Posted by (Продолжение. Начало в #622)
Довольно нелёгким испытанием после перелёта через океан и приземления в Нью-Йорке было ехать за рулём на своей машине домой в Олбани три с половиной часа. Несмотря на усталость после перелёта, я каждый раз без приключений доезжал до дому.
Один раз я летел в Минск и моей соседкой по креслу оказалась Управделами Мингорисполкома Людмила Николаевна Володькина. Она оказалась очень приветливой эрудированной и приятной женщиной. Мы с ней всю дорогу проговорили, обменялись координатами, однако дальше этого знакомство, практически, не продолжилось. Когда я покупал квартиру в Минске, я звонил ей, она выразила готовность помочь в любом вопросе, связанном с этим, но я решил все вопросы сам с помощью моих старых знакомых по работе в службах Райисполкома.
В Олбани я по работе познакомился с хозяином крупной компании по продаже вентиляционного оборудования по имени Роберт. Он, узнав, что я в очередной раз собираюсь в Минск, попросил меня об одолжении привезти несколько Палехских шкатулок. Так как его супруга, буквально на них «помешана». Теперь каждый раз, возвращаясь из Минска я вёз ему несколько подобных шкатулок, а он в благодарность каждый раз забирал у меня эти сувениры в каком-нибудь хорошем ресторане, разумеется, при этом, сполна компенсируя мне мои затраты и оплачивая ужин.
В один из моих приездов ко мне в Минск из Запорожья приехал Людин папа. Мы поселились в двухместном номере гостиницы Беларусь и хорошо проводили с ним время, ходили в сауну, питались в ресторане, провожая его домой, я дал ему с собой несколько сотен долларов. Я тогда и представить себе не мог, что вижусь с ним в последний раз.
«ВОЗВРАЩЕНИЕ»
1995 год. Прошло 5 лет с тех пор, как мы уехали из Советского Союза, которого уже 4 года как не было. И появилась иллюзия что всё, из-за чего мы уехали – осталось там в прошлом, а с иллюзией появилось искушение вернуться назад туда, где все привычно, где все говорят по-русски, где до боли знакомые места и ещё живы те, с кем ты учился, работал, стремился к лучшей жизни. Скажу честно, порой Людмила даже стояла на коленях, умоляя меня, давай поедем домой. Да и у меня, честно сказать, порой возникали такие мысли. Конечно, с одной стороны, жизнь здесь у нас как-то налаживалась. Мы оба, и я и супруга, работали, дочка успешно заканчивала школу, мы накопили некоторую сумму денег, купили две, хоть и не новые, но вполне приличные японские машины, немного освоили английский язык, приобрели каких-то приятелей, но, несмотря на всё это, Америка всё ещё казалась нам чужой. Чисто в бытовом и материальном смысле нас мало что в Америке держало. Мы по-прежнему жили в съёмной квартире, оба были наёмными работниками, у нас не было какого-то своего бизнеса, с семьями братьев отношения как-то не очень сложились, близких друзей, не считая нескольких приятелей, у нас не было. И мы решили попробовать вернуться. Единственное, что меня озадачивало, так это предстоящая разлука с мамой, но время было уже другое, я к тому времени уже сдал на гражданство США, поэтому утешал себя тем, что смогу приезжать в Америку очень часто.
Так как при выезде в девяностом году приватизации жилья ещё не было, то свою небольшую, но уютную двухкомнатную квартиру недалеко от центра Минска, мы потеряли, сдав её государству. Поэтому я перед этим полетел в Минск, и там купил трёхкомнатную квартиру у знакомых, которые как раз уезжали в Америку. Квартира располагалась в самом центре, недалеко от здания цирка, ресторана «Журавинка» и парка Янки Купалы. Один недостаток, что была она на последнем, четвёртом этаже, а дом был без лифта. Правда лестничные пролёты были не очень крутыми, подниматься было легко, да и нам было не привыкать жить на верхних этажах. С помощью своих знакомых я сумел быстро всё оформить, сделать ремонт и даже сдать квартиру в рент владельцу предприятия по пошиву одежды, который строил дом за городом, но у которого в городе не было пока своего жилья.
Мы продали две наши машины, устроили распродажу нашего имущества, которое не хотели брать с собой, за бесценок продали два натуральных ковра, упаковали и отправили в Минск багаж, при этом по просьбе нашего приятеля минчанина Валеры, на присланные им деньги, я закупил три Джипа и контейнером отправил их в Минск, после чего мы втроём, я Людмила и Юля отбыли туда самолётом сами. Вроде, всё было хорошо, но уже в самолёте я понял, что с Людой что-то не так, то есть, я и дочка пребывали в состоянии некоторой эйфории, а Людмила была грустна и встревожена, и в её глазах я читал немой вопрос:
– И на хрена мы туда летим?
Нашу квартиру наниматель должен был освободить через три недели, когда заканчивалось строительство его дома. Мы же остановились на это время у Людиной сотрудницы Татьяны, где ранее проживала её мама Народная Артистка СССР Галина Макарова. Всё, вроде, было нормально, получили багаж, посетили друзей, побродили по городу. Конечно, и родной город, и страна, были уже не те. Вокруг царило какое-то напряжение, хаос, неопределённость и неуверенность в завтрашнем дне. Даже в мелочах проглядывался какой-то суровый, неприветливый и чуждый нашему прошлому опыту проживания в родных краях, дух какой-то холодности, отчуждённости стяжательства, направленный на одну единственную цель – выживания в условиях тогдашней дикой и жестокой реальности. Зашли в гастроном, купили продуктов, у хлебного отдела к нам подошёл мальчик лет двенадцати и обращаясь к Людмиле попросил:
-Тётенька, дайте кусочек булочки.
Я увидел, как у Люды на глазах навернулись слёзы, и она достала все белорусские деньги, что у неё были в кошельке и отдала мальчику. В один из вечеров к нам пришли гости, я купил какой-то вкусный торт. Мы его не доели и оставшийся кусок я утром вынес на помойку вместе с мусором. Через некоторое время мы стояли на балконе, который выходил во двор и увидели, как какой-то мужчина в шляпе и в галстуке, найдя наш торт, жадно ел его, не отходя от этой помойки. Честно говоря, часто бывая в Минске, я уже всякого насмотрелся, видел в переходах множество людей, просящих милостыню, на улице встретил свою бывшую, уже не молодую, маляршу Фаину, которую когда-то в РСУ мы провожали на пенсию. Она была в оранжевом жилете с ведром и метлой. Очень обрадовалась мне и рассказала, что пенсии не хватает на еду, пришлось пойти убирать улицы. А когда в 1992 году в один из приездов я проживал в гостинице «Минск», друзья меня предупредили, что в номер будут звонить и предлагать сексуальные услуги и что в номер может зайти, скажем, учительница дочки, с подобным же предложением. Надо сказать, что звонили неоднократно, предлагая девочек за $20 на ночь. Один раз вечером в номер постучали, я спросил, кто там, сказали, что сервис. Я открыл дверь, в номер вошли четверо девушек разного возраста, цвета волос и габаритов, предложили выбрать по вкусу. Я в Америке такого не видел и онемел, прежде чем, извинившись, да ещё и поблагодарив, сказал, что я в подобных услугах не нуждаюсь. Девушки молча покинули номер. В общем, что говорить, я-то насмотрелся, а Люда столкнулась впервые, и от всего этого была просто в шоке. Она всё твердила мне, что мы наделали, куда приехали и зачем, на свою погибель. Я же считал, что со временем мы привыкнем, впишемся в реалии местной жизни и всё пойдёт по-старому, тем более, что меня брал на работу мой старый приятель Марковец, который хотел развивать международный бизнес, и я ему очень пригодился со своим пятилетним опытом работы при «американском капитализме», Люда послала резюме в редакцию международных программ Белорусского телевидения, а Юлю должны были принять на обучение в Гуманитарный Университет с англоязычным уклоном. К тому же Юля прошла кастинг на телевидении, конечно, не без помощи бывших Людиных сотрудников и приняла участие как ведущая в четырёх программах о моде молодёжной редакции под названием «Бон Тон». Она вообще пребывала в эйфории от встречи со своими друзьями, от родного города, языка, всего привычного и знакомого, гуляла допоздна, приходила в прекрасном настроении. Мы с ней посетили репетицию агиттеатра, который я когда-то создавал. И хоть все участники, кроме нынешнего руководителя Лидии Костальцевой, были уже для меня незнакомыми, получилась очень приятная и запоминающаяся встреча. Что касается Людмилы, то она по-прежнему пребывала в очень плохом состоянии. Она перестала спать, практически, постоянно плакала, её ничего не интересовало и ничего не радовало, то есть, она явно пребывала в глубокой депрессии.
Я старался всеми силами вывести её из этого состояния. Приглашал врачей-психотерапевтов, психологов, экстрасенсов, по блату возил её в лечкомиссию к специалистам, договорился с врачом скорой помощи, чтобы он каждый день приезжал и ставил на дому ей капельницы, но всё это никак не улучшало её состояния. Конечно, за все эти услуги приходилось платить наличными, но я с этим не считался, желая во что бы то ни стало поставить её на ноги. А в это время, как назло, в Запорожье заболел тесть. У него обнаружили сильную стадию диабета, случился инсульт, на ноге началась гангрена, и ногу ампутировали. Из больницы его забрала к себе его сестра Люба. Я хотел ему как-то помочь, увидеться, подвезти денег и, так как Люда ехать никуда не могла, я оставил её на попечение дочери, нанял знакомого водителя, и мы на машине выехали из Минска в Запорожье. Где-то на подъезде к Гомелю, мне на мобильный позвонила Юля и сообщила, что у мамы сильнейшая паническая атака от того, что я уехал и она просит меня вернуться назад. Людмила взяла трубку, и вся в истерике и слезах стала умолять меня вернуться. Что было делать, мне пришлось выбирать, кому помогать. Так как тестю уже было трудно что-то объяснять, я позвонил его сестре, тёте Любе, объяснил ситуацию и вернулся назад в Минск, где нашёл Людмилу в ещё более ужасном состоянии, чем до моего отъезда.
НАЗАД В АМЕРИКУ
Передо мной встала дилемма, что делать дальше. Ящики с багажом всё ещё не распакованные, стояли в прихожей чужой квартиры, жена была в ужасном состоянии, из-за чего ни о какой её или моей работе пока что не могло быть и речи. Люда умоляла меня вернуться в Америку, где она непременно поправится. Я посоветовался с дочкой, и она сказала, что ей всё равно, ей и здесь нравится и в Америке, и как я решу, так и будет. Я всю ночь не спал, а к утру всё-таки принял решение. В порт Риги пришли, купленные мною машины, их благополучно пригнали в Минск, Валера со мной полностью за всё рассчитался. Я заключил с арендатором нашей квартиры у цирка договор на долгосрочную аренду с выплатой нам ежемесячной суммы, переводом на мой банк в Америке. Потом попросил тётю Любу, сестру тестя, продать его приватизированную двухкомнатную квартиру, а вырученные деньги пустить на его содержание и лечение, отправил всё те же не распакованные ящики багажа назад на Нью-Йорк, купил авиабилеты туда же и через неделю мы уже были готовы возвращаться домой в США.
Провожали нас большой компанией, Юлю в аэропорт на своём Мерседесе вёз, ныне покойный, певец ансамбля «Верасы» Александр Тиханович с друзьями. Уже в аэропорту я заметил, что Людмила от того, что мы летим назад, чуть взбодрилась. А так как в то время вывозить из страны можно было только $500 на человека, то она сложила крупную сумму, больше десяти тысяч себе в лифчик. Когда мы проходили контроль багажа, таможенник подозрительно спросил:
– Вы постоянно проживаете в США, а задекларировали только полторы тысячи, и больше нисколько не везёте? А вот сейчас мы всех вас обыщем.
И тут Людмила включила все свои актёрские навыки, приобретённые в театральном училище и с вызовом ответила:
– Пожалуйста, обыскивайте, мне, что догола прямо здесь раздеться, чтобы все видели, что вы тут творите!?
Таможенник посмотрел прямо Люде в глаза. Та выдержала взгляд, смотрела на него с вызовом, не мигая. Тот слегка смутился, и глядя куда-то в сторону, произнёс:
– Ладно, проходите!
Что сказать, теперь я понимаю, что для нашей семьи возвращение назад в Минск в то время, в середине девяностых годов было довольно безрассудным и, в какой-то степени, даже рискованным. Оно безусловно сказалось на всех нас, за что я себя до сих пор виню и корю, но что было, то было. Так мы стали дважды эмигрантами.
Ну вот, возвратились мы назад. Первую неделю остановились у старшего брата, Люда, практически не поднималась с постели. Снова сняли квартиру в тех же апартментах и снова, как бы сначала, стали жить-поживать, да добра наживать. Люда постепенно становилась на ноги, правда, очень медленно и нетвёрдо. Дочка поступила в колледж, я сначала встал на пособие по безработице, а потом, когда Люде стало чуть лучше, пошёл опять работать в прежнюю компанию. При первой встрече, босс Эван вызвал меня к себе и сказал, что мне было не положено пособие по безработице, так как меня не сократили, а я сам уволился, в связи с выездом за границу, но, когда пришла бумага из Department of Labor, он всё-таки написал, что меня сократил. И хоть на пособии я был всего лишь пару месяцев, мы с ним сохранили этот секрет между нами. В своей первой книге я отмечал, что в Союзе мне всегда везло на хороших людей, как показала жизнь, и в Америке хороших людей тоже хватает.
Далее я расскажу о некоторых событиях, последующих после нашего отсутствия в течении двух с половиной месяцев и приезда в Америку из Минска. Через некоторое время, когда я начал опять работать в компании «Сэйдж Инженеринг» к нам в компанию пришли два респектабельных молодых человека и около получаса провели в офисе у шефа. Когда они ушли, кто-то из сотрудников поинтересовался, кто это такие, и Эван вслух ответил, что они приходили по поводу кибербезопасности всех технических материалов компании. И добавил, что он им сказал, что в его компании никаких государственных или коммерческих секретов нет и волноваться по поводу сохранения информации у него оснований тоже нет. Что у него работают два брата-эмигранта, но они люди добросовестные и порядочные, и что он им полностью доверяет.
А где-то недели через две меня нашёл мой старый знакомый, бизнесмен по имени Рас, к которому ранее приезжала русская девушка из Обнинска, и которую я потом провожал в аэропорт после их неудавшегося союза. Он сообщил, что обратился ко мне, так как ему понадобился партнёр, имеющий деловые связи с бывшим Советским Союзом. Я попросил его приехать ко мне на работу в обеденный перерыв. Мы вышли с ним на улицу в наш дворик. Он сообщил, что ему предложили очень выгодную сделку по продаже трёх списанных военных вертолётов и попросил меня прозондировать в Минске почву о возможности продажи их по дешёвке какой-нибудь заинтересованной компании. Вертолёты в отличном состоянии, полностью на ходу, а этот контракт он получил благодаря своим связям в Министерстве обороны. Он показал мне контракт, где сумма продажи обозначалась с огромными нулями, что, как он сказал в разы дешевле их действительной стоимости, и при этом мы с ним получим на двоих 25% от сделки, причём наличными, так что налоги платить не придётся. Надо сказать, что, когда мы пребывали в Минске, клуб политехнического института организовал мне встречу с моими бывшими студентами, участниками агитбригады, и один из них, бывший наш музыкант, пришёл на встречу в форме полковника вооружённых сил Беларуси. Оказалось, что он занимает довольно высокую должность в Министерстве вооружения. Мы с ним тепло пообщались, он недолго посидел за столом и ушёл, сославшись на занятость. В процессе разговора с Расом, имя этого парня сразу пришло мне на ум, но уж очень вся эта идея была какая-то авантюрная и шита белыми нитками. При этом я заметил, что в процессе разговора дипломат Раса как-то странно стоит на столе между нами и он периодически, непроизвольно на него, как бы, косится. Немного подумав, я довольно громко и чётко сказал, что я благодарю его за это, похоже, очень выгодное предложение, что я попробую связаться с кем-нибудь в Минске, но если сделка получится, то я все свои доходы, как бы я не получил свой процент, наличными или чеком, задекларирую до цента и полностью заплачу полагающиеся налоги государству. Рас сразу несколько сник, забрал свой дипломат и распрощался. Потом он звонил мне пару раз из Техаса, куда переехал, но я постарался закончить с ним отношения и больше никогда его не встречал.
Где-то через полгода к нам в компанию пришёл новый сотрудник по имени Джон, о котором Эван рассказал, что это его партнёр, который через некоторое время, когда он уйдёт на пенсию, выкупит у него компанию и станет её единоличным владельцем. Мой брат когда-то работал с ним в одной компании, отзывался о нём очень хорошо. И позже я смог убедиться, что это действительно очень грамотный инженер, хороший бизнесмен и порядочный человек. Мы сделали с ним несколько проектов, выезжали на объекты и в целом у меня сложились с ним очень хорошие отношения. Однажды он сообщил мне, что он прихожанин одной из католических церквей, и её настоятель собирается ехать в путешествие по России и хотел бы встретиться со мной и поговорить о том, как лучше ему спланировать это путешествие. Мы приехали в ресторан, нас встретил мужчина лет пятидесяти, у которого под пиджаком у ворота была видна белая полоска одежды католического священника. Он был очень приветлив, угостил нас изысканным обедом, много расспрашивал о России о Беларуси, о моей жизни там, о круге оставшихся там родственников, друзей и знакомых, в конце спросил моего совета, что бы я рекомендовал ему посетить в первую очередь в его поездке и мы расстались. Позже Джон сообщил мне, что «священник» очень доволен нашей встречей и беседой и в благодарность передал мне бутылку коньяка «Hennessy». Я точно не знаю, возможно, это всё мои домыслы или фантазии, но мне показалось, что после моего двухмесячного отсутствия и возвращения, я всё-таки проходил некоторую проверку.
ЛЮДИНА РАБОТА
Люда поправилась и пошла опять работать в свою прежнюю, как бы я сказал, «полукриминальную» компанию, в которой по её возвращении продолжали происходить довольно странные вещи. Так по-прежнему много людей только числились в бухгалтерии и приходили только за зарплатой, а, скажем, мэр нашего городка мог часами просиживать в приёмной президента компании, пока тот его примет. Пару раз, когда мы были приглашены на какие-то внутренние мероприятия, там бывали и некоторые высшие чины полиции нашего городка. К тому же высшему звену компании выдавались пластиковые кредитные карточки, которые они тратили на бензин, на ланчи, да и на всякие другие нужды, они так и называли эти карточки «пластик мани». Правда, справедливости ради надо отметить, что компания давала кусок хлеба и низшим слоям населения, нанимая их на позиции уборщиков, грузчиков и курьеров, но мне кажется, что это делалось для некоторого прикрытия своих тёмных делишек. И тут, по возвращении, и с Людмилой возникла несколько щекотливая ситуация. Во-первых, её место через два месяца было уже занято и её взял к себе начальник контрольно-ревизионного отдела, как раз тот самый, который несколько ранее при Людмиле конспиративно сделал копию с главного компьютера всей полукриминальной бухгалтерии. Как он позже ей рассказал, он много читал о России, о её истории, сам в прошлом профессиональный хоккеист, много раз встречался на площадке с русскими, и зауважал их за их характер, выдержку и умение сражаться до конца. Он, кстати, понял, что тот его манёвр она просчитала, и проникся к ней некоторой симпатией, что позже повлияло на продолжение её работы в этой компании. Однако оказалось, что он не единственный, кто этой симпатией к ней проникся. Её начал приглашать к себе в кабинет для беседы президент компании, мужчина лет шестидесяти пяти, в парике и очках, который руководил этой компанией около двадцати лет, и вёл её довольно успешно, причём всегда выходил сухим из воды. Он расспрашивал Людмилу о поездке в Минск, беседовал на разные темы, приглашал на чашечку кофе. Однажды она вызвала меня с работы, была очень расстроена и взволнована. Она рассказала мне, что сегодня президент опять вызывал её, сказал, что он разводится с женой, и сделал ей предложение выйти за него замуж. Причем, он объяснил ей, что если она не согласится, то он имеет возможность разобраться с её семьёй, и с мужем, и с дочкой. Мол, это не Советский Союз, и она сможет увидеть, как это иногда происходит в Америке. Она вернулась в отдел вся испуганная и заплаканная и её непосредственный босс поинтересовался, в чём дело. Она всё ему рассказала. Тот немного подумал, а потом сказал:
– Зарвался наш президент, очень зарвался. Ну, что ж, пришло время, думаю, придётся ему показать, как это иногда происходит в Америке.
Он отпустил Людмилу домой и дал ей два дня отгула. Когда она вышла опять на работу, компанию было уже не узнать. Везде появились какие-то люди в серых костюмах, они поменяли всю систему охраны, всех секюрити, осуществляли выемку документов, проверяли все компьютеры, а через некоторое время во всех газетах появились фотографии президента их компании и материалы контрольно-ревизионных проверок, сообщения о миллионных злоупотребления. Состоялся суд, он был снят с должности руководителя компании, ему пришлось вернуть в казну штата огромные суммы и на несколько месяцев отправиться в тюрьму. А 90% сотрудников аппарата управления уволили и на их места посадили работников штата. Людин шеф как-то во время ланча подошёл к Людмиле и, улыбаясь, спросил:
– Ну, что, увидела, как это иногда происходит у нас в Америке?!
Конечно, дело было совсем не в Людмиле, просто у штата уже накопился огромный объём компромата на деятельность этой компании, а случай с Людмилой, оказался как раз кстати, чтобы разобраться с компанией, занимавшейся тотализатором на скачках.
Безусловно, Люда могла и дальше продолжать там работать, но вся эта история и так повлияла на её здоровье, что она попала в больницу. Я решил, что ей надо поскорей оттуда уволиться, заставил написать заявление и сам завёз его в отдел кадров. Новый кадровик, который раньше был замом начальника отдела кадров и теперь работал на должности своего бывшего шефа, сказал, что ей не надо увольняться, что у неё в компании есть реальные перспективы для роста, и когда она поправится, пусть придёт прямо к нему. Я ответил ему, что вряд ли она сюда вернётся, и что ей и так хватило скачек, тотализаторов и криминальных разборок. Единственным плюсом оказалось то, что восемь лет, которые она отработала в этой компании вошли ей в стаж работы на государственной службе штата, что позже ей очень пригодилось.
Подошла пора Людмиле сдавать на гражданство США, как я уже отмечал, я на гражданство сдал несколько раньше, когда она болела. Я помог ей подготовиться, гоняя по всем вопросам государственного устройства Америки, в том числе прошлись и по сенаторам США от штата Нью-Йорк. Ими в то время были Дэниел Мойнихэн и Чарлз Шумер. И надо же так, чтобы именно этот вопрос о сенаторах от штата Нью-Йорк ей задали на сдаче на гражданство. Она уверенно ответила о Дэниеле Мойнихэне, а потом несколько замялась, вспоминая второго. Но быстро вспомнил и уверено сообщила Чарлз. Шумахер! Экзаменатор улыбнулся, произнёс фразу: «Close enough» (Достаточно близко) и спросил Люду, является ли она болельщицей автогонок, на что она добродушно ответила, что, скорей, в силу своей бывшей работы, она не является поклонницей ни автогонок, ни лошадиных скачек. Экзаменатор ещё раз улыбнулся и принял зачёт.
К слову анекдот:
«В Бруклине в русскоязычной адвокатской конторе анкету для получения гражданства заполняет бабушка лет 90. Служащая задаёт ей вопросы из анкеты.
– Обвинялись ли вы в каком-нибудь преступлении?
– Нет!
– Распространяли ли вы наркотики?
– Нет!
– Занимались ли вы когда-нибудь проституцией?
– Ой, деточка, да я уже и не помню!»
kackad.press 