ИНТЕЛЛИГЕНТНО ОБ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ

Вы в курсе, что понятие «интеллигенция» существует в привычной нам коннотации исключительно в пределах бывшей Российской империи? Собственно, именно там это определение и появилось – в других языках его либо нет, как такового, либо, как в английском, оно означает, в лучшем случае, «интеллект», а в худшем – спецслужбу, разведывательное управление (вроде всем известного ЦРУ – Central Intelligence Agency).

В мире тех, кого в России называют «интеллигентами», обычно определяют, как интеллектуалов. Вот поэтому представление об интеллигенции и сформировалось в русскоязычной среде, как о тех, кого англоязычные называют «нердами», а, скажем, немецкоязычные – «штреберами»: некие высокообразованные, но при этом крайне рефлексирующие, зачастую беспомощные особи, с обострёнными («до глупости») понятиями о чести и честности, о совести, о человеческом достоинстве. Эдакая, как говаривал Ленин, «прослойка» между мозолистыми ручищами рабочих и крестьян, которую довольно легко этими самыми ручищами прихлопнуть, если возникнет такая надобность. Не зря же дедушка Ленин любил прибавлять к этому определению эпитет «гнилая»…

Особенности российской популизации

В юности я весьма долго и безуспешно пытался понять, почему меня это так напрягает. Сам, вроде, по определению, отношусь к этой самой интеллигенции, однако чувствую себя в её среде как-то очень уж неуютно, не на месте, что ли… Потом понял, что же здесь не так – попросту всё. Нет, я не хочу сказать, что некоторые, весьма отдельные личности не обладают вышеперечисленными качествами, однако, углубившись в копания и самокопания, я всё более склонялся к выводу, что лысый вечный троечник, по совместительству – вождь мирового пролетариата, был абсолютно прав, заявляя в узком кругу ограниченных товарищей, что «интеллигенция – говно». Правда, следует заметить – он сам также имел к этой «прослойке» определённое отношение, но верности его вывода это не противоречит.

Когда-то мне было искренне жаль пресловутого Васисуалия Лоханкина из «Золотого телёнка» – с его сермяжной правдой (она же – посконная и кондовая), с его четырьмя классами образования (пятый, как замечал Остап Бендер – коридор) и последующим «исключительно интеллектуальным образом жизни». Я полагал, что это – злая и несправедливая карикатура на интеллигенцию… а потом понял, что и Илья Ильф с Евгением Петровым не менее правы, чем Владимир Ильич. Потому что именно эта самая «совесть нации» в основной своей массе и есть этот самый, говоря интеллигентно, экскремент. Сейчас, глядя на славную когорту представителей этой «совести», радостно строящуюся под «импортозамещённой свастикой» – знаком «Z», символизирующим «спецоперацию» в Украине, с энтузиазмом приветствующую любые, самые людоедские начинания их маленького фюрера, это понимаешь с особенной ясностью.

Можно, конечно, сказать – мол, это же здесь и сейчас, это вообще никакая не интеллигенция, у этого сброда есть другое определение, из русского новояза: «образованщина». А что, раньше она такой не была? Да полноте. Абсолютно такой же, в массе своей: сервильной и подлой, готовой ради успокоения своей, якобы больной, совести, срочно отыскать любой подлости любого русского режима некое высокоморальное оправдание. От Гаврилы Романовича Державина, прославляющего величайшую императрицу по кличке «Кобыла» (ах-ах, она с Вольтером переписывается!) и до нынешнего, простите за грубое слово, Петросяна, зализывающего путинскую задницу наперегонки с, извините за матерное выражение, Михалковым. О советском периоде и говорить-то противно: «С кем вы, деятели культуры?» и коллективные письма безымянных стукачей… Следует признать: подобное явление не является чисто русским (достаточно вспомнить замечательную миниатюру Карела Чапека из его «Апокрифов»: «Тиран – учёным: «Я буду завоёвывать, а вы – обосновывать!»), но почему-то именно в России оно стало подлинно массовым, так сказать, всепрослоечным.

Казаться, а не быть

Ах, простите-подвиньтесь, уважаемые читатели, причисляющие себя к славной когорте русской интеллигенции – вы обиделись? Что ж, пойду застрелюсь-ка саблей из рогатки. Мне не привыкать. Так что поехали дальше: назад, в прошлое.

Откуда есть пошла русская интеллигенция? Она появилась вместе с самой Россией, когда царь Пётр Алексеевич ради популяризации своего Московского царства на уже тогда загнивающем Западе провёл эдакий ребрендинг своей державы и повелел называть её Российской империей, присвоив старинное название Руси, известное европейцам сотни лет. Побрил бояр, натянул на их азиатские задницы французские кюлоты и решил, что от этого они превратились в европейцев. Ан нет – не превратились. Сотни лет сквозь парики с плюмажами проглядывает ордынская загрубевшая мордень, так что улус Джучи так и остался улусом, как его ни назови – хоть Российской империей, хоть Российской федерацией. «Выглядеть, а не быть» – на том стояло и стоять будет государство российское. Хоть Верховный Совет, хоть Государственная Дума – вроде бы парламент, да не парламент. Дмитрий «Айфоня» Медведев – вроде бы президент, да не президент. Владимир «Моль» Путин – вроде всенародно избранный, да нет – маленький недофюрер…

Однако же, вернёмся к нашим… ну да, к нашим интеллигентам. Окончательно представление об интеллигенции сформировалось при императрице Анне Ионанновне, пересевшей на российский трон с трона герцогини курляндской – увы, европейской августейшей особой её это переселение не сделало. Мадам была, по воспоминаниям современников, весьма склочна, мнительна и глупа. Зато при ней на свет произвёлся первый российский поэт (который в России, как известно – больше, чем поэт), он же – отец русской интеллигенции, Василий Кириллович Тредиаковский, писатель басен для народа. Правда, основным своим занятием сам он называл «стихи похвальные России» и, в первую очередь – самой государыне, которой он их и читал, стоя исключительно на коленях. Ежели стихи нравились – получал привилегию облизать блюдо государево опосля трапезы (отсюда, собственно, появилось определение «царский лизоблюд»), ежели, упаси Вседержитель, не потрафил – бывал царственной ручкой нещадно бит по щекам, что принимал с исключительной благодарностью. Также порот бывал и по филейной части, выдерживая экзекуции с похвальным смирением. Впрочем, что там пиит, шут гороховый – в России и дворян, элиту общества, сечь перестали да ноздри ей рвать лишь при Екатерине. Немка всё же, аккуратистка, грязи не терпела…

С тех самых пор у большинства интеллигенции отношения с властью складывались исключительно двух видов: либо шапку оземь и с восторгом – на колени, либо наоборот – призывать к буре, бунту, ниспровержению, совершенно не задумываясь о последствиях и даже о собственном месте в этом самом новом, прекрасном мире, который вдруг пригрезился с перепою. Скажем, те же декабристы с их удивительным разбросом типажей – от витающих в облаках дурачков Рылеева с Кюхельбекером и до отца-основателя русского фашизма Пестеля с его «Русской правдой».

Что пошло не так?

На смену декабристам пришли народовольцы с нечаевским «Катехизисом революционера» и дремучим антисемитизмом в качестве базовой народной ценности. Вот уж кто всласть поскорбел о долюшке народной, вот кто слёз да крови пролил немерено. Основная черта данной публики (в годы предстоящие – не менее, а даже более) – это абсолютная уверенность в том, что они доподлинно знают, как и что следует делать, чтобы всем стало хорошо. И, если в процессе борьбы за это хорошее народ вдруг начнёт вымирать целыми губерниями – так быть по сему. Кто выживет – будет счастлив до поросячьего визга. Так что можно швырять в царей самодельные бомбы, не печалясь о гибели случайных прохожих.

На протяжении всей второй половины XIX века эта совесть нации так или иначе призывала к погромам, топорам и кольям. Именно из этой среды вышли все вот эти вот пламенные да твердокаменные, с бородками и в пенсне, оформившие свои призывы в стройную научную теорию, в учение, которое, как известно, «верно, потому что правильно». Учение это воплотил в жизнь симбирский недоучка, еле-еле получивший звание присяжного поверенного и пролетевший мимо адвокатского статуса по причине исключительно интеллектуального образа жизни, а «исполнителем» при нём подвизался некий грубый и малоинтеллигентный налётчик, которого картавый вождь называл «чудесным грузином» и который впоследствии скушал, как лобио, и вождя, и «старых большевиков», и миллионы особей народишка – как интеллигентного, так и простого. Но это впоследствии.

А тогда эти «твердокаменные партийцы» лишь прокладывали свой путь на эшафот, варясь в некоем питательном, хоть и дурно пахнущем бульоне, из которого и появилась на свет Божий русская революция. Начиная с монархиста и антисемита Достоевского, который, невзирая на свои верноподданнические чувства, признавался – мол, ежели представить, что услышал он о покушении на государя, то доносить не пойдёт, ибо низко, и заканчивая всей, абсолютно всей великой русской литературой, второй производной от всех этих рефлексий и от всей этой возвышенности. Литература, щедро наделившая мир морально ущербными, ипохондрическими, шизоидно-мизантропическими персонажами, копающимися в собственном больном воображении. Тех, с кого брали пример поколения прекраснодушных, ясноглазых и светлолицых будущих людоедов… Взяли. Сотворили такое, что весь мир по сей день содрогается.

И вот, когда создали этот самый рай на Земле, в отдельно взятом на гоп-стоп государстве, русская интеллигенция и развернулась во всю свою интеллектуальную мощь. Наиболее порядочная и наименее людная часть её в ужасе бежала, отряхнув прах этого самого большого в мире кладбища с ног, чтобы никогда уже не возвращаться. Бежала сама, была выслана на известных «философских пароходах», чтобы до конца жизни заниматься рефлексиями на чужбине и ломать свои интеллигентские головы над вопросом – что же пошло не так? Иные, крутя баранку парижского такси или открывая-закрывая перед гостями двери нью-йоркского отеля, навзрыд, напоказ, напропалую тосковали о родных берёзках, а некоторые настолько вживались в тоскующий образ, что даже возвращались, чтоб сгинуть в ГУЛАГе или подворотне…

«Мы – наш, мы – новый»

Но «лицом» новой, новорождённой «трудовой» интеллигенции стали, конечно же, те, кто остался. Не те «рафинанты», кухаркины дети, что выучились «чему-нибудь и как-нибудь», а именно интеллигенция старой закваски, люди, как говаривал Паниковский, «из раньшего времени». Их желание блага народного превратилось в гораздо более правдивое и искреннее, но, увы – единственное желание: выжить. Продлить своё существование в разверзшемся аду любыми средствами. Эти попросту продались. Отдались с потрохами, с умными мыслями о судьбах человечества и с гордым наследием Тютчевых, Достоевских и прочих Буниных. Отдались, вынужденно и согласно забыв всё, чем русская интеллигенция так гордилась ещё вчера – совесть, вольнодумие, простая порядочность. Новая советская интеллигенция состояла из ярких, блестящих, остроумных записных мерзавцев: от Есенина, напросившегося на участие в расстрелах, до горького пьяницы Алексея Толстого, от романтичного Багрицкого с его «если надо предать – предай, если надо убить – убей» до «охотника на Пастернака» Юрия Олеши…

Именно эти, рухнувшие, подобно Тредиаковскому, на колени перед властью, «яркие представители», стали катализаторами невиданной в мире и в истории отрицательной селекции не только всего народа, но и интеллектуальной элиты, как нельзя лучше иллюстрируя ленинское определение о собственной сути. Таким было начало советского интеллигентского конформизма – того, который уже даже в перестроечные девяностые заставил Эльдара Рязанова благодарить власть за подаренную (sic!) свободу, а в наше время – заставляющего Никиту Михалкова с умным видом разглагольствовать о «укрофашистских биолабораториях», оправдывая мерзости нынешнего российского режима. Именно эти люди, плоть от плоти русской интеллигенции, подписывают гнусные письма в поддержку «спецоперации», участвуют в шабашах в поддержку войны (типа потомка рода Толстых, Петра Толстого, рассуждающего о том, как ядерными ударами уничтожить Великобританию), клеймят «отщепенцев», посмевших уехать, отказавшихся присоединиться к этой омерзительной пляске юродивых.

Так что нынешняя позорная страница в истории этой вот русской интеллигенции – это не исключение, а правило поведения и выживания. Одобряя, благословляя, поддерживая войну, эти люди обречены пойти на дно вместе со ржавым, дырявым имперским судном, к которому они сами приковали себя цепями. Оправдаться, впрыгнуть в спасательную шлюпку с гордым названием «Русская культура» уже не удастся. Те немногие, кто нашёл в себе силы отказаться, уехать, сбросить с себя эти страшные оковы – при определённой доле везения могут превратиться в западных интеллектуалов. Перестав быть русскими интеллигентами.