НЕТ КОНЦА ВОЙНЕ ЗА ВОЗВРАЩЕНИЕ

Экскурс в историю палестинских беженцев

После заключения в 1949 году соглашений о перемирии между Израилем и его соседями – Египтом, Ливаном, Иорданией и Сирией их понимание обеими сторонами оказалось весьма неодинаковым. Израиль рассматривал произошедшее как прекращение состояния войны. Арабы же, хотя прекращение огня и поддержали, но все-таки считали себя воюющей стороной. Израиль полагал, что линии разделения и есть, по сути, его границы, внутри которых он мог жить по собственному усмотрению. С точки же зрения его оппонентов, палестинцы имели право использовать все доступные средства для борьбы против того, что они расценивали как лишение их права собственности на принадлежавшую им землю, и подписанные с Израилем соглашения не требовали от арабских стран, чтобы они палестинцам в этом препятствовали.

А как же еще? В арабском мире скоро выработался консенсус, что коли за возникновение проблемы беженцев несет ответственность только Израиль, то его и надо заставить ее решать. А единственно правильным решением было разрешить беженцам вернуться домой. Эту свою позицию арабские государства высказывали при каждой возможности и при любых переговорах. Возвращение беженцев стало предварительным условием для любых переговоров о мире, а не частью этих переговоров. Более того, принцип возвращения должен был быть признан Израилем безоговорочно и процесс этот еврейскому государству предписывалось начать, не дожидаясь каких-то обязательств со стороны арабов.

То, что возвращение беженцев понималось равнозначным ликвидации новообразованного государства, совершенно не скрывалось. «Мы не хотим возвращаться туда, – объяснял палестинский журналист и историк Наср аль-дин Нашашиби, – где на каждом квадратном метре нашей страны развевался бы израильский флаг, а хотим вернуться так, чтобы это было почетное возвращение, а не унизительное, которое бы сделало нас гражданами Израиля». Ливанский еженедельник Al-Sayyad дополнял эту идею другим ракурсом: «Почетное возвращение для нас невозможно. Поэтому надо постараться превратить беженцев в пятую колонну для предстоящей борьбы. До сих пор евреи возражали, что раз мы находимся в состоянии войны с ними, то нельзя просить их, чтобы они приняли к себе врагов. Но если мы придем к ним в облике искателей мира, им нечего будет возразить».

Насчет «нечего возразить», это уж как сказать. Мы не безумные праведники, говорил тогда премьер-министр Израиля Давид Бен-Гурион. «Война есть война, и не мы ее хотели. Не Тель-Авив напал на Яффу. Яффа напала на Тель-Авив. Этого не должно больше случиться. Нет ничего высоконравственного в разрешении арабам вернуться в Яффу, только дурь. Если арабы вернутся в Абу-Кабир (район Тель-Авива) и Яффу и война начнется снова, то шансов на то, чтобы закончить войну, как нам надо, будет меньше». Еще более конкретной была позиция израильской военной разведки: «Существует серьезная опасность того, что [возвращающиеся крестьяне] превратят свои деревни в укрепленные пункты на нашей же территории и с возобновлением военных действий они потенциально стали бы как минимум пятой колонной, если не активными враждебными формированиями».

Договориться при таких различиях в подходах, естественно, не получалось. К тому же на все накладывалась и геополитическая ситуация с ее противоборством между великими державами. «Великобритания поддерживала свои позиции в регионе, уделяя предпочтительное внимание арабам, – еще в 1948 году записал в своем дневнике президент США Гарри Трумэн. – Сейчас, когда она уже не кажется способной их удержать, США должны занять ее место, и сделать это надо, следуя точно той же формуле: если арабов антагонизировать, они перейдут в советский лагерь». И хотя личные симпатии Трумэна были первоначально на стороне сионистского проекта, традиционный истеблишмент считал необходимым поскорее загасить разгоревшийся конфликт, ключом к урегулированию которого считалось возвращение беженцев из перешедших под контроль Израиля районов Палестины. Американцы понимали, что повлиять на арабов они вряд ли в состоянии и потому давить надо на противоположную сторону. И в апреле 1949 года государственный секретарь Дин Ачесон сказал министру иностранных дел Израиля Моше Шарету следующее: «Репатриация всех беженцев не является выполнимым решением, однако мы, тем не менее, ожидаем, что значительное количество их должно быть репатриировано для того, чтобы какое-нибудь решение вообще было возможным». Дальше – больше. Не прошло и месяца, как посол США в Израиле Джеймс Гровер Макдональд запросил срочной встречи с Бен-Гурионом и передал ему полученную утром того же дня, 29 мая, и подписанную Трумэном телеграмму. Отказ Израиля с принципом репатриации «значительного количества» палестинских беженцев был чреват пересмотром американских отношений с ним, говорилось в депеше президента. «Как можем мы разрешить потенциальным врагам возвращаться, в то время как арабские страны открыто угрожают нам новой войной на уничтожение? – сказал Макдональду Бен-Гурион. – И куда обращаться за помощью, если на Израиль опять нападут? Нам, что ли, американцы, пошлют оружие или войска?» И он заключил: «Нас можно разгромить, но самоубийство совершать мы не станем».

Эмоции эмоциями, а реагировать на громы и молнии из-за океана было нужно. Летом 1949 года израильтяне выдвинули так называемый «План Газа». В нем предлагалось, чтобы сектор Газа, территория подмандатной Палестины, перешедшая в результате войны под контроль Египта, стала частью Израиля. Еврейское государство информировало Организацию Объединенных Наций, что оно готово предоставить израильское гражданство всем арабам в Газе, как постоянно там проживавшим, так и перемещенным. Все заботы об их расселении и реабилитации (т.е. возвращении к нормальной жизни) Израиль был готов взять на себя. По израильским оценкам в Газе тогда находилось 180 000 арабов (по данным ООН, около 300 000). Присоединение Газы довело бы общее количество арабов в Израиле до уровня, предусмотренного ооновским планом раздела Палестины от 1947 года, т.е. по цифрам его обязательства были бы выполнены. Имелись к тому же и стратегические плюсы: вывод египетских войск из Газы и ее плодородная (относительно) земля. Американцы в целом одобрили «План Газа», добавив, правда, обязательную выплату компенсации Египту за его территории. Все равно – кто бы сомневался? – Каир израильскую инициативу отверг и вновь заявил о необходимости полного возвращения беженцев в их дома. Тогда Израиль выдвинул второй вариант урегулирования – «Предложение 100 000». Его суть состояла в согласии израильской стороны принять 100 000 палестинских беженцев в контексте всеобъемлющего мирного договора. Арабский отказ на том же основании уже не был неожиданным, но Трумэну «Предложение» понравилось. В сухом остатке оказались израильская готовность сотрудничать и непримиримость арабов. Вашингтон и Лондон поняли, что для решения проблемы беженцев надо искать другие подходы.

Подготовленная Госдепартаментом концепция исходила из того, что раз возвращение в страну исхода нереально, то беженцев следует расселить и реабилитировать в арабских странах, а Запад (под эгидой ООН) поможет этот проект, как разработать, так и профинансировать – по примеру Плана Маршалла, запущенного в апреле 1948 года для Европы. Была создана комиссия (Economic Survey Mission) во главе с опытным менеджером Гордоном Клаппом, которая в сентябре 1949 года прибыла в Бейрут. Но – сюрприз, сюрприз! – ее встретили демонстрации палестинцев из местных лагерей, протестовавших против любых действий ООН, которые бы ставили под сомнение право беженцев на возвращение. Эту позицию поддержали все арабские страны (кроме Иордании), которые просто-напросто объявили обструкцию комиссии Клаппа. Началось перетягивание каната, и компромисс был достигнут. Клапп согласился не использовать официально слово resettlement (расселение), а говорить только о временной программе трудоустройства беженцев без фиксации срока ее окончания. На таких условиях арабские государства согласились взять деньги, и сотрудничество началось. Клапп и западные страны полагали при этом, что они работают на экономическое решение проблемы беженцев. Следуя логике, вытекавшей из их мировоззрения, они думали, что постепенно временные работы превратятся в постоянные, временные жилища в собственные дома и через несколько лет потребность во внешней помощи отпадет, а люди перестанут считать себя беженцами. Их арабские партнеры, однако, делали только вид, что идут по пути, начертанному Западом, но на деле стремились к тому, чтобы законсервировать нерешаемость проблемы возвращения палестинцев как стержень их антиизраильской политики.

Одной из рекомендаций Клаппа для ООН было создание ею специального ведомства по претворению в жизнь программы, разработанной его комиссией. Таковым стало Ближневосточное агентство ООН для помощи палестинским беженцам и организации работ (United Nations Relief and Works Agency for Palestine Refugees in the Near East), или БАПОР, утвержденное Резолюцией 302 Генеральной Ассамблеи от 8 декабря 1949 года. При этом арабским странам удалось включить в нее несколько стратегически важных для них положений, в том числе: 1) ссылку на принятую год назад Резолюцию 194, согласно которой беженцам, готовым жить в мире со своими соседями, разрешалось вернуться в свои дома; 2) обязательство руководства БАПОР консультироваться с арабскими странами; 3) оговорку, фактически отменявшую установление через год даты завершения работы БАПОР. И еще: по настоянию арабских стран к названию Ближневосточного агентства было добавлено – ООН. Тем самым для арабского общественного мнения подчеркивалась утвердившаяся в нем историческая догма, что именно ООН виновна в принятии плана раздела Палестины в 1947 году и потому обязана исправить свою ошибку.

Прошло несколько лет, БАПОР составляло планы ирригации, прокладки водопроводов и прочего строительства, прикидывало, сколько беженцев будет в результате обеспечено жильем и работой, но его усилия шли вхолостую. В 1953 году министерство иностранных дел Великобритании назвало прогресс по расселению «весьма разочаровывающим», объясняя это реальным нежеланием арабских стран сотрудничать. Дело в том, что сама реабилитация беженцев рассматривалась арабским общественным мнением не меньше и не больше, как измена общему делу изгнания Израиля с Ближнего Востока. На просьбы Запада помочь убедить беженцев согласиться на расселение Генеральный секретарь Лиги арабских государств Аззам Паша ответил: «Лигу тогда обвинят, что она продалась евреям, и взорвут к дьяволу». «Арабские страны не будут интегрировать палестинских беженцев, – говорил позднее первый председатель Организации освобождения Палестины Ахмад Шукейри, – потому что интеграция стала бы медленным процессом ликвидации палестинской проблемы». В самом первом докладе директора БАПОР было сказано, что беженцы настроены против реабилитации, поскольку свято верят в то, что постоянная работа закроет им врата в Палестину. Благодаря БАПОР беженцы уже были обеспечены лучше и жили лучше, чем беднейшие слои в тех же арабских странах, но жилищные условия не были для них главным. А главным, согласно докладу, было чувство оскорбленной чести, что и по сей день остается сутью проблемы – это неспособность примириться с прошлым и с политическим процессом, который привел к образованию Государства Израиль.

Осенью 1958 года недовольство Вашингтона деятельностью БАПОР достигло своего пика. Выступая на сессии Генеральной Ассамблеи ООН, представитель США Джордж Макгрегор Харрисон прямо сказал, что «нет ничего хорошего, когда уже более десяти лет на иждивении у международной организации состоят около миллиона беженцев». Тогда же Госдепартамент разработал план, согласно которому деньги на реабилитацию и расселение беженцев пересылались бы непосредственно участвующим в этом арабским странам или таким постоянным органам ООН, как Всемирная организация здравоохранения или ЮНИСЕФ (Фонд ООН помощи детям). Соответственно, БАПОР после истечения его мандата в 1960 году было предложено закрыть. Согласно плану, к 1970 году проблема «права на возвращение» должна была быть полностью решена. На бумаге американским дипломатам казалось все это выполнимым, но как не вспомнить, что не менее благонамеренные усилия БАПОР были уже торпедированы и самими палестинскими беженцами, и арабскими правительствами.

Так случилось и на этот раз. Арабы вновь успешно использовали свой геополитический козырь в лице рвавшейся на Ближний Восток и жаждавшей их расположения Москвы. В Кремле также не возражали против сохранения в игре такого дестабилизирующего фактора, как беженский кризис, и стремившиеся урегулировать его западные прагматики были вынуждены отступить. В декабре 1959 года мандат БАПОР был продлен еще на три года, и задача интегрирования беженцев в региональную экономику и неотделимую от этого их реабилитацию – т.е. то, ради чего БАПОР и создавалось, – больше не ставилась. Вместо этого было решено сделать ставку на образование и профессиональную подготовку беженцев. Опять же неуемные американцы убеждали себя, что получение образования приведет их подопечных к трудоустройству, интеграции в местах работы и проживания и естественному сокращению выплат пособий. Как бы не так! Добившись спасения БАПОР, арабские правительства сочли дело сделанным, но абсорбировать беженцев в свои страны не собирались.

1960-е годы. И как же изменились лагеря палестинских беженцев! Вместо палаточных городков поднялись нормальные городские предместья. Каждая семья получила участок в 100 квадратных метров для возведения каменного дома с количеством комнат и этажей по потребности. Были проложены дороги, построены школы и больницы. Ассигнования на образование росли вообще на зависть всем: с 23% бюджета в 1960 году до 66% в 1988, за период с 1960 по 1984 год количество школ увеличилось почти вдвое (с 380 до 630), а учителей – втрое (с 3,500 до 10,500). В результате уровень образования палестинцев стал одним из самых высоких в арабском мире. Казалось бы, жизненные стандарты возросли настолько, что никак уже не походили на беженские. Между тем в лагерях скопились сотни тысяч людей без гражданства, примерно половину из которых составляли рожденные после войны или увезенные из Израиля в раннем возрасте. В 1965 году всем рожденным после 14 мая 1948 года руководство БАПОР даровало статус беженца, а в 1982 году Генассамблея ООН постановила распространить его вообще на всех потомков покинувших Палестину арабов. После этого проблема палестинских беженцев стала практически нерешаемой, а их количество вечно растущим.

За исключением Иордании, все арабские страны, на территории которых располагались палестинские лагеря, проводили в отношении их обитателей политику жесткой дискриминации в трудоустройстве (разрешались только неквалифицированные работы), обзаведении недвижимостью, доступе к высшему образованию. Беженцам было запрещено участвовать в местных выборах, участвовать в политической жизни. Единственным документом, удостоверявшим личность, была карточка беженца, выпущенная БАПОР. Короче говоря, лагеря беженцев уже были не столько тем местом, где выдавалась помощь, но питомником новой, палестинской идентичности.     

В учете и регистрации обитателей лагерей царил хаос. Из года в год БАПОР само признавало в своих отчетах, что количество зарегистрированных беженцев «не обязательно отражает истинное их количество ввиду … неучтенных смертей и регистрационных фальсификаций». Особенно вопиющим примером этого является эмиграция в 1960-1970-х годах сотен тысяч молодых палестинцев в государства Персидского залива. Например, к лету 1967 года не менее 100 000 человек покинули Западный Берег и сектор Газа. Палестинское население Кувейта выросло с 35 000 человек в 1961 году до 140 000 в 1970 и до 400 000 в 1990. В 1981 году всего в странах Персидского залива (Саудовская Аравия, Кувейт, Катар и Объединенные Арабские Эмираты) жили полмиллиона палестинцев. Экономический бум в этих странах вызвал огромный спрос на рабочую силу. Тут-то и пригодилось полученное палестинцами образование. Они хлынули туда со своими семьями, стали независимыми экономически, и пора нищенства для них закончилась. Но – внимание! – ни один из этих эмигрантов не был вычтен из списков БАПОР и сохранил беженский статус, под который ООН продолжала выделять всё полагавшееся финансирование.

Остановимся на идейно-политической составляющей. Лагеря стали кузницей, в которой ковалась палестинская нация. Фактически они представляли собой особые зоны, в которых официальные лица принявших их арабских стран появлялись редко, и потому там действовали свои законы, возникали и развивались политические партии, профессиональные союзы. Идеологическим воспитанием новых поколений занимались школы. Понятно, что перед молодежью ставилась цель вернуть украденную сионистами землю с оружием в руках. Дети в лагерях знали наизусть рассказы своих родителей о бегстве из Палестины. Они могли в деталях описать дома, в которых те жили, цвет занавесок, форму окон, запах цветов в саду. На уроках математики учителя придумывали задачи с цифрой 418, обозначавшей количество палестинских деревень до войны. В результате школы БАПОР выращивали ожесточившееся, гневное и разочарованное поколение, которое они напичкали мифами об этнических чистках, осуществлявшихся евреями, расписывали ему в подробностях предательство арабских лидеров и лелеяли в нем комплекс жертвы. Идея того, что с евреями можно жить в мире, даже не допускалась. В апреле 1969 года ООН назначило комиссию для проверки школьных учебников БАПОР, которая пришла к выводу, что 79 из 127 учебников должны быть запрещены или переработаны. Но многочисленные рекомендации и замечания комиссии не были учтены. Хотя БАПОР формально считалось нейтральным, оно самым непосредственным образом способствовало не признающей компромиссов радикализации палестинского движения.

В 1962 году в Сенат США был избран молодой политик от Демократической партии Эдвард Кеннеди. Среди занимаемых им постов было, в частности, председательство в подкомитете по беженцам и перебежчикам. Спустя несколько лет после своего избрания он обнаружил, что БАПОР, ооновское ведомство, которое существовало в значительной степени за счет американских щедрот, вовсю сотрудничает с Организацией освобождения Палестины, созданной в мае 1964 года с нескрываемой целью, заявленной в ее названии. Статус БАПОР эксплицитно воспрещал ему участие или содействие в любом виде военной деятельности, включая даже предоставление питания, одежды или места для проживания. Но уже в 1966 году было установлено, что около 15 000 членов ООП получали пищевое довольствие и другую помощь от БАПОР. Сенатор Кеннеди начал расследование. «С политикой Соединённых Штатов и с базовой концепцией ООН, – заявил он, – несовместимо оказание помощи членам армии, декларированной целью которой является уничтожение страны, входящей в ООН». Госдеп потребовал прекратить выдачу продовольственных пайков членам ООП, и в конце 1966 года Конгресс принял соответствующий закон. Ну и дальше что? Все уперлось в отказ арабских стран сотрудничать. Правительства Сирии и Египта ответили, что имена и количество членов ООП не могут быть раскрыты по соображениям безопасности. Подготовка боевиков ширилась, и к 1970 году только в лагерях Иордании прошли тренинг 50 тысяч человек. Напомним, что после Шестидневной войны ФАТХ, готовясь совершить в ней государственный переворот, рассматривала превращение Аммана в «палестинский Ханой», а Тель-Авива – в «израильский Сайгон». Все кончилось тогда разгромом палестинских сил и их выдворением из Иордании.

Пришел 1988 год, а с ним и разворот в политике палестинского лидера Ясера Арафата. ООП на словах отказалась от вооруженной борьбы, признала Израиль и приняла раздел Палестины. Решающим фактором в этих изменениях стала смена руководства в Советском Союзе. М.С. Горбачев Арафату не симпатизировал, транжирить советские ресурсы на поддержку палестинского террора не собирался, и для того чтобы остаться на политической карте, тунисскому сидельцу (после Первой Ливанской войны ООП была «сослана» в Тунис) следовало сменить имидж и выставить себя миролюбцем и договороспособным партнером. Чтобы такая «перестройка» могла принести результат, надо было найти и другого патрона, равновеликого СССР, – и это были только американцы. Итак, 15 ноября 1988 года увидело свет доказательство «исторического компромисса» – Палестинская декларация независимости, которую Арафат огласил на сессии Палестинского национального совета в Алжире.

Тем не менее «право на возвращение» из Декларации никуда не делось. Оно много раз там упоминалось, причем c эпитетом «неотъемлемое». Заметим здесь, что сам термин этот применительно к палестинским беженцам возник с подачи графа Фольке Бернадотта, шведского дипломата, назначенного в мае 1948 года посредником ООН в урегулировании арабо-израильского конфликта. В ходе своей миссии Бернадотт, убедившись в железобетонном неприятии сионизма арабской стороной, избрал путь принуждения Израиля к слишком далеко идущим, а по сути, самоубийственным уступкам. Разработанный им план оставлял еврейское государство с гораздо меньшей территорией, чем та, которую предусматривала даже одобренная ООН в 1947 году карта раздела Палестины. И более того, он включал требование, чтобы ООН утвердила «право беженцев вернуться в свои дома в наиболее ранние возможные сроки». В сентябре 1948 года сам Бернадотт был убит членами еврейской подпольной группы «Лехи», но план его, увы, выжил. Через три месяца после его смерти Генеральная Ассамблея ООН приняла Резолюцию 194, зафиксировавшую «право на возвращение». С тех пор и по сей день палестинцы продолжают ссылаться на нее как на фундамент международной законности их борьбы. Кто бы подумал о том, что резолюции ООН по самому ее уставу принципиально не имеют силы закона и никого нельзя заставить их исполнять! Но нет, в дальнейшем не было практически ни одного ооновского документа по Израилю, который бы не цитировал Резолюцию 194 как правовую базу, – этот парад абсурда за редким исключением продолжается и сейчас. Не случайно в разгар холодной войны и разнузданной травли еврейского государства той же Генассамблеей известный израильский дипломат Абба Эбан заметил, что «если бы Алжир выдвинул резолюцию, утверждающую, что земля плоская, так как это Израиль ее расплющил, то она была бы принята 164 голосами против 13 с 26 воздержавшимися».

Но вернемся к Палестинской декларации независимости – была ли она и в самом деле историческим компромиссом? Отнюдь. Ее целью было пустить пыль в глаза западному общественному мнению, вернуть ООП на международную арену в качестве цивилизованного игрока и начать так называемый мирный процесс. Как в то же самое время, когда принималась Декларация, говорил членам Палестинского национального совета Абу Ийяд, второй человек в ООП после Арафата, стратегия этой организации не содержит никаких уступок и не имеет намерения принять право Израиля на существование в любой части Палестины. «Сейчас это наше государство для будущих поколений, – сказал он. – Сначала оно будет маленьким … С помощью Аллаха оно расширится на восток, на запад, на север и на юг… Я заинтересован в освобождении Палестины … только постепенно».

Прошло более 30 лет после принятия Палестинской декларации независимости, вновь и вновь подписывались соглашения между палестинцами и Израилем, евреи, манимые лозунгом «мира в обмен на землю», отдавали все новые территории, американцы что было сил выкручивали им руки, но чаемого договора о прекращении конфликта все не было и БАПОР по-прежнему просаживало международные субсидии. В 2008 году премьер-министр Эхуд Ольмерт согласился уже на беспримерные уступки: фактически стопроцентное возвращение Западного Берега и Газы, никаких еврейских поселений в палестинском государстве, Восточный Иерусалим как его столица; он даже пошел в качестве шага доброй воли на прием пяти тысяч беженцев. Но президент Палестинской автономии Махмуд Аббас ответил тогда государственному секретарю Соединенных Штатов Кондолизе Райс: «Я не могу сказать четырем миллионам палестинских беженцев, что только пять тысяч из них смогут вернуться домой».

Опять же к вопросу об ответственности за то, что случилось в 1948 году. Как сказал тот же Абба Эбан: «Если бы не было войны против Израиля, то не было бы и проблемы арабских беженцев».

Статья написана по материалам из книги Ади Шварца и Эйнат Вильф «Война за возвращение» (The War of Return: How Western Indulgence of the Palestinian Dream Has Obstructed the Path to Peace. By Adi Schwartz and Einat Wilf / All Points Books, New York).