ТОЛЬКО ДОБРОВОЛЬЦЫ, ШАГ ВПЕРЕД!

В настоящее время на пунктах сбора беженцев из Украины работают десятки добровольцев из Израиля. Вместе они делают одно великое дело – помогают спасшимся от ужасов войны людям прийти в себя и обрести новую жизнь. Я встретился с одним из таких добровольцев – сотрудником подразделения кибербезопасности Госбанка Израиля Александром Голубевым.

– Саша, как вообще ты вошел в состав группы добровольцев?

– Очень просто. С самого начала войны в Украине я говорил друзьям и писал в интернете, что очень хочу поехать волонтером, чтобы помогать попавшим в беду людям. И вдруг 6 марта позвонил знакомый, сказал, что через «Гистадрут леуми олями» набираются добровольцы для работы с беженцами в Кишиневе, так как основной их поток идет именно через этот город, причем со всех концов Украины – из Харькова, Одессы, Херсона, Днепра, Киева… Я тут же ответил, что согласен, и на следующий день вылетел в Украину еще вместе с пятью израильтянами. Так как над Молдовой небо было тогда закрыто, то мы приземлились в Бухаресте, сели на автобус и через 8 часов были в Кишиневе. Здесь нас разместили в своеобразном полуотеле-полукемпинге, и приступили к работе.

– Чем тебе пришлось конкретно заниматься?

– Приемом автобусов с беженцами, решением различных их бытовых и медицинских проблем, а также предварительной проверкой документов с тем, чтобы выяснить, имеют ли они право на репатриацию. Должен заметить, что в Кишиневе, как и на всем остальном постсоветском пространстве, есть сразу несколько «главных раввинов», несколько еврейских организаций, и каждая из них пытается, что называется, оттянуть одеяло на себя. В результате возникает организационный хаос, так что водители автобусов с беженцами едва ли не до последнего момента не знают, на какой из четырех пунктов сбора им следует доставить людей. Я пробыл в Кишиневе неделю, и так и не понял, каким же образом в итоге решается этот вопрос.

– Что представляет собой пункт сбора?

– Каждый из пунктов работает на особицу, один по логистике не похож на другой, поэтому так однозначно на этот вопрос не ответишь. Я находился на пункте, созданном при синагоге, которой руководит рав Пинхас Зальцман. По его версии, он и есть главный раввин Молдовы, и должен заметить, что с ним было очень хорошо работать. Моя работа на первом этапе заключалась в том, чтобы встретить автобус, помочь людям выгрузить вещи, собрать их и направить в синагогу, где им в первую очередь давали горячее питье и еду, возможность пойти в туалет и вообще чуть отдышаться.

После этого мы начинали проверять их документы и спрашивали, куда они хотят направиться дальше. Тех, кто хотел поехать в Германию мы направляли на специальный терминал, откуда отходили автобусы в эту страну. Если кто-то хотел отправиться в другое государство, то мы направляли их на остановку автобусов, идущих до Бухареста. Там они могли уже купить билеты на самолет и выехать в Европу или в Америку. В принципе, сейчас все страны Запада готовы принять беженцев из Украины, но бесплатно их перевозку к себе, насколько мне известно, осуществляют только Германия и Израиль.

– И какая часть прибывших заявляла о желании выехать в Израиль?

– Примерно половина. Немалую часть из тех, кто приезжал к нам, были люди, не имеющие еврейских корней. Автобусы по выезду беженцев организуют обычно еврейские организации, и, к примеру, в Харькове люди знали, что от синагоги отходит бесплатный автобус, и направлялись туда. Никто при входе в автобус, разумеется, не спрашивает про национальность. Берут всех, пока автобус не заполнится, и, думается, это правильно – беда не имеет национальности.

Ну, а в Кишиневе мы уже начинали смотреть документы, чтобы понять, имеет ли человек право на репатриацию по Закону о возвращении, или нет. И вот тут мне пришлось столкнуться с массой самых разных, порой очень сложных случаев. Было немало людей, не имеющих украинского загранпаспорта, без которого, в принципе, нельзя выехать из Украины. Но я видел людей, у которых вообще не было документов. Никаких! Одни говорили, что все их документы сгорели, когда в дом попала ракета, другие – что они потерялись в дороге, а ты хочешь верь, хочешь нет.

Было много и тех, у кого на руках был только внутренний украинский паспорт, или пластиковая ID-карточка – аналог нашего теудат-зеута. Но эту проблему как раз еще можно было решить.

Другая, куда большая проблема возникала с документами, подтверждающими еврейство или родство с евреями. Никогда раньше не представлял, что с этим все так сложно.

Речь идет о сотнях и сотнях случаев, ни один из которых не похож на другой. Например, из Харькова приехала 70-летняя женщина и с ней – 44-летний сын, тяжелый инвалид, прикованный к кровати и нуждающийся в постоянном уходе. Пока они ехали из Харькова, состояние сына ухудшилось. Нам пришлось доставить его в больницу, чтобы там его стабилизировали, и эта семья могла ехать дальше.

Они поначалу заявили, что хотят в Израиль, хотя в Израиле никаких родственников у них нет. Да и, как выяснилось, нигде нет – они абсолютно одиноки.

Загранпаспортов у них, понятное дело, не было – эти люди никогда из Украины не выезжали, но эта проблема, как я уже сказал, была решаема. А вот из документов, подтверждающих их связь с еврейством, эта женщина протягивает мне очень плохого качества ксерокопию свидетельства рождения ее сына, из которого следует, что дед ее сына со стороны отца был евреем. Я просмотрел эти документы, сказал, что им будет очень сложно пройти консульскую проверку, а потому рекомендовал ехать в Австрию, которая, как и Германия, открыла двери перед беженцами. Ну, а затем я организовал их транспортировку. Это – лишь один из случаев, а было их множество.

– Чем ты объясняешь, что столько беженцев из Украины без всяких еврейских корней выражают желание ехать именно в Израиль?

– Честно говоря, у меня нет этому объяснения. Ведь они и в самом деле они могут ехать куда угодно! Возможно, дело в том, что у многих здесь есть друзья и знакомые, и из общения с ними у них сложилось впечатление, что здесь очень высокий уровень жизни, а, кроме того, они рассчитывают на помощь и поддержку этих своих друзей. Но и у тех, чье право на репатриацию не вызывало сомнений, тоже было немало проблем.

На тот момент, когда я там находился, перед потенциальными репатриантами было две возможности: либо приехать в качестве туристов, и уже на месте менять статус, либо оформить все документы на репатриацию в Кишиневе, и тогда сразу после прибытия в аэропорт получить право на корзину абсорбции, дополнительную денежную помощь, медицинскую страховку и все прочее. Те, у кого были проблемы с их еврейскими документами или не было украинского загранпаспорта, выбирали обычно второй вариант. А с учетом того, что консульская проверка и другие бюрократические процедуры длятся довольно долго, то они задерживались в Кишиневе на неделю, а то и на две.

– Консул приезжал прямо в этот лагерь и делал проверку на месте?

– Только в каких-то особых случаях, например, если речь шла о тяжело больных людях или женщинах на последнем месяце беременности. Во всех остальных случаях новоприбывшие сами шли в консульский центр в Кишиневе, и записывались там на прием.

Что касается произнесенного вами слова «лагерь», то не знаю, насколько оно применимо по отношению к тому месту, где я работал. Всех ожидавших консульской проверки мы размещались в арендованных еврейскими организациями гостиницах «Кишинев» и «Космос». Таких, знаете, кондовых, типично советских гостиницах среднего класса, но все же в гостиницах, а не в палатках или чем-то подобном. Было еще несколько пансионатов и бывших воинских баз, на которых мы также селили людей. Если вдруг возникали какие-то проблемы с местами, то прибывших размещали в спортзалах, где они спали на разложенных на полу матрасах. Но этот вариант был на одну, максимум на две ночи.

– А чем кормили?

– Еды, слава Богу, было полно, и она была абсолютно кошерной. Работали четыре кухни; подавали гречку, макароны, рис, рыбу, курицу, омлет. Словом, можете быть уверены, что никто не голодал.

– Сколько человек находилось под вашей опекой?

– Ну, так сказать трудно. Думаю, одномоментно на пункте сбора было не менее 3000 человек, ориентированных на Израиль. Но это – непрерывно движущийся поток. Пока я был там, ежедневно в Израиль вылетал самолет с беженцами под патронажем организации «Ихуд ацала» и дважды в неделю – рейсы, организуемые Фондом дружбы. Самолеты вылетали из Яссы, и до аэропорта из Кишинева было несколько часов пути. Сейчас вроде бы открыли небо над Молдовой, и есть прямые рейсы из Кишинева.

– Расскажи немного о том состоянии, в котором прибывают беженцы. Мне уже довелось слышать много рассказов о том, что многие уходят из дома, не взяв с собой даже самых необходимых вещей…

– Это правда, но вещи – это не главное. Люди приезжают смертельно напуганными и совершенно подавленными; рассказывают о том, как они оказались под огнем или как над их головами летели ракеты. Часть из них контужены, и, хотя они потом приходят в себя, последствия контузии еще очень долго дают о себе знать.

Люди побросали все, что у них было и приезжали к нам с одним рюкзачком. Дело в том, что часть дороги многие проходят пешком, а тяжелые чемоданы в пути только помеха. Об имуществе уже никто не думает. Главное – жизнь спасти.

У многих не было не только теплой одежды, но и нижнего белья, носков, а также вещей, необходимых для соблюдения элементарной гигиены. Но все это можно получить на пункте раздачи гуманитарной помощи.

Еще одна проблема: многие люди забывали взять лекарства, которые они должны принимать постоянно. Вот вам только один пример. Прибывает автобус из Харькова, и в нем – женщина, страдающая тяжелой формой диабета, которая не забыла взять с собой двух кошек, но забыла глейкометр и инсулин. Добиралась она из Харькова больше суток, так что, когда появилась у нас, уровень сахара у нее показывал 220 мг/100 мл при норме в 140.

У женщины было спутанное сознание: она не очень понимала, где находится и что с ней происходит. Поначалу мы хотели везти ее в больницу, но, во-первых, я сам работаю добровольцем на «скорой помощи», а во-вторых, нашелся врач, так что мы быстро разобрались, что с ней происходит, нашли инсулин и стабилизировали состояние.

Кошки, кстати, всю дорогу тоже ничего не ели и не пили, были еле живыми, так что пришлось заниматься и ими. Потом пришлось купить для этой женщины инвалидное кресло, так как она с трудом передвигается. Сейчас она уже в Израиле. Я получил от ее племянников теплое письмо с благодарностью и с фотографией, на которой она уже выглядит совсем по-другому, чем во время нашей первой встречи. Не скрою, это было приятно.

Многие из прибывающих находились в очень тяжелом психологическом состоянии, и потому очень важно, что на каждом пункте работают психологи, которые опекают взрослых, а также медицинские клоуны, которые занимаются детьми.

– На русском языке?

– Все психологи говорят по-русски, а клоуны – коренные израильтяне. Они общаются с детьми на языке клоунады, и потрясающе делают свою работу. Это очень сильно помогает.

Мне самому приходилось выступать в роли доморощенного психолога. Каждый раз, поднимаясь в автобус, я начинал с того, что самое страшное для этих людей уже закончилось, впереди – только хорошее, полная безопасность, счастливая жизнь и все такое прочее. «А все, что могло быть плохого, – добавлял я, – вы уже пережили, и больше это не вернется».

– Просматривая твой «Фэйсбук», я понял, что ты, будучи религиозным человеком, в Украине грубо нарушил субботу…

– С разрешения раввина, хотя психологически это все равно было очень тяжело. Шабат вообще оказался самым напряженным днем во всех отношениях. Вечером в пятницу мы получили звонок о том, что из Харькова выехал очередной автобус. Водитель знал, что должен доехать до границы, а вот о том, что он там должен делать, понятия не имел. В четыре утра в шабат мы выехали к пограничному переходу между Молдовой и Украиной. Дальше автобусам на том переходе хода нет, да и даже если бы и был, водителя все равно не пропустили бы, поскольку он подлежит призыву. Таким образом, он остановился на переходе, а дальше сто или чуть больше метров его пассажирам надо было идти пешком. Израильтяне, которые были со мной, перешли на украинскую сторону, причем с соблюдением абсолютно всех формальностей, вплоть до приобретения медицинской страховки. Я остался на молдавской стороне, так как у меня есть гражданство Украины. Хотя по украинским законам, поскольку у меня трое детей, я не подлежу призыву, тратить время на подобные выяснения с пограничниками я не захотел. Держал с ребятами связь по телефону в качестве переводчика.

И тут мне сообщают, что в автобусе много инвалидов, в том числе и колясочников. А эти сто с лишним метров до пограничной линии и затем еще до автобуса надо как-то пройти! Хорошо, что мы взяли с собой и инвалидные коляски, и носилки. Пришлось задействовать и то, и другое.

Кроме того, в автобусе была еврейская семья с 25-летним сыном. Я сказал этому парню по телефону, что так как он находится в призывном возрасте, то его все равно не пропустят, и он должен остаться в Украине и не задерживать группу. Если бы я попытался его провести с помощью какого-либо трюка, то мог настроить против нас пограничников и сильно осложнить операцию. В общем, ему пришлось попрощаться с родителями, и думать, как жить дальше без них.

Всех больных мы погрузили в один автобус, в который я посадил профессионального парамедика с необходимой аптечкой, а сам поехал с остальными в другом. И уже в автобусе сделал утренний кидуш. Других вариантов у нас просто не было.

Кроме того, пока мы ехали, я успел обойти всех людей, проверить документы и выяснить, кто куда едет. Тех, кто ехал в Германию и в другие страны, мы выгрузили в терминале, на котором распределяют беженцев по направлениям, а с остальными направился в Израиль. Часть из пассажиров были израильтянами, и у них была возможность сесть на первый самолет и улететь в Израиль.

– Были случаи, которые особенно врезались тебе в память?

– Жизненных драм там было очень много. Были люди, у которых погибли близкие. Особенно много таких было из Харькова, где на тот момент было разрушено 800 зданий. У многих детей наблюдался явный посттравматический синдром, и в Израиле им придется пройти реабилитационный курс.

Но среди прочего запомнилась девушка по имени Марина. Когда она приехала из Харькова, то некоторое время была в совершенном шоке; ее в буквальном смысле слова трясло от пережитого. Потом она выпила чаю, поела, чуть успокоилась и тут оказалось, что она очень неплохо говорит на иврите, по специальности – врач, и постепенно стала впрягаться в нашу работу. Она вполне могла улететь в Израиль, но в итоге осталась в Кишиневе волонтером, и когда я уезжал, она уже направляла людской поток; указывала, кому следует обращаться к консулу, кому готовиться к вылету, с ходу решала массу вопросов. Это было настоящее преображение из беженца в активистку…

Среди прочего мне бы очень хотелось отметить две вещи.

В помощь беженцам влито очень много денег, просто немерено. Все организации получили огромные пожертвования, так что в этом смысле вроде все хорошо. Но, при этом каждая организация работает сама по себе, думает только о своих интересах, и в результате и возникает тот организационный хаос, о котором я говорил в начале нашего разговора. Поэтому необходимо, чтобы был некий центр, который направлял бы и координировал деятельность этих организаций. Роль такого центра, на мой взгляд, должно взять государство, которое там пока практически не присутствует. Это позволило бы резко улучшить работу. Это – во-первых.

Во-вторых, следует понять, что все, о чем я рассказал – только начало. Первыми сумели убежать самые сильные, здоровые и обеспеченные. Я шел по Кишиневу, и то и дело натыкался на «лексусы» и «мерседесы» с украинскими номерами.

Больным и бедным сняться с места куда тяжелее. И самые тяжелые случаи еще впереди – эти люди двинутся последними, и их надо будет окружить теплом и заботой; подумать о многих их нуждах.

– Кстати, правда, что между молдаванами и беженцами из Украины возникла определенная напряженность? И если это правда, то кто, по-твоему, в этом виноват?

– К сожалению, это правда. Молдавские таксисты не раз жаловались мне, что беженцы ведут себя нагло – так, словно, им все обязаны и рассказывали о всяких возмутительных случаях. С другой стороны, те же молдаване неимоверно взвинтили цены на квартиры, пользуясь бедой украинцев. В Кишиневе стоимость аренды квартиры на сутки доходит до 100 долларов за ночь – это безумные деньги по понятиям и Украины, и Молдовы. Так что виноваты, пожалуй, обе стороны.

Не могу не отметить, что ситуация в Молдове сложная. Молдавская экономика была очень сильно завязана на украинскую, импортировала оттуда множество продуктов питания. Из-за войны в Молдове исчезли многие товары первой необходимости – соль, гречка и т.п.

Наконец, молдаване очень боятся, что они станут следующим объектом российской агрессии, а, в отличие от Украины, они к ней совершенно не готовы. У них, по сути дела, нет армии. Да что там армии – у них в домах нет бомбоубежищ. Так что их страх при наличии Приднестровья вполне можно понять.

– Есть планы снова поехать в Украину?

– В ближайшее время, наверное, нет. Меня и так заждались на работе, а тут еще сразу после возвращения домой выяснилось, что я подхватил коронавирус. Что не удивительно: после начала войны в Украине о нем просто забыли, никто не носит маски. В Румынии тоже нет никаких ограничений, а в Молдавии формально есть обязанность носить маски, но именно, что формально. Но люди там, безусловно, нужны…

P.S. Следует заметить, что отзывы волонтеров о работе пунктов приема беженцев поступают самые разные. В том числе, и порой резко негативные. Например, о работе пограничного перехода Чоп-Захань в Венгрии. Но суть большинства свидетельств добровольцев сводится в итоге к тому, что, с одной стороны, мы наблюдаем самоотверженную работу добровольцев из Израиля и местных еврейских организаций, а с другой – организационный хаос и явное разбазаривание средств жертвователей. Но опыт показывает, что подобное происходит не впервые – так было и в прошлом.