(Продолжение. Начало в #622)
В процессе разговора мне показалось, что мой начальник, посылая меня в командировку, хорошо знал истинное положение вещей. Он соединил меня с управляющим, и я повторил ему всё то же самое. Тот помолчал минуты полторы, потом спросил, могу ли я подписать в таком виде, так как начальник автоколонны обещал за месяц полностью сдать газопровод в эксплуатацию и подключить газ к потребителю.
Я ответил:
– Семён Владимирович, я всё понимаю, но в сложившейся ситуации и при таком положении объекта, я акт приёмки подписать не могу.
Управляющий опять помолчал, а потом произнёс:
– Ну, ладно, давай, возвращайся…
Я вернулся. На душе было пасмурно. Некоторые из сослуживцев, потеряв из-за меня прогрессивку, начали смотреть на меня косо, а тут ещё эти слухи о моём «романе» с замужней сотрудницей, и её расстроенный муж, и непосредственный начальник, который всё время боится за своё «мягкое» место, и усталость, которая накопилась за два года мотания по командировкам. Всё вместе подтолкнуло меня к тому, что мне всё-таки пора уходить…
И тут мне позвонил мой бывший босс, инструктор Строительного отдела ЦК, Леонид Марковец и сказал, что хочет со мной переговорить. Мы встретились, я рассказал ему про своё положение в тресте, а он поведал, что в ЦК он уже не работает, а назначен Директором Городского Строительного комбината «Минскремстрой». Он рассказал, что однажды, как всегда, допоздна работал с какими-то документами в строительном отделе, как тут раздался телефонный звонок. Он снял трубку. Звонил референт Первого Секретаря ЦК Белоруссии Слюнькова и сказал, что шеф готовится к завтрашнему выступлению на партактиве и ему нужна какая-то справка по строительству объектов в Республике, а в отделе никого нет. Поэтому он сейчас соединит Первого с Леонидом. Николай Никитович Слюньков снял трубку, спросил, где все, и узнав, что кроме него в отделе, действительно, никого нет, попросил подняться к нему. Леонид поднялся, получил задание, за пол часа подготовил справку, занёс её шефу, после чего тот ещё пару раз вызывал его напрямую, через голову начальника отдела, а неделю назад был подписан приказ о его назначении на должность Директора крупнейшего городского комбината «Минскремстрой», в состав которого входили четыре строительно-ремонтных треста и куча отдельных управлений, автоколонна строительной техники, и так далее. Мы расстались, а через неделю он пригласил меня к себе снова уже в новый кабинет в здании на улице Революционной в центре города, предложил должность Главного инженера крупнейшего в городе Ремонтно-Строительного Управления №2 Треста «Стройбытремонт». Я с некоторым колебанием согласился, и после согласования с горкомом и горисполкомом он подписал приказ о моём назначении.
Я пришёл прощаться к моему управляющему Михалёнку, который сказал, что с огромным сожалением подписал приказ о моём «переводе», но сказал, что понимает, что мне нужен рост, которого он здесь пока дать мне не смог. Я ответил, что, зато, он дал мне рост зарплаты в два раза и уникальный опыт работы на объектах «в поле». Мы тепло простились с ним, и я пошёл дальше по жизни, а в память о моей работе в этом тресте осталась только дорогая немецкая кукла, которая и сегодня лежит у дочки где-то на антресолях.
Я – ГЛАВНЫЙ ИНЖЕНЕР
Как я уже говорил, моё Ремонтно-строительное управление было одним из самых крупных подобных управлений города. В нём работало около 300 человек и ему принадлежал мощный цех деревообработки в посёлке Раков. Управление выполняло в основном работы по строительству дач и коттеджей, а также различные ремонтные и отделочные работы городских предприятий и учреждений. Начальник управления Николай Гредюшко принял меня очень приветливо и дружелюбно, представил коллективу, ознакомил со всеми аспектами деятельности управления, повозил по всем цехам, участкам и многочисленным объектам, потом выделил мне кабинет с селектором, пятью телефонами и секретаршей, москвич «пикап» с водителем и радиотелефоном, пожелал успеха и… ушёл в отпуск. На меня сразу свалилась ответственность за обеспечение объёмами работ и зарплату этих более трёхсот человек, за работоспособность и безопасность десятков единиц техники, за выполнение плана, за технику безопасности, качество выполнения работ, за сдачу готовых объектов и ещё тысячи, миллионы различных других текущих каждодневных, неожиданных мелких и крупных вопросов, возникающих в процессе деятельности управления. Помню первую еженедельную планёрку, которую мне довелось проводить в отсутствии начальника, в присутствии всего инженерно-технического персонала управления. Это, конечно, было серьёзное испытание. И тут мне очень помог опыт моей прежней работы, службы в армии и даже опыт участия в Театре миниатюр и в КВНе. Планёрка продолжалась часа полтора, обсуждалась масса вопросов, многие из которых были обращены ко мне, иногда с подколкой или с подковыркой, от желания понять мои слабые места и, так сказать, проверить «на вшивость». В целом планёрка прошла успешно, правда, очень помогал мне и замначальника управления Леонид Леонидович Озерский.
Должен сказать, что я сразу с удовольствием втянулся в работу, а её было непочатый край. Работать приходилось по 12 часов. Я приходил на работу к семи утра, а уходил в 7-8 вечера. В управлении было четыре участка и, как я уже сказал, отдельный цех деревообработки. Надо сказать, что прорабы участков были для меня надёжной опорой и поддержкой, помогали мне во всём на первых порах, когда я входил в курс дела. Два из них были родными братьями, и хоть они не были близнецами, были очень похожи и внешне и по характеру. В обязанности главного инженера входило утверждение месячных материальных отчётов прорабов. И позже, когда я вник в дело, я понял, что оба братца потихоньку подворовывают и перекрыл обоим им кислород. Один из братьев тут же уволился, другой, как я заметил, стал более осторожным и аккуратным. А однажды он пригласил меня попариться в шикарной сауне, которая была оборудована на территории нашего управления. Как я уже писал, я очень любил парную, поэтому после работы прихватил пару веников, которые были заранее заготовлены рабочими для главного инженера и зашёл в сауну. Первое, что я увидел в предбаннике, это широко и богато накрытый стол с изысканными закусками и напитками, и присутствие за столом, кроме прораба, ещё двух молодых и красивых девушек в купальниках. Я быстро сориентировался в происходящем, извинился, что как раз сегодня жена просила прийти пораньше и удалился, прихватив с собой, так и не использованные в этот вечер, веники. Больше на подобные мероприятия меня не приглашали. И только несколько раз потом мы с начальником управления парились вдвоём в этой сауне и после долго ужинали и говорили по душам, в частности, его очень интересовала моя поездка в Америку.
День на работе проходил очень быстро. Я весь день мотался по объектам на своём «Москвиче», в машине была рация, за рулём был не я, а водитель, и я мог решать производственные, да иногда и личные вопросы, находясь в любой точке города и окрестностей. Сотовых телефонов тогда не было, и первое время я испытывал лёгкий шок, когда мы ехали по какой-то лесной дороге, направляясь к строящемуся дачному посёлку, и тут посреди леса раздавался звонок и в телефоне был прекрасно слышен, скажем голос моей жены.

Работа в управлении была налажена чётко, доведенный план мы выполняли, и главной моей головной болью была техника безопасности, за которую я, как главный инженер, отвечал практически и юридически, а значит, отвечал головой. И скучать по этому поводу не приходилось. То упал с автомобиля перевозимый на открытой платформе дачный домик, который разбился в дребезги и создал аварию на шоссе, то на скользком грунте в котлован сполз и перевернулся экскаватор, водитель которого, к счастью, успел выпрыгнуть, то с лесов второго этажа упал штукатур, слава богу, остался жив, но переломал себе обе ноги. На моё счастье, он был пьян и упал после окончания рабочего времени. Помню, лежу ночью, не сплю и молю бога, чтобы не пошёл дождь, так как кровельщики разобрали крышу на объекте, а накрыть плёнкой или брезентом не удосужились – смена кончилась, ушли домой…
Хватало и волнений, и тревог. Одно только явно радовало, это оклад в 350 рублей, деньги, которые два раза в месяц в день аванса и получки приносила главбух прямо мне в кабинет. Да ещё прогрессивка перепадала, да ещё управляющий трестом порой к праздникам премию подкидывал.
Кстати, очень интересным человеком оказался этот наш замначальника по снабжению Озерский. Мы с ним сдружились. Я бывал у него дома, он у меня. Был он возрастом лет под пятьдесят, но жил один без семьи, причём женщины его явно интересовали.

У него в доме был оборудован настоящий продовольственный склад, как он говорил, на чёрный день. Чего там только не было. Штабелями стояли ящики с тушёнкой, с рыбными консервами, с икрой, со всякими промышленными солениями и маринадами. И всё это он периодически пополнял, выбрасывая просроченные продукты. И ещё он собирал золото и серебро в любом виде – кольца, серьги, броши, монеты и прочее. Мне он доверял, показывая мешочки с наиболее ценными экспонатами его коллекции. Он не был не любителем драгоценностей, ни нумизматом. Всё это он собирал, опять же, на чёрный день, хотя в металлах, камнях и ювелирных изделиях он разбирался очень хорошо. Он имел знакомых на всех строительных комбинатах, складах и базах и поэтому наше управление не имело никаких проблем со стройматериалами… Он познакомил меня с начальником крупного минского автокомбината по фамилии Ресин, который, кстати, оказался родным братом Вице Мэра Москвы Владимира Ресина. Мы даже собирались построить с ним маленький посёлок для двух-трёх коттеджей, чтобы быть соседями, правда последующие события в нашей с Людой жизни не позволили этим планам осуществиться. Случались и курьёзы. Помню, я курировал строительство дачи для зубного врача из специализированной клиники протезирования, а она «по блату» сделала мне мост в верхней полости рта. Мы закончили свою работу, она свою и красиво расстались, а через какое-то время оказалось, что мои рабочие допустили брак, её подвал через просевший фундамент залило сточными водами, и я не знаю, совпадение это или нет, но мост, который она мне установила, как говорил Райкин «через рот», выпал сразу по приезду в Америку и мне пришлось его менять за большие деньги.
Однажды Марковец привёз с инспекцией Министра коммунального хозяйства Белоруссии Михаила Владимировича Мясниковича. Я водил его по территории, показывал производственные помещения, рассказывал о технологии строительства наших объектов, показал сауну и уголок отдыха для рабочих. Мне показалось, да и Марковец потом говорил, что он остался доволен посещением. Я, конечно, понимал, что министр – это министр, но я и предположить тогда не мог, что хожу по территории рядом с будущим Главой Администрации Президента, Президентом Академии наук, Премьер Министром Белоруссии.
По пятницам после обеда я вёл приём граждан по личным вопросам. Кто только не приходил ко мне на приём по поводу строительства дач и коттеджей.
Помню, однажды мне позвонил Управляющий трестом и попросил принять и решить вопрос, уже не помню, то ли дочери, то ли невестки бывшего второго секретаря ЦК Компартии Белоруссии Геннадия Бартошевича, который в то время уже работал Чрезвычайным и Полномочным Послом СССР в Северной Корее. Так она мне рассказала, что отец очень плохо себя чувствует от тамошнего климата и от излучения всех проводов, которые роятся вокруг него по всему кабинету. Кстати, он и прожил после окончания своей работы в качестве посла всего два года и умер совсем молодым в 59 лет.
Я хорошо запомнил время, когда при Горбачёве объявили выборы руководителей на всех предприятиях и в Минскремстрое выбирали начальника, так за Марковца проголосовали почти единогласно несколько десятков тысяч человек при двух против. Вообще, он заслужил репутацию строгого, требовательного, но справедливого руководителя. К тому же у него было ещё одно очень хорошее качество – он никогда не бросал своих. Расскажу такой случай. Ещё при моей работе начальником ПТО в ремонтно-эксплуатационной службе Центрального Райисполкома, Зампредом, курировавшим вопросы строительства и эксплуатации работал тёзка Пушкина некий Александр Сергеевич, фамилию которого я здесь указывать не буду. Он стихов не писал, хотя человек был образованный и культурный, а в работе был всегда строг, но уважителен и доброжелателен. Он получил повышение по партийной линии, (а тогда существовал порядок, что в национальные республики и автономии вторым человеком, как правило, направляют русского работника), и его, как русского товарища, направили вторым секретарём, кажется, Каракалпакского Обкома партии, что было довольно крупным повышением, и эта должность входила в номенклатуру ЦК КПСС. Так вот, ходила такая байка, что, прибыв на место, он сразу рьяно взялся за дело и начал бороться с существовавшей в республике коррупцией. Так на протяжении некоторого времени он довольно успешно с ней боролся, пока однажды к нему на приём по личным вопросам не пришла молодая красивая женщина, которая в процессе разговора о причинах своего визита, вдруг вскочила, сбросила с себя пальто или платье и оказалась в разорванном нижнем белье со следами свежих синяков и царапин на груди и на всём теле. На её крики о попытке изнасилования тут же вбежали, неизвестно откуда взявшиеся представители правоохранительных органов и прессы, всё зафотографировали и запротоколировали и Александру Сергеевичу пришлось уносить ноги из этой Каракалпакии, а во след ему полетели статьи и фото в газетах и, разумеется, не самые лучшие отзывы и характеристики. После этого у него были серьёзные неприятности по партийной линии, он нигде не мог найти приличного, соответствующего его опыту и знаниям, места работы, и только Марковец взял его к себе, своим заместителем с довольно неплохим окладом.
А ко мне в часы приёма пришёл мой бывший очень хороший товарищ, очень добрый и отзывчивый парень Лёня Рубинштейн. Он рассказал мне, что работал на районе, зарабатывал неплохо, но у него начались неприятности с женой. В частности, он рассказал, как однажды приехал с заработков домой, а там жена выпивает с какими-то грузинами с Комаровского рынка, после этого он запил, потерял там, на районе работу, и попросил меня устроить его в моё РСУ плотником. Я вызвал начальника Отдела кадров и поручил оформить Лёню плотником в цех на территории управления, чтобы он был рядом со мной, под моим контролем. Начальник отдела кадров пошёл оформлять его, а потом они оба вернулись и тот сказал, что у Лёни нет паспорта. Я спросил его:
– А где же твой паспорт?
– Я его потерял!
Я отпустил кадровика и попросил Лёню завтра с утра зайти в Районный паспортный отдел и написать заявление об утере паспорта, а потом прийти ко мне с этим паспортом, и я его оформлю на работу. Он согласился и попросил у меня одолжить ему 5 рублей на еду. Я дал ему 10, он поблагодарил, ушёл и больше в моём РСУ не появлялся…
Но он пришёл меня провожать накануне отъезда в Америку, подарил Людмиле букетик полевых цветов, за прощальным столом выпивал в меру, рассказал, что устроился грузчиком в мебельный магазин, работа ему нравится. На прощанье мы обнялись. Позже, уже в Америке я узнал, что развозя мебель в кузове фуры, судя по всему, в нетрезвом состоянии, он выпал из машины, и, кроме нескольких переломов, получил серьёзную травму головы. Ему сделали, вроде бы, удачную операцию, он остался жив, но врачи запретили ему курение и алкоголь. Однажды кое-кто из его друзей, некоторых из которых я даже знал, пришли его проведать, он не удержался, выпил с ними, и в тот же вечер скончался. Лёня Рубинштейн – друг моей бесшабашной молодости…
Наш комбинат Минскремстрой объявил в предстоящую субботу спортивный праздник. Все работники комбината на автобусах выехали в Беловежскую Пущу. Остановились мы в охотничьей резиденции «Вискули» в центре Беловежской пущи, где тремя годами позже Ельциным, Кравчуком и Шушкевичем было подписано соглашение о развале СССР. Оно тогда ещё не было оборудовано столь шикарно и ничто не предвещало того, что именно здесь вскоре свершится драматическое событие для судеб миллионов граждан Советского Союза, совсем недавно проголосовавших на всенародном референдуме за сохранение единого союзного государства.
После всех спортивных мероприятий и игры в футбол мы отобедали в ресторане резиденции, где лично я впервые отведал бифштекс из медвежатины, потом Марковец пригласил меня вместе с другими руководителями комбината попариться в бане.
Меня вызвал управляющий трестом и поручил сформировать делегацию для поездки по обмену опытом в лучшее РСУ города Запорожья. Я несказанно обрадовался, так как возникла возможность за казённый счёт навестить тестя. Через пару дней наш Главный бухгалтер, Начальник ПТО, Начальник Отдела Труда и зарплаты, Инженер по Технике безопасности, и я вылетели в родной город моей супруги. Номера нам забронировали в центре города в гостинице «Театральная» рядом с Музыкально-Драматическим театром имени Щорса (теперь это театр имени видного украинского театрального деятеля В.Г. Магара).
Я наведался к тестю сюрпризом без всякого предупреждения и попал прямо на застолье. В гостиной тестя за столом расположились три полковника, как оказалось, Областного Управления МВД. Оказалось, что тесть отдал свою квартиру, как бы, под конспиративную и полковники в этот день «конспиративно» зашли, чтобы отметить день рождения одного из них. Они, узнав, что я капитан запаса Советской Армии, оживились и с радостью приняли меня в свои ряды. Мы хорошо посидели, а утром я представил тестя моим сотрудникам, после чего он пошёл по своим делам, а мы направились в городское РСУ перенимать передовой опыт. Надо сказать, что приняли нас очень хорошо, всё рассказали, всё показали, ознакомили с документацией, хотя, честно сказать, кое чему и мы могли бы их научить.
В последний день я провёл вместе с тестем, я сводил его в ресторан Интурист, потом мы сходили на рынок, накупили фруктов и всяких гостинцев для наших девочек, и он проводил меня и всю нашу группу в Аэропорт. Это была моя последняя служебная командировка в Советском Союзе.
СБОРЫ В АМЕРИКУ
После всех долгих и мучительных размышлений, рассуждений, сомнений и раздумий мы с Людой всё-таки решаем ехать в Америку. Огромную роль тут, безусловно, сыграл Чернобыль и его настоящие и предполагаемые последствия. К тому же, к девяностому году мы оба уже видели резкое и значительное ухудшение политической и экономической ситуации в стране. Уже были Тбилиси, Баку, Сумгаит, Вильнюс, повсюду ощущалось наступление каких-то грозных, я бы даже сказал, грозовых событий. Да и после отъезда всей семьи и подавляющего большинства всех родственников и друзей, а так же после смерти Людиной мамы, мы начали чувствовать некоторую пустоту и одиночество. Мы полетели к тестю в Запорожье, все вместе сходили на могилу тёщи, попрощались со всеми Людиными родственниками, потом тесть подписал и нотариально заверил разрешение на выезд дочери.
Мы сказали, что позже вызовем его к себе, но он ответил:
– Нет, дети мои, никуда я уже не поеду, старый я уже. Где родился, там и пригодился. А вы поезжайте и будьте там счастливы. Если будете когда приезжать – и то хорошо.
После, когда мы с ним вдвоём сидели за столом, ужинали и разговаривали обо всём, он тихо сказал:
– Меня понесут, а вас не будет…
Позже мы, конечно, приезжали к нему несколько раз, вот-вот хотели вызвать его по гостевой визе, но, к сожалению, как он сказал, так оно и случилось.
В конце 1988 года среди собирающихся в Америку прошёл клич, что с января следующего года на собеседование для отъезда будут приглашать только по анкетам, поданным в посольство США в Москве, а анкеты можно получить только лично в руки. После нового года я поехал в Москву, с утреннего поезда «Минск-Москва», прибывшего в столицу в 6 утра я направился прямо к посольству и охренел. Там уже была очередь из тысяч человек. Я занимать очередь не стал, начал бродить вдоль оград и оцепления и каким-то чудом сумел пролезть за ограждение недалеко от входа в посольство. Один из милиционеров увидел мой манёвр, но не отреагировал, судя по всему, ему было всё равно кто из нас раньше попадёт в Америку, а кто позже. Я получил анкеты, приехал домой и там заполнял их на двух языках, исправляя, перечёркивая и закрашивая ошибки, после чего отправил их заказным письмом на адрес посольства, и мы стал ждать. А в конце 1989 года мы уже получили приглашение на собеседование. Мы приехали в Москву и попали в совершенно другой город, чем тот, в котором мы бывали раньше. Повсюду в центре стояли танки, бронетранспортёры, группами передвигались военные и милиция, от чего становилось даже несколько не по себе. Мы прошли собеседование в посольстве, которое было довольно доброжелательным, но очень детальным и всесторонним и вернулись в Минск. Где-то через месяц, получив разрешение на въезд в Америку, мы подали документы на выезд в ОВИР и стали ждать.
А перед подачей документов я подал заявление об исключении меня из партии. Было уже другое время и меня даже не вызвали на бюро райкома. Парторг моего Управления пошёл туда сам с моим партбилетом и принёс мне выписку решения об исключении меня из партии и сдаче партийного билета. Я, конечно, не прошёл всю войну с этим моим партбилетом и в партии состоял не сорок лет, как мой отец, поэтому не скажу, что, получив эту выписку, я, как и он пустил слезу, но почему-то, тогда очень расстроился.