Posted by (Продолжение. Начало в #622)
Со школой у моей дочери произошло ещё пару забавных эпизодов. Однажды я написал ей записку для её учителя с объяснением ее отсутствия в школе и решил обратиться к нему, как положено, по-английски, вежливо и учтиво. Заглянув в словарь, чтобы использовать те слова, которые я не знал, я составил записку и отдал ее дочке. Надо было видеть, как дочь пришла назад из школы: «Папа, что ты написал?». Оказывается записку, как и положено, я начал со слов «дорогой учитель.», которые в моем переводе звучали как – «эстимэйтэд тиччер», что в общем-то по-английски имеет смысл «дорогостоящий».
А сколько раз, обращаясь в записках или открытках к адресату, я вместо слова «дорогой» (dear) писал «deer», что по-английски означает «олень».
Забавный случай произошел, когда я на приеме у врача хотел попросить рецепт для лекарства и, заглянув заранее в словарь, нашел там рецепт, как «ресепи», что по-английски значит рецепт приготовления какого-нибудь блюда. Врач посмотрел на меня удивленно и сказал, что в Америке в домашних условиях, никто лекарства сам не готовит.
А одному доктору я хотел сказать, что, когда сильно простужаюсь, принимаю горячую ванну, то есть «тэйк а хат бэс», а сказал, что беру «э хат бас», то есть, горячий автобус . Врач посмотрел на меня удивлённо, но деталей уточнять не стал.
А один раз у меня с приятелем была назначена деловая встреча в кафе с незнакомым нам бизнесменом-американцем. И чтобы он нас узнал, я сказал, что мой друг, с которым я должен прийти на встречу, будет с большой рыжей бородой. Мы пришли в кафе, сели за столик, целый час прождали, но никто к нам так и не подошел. Когда назавтра я позвонил «кинувшему» нас бизнесмену, он сказал, что таки был в том кафе, искал нас там по приметам, но не нашел. Оказалось, что по-английски борода звучит, как «бирд», а я сказал ему, что со мной будет парень с «биг ред бёрд», и он искал парня с большой красной птицей – может быть, с попугаем на плече.
У моей супруги после операции на ноге плохо заживал и болел шрам, и кто-то посоветовал помазать этот шрам мазью, простите, от геморроя. Я пришел в ближайшую аптеку, вызвал старшего фармацевта (разумеется, американца) и попросил его помочь мне найти на полках средство от геморроя. Тот очень доброжелательно отозвался на мою просьбу, вышел из-за своего прилавка, направился со мной в другой конец зала и на полке показал мне какую-то коробочку. Я его поблагодарил, но посчитал нужным уточнить, именно крем ли в этой запечатанной коробочке, а не cпедиальные свечи, которые, как я знал, тоже используют для лечения этого весьма болезненного недуга, для чего спросил его по-английски, действительно ли это мазь, а не «candles» – то есть свечи, которыми тоже лечат эту болезнь. Аптекарь на минуту замер, недоуменно посмотрел на меня, очевидно представив себе сумасшедших русских, которые почему-то засовывают «туда» праздничные свечи, несколько оторопел и тоже как-то растерянно удалился. Я же только дома узнал, что геморройные свечи у них обозначаются совсем другим словом, не имеющим с «candles» ничего общего, потом представил кого-то с ароматной свечой в совсем неподобающем месте и долго смеялся над «бедным» американским аптекарем. Домашние мои тоже долго смеялись, но почему-то только надо мной. Добавлю, что больше я в эту аптеку не ходил.
Но подобные языковые проблемы были не только у меня. Сидим с Людмилой в приёмной врача, в которой несколько посетителей-американцев.
Заходит пожилая пара, говорят по-русски. Она ему говорит:
– Подойди к окошку, скажи, что я пришла по срочному.
Он в ответ:
– Но я не знаю, как по-английски «геморрой».
– Ну, объясни как-нибудь.
Мужчина подходит к окошку регистратуры и говорит громко, на всю комнату:
– She needs emergency appointment, she has some problem with her ass, – что переводится, примерно так, что им нужно срочно, так как его жена имеет проблему с задницей.
Вообще, пройдя перипетии изучения и постижения английского, я на своём опыте, человека, ранее его не знавшего и начавшего его изучать с первых букв алфавита, разбил бы его на несколько стадий:
1-я стадия:
Они, (американцы) с тобой разговаривают, ты ничего не понимаешь, но делаешь вид, что понимаешь что-то. При этом ты говоришь, (а вернее, пытаешься говорить), они ничего не понимают, но делают вид, что что-то поняли.
2-я стадия:
Они тебе что-то говорят, ты что-то понимаешь, но делаешь вид, что понимаешь больше, чем понимаешь на самом деле. Ты сам говоришь, они что-то понимают, но делают вид, что понимают многое.
3я стадия:
Они говорят. Ты многого не понимаешь, но делаешь вид, что понимаешь почти всё. Ты говоришь, они кое-что понимают, но делают вид, что не понимают лишь кое-что.
Ещё через пару лет наступает
4-я стадия:
Они говорят, ты чего-то понимаешь, но делаешь вид, что понимаешь всё. Ты говоришь, они мало что понимают, но вежливо делают вид, что понимают почти всё.
5-я стадия:
Они говорят, ты многое понимаешь, но делаешь умный вид, давая понять, что понимаешь больше, чем они говорят. Ты говоришь, они по-прежнему многого не понимают, но делают вид, что понимают всё.
И, наконец,
6-я стадия:
Они говорят, ты делаешь вид, что абсолютно всё понимаешь, хотя, конечно, понимаешь далеко не всё, а иногда вдруг с ужасом понимаешь, что не понимаешь вообще ничего. Ты говоришь, они, вроде бы, действительно понимают всё, что ты сказал, но абсолютно не понимают, что ты этим хотел сказать.
Конечно, старшему поколению было намного труднее, так как они с большим трудом осваивали этот чужой для них язык. Так я присутствовал при очень комичной ситуации, когда мать одной из наших приятельниц, при их переезде в другие апартменты, встретив на лестнице соседку-американку, конечно, не зная английского, оглушительно по-русски кричала ей на ухо, надеясь, что так она лучше поймёт:
– Мы переезжаем на другую квартиру!!! – от чего эта американка шарахнулась в сторону и чуть не рухнула с лестницы.
Другая пожилая наша бывшая соотечественница, проживающая в огромном доме для престарелых, рассказывала нам:
– Я уже немного знаю язык. Утром иду на завтрак, говорю им «хай», вечером иду с ужина, говорю им «бай», и они меня понимают.
А на одном из наших занятий по изучению языка, одна пожилая слушательница курсов, когда её попросили перевести на русский язык английскую поговорку: «Easy come – easy go”, – «легко приходит – легко уходит», перевела её, как «Изя пришёл, Изя ушёл».
Уже работая, моя жена рассказывала кому-то из сослуживцев, что ее любимая тетя в Москве очень больна, и американка была этому почему-то очень удивлена, так как моя жена перепутала слова «ант» и «энт» и оказалось, что очень больна не ее тетя, а ее любимый «муравей» в Москве.
А ещё своим коллегам она рассказывала, как варит украинский борщ, так они все тоже очень недоумевали, не понимаю, зачем, кроме капусты, свеклы и моркови, она кладет туда еще и бумагу – «пэйпар», хотя жена имела в виду обычный перец (пэпер).
Одна моя знакомая, сдававшая вождение на права и желавшая задобрить инструктора, хотела сказать, что он водит машину, ну, просто, как асс. Но уже зная, что в английском языке «а» звучит как «э», она сообщила ему восхищенно, что он водит машину, как «эсс», то есть «как задница». Разумеется, вождение она в этот день не сдала.
К одним нашим друзьям долго не приходил багаж, и их бабушка несколько раз ходила в местное отделение еврейской федерации и очень просила помочь. Особенно она сокрушалась, что в багаже идет фамильное бра, которым пользовалась еще ее бабушка и которое она бы очень хотела передать на память своим внукам. Работники агентства были слегка шокированы таким странным семейным талисманом. Напомню, что для нас это слово звучит как настенная лампа, а по-английски «бра» – это бюстгатер.
Очень удивило меня объявление возле одной школы: «Школа драг фри», я понял, что в этой школе наркотики раздают бесплатно.
ИНТЕРНЕЙШЕНАЛ ЦЕНТР
Через несколько дней после приезда дочка пошла в школу, а нас с Людой определили для изучения языка в местный, так называемый, «Интернейшенал центр». Мы ещё не сдали на права, машины у нас ещё не было и, как я уже писал, нам выдали для проезда на городском автобусе металлические жетоны, так называемые «токины». В рейсовом автобусе ездит в основном низший класс, не имеющий своих машин, водительских прав, денег и так далее, в основном чёрный люд. Правда не видел там я ни пьяных, ни бомжей.
В нашем Интернейшенал центре английский язык изучали эмигранты, приехавшие из разных стран и представляющие различные национальности: вьетнамцы, поляки, афганцы и, конечно, русские, точнее говоря, русскоязычные, в основном, представители еврейской национальности, из разных городов Союза. Это Киев, Гомель, Ленинград, Москва, Минск, Кишинёв и так далее. Преподавание естественно велось на английском языке.
Директором центра была строгая, властная женщина миссис Смит, которая редко появлялась в нашей аудитории, а проходя по коридору, куда мы выходили на перемену, приказывала: «Don’t speak Russian!».
Руководителем курсов по изучению английского был некий мистер Хорен, который проводил с нами основные занятия по грамматике. На работу он всегда приезжал на велосипеде, хотя, как потом оказалось, у него был последнего года выпуска автомобиль BMW, и я так и не понял причины его ежедневных велосипедных прогулок, толи в целях поддержания организма в хорошей спортивной форме, толи в целях экономии на бензине. Это был умный, хитрый, проницательный человек, уделяющий каждому из студентов персональное время и внимание. Под его пристальным взглядом многие из нас терялись, начинали запинаться и, как бы, съёживались. Многие тесты он давал, даже не на знание английского, а на смекалку, как бы проверяя нашу остроту ума и реакцию. У меня только выбравшегося из СССР, даже сложилось мнение, что он имеет отношение к местным спецслужбам. Скорее всего я ошибался, но тогда мне казалось, что мистер Хорен является одной из ячеек сита, просеивавшего каждого из вновь прибывших. И его цель выявить в нашей среде советских шпионов.
Хорошо помню, как господин Хорен, стоя к аудитории спиной, писал что-то на доске, а у нас возник какой-то разговор по поводу неуважительного поведения директора миссис Смит и, вообще, методов преподавания в этом центре. Помню кто-то сказал:
– Давайте потише, а то может он понимает по-русски.
На что кто-то другой ответил:
– Да брось ты, ни хрена этот Хорен не понимает!
После чего Мистер Хорен поворачивается к аудитории и на чисто русском языке иронически произносит:
– Этот Хорен до хрена чего понимает.
«Бытовой» английский нам преподавала сухощавая пожилая женщина по имени Пегги. Когда она вела урок по различным товарам и продуктам в супермаркете, кто-то из гомельчан поведал ей как им пришлось долгое время потреблять заражённые чернобыльской радиацией продукты, поэтому они очень довольны, что приехали в США на чистую экологию и продукты питания. На что Пегги пожала плечами и с поддёвкой заметила:
– А кто вам сказал, что у нас в Америке чистые продукты?!
– Ну, как же, они же здесь все проверяются.
– А кто вам сказал, что они здесь все проверяются?!
Потом, как бы спохватилась и повела урок дальше.
От того же Хорена мы узнали, что, оказывается для всех американцев в году существует лишь один «чёрный день календаря», 15 апреля, когда надо платить налоги. Я, конечно, знал об этой налоговой дате, но подобную формулировку от государственного служащего по поводу выполнения гражданского долга каждого работающего американца, то есть, пополнения государственной казны за счёт налогов, мне слышать было довольно странно. К слову скажу, что подобное отношение к этой дате мне позже приходилось слышать довольно часто.
Несколько вьетнамцев и афганцев (очевидно, они были не из числа моджахедов), относились к нам, как к беженцам из Советского Союза, очень тепло и я был приятно удивлён, что некоторые из них говорили довольно сносно по-русски.
Мы старались говорить друг с другом, как нам казалось, по-английски, но не все. Садимся после занятий в лифт, сокурсница спрашивает соотечественника:
– Боря, вы «даун»?
А он ей:
– Сама идиотка!
ПОДГОТОВКА К ВОЖДЕНИЮ
Мы с Людмилой готовимся сдать на права. У меня-то права в Союзе уже были, а вот у Люды не было. Учим правила на английском, трудно что-то понять, не то, что запомнить. Брат приносит русский перевод, начинаем разбираться. Он же учит меня ездить по американским дорогам, вывозит на хайвэй и не говорит куда ехать, приходится разбираться на ходу, еду осторожно, чтобы, не дай Бог, не получить «тикет».
На машине наших новых друзей из Ленинграда учу Люду вождению на огромной пустой парковке компании Дженерал Электрик в выходной день. Даже представить себе тогда не мог, что после 11-го сентября 2001-го туда можно будет въезжать только по специальным пропускам для работников компании и эта парковка будет полностью тщательно закрыта со всех сторон.
Люда со своим опытом работы на телевидении схватывает быстро, водит уже достаточно хорошо, и мы оба решаем идти сдавать на права. Людмила, хоть по цвету волос и блондинка, с первого раза сдала экзамен по вождению.
Фото 1
Брат за символический один доллар «продал» мне свою старую машину «Рено». Машина, конечно, уже была изрядно изношена, но для начала и это сойдёт. Правда, намыкался я с ней. В этой французской машине были очень комфортабельные сиденья, но не было системы обогрева стёкол в зимнее время, отчего зимой приходилось останавливаться и размораживать, и протирать лобовое стекло, но, главное, в ней напрочь не работала система охлаждения двигателя. Через каждый час-другой стрелка температуры шла максимально вверх, из-под капота шёл пар, надо было останавливаться, ждать, пока двигатель охладится, доливать антифриз и только тогда снова ехать. Пару раз она останавливалась прямо посредине дороги и как-то, проезжавший мимо полицейский остановился, включил свои сигналы, направляя в объезд моего французского чуда проезжающие машины, помог мне снова завезти двигатель и потом сопровождал меня с мигалками до самого дома.
Мои братья на первых порах, пока мы не начали работать, очень поддержали нас материально, за что я им по сей день благодарен, много помогала и мама. Особенно, что касалось её любимой внучки. Так, они помогли нам с покупкой машин, да и позже выручали в некоторых затруднительных ситуациях.
Мы с Людой поняли, что одной машиной не обойдемся, и посчитав имеющиеся у нас в наличии ресурсы, поехали со старшим братом покупать нам вторую машину. Объехали много дилеров, наконец в одном маленьком дилершипе, с какой-то покосившейся избушкой нашли маленькую двухдверную «Тойоту Терселл» белого цвета. Машине 4 года, пробег небольшой. Теперь-то я понимаю, что спидометр в ней был скручен, так как и с этой купленной машиной мы очень потом намаялись.
Поехали оформлять страховку. Так как водительского стажа в Америке у нас не было, нам накрутили довольно большую сумму и я, помню, тогда ещё подумал, что выгодней в Америке ходить пешком. Нашу «новую» Тойоту я отдал в пользование Люде, а сам продолжал ездить на моём стареньком многострадальном «Рено».
МЕДИЦИНА
С первых же месяцев нам пришлось столкнуться с американской медициной.
В один из дней позвонил американец, некий доктор Дворски, сказал, что он доктор, член местной еврейской общины и, поскольку мы все приехали из района Беларуси, довольно близко прилегающего к Чернобыльской зоне, то мы втроём можем бесплатно обследоваться в их медицинском офисе. Мы с Людой от души его поблагодарили, но решили сами этого не делать, а вот дочку всё-таки отправить на обследование, так как, если читатель помнит, во время выпадения первых радиоактивных дождей, она во время военного парада и демонстрации 1 Мая 1986 оказалась под открытым небом на правительственной трибуне.
В медицинском офисе доктора Дворски ей сделали электрокардиограмму, рентген лёгких, анализ крови и что-то ещё и, слава Богу, не нашли никаких отклонений. Мы с Людмилой были очень довольны. Однако через пару недель нам пришёл счёт на сумму $1789.67. Я позвонил доктору Дворски и на своём скудном английском объяснил, что нам по ошибке прислали какой-то счёт за обследование дочки, а ведь у нас, как известно, оно должно быть абсолютно бесплатным, как приехавшим из приближённой к Чернобылю зоны. На что тот мне ответил:
– Дорогой Мистер Лам, вы что-то не так поняли, в Америке ничего бесплатного не бывает, за всё здесь надо платить. Пошлите этот счёт в вашу медицинскую страховку от службы социального страхования, может быть, они оплатят. А если нет, ну, так вы, когда пойдёте работать, сами нам всё выплатите.
Я был ошарашен таким циничным вымогательством денег и не нашёлся даже что сказать, но решил, что никуда счёт посылать не буду и не буду его оплачивать. Так этот визит, несмотря на неоднократные письменные и устные напоминания, нами и не был оплачен. Прошло некоторое время и больше они к нам с этим вопросом не обращались. Как говорил мой тесть, они решили, что «нэ пройшло, и не надо».
Вообще-то, у меня было много курьёзных ситуаций в общении с американской медициной. Так, через короткое время после приезда у меня разболелся зуб, я обратился в ближайший зубной офис по месту жительства. Зубной врач усмотрел воспалённый флюс и направил к хирургу. Когда я подошёл к стойке регистрации, какая-то суровая пожилая работница прокричала мне «Мани он зе фронт», что в переводе означает, что-то примерно, вроде, «Деньги вперёд!», но когда я предъявил свою социальную медицинскую страховку, она немного успокоилась и провела меня к доктору. Им оказался рыжеватый моложавый мужчина по фамилии Бек, который принял меня довольно приветливо, но почему-то всё время называл меня «Саймон». Он вскрыл мне нарыв, прописал антибиотики, но закончив с флюсом, и поинтересовавшись, какая у меня медицинская страховка, удовлетворённо сказал, что мне надо удалить все зубы мудрости, так как они мне не нужны, а могут дать воспаление кости челюсти и дёсен. Я решил, что раз надо, значит надо. К моему удивлению, назначили мне это «вырывание мудрости» не в офисе, а в госпитале. Мне сделали полноценный общий наркоз, я провалился в сон, а когда очнулся, меня подняли под белы ручки и вывели в холл, где меня ждала Людмила. Ей, ещё не имеющей прав, практики вождения и только сдавшей экзамен по правилам, сказали подогнать машину и везти меня домой. Меня посадили на пассажирское сидение, Людмила села за руль, и мы поехали.
Госпиталь находился в другом городе, постепенно и медленно мы выехали на шоссе. Я ещё не отошёл от наркоза, мало что соображал, смотрел на дрожащие на руле Людины руки и сквозь туман в голове говорил ей куда ехать. Постепенно она успокоилась, я чуть пришёл в себя, и мы кое-как доехали. Дома я не узнал себя в зеркале, откуда на меня смотрела, сильно распухшая и расширенная снизу у щёк, омерзительная свиная харя. Но это было ещё полбеды. Когда заморозка отошла, началось сильнейшее кровотечение. Людмила подставила мне бельевой тазик, куда я долгое время, можно сказать, истекал кровью. Когда через пару дней я пришёл в себя, кровотечение остановилось и опухоль лица спала, я задумался, а на хрена мне надо было в сорок лет столь жестоким образом удалять все зубы мудрости и не мог найти ответа. Ответ я нашёл через какое-то время. Мы с Людой ехали куда-то по дороге в нашем городке, а навстречу нам в новеньком красном мерседесе-кабриолете с откинутым верхом мчался «мой» избавитель от опасных четырёх зубов мудрости – зубной хирург доктор Бек в накинутом на шею длинном белом шарфе, который на ветру развивался словно белоснежное знамя, распахнутое над головой водителя кабриолета в честь белозубых и белоснежных улыбок, спасённых и вылеченных им, пациентов. Как я понял, просто доктор Бек не мог пройти мимо возможности радеть мою и таких как я страховку.
Я искал какого-нибудь семейного доктора – терапевта. Проезжая мимо одного из медицинских офисов, я увидел табличку с надписью «Терапевт Доктор Чапек». Мне показалось, что это как раз то, что мне надо. Доктор, судя по всему, с чешской фамилией, да к тому же, однофамилец одного из моих любимых писателей Карела Чапека. Записался на приём, пришёл. Доктор, действительно, оказался родом из Чехословакии, мужчина лет шестидесяти, говоривший с чешским акцентом, немного знавший русский язык. Он сразу послал меня на анализ крови и рентген грудной клетки. Результаты анализов были готовы, практически, сразу. Меня снова пригласили в кабинет, где я услышал от доктора такую отповедь, которую не слышал больше ни от кого и никогда. Оказывается, у меня дырка с трещиной в одном из позвоночных дисков, отчего у меня позвоночник, как у 80-летнего старика и скоро я буду ходить, согнувшись в три погибели и мне придётся лечиться долго и интенсивно, и, самое главное, что это мне не социализм с его бесплатной медициной, откуда я прибыл сюда в Америку, и что придётся всю оставшуюся жизнь тяжело работать, зарабатывая на лечение и что, вообще, не хрен мне было сюда приезжать.
Позже на приёме у ортопеда я, с его слов, понял, что дырка у меня в позвоночнике – это след от шприца, во время процедуры забора пункции спинного мозга, которую я перенёс ещё в детстве и с этой «дыркой» я могу прожить ещё 200 лет, если, конечно, не буду посещать врачей, типа доктора Чапека.
И ещё один реальный случай на медицинскую тему, который произошёл со мной сразу после приезда. Так, у меня на спине с давних времён на уровне пояса был расположен, извините за подробности, жировик размером, примерно, в 5 миллиметров. Никакого «своего» доктора у меня всё ещё не было, и кто-то из знакомых американцев посоветовал мне некоего терапевта, доктора Мёрфи. Им оказался молодой человек лет тридцати пяти, ведущий свою практику в одной из, как у нас говорили, поликлиник. Я пришёл, пожаловался на боли, причиняемые мне брючным поясом при каждом соприкосновении с этим жировиком. Доктор внимательно осмотрел больное место на спине, потрогал, пощупал, сказал мне пока не одеваться и вышел из кабинета. Минут через пять он вернулся не один, а с другим доктором, как я понял из их диалога, хирургом. Я, конечно, далеко не всё понимал, но разобрал, что «мой» доктор Мёрфи консультируется у своего коллеги, хирурга, который пальцами что-то чертил у меня на спине, громко комментируя свои действия. Закончился диалог вопросом доктора Мёрфи:
– How much, approximately?
B ответ хирург произнёс:
– Approximately two – two and half, – и покинул кабинет.
kackad.press 