«Начинать серьезное дело можно, и не имея ни гроша. Более того, без доли риска: у кого нет ничего за душой, тот возможно и не разбогатеет, но уж точно не разорится». Высказывание это принадлежит австрийской актрисе, художнику и режиссеру еврейского происхождения Стелле Кадмон. 16 июля со дня ее рождения исполняется 120 лет.
Родилась Стелла в Вене, в семье Морица Кадмона и его супруги Мальвины. В доме царила творческая атмосфера, создаваемая матерью, освоившей профессию пианистки и музыкального педагога, и не удивительно, что интерес к искусствам пробудился у Стеллы уже в раннем возрасте. Что же касается самоидентификации, то с этим в семействе было сложнее: дать своим отпрыскам традиционное еврейское образование родители не стремились. Но как заметил юморист (правда, шутка эта довольно мрачная): если ты не знаешь, что ты еврей, – тебе об этом рано или поздно сообщат, а если случайно забудешь, – то напомнят. Один из братьев Стеллы – Ричард, будучи членом еврейского спортклуба, как-то вступил в драку с антисемитски настроенными сверстниками, оскорблявшими его, а другой брат – Отто, напротив, в школьные годы распространял листовки, написанные противниками обязательных религиозных занятий в учебных заведениях.
Стелла Кадмон окончила Венскую Академию музыки и изобразительного искусства. Начало ее творчества пришлось на период после окончания Первой мировой войны. Тогда австрийская столица приступила к реализации левоутопического, по сути, проекта. Имея абсолютное большинство в городском правительстве с 1919 по 1934 год, Социал-Демократическая Рабочая Партия провела социальные реформы, создавая структуру, призванную компенсировать экономические последствия минувшей войны. По словам Вольфганга Мадертанера, историка и бывшего директора Национального архива Австрии, цель преобразований состояла в том, чтобы добиться в стране не мнимой демократии, произвести перераспределение богатств, сделать образование подлинно народным. Продвигалась также идея женской эмансипации, предполагавшей гораздо более активную профессиональную и политическую деятельность представительниц слабого пола. Тем не менее, пространство для маневра у феминистского движения в стране, по-прежнему, было ограниченным. За немногими исключениями, женщинам отказывали в доступе к государственным должностям. Еще одним источником напряженности были отношения между ассимилированными и не ассимилированными евреями в Вене, с одной стороны, и немецким националистическим движением – с другой. Хотя евреи играли ведущую роль в формировании культурной жизни в австрийской столице, антисемитская агитация оставалась, как отметил упомянутый нами выше Вольфганг Мадертанер, «социально приемлемой». В такой вот обстановке, Стелла стала выходить на сцену в венских кабаре, в частности, в популярном заведении «Павильон». К ней быстро пришел успех, и все были уверены: заурядной исполнительницей девушка эта не останется. Так оно и вышло: В 1924-1925 годах она уже играла в Немецком театре в Остраве, в Чехии. С 1926 по 1931 год выступала как конферансье и артистка кабаре в Мюнхене, Кёльне и Берлине.
Событие, ставшее поворотным в ее судьбе, произошло в 1928 году. В Вене состоялись гастрольные выступления самобытной танцовщицы, певицы и актрисы Жозефины Бейкер (урожденной Фриды Джозефин Макдональд). По некоторым сведениям, она была внебрачной дочерью американского музыканта еврейского происхождения Эдди Карсона и темнокожей прачки Кэрри Макдональд. Выступала в откровенных нарядах, едва покрывавших стройное тело и шокирующих публику. Ее появление в Европе вызвало подлинный ажиотаж и наделало много шума. Для нудистов она стала символом раскрепощения, но что важнее – вдохновляла людей творчества. Утверждали, что на борту корабля «Юлий Цезарь» Жозефина пела в каюте Ле Карбюзье, который рисовал ее нагой и создавал потом проекты зданий в духе пластики ее тела и танцев. Полагают, что Бейкер побудила выдающегося архитектора сотворить чудо, коим стала его вилла «Савой». В одном из венских ревю Стелла Кадмон появилась в образе Жозефины Бейкер, будучи полураздетой, бросая вызов блюстителям нравственности. Дело кончилось тем, что директор ревю уволил ее, назвав «обезьяной, которой место на дереве». Впрочем, руководитель этот выразил, тем самым, не только сугубо личное мнение. Стоит упомянуть о том, что в Вене, а также – в Мюнхене, Будапеште и в Праге Жозефине вскоре выступать было запрещено, но это решение сделало ее еще более привлекательной для значительной части публики. Изгнание из ревю Кадмон посчитала оскорблением, но решила ответить на него по-своему: стала еще чаще выступать сольно, петь и танцевать в провокационных нарядах, а обвинявших ее в нарушении норм общественного поведения называла ханжами. Но иные воспринимали характер ее выступлений как рекламу сексуальных услуг. Один из зрителей предложил Стелле сто марок за совместный вечер – немалую в ту пору сумму. Кадмон была шокирована. Она представала перед публикой как эмансипированная женщина, но не как продажная и легко доступная. Стало быть, общество не было готово к адекватному восприятию того, что она демонстрировала на сцене. Стелла опередила время. За ней закрепилась репутация «еврейской Жозефины Бейкер», но обнажение тела не было для Кадмон главной целью выступлений. Она понимала, что настоящее искусство должно быть содержательным, нести важные идеи, не затмевающиеся теми формами, в которых идеи эти преподносятся. Посетив один из спектаклей в известном политическом кабаре в Берлине, Кадмон утвердилась во мнении: нужно попытаться открыть в Вене подобное заведение, но свое, где никто бы не указывал ей, какой выбирать репертуар, и какие моральные ценности брать за основу.



7 ноября 1931 года Стелла основала театр малых форм «Der liebe Augustin» («Мой милый Августин»), расположившийся в полуподвале кафе «Pruckel». Она привлекла к участию в постановках драматурга Петера Хаммершлага, композитора Фрица (Фреда) Шпильмана, дирижёра Франца Евгения Клайна. Кадмон и ее единомышленники начали готовить программы, в которых развлекательная часть увязывалась с обращениями к злободневным темам. Мини-спектакли в этом театре обретали все более четко выраженную социально-критическую направленность – по мере того, как в Германии и соседней Австрии набирали силу ветры нацистской пропаганды. Театр постоянно заполнялся зрителями, хотя позицию актерской труппы разделяли не все. В 1930-х годах братья Стеллы стали активистами организации «Rote Hilfe», связанной с коммунистами. Будучи убежденной пацифисткой, Стелла Кадмон принимала участие в ежегодных первомайских демонстрациях социал-демократов, пока власти их не запретили в 1933 году. Мрачная атмосфера подвального театра соответствовала изменениям (не в лучшую сторону), происходившим в жизни общества, впитывавшего фашистскую идеологию. Но это не означает, что под сводами заведения витала одна лишь печаль. Хотя финансовые возможности театра малых форм были скудными, сценаристы, музыканты и актеры знали, как компенсировать это, используя самые разные художественные приемы и методы. В театре можно было увидеть танцы, услышать пение, повеселиться. Одним из излюбленных жанров Стеллы и других исполнителей была пародия. Довольно смело со сцены высмеивались уродливые, по сути, явления действительности, постоянно слышались отзвуки текущих событий, с их оценкой. Актерский состав театра был разнородным. Труппа состояла из еврейских и нееврейских артистов. В театре не было ни одного режиссера, который бы в одиночку определял содержание программ. «Мой милый Августин» стал убежищем для находившихся под угрозой ареста или изгнанных немецких актеров, которые больше не могли выступать в своей стране, после прихода там к власти Гитлера. В 1935 году Стелла Кадмон осуществила постановку басни «Лис Рейнард», в которой персонаж – кролик Лампе олицетворял Австрию, а хитрый лис – Германию:
«Запомни, кролик, с этим лисом лучше не связываться,
Тебе стоит постоянно быть начеку,
Этот лис наверняка намерен тебя аннексировать» –
Таков был смысл куплетов, звучавших в этой постановке, и предостережение оказалось зловещим. Ряд других кабаре поддержали позицию театра «Мой милый Августин». Тем не менее, смелая и во многом новаторская работа Стеллы, до недавнего времени осталась в Австрии недооцененной, и лишь театровед Биргит Петер в своем исследовании убедительно показала, насколько политически и художественно значимым было на самом деле «развлекательное искусство» Стеллы Кадмон.
В феврале 1934 года конфликт, возникший между Венской социал-демократией и консервативной Христианско-Социальной Партией, контролировавшей большинство в правительстве Австрии, закончился поражением социал-демократов, что положило начало австро-фашизму. Через десятилетия Стелла вспоминала события марта 1938 года, происходившие накануне аншлюса Австрии. «В те дни зрителей в театре было уже совсем мало: обстановка складывалась такая, что люди, в большинстве своем, боялись выходить на улицу. Тем не менее, театр продолжал работать. После спектакля 10 марта я и моя мама отправились домой с герром Визингером, – он вызвался нас проводить. Он помогал нам в театре – столярничал, открывал и задергивал занавес. По дороге он вдруг заявил: «Я должен сделать вам признание: я состоял в нелегальной Национал-социалистической немецкой рабочей партии с 1933 года». «Герр Визингер, я думала, вы порядочный человек!» – отреагировала на это моя мама. А я, одернув ее, добавила: «У нас такое чувство, что если придет Гитлер, то мы потеряем Австрию». И знаете, что нам ответил герр Визингер? – «Ваши опасения не обоснованы, ведь фюрер сам – австриец. Кому-то придется плохо, но Австрия станет единой и могущественной. Безработных мы больше не увидим, всё будет замечательно».
Это «замечательно» обернулось известно чем. И для австрийских евреев, в первую очередь. Уже вскоре оба брата Стелы Кадмон были арестованы. Но Стелле удалось спасти их от депортации в концлагерь Дахау. В числе полицейских, которые поочередно присутствовали на спектаклях с 1934 года – для обеспечения соблюдения в театре требований цензуры, был офицер, с которым Стелла вступила в романтические отношения. Он и помог её семье. К слову, о личной жизни актрисы мало, что известно. Сохранились сведения о том, что на протяжении своей жизни она поддерживала связи с несколькими мужчинами. Один из сценаристов театра называл ее «любимой любовницей», а другой предлагал ей бежать с ним из страны в 1937 году, если она согласится выйти за него замуж. Но Кадмон ответила отказом.
Членам семьи Стеллы удалось перебраться из Австрии в Югославию. Но это не решило всех проблем. Убежище в этом государстве было временным и ненадежным. Благо, открывалась возможность отправиться оттуда к собратьям в Палестину. Но до этого, и еще до начала Второй Мировой войны, произошел весьма примечательный эпизод. Тогда еще по югославским паспортам, можно было въезжать в Австрию, и туда по важным делам отправился двоюродный брат Стеллы – Йоси, которого она попросила разыскать в Вене того самого офицера, который помог ее семейству, и передать ему привет и слова благодарности. Поручение это Йоси выполнил. «Обер Томас», – так звали этого офицера, – выразил неподдельную радость, узнав, что Стелла и ее близкие живы, и что они находятся в безопасности. Он отвел Йоси в помещение, где располагался театр Стеллы Кадмон, спустился с ним в ее гримерную комнатку, а там, на удивление, оставалась нетронутой скромная косметика. Сложил ее в мешочек, чтобы Йоси отвез этот «подарок» Стелле. А еще «Обер Томас» извлек из кармана складной нож и отрезал лоскут от театральной занавески, сказав Йоси: «Передай это Стелле, в знак того, что она скоро сюда вернется, во что я верю – гитлеризм долго не протянет».
До исторической родины Стелла Кадмон добиралась нелегко. Но, наконец, оказалась в Тель-Авиве, где 8 апреля 1940 года открыла кабаре «Papillion», начав выступать на иврите. В саду на крыше здания устраивала чтения драматических произведений Бертольта Брехта, Франца Верфеля и Арнольда Цвейга. Что удивительно: ивритское произношение у Кадмон было почти идеальным, без акцента, с правильной интонацией. Освоить на таком уровне язык, за недолгое время, дано далеко не каждому. «Меня пригласили к мэру Тель-Авива на чай, – вспоминала Стелла. Тогдашний мэр города Исраэль Роках учился в Лозанне и Цюрихе, и прекрасно говорил по-немецки. Его жена Эстер Эпштейн тоже говорила по-немецки. Мэр поинтересовался: «Откуда у тебя эта фамилия?» Я ответила ему: «Простите, что значит откуда? – От отца, такая фамилия была и у моего деда, и у прадеда – сефарды мы».

Стелла Кадмон в Палестине стала свидетельницей возрождения на земле предков еврейского государства, но пафос созидания и романтика борьбы за претворение в жизнь идей сионизма не проникли в ее сердце, не впитались в ее душу. Она жила в тоске по Европе, по Вене, хотя и вынуждена была бежать оттуда. По этому поводу сказать можно только одно: каждый выбирает для себя. 9 апреля 1947 года, чуть более, чем за год до провозглашения Независимости Израиля, Стелла вернулась в австрийскую столицу. Однако Австрия не поощряла возвращения евреев, выживших в Холокосте, и большинство населения просто не верило, что местные евреи, после всего, что произошло, снова появятся там, оттуда были изгнаны. В то время, как многие коллеги, друзья и знакомые Стеллы Кадмон были убиты, австрийская общественность хранила молчание о преступлениях нацистской эпохи, ибо, в противном случае, вставал вопрос об ответственности за содеянное. В таком вот контексте Стелла проявила гражданское мужество, осуществив постановку «Страха и нищеты Третьего рейха» Бертольда Брехта. Этот спектакль стал притчей о судьбе самой Стеллы Кадмон. Важно подчеркнуть: одной из первых она вынесла на театральную сцену в Австрии тему Катастрофы европейского еврейства.
Театр «Мой милый Августин» по ее инициативе был переименован в «Theater of Courage» («Театр куража»), где Кадмон продолжила творческие искания и эксперименты. Вплоть до 1980-х годов Стелла Кадмон оставалась важной фигурой в сфере театрального искусства в Австрии. «Театр куража» сыграл заметную роль в усилении позиций антифашистского и феминистского движения в стране. В своем эссе историк Фрэнсис Танцер отмечает, что Стеллу Кадмон отличало также стремление связать нееврейскую культуру с еврейской культурной традицией. Кадмон, начав свой путь с кабаре и ревю, продемонстрировала опыт борьбы за преодоление бытовавших в стране предрассудков и стереотипов, ограничивавших реальную свободу личности. Реализовавшиеся ею творческие идеи способствовали формированию театра нового типа, независимого от административного диктата, выносящего на сцену проблемы, волнующие общество и становящегося трибуной для их публичного обсуждения, для диалога со зрителями. И в этом несомненная ее заслуга.
Последнее представление в «Театре куража» состоялось 31 декабря 1981 года. Из жизни Стела Кадмон ушла 12 октября 1989 в Вене. Ее похоронили на Новом еврейском кладбище австрийской столицы. Заслуги ее были отмечены золотой и серебряной медалью, которые вручили ей городские власти Вены. Кадмон удостоилась профессорского звания. В память о ней установлена мемориальная доска на фасаде дома на улице Франц-Йозеф-кай, 23 в Вене, где проживала Стелла. В ее честь также наименована одна из транспортных магистралей в центральной части столицы Австрии.
В фильме 1992 года «Танцовщица кабаре» звучит такая фраза: «Во время бега спортсмены быстро перебирают ногами, и ноги танцовщиц во время танца так и мелькают. Скорость одна, но спортсмены выигрывают забег, а танцовщицы остаются там же, где и были». С утверждением этим можно поспорить. История жизни и творческое наследие Стеллы Кадмон дает на то все основания.