нём был подведён кабель высокого напряжения…
Соединялись все корпуса подземным туннелем, по которому доставлялось необходимое оборудование, материалы и продукты. По стенам этого туннеля были проложены теплоснабжающие и электрические коммуникации.
Что касается непосредственно моих обязанностей, то не зря же говорится, что в древнем Риме некоторым рабам разрешалось иметь своих рабов, вот и у наших технических руководителей были, как бы свои рабы, хотя эта моя должность и называлась «прожект менеджер среднего звена».
Мы с коллегами целыми днями мотались по этим туннелям и техническим подвалам и чердакам из корпуса в корпус, контролируя качество и объём выполнения подрядчиками строительных работ, осуществляя замеры, сверяя выполненные работы с чертежами проекта, внося необходимые изменения, организовывая их согласование со всеми смежниками, оформляя и заполняя необходимую документацию. Ещё раз замечу, что очень мне в этой работе помог мой опыт работы в Союзе и все эти функции, если не считать постоянной ходьбы по огромному объекту, я выполнял легко и без напряжения. Честно скажу, что к концу дня ноги гудели от усталости, но зато за время строительства я сумел похудеть на целых двенадцать килограмм.
В конце дня все «прожект менеджеры» собирались в трейлере и была ещё одна планёрка около часа, которую проводил представитель строительного отдела штата. Однажды на такой планёрке у меня случилась перепалка с моим коллегой – прожект-менеджером электриков по имени Ричард, которая возникла из-за какого-то вопроса по графикам выполнения работ, якобы строители-теплотехники задерживают электриков, что было неправдой. В процессе этой перепалки он затронул мою национальную принадлежность, но, как это не удивительно, не к евреям, а к русским, из-за чего он, якобы, не может найти со мной общий язык. Слово за слово, перепалка переросла сначала в хватание друг друга за грудки, а потом и в настоящую драку. Нас, конечно, быстро разняли, подняли с пола, поставили на ноги и обоих тут же вызвали к начальству. Я, конечно, был огорчён, что из-за какого-то дурацкого графика выполнения работ теперь потеряю эту работу вместе с этим придурком – электриком. Однако, начальник строительства Грег Олсон, узнав, что перепалка вышла из-за производственного вопроса, только посмеялся, слегка нас пожурил, сказав, что негоже инженерно-техническому персоналу кататься по полу, выясняя производственные вопросы, а потом заставил нас прямо там и помириться. Когда мы вышли из его кабинета, Ричард мне сказал, что воевал во Вьетнаме и извинился, что в запале перешёл на личности.
Больше у меня с ним, да и ни с кем другим, никаких конфликтов до конца этого проекта не возникало.
К началу зимы полностью был закончен монтаж и была запущена газовая котельная. А так как наладка автоматики ещё не была полностью закончена, то на выходные, когда все строители разъезжались по домам, каждый из работников нашей теплотехнической группы по очереди оставался дежурить и следить за работой шести огромных котлов в котельной. Подошла и моя очередь, когда в одну из суббот я не поехал домой, а заступил на дежурство.
Каждые четыре часа надо было, выйдя из трейлера, направляться в котельную, расположенную в пятистах метрах, проверять давление, температуру в системе, работу насосов, вентиляторов и т.д.
Вот, помню, проверил я всё, что надо в полночь, прилёг на столе поспать, а следующий выход на проверку в 4 утра. Проснулся, вышел, иду по скрипящему снегу в сторону котельной, которая находится не на территории тюрьмы, а за пределами забора с колючей проволокой. Наверху горит только одинокая тусклая лампочка на крыше трейлера, так как всё освещение стройплощадки на выходные выключено в целях экономии. Иду. С одной стороны этот забор, с другой – густой, тёмный, неприветливый лес, и вокруг ни души. Скажу честно, страшновато было. Вспомнил, как в армии ночью выходил один проверять караулы, но там вся территория была освещена, а на боку в кобуре плотно «сидел» пистолет Макарова с заряженной обоймой, а тут ни света, ни кобуры, ни обоймы, ни самого Макарова. И из леса какой-то скрипучий протяжный вой слышится. Вспомнил знакомого волка, что недавно выходил встречать меня на дорогу и уже в котельную идти как-то расхотелось. И тут у забора на земле я увидел, забытый, очевидно, кем-то из строителей, лом, а может быть такой же, как я, дежурный по котельной, оставил его здесь на всякий случай. Ну, подобрал я его и дальше пошёл, с этим ломом наперевес, словно с автоматом Калашникова, веселее как-то на душе стало. Проверил всё как надо, вернулся назад, а в 8 утра меня уже другой работник сменил. А лом этот, как память о той эпохальной тюремной стройке я всё-таки с объекта позаимствовал, поставил у себя в сарае, а потом долго перевозил за собой из одной квартиры на другую.
Во время работы на этой стройке проживал я в отеле «Супер 8», хотя мог снять и отдельный домик, всё это оплачивалось за счёт проекта, но я предпочитал по утрам готовый кофе, небольшой буфет внизу, а по приходу с работы, прибранный номер, чистую постель и полотенца. Суточные платили хорошие, вполне хватало на нормальное питание, ещё и оставалось. Как правило завтрак и ланч я потреблял попроще, скажем, какой-нибудь сэндвич, суп и салат, а вот на ужин позволял себе уже разгуляться с хорошим стейком и с морепродуктами, с парой бокалов хорошего пива. После ресторана, как правило, все сотрудники офиса, так как податься в маленьком городке больше было некуда, собирались в кегельбане, катали шары, играли в карты, пили пиво. Один из сотрудников как-то сказал:
– Люблю боулинг! Это единственное место, где можно пить пиво и при этом думать, что занимаешься спортом.
Надо сказать, что проживание по месту работы и совместное времяпровождение очень сплачивает, сближает коллектив, даже сближает настолько, что за год строительства у нас образовались две новые семейные пары, одна из которых состояла из двух молодых людей, а во второй, люди уже постарше, оба развелись со своими бывшими.
Милях в десяти от нашего строительного комплекса находилась индейская резервация, куда мы чуть позже начали частенько наведываться. Я раньше, ещё в СССР, представлял себе индейскую резервацию, как несколько запущенных хилых хижин, покрытых оленьими шкурами за забором с колючей проволокой. На деле же всё обстояло совсем не так. Да, был и забор, и ворота с пропускной системой, где пропускали только своих или таких же легальных посетителей как мы, по договорённости с нашим начальством. Это был красивый современный городок с огромным спортивным комплексом посредине посёлка, где были и несколько спортивных залов, и бассейн, и парная, и огромное джакузи и буфет с приличным ассортиментом. Помню, как-то вечером, после работы, во время игры в баскетбол у Пола – нашего менеджера по охранным системам, при падении случилась травма ноги, так тут же «прибежал» их дежурный врач комплекса и сделал обезболивающий укол, наложил повязку и шину и напоил пострадавшего горячим чаем. Надо добавить, что ко всему ещё, в резервации имелось большое современное здание клуба и магазин, где продавались по цене почти в два раза дешевле, чем у нас, сигареты и спиртное для своих, и некоторые из местных жителей, по нашей просьбе, покупали для нас и то и другое.
Как-то я взял с собой на стройку, на неделю Людмилу, которая всё ещё была на больничном после аварии и операции на ноге и она, хоть на объект её взять с собой было нельзя, отдыхала в гостинице, а потом мы вместе шли на ужин, в кегельбан. Раны и шрамы на её ноге ещё не зажили, ей совсем недавно сняли «аппарат Елизарова», и её частенько всё ещё мучали сильные боли. Узнав об этом, один из местных индейцев, работавший на нашем объекте, посоветовал мне свозить её в резервацию к их здешнему лекарю, лечащему их всех своими нетрадиционными методами.
Мы с Людой и поехали к этому «шаману Чукотки», как я его про себя назвал. Он долго осматривал оперированную Людину щиколотку, потом чего-то колдовал над ней, потом заварил какую-то травку, обложил ей всю ногу почти до колена этой травой и наложил компресс, потом, сняв его, смазал какой-то мазью, опять что-то над этой ногой пошептал и сказал, что лечение окончено. Люда от всей этой процедуры задремала, а когда проснулась, не смогла на эту ногу ступить. Лекарь сказал, что так и должно быть и дал ей костыль. Я спросил шамана, сколько мы ему должны, он сказал:
– Сколько можете.
Я заплатил ему пятьдесят долларов, он остался доволен.
Мы приехали в гостиницу и Люда сразу опять уснула, а наутро она уже ходила без всякого костыля и с тех пор боли в ноге стали тревожить её гораздо меньше.
Незаметно наступила финальная часть нашего строительства, началась сдача объектов многочисленной комиссии из представителей различных департаментов и технических служб штата, местных эксплуатационных органов электро-газо-водо- теплоснабжения и, конечно, представителей заказчика – Департамента исправительных учреждений. Особенные требования предъявлялись к системам секюрити, то есть, охраны, автоматики и контроля. Я, конечно, должен был присутствовать только при сдаче и приёмке наших теплотехнических систем и коммуникаций, но мне было всё интересно, поэтому я присутствовал в течение всего периода работы комиссии. У меня уже был опыт сдачи и приемки готовых объектов в Союзе, но такой тщательный, строгий и детальный подход к каждому узлу, детали и системе я видел впервые. Никакая халява или блат здесь не проходили, может быть, потому что за каждой такой деталью стояла безопасность и жизнь самих заключённых, охранников и, конечно, окружающего гражданского населения.
А после окончания приёмки всего объекта, накануне заселения тюрьмы её постоянными обитателями, я стал свидетелем тренировочного «бунта и захвата» тюрьмы «заключёнными». Сначала одна группа этих специально обученных «заключённых» с боем «обезоружила» охрану, взяв их в «заложники», «захватила» весь тюремный комплекс, устроила баррикады и засела за всеми неприступными запорами и засовами. Над объектом сгустилась тяжёлая тревожная тишина. И вдруг в небе показались несколько вертолётов, они опустились очень низко, прямо над крышами зданий и из них под взрывы шашек, петард, автоматных очередей и оглушительного шума и гама из репродукторов, с криками и гиканьем по верёвочным лестницам моментально спустились на крышу сотни спецназовцев в камуфляжной форме, касках, масках, вооружённые до зубов. Каким-то образом ими мгновенно были разблокированы все двери и люки, они ворвались в коридоры, на этажи и в камеры, повязали в наручники и ножные кандалы всех «бунтовщиков» и в таком виде вывели их всех на улицу.
Потом я видел, как все эти уставшие бойцы спецназа вместе с бывшими «заключёнными», как правило, двухметрового роста с косой саженью в плечах, сняв шлемы с потных голов, довольные и с чувством добросовестно выполненного долга, шли по коридорам тюрьмы и садились в пришедшие за ними комфортабельные автобусы. Я помню, что тогда, идя по коридорам только что построенной американской тюрьмы вслед за этими лихими ребятами, подумал, что как видно, если придётся, и здесь покой граждан есть кому охранять.
А в последние дни нашего пребывания на законченном нами объекте я присутствовал при заселении тюрьмы уже её законными обитателями и видел, как в столовой готовился им их первый ланч в огромном тостере сразу на пятьсот сэндвичей с таким же количеством салатов в контейнере и как расставлялись на столах подносы с тем же количеством чашек кофе, яблок и апельсинов. И тут уже нам всем стало понятно, что наша работа подошла к концу.
Надо было начинать искать новую работу. Однако меня вызвал мой афроамериканский начальник Эрл и сказал, что принято решение оставить меня в команде. У меня есть возможность поехать на ещё одну точно такую же стройку под Буффало, но они знают, что у меня жена после операции, что я бы не хотел её оставлять, поэтому они могут предложить мне работу в Олбани в той же высотной 41-этажной башне, правда, есть одно «но» – место пока есть не по моей специальности, а только в отделе металлических и железобетонных конструкций. Я, конечно, тут же сообщил, что в институте два семестра проходил курс сопромата и строительных конструкций, сдавал экзамены и зачёты по ним и этот отдел меня вполне устраивает, если, конечно, я им подойду, но главное для меня сейчас это то, что всю неделю жить буду дома, рядом с семьёй, поэтому я искренне благодарен и согласен на любые металлические или даже железобетонные конструкции.
Потом был последний банкет, прощания, слёзы расставания и разъезд всех в разные концы штата. Я вместе с ещё одним коллегой, строительным менеджером Шеноном, отправился в Олбани, в уже знакомую сорокаодноэтажную башню.
kackad.press 