АМЕРИКАНЕЦ С ЮБИЛЕЙНОЙ ПЛОЩАДИ-2

(Продолжение. Начало в #622)

И вот, ко мне в кабинет потянулись толпы родственников, знакомых, бывших сокурсников, сотрудников, выезжающих за границу, которым надо было побыстрей оплатить за этот ремонт, так как билеты куплены, времени остаётся мало, надо многое ещё успеть и всё в таком роде, а значит, надо, чтобы моя сметчица поскорей вышла к ним на квартиру и поскорей составила смету, которую они оплатят. Поток был настолько огромен, что мне приходилось подключать ещё одного сметчика и какие-то сметы составлять самому. И на всём этом, разумеется, можно было хорошо погреть руки, но, как читатель, думаю, уже понял, именно меня это не прельщало. И, заканчивая рассказ о сфере и объёме своих обязанностей, добавлю, что, как я уже отмечал, в моём отделе было два инженера по техническому надзору за капитальным ремонтом, которые больше были связаны с главным инженером и городскими проектными организациями, и в их деятельность мне приходилось подключаться только при решении некоторых крупных вопросов и возникающих недоразумений.

Я теперь иногда думаю, сколько же домов в районе я тогда облазил, сколько тепловых узлов, котельных, подвалов, крыш, сколько коридоров, сколько лестничных клеток, сколько квартир обошёл. А на сколько заявлений, на сколько звонков ответил, на скольких планёрках, совещания и заседаниях посидел, на скольких из них выступил, на скольких из них был поднят и отвечал на вопросы руководителей, и на скольких из них вполне заслуженно, а чаще – совсем незаслуженно, получал по шапке.

Вообще-то многочисленные совещания в Горисполкоме и в Горжилуправлении, весь этот советский стиль руководства оставил яркий след в моей памяти. Как поднимали с места солидных и уважаемых людей, вызывали на сцену, где сидело всё руководство, и распекали, и порой здесь же при всех публично унижали, а порой, прямо здесь же снимали с работы. Помню анекдотичный случай на одном из таких совещаний в Горисполкоме. В большом зале Горисполкома, человек на пятьсот, распекали одного из начальников районных объединений по фамилии Рихтер. А как раз в это время по телевизору шла премьера многосерийного телевизионного фильма «Долгая дорога в дюнах», где один из главных героев носил латышское имя Рихард. Хорошими телесериалами тогда нас не баловали и всё население вечерами, буквально, было приковано к экранам. И вот вызвали этого Рихтера на сцену, зампред Горисполкома долго распекал его, а потом закончил свою речь гневной тирадой, обращаясь к секретарю, ведущему протокол собрания:

– Пишите! За халатное отношение к своим служебным обязанностям объявить товарищу Рихарду строгий выговор и освободить от занимаемой должности. В зале наступила напряжённая тишина, разгневанного начальника никто не поправил, освобождённый от должности, не моргнув глазом вернулся на своё место и совещание пошло дальше. А герой многосерийного фильма негодяй Рихард, сотрудничавший с нацистами во время оккупации Латвии, так никогда и не узнал, что хоть он и успел уйти с немцами на Запад, его, всё равно, через сорок лет за халатность и недобросовестность по отношению к своим служебным обязанностям всё-таки уволили с поста начальника одного из районных Жилищно-Эксплуатационных объединений города Минска.

Со временем я понял, и не только по себе, что если начальнику сутками сидеть в кабинете, на расстоянии контролируя работу подчинённых, если на совещаниях топать ногами, грозить ответственностью, стучать кулаком по столу – то, конечно, создаётся видимость страшно напряженной и кипучей деятельности, которая, кому-то, может быть и нужна. Но настоящая работа руководителя, пусть даже и нижнего звена, это, прежде всего, правильно спланировать работу, которой твои подчиненные будут заниматься, досконально изучить, стоящие перед тобой, вопросы, постараться заранее предусмотреть все возможные ситуации, которые могут возникнуть при их решении, выработать механизмы этих решений, и только потом вместе с подчинёнными решать их, проявляя уже свою, если, конечно, она есть, компетенцию.

Хочу сказать, что хоть у самого меня такой метод работы не всегда получался, но в этом смысле мне было с кого брать пример. На мой взгляд этими качествами сполна обладал и мой непосредственный начальник Марковец и зампред Маковский. Правда, Марковец иногда и повышал голос и употреблял ненормативную лексику, но от Маковского я этого не слышал никогда.

Хотя, теперь мне вспоминается один случай. У меня вопросами научно-технической информации и рационализацией занималась симпатичная молодая женщина Светлана Владимировна. Её муж был помощником зампреда Горисполкома, курировавшего городское хозяйство, Матусевича, который впоследствии занимал пост Замминистра МВД. Так вот, судя по всему, супруг устроил жену на тихое место, чтобы она просто была при каком-нибудь деле. Она была женщина приятная во всех отношениях, вот только работу свою по вопросам научно-технической информации и рационализации вела ни шатко, ни валко, чувствовалось, что она не очень всё это любит и её всё это не очень-то занимает. Скажу честно, что и я всю эту информацию по оптимизации и рационализации не очень любил, да и текучка заедала, но с меня самого-то наверху снимали стружку за все упущения и промахи в вопросах новаторства и технического прогресса. Ну, и пришлось мне вызвать к себе Светлану и по-доброму, но очень серьёзно поговорить про её работу, после чего она там, прямо в кабинете у меня и расплакалась. Я постарался успокоить её, отпустил домой и побежал дальше по кругу, вчистую забыв об этом эпизоде. А в пятницу мне позвонил Зампред Маковский и сказал, что с 4-х до 6-ти у него приём граждан по личным вопросам и ему нужно, чтобы я помог ему разобраться с вопросами капитального и текущего ремонтов жилых зданий по заявлениям и жалобам граждан. Я удивился, что он вызвал для этого вопроса не главного инженера, а начальника производственно-технического отдела, но в срок явился по вызову, просидел рядом с ним весь приём, что-то подсказал, какие-то вопросы взял на заметку, чтобы нам самим с ними разобраться, и к концу приёма, так как принял он человек двадцать, немного подустал. Видно было, что Геннадий Брониславович подустал тоже. Когда дверь за последним посетителем закрылась, Зампред, закрыл дверь на замок, достал из ящика бутылку коньяка, печенье, разлил по рюмочке, мы выпили. Он бутылку убрал, разлил нам по чашке кофе из термоса, стал расспрашивать, как работается, какие проблемы и т.д. и т.п. Я особо жаловаться не стал, сказал, что трудно, но интересно, и в целом всё нормально. Он тогда и говорит:

– Слушай, Семён, у тебя там работает жена помощника моего шефа, Зампреда Горисполкома, так я тебя попросить хотел, ты там её особо не дави. Сам понимаешь ситуацию, на хрена мне надо, чтоб её муж жаловался своему шефу, тот звонил мне, отчитывал, ну, и так далее, мне же ещё расти надо.

Я говорю:

– Я всё понимаю, Геннадий Брониславович, но тот же Горисполком, его Управление меня душит, задолбали совсем с этой бюрократией с рационализацией, научно-технической революцией, со всеми планами, сводками и справками, а Светлана не тянет. И не потому, что не способна, она дивчина шустрая и сообразительная, но просто не нравится ей вся эта тягомотина, потому и работа не идёт, вот я и пытаюсь её по-доброму, без особого давления, но всё-таки чуть-чуть встряхнуть, что ли. А теперь, после этого нашего разговора, даже не знаю, что делать.

Тут Геннадий Брониславович откинулся на спинку стула и говорит:

– Что делать, что делать? Послушай, Семён, а может, ты бы переспал с ней, а-а?

Тут уж я не сдержался и захохотал на весь кабинет. И он вместе со мной. Я говорю:

– Ладно, Геннадий Брониславович, я всё понял, не волнуйтесь, я всё улажу. Обойдёмся без резких, предложенных вами, мер, а то я думаю, помощник зампреда горисполкома одними звонками не ограничится. А если серьёзно, я думаю, я найду нужный подход к ней. Больше Вам её муж и его шеф по этому вопросу звонить не будут.

– Ну, вот и хорошо, пошли по домам!

В понедельник я к концу работы вызвал Светлану и проговорил с ней по душам около часа. Честно сказал, что мне самому вся эта очковтирательская тягомотина не очень нравится, но делать то её всё равно надо, и хоть вопросы эти не основные в деятельности отдела, из-за них можно много нервов, денег, да и работу потерять. Разговор получился хороший, она меня поняла, и с тех пор я увидел, что её отношение к делу резко изменилось, меня престали дёргать и клевать за её участок работы и до конца моего пребывания в этой должности у меня с ней сложились добрые человеческие отношения. А когда я уходил на другую работу и прощался с коллективом, она подарила мне огромную книгу Анатолия Иванова «Вечный Зов» и «Тени исчезают в полдень» с тёплой и памятной надписью, и мы с ней очень хорошо попрощались.

Хотелось бы здесь ещё раз вспомнить добрым словом этого нашего замечательного Зампреда, Геннадия Брониславовича Маковского, судьба которого сложилась трагически. В начале восьмидесятых он стал вторым секретарём Центрального Райкома партии. Помню, я заходил к нему уже в райком по какому-то вопросу, он как раз был избран в состав городского Комитета, я поздравил его. Он сказал:

– Вот видишь, Семён, ещё повоюем.

Но, к огромному моему сожалению, повоевать нам вместе больше уже не пришлось. Этим же летом он, будучи в отпуске, решил покрасить наружные стены своей дачи, чтобы деревянная обшивка наружных стен не разъедалась осадками и влагой. И хоть любой из нас, если бы он попросил, мог бы ему с радостью в этом помочь, или, скажем, мы могли бы дать ему в помощь наших рабочих, он не хотел никого обременять и, поскольку был человеком в общем-то мастеровым и не ленивым, решил покрасить дом своими руками. Помогал ему в этой работе сын-подросток. Они на газовой плите в большом жестяном баке начали «варить» олифу для разведения краски, и когда та закипела, он решил снять её с плиты сам, попросил сына отойти в сторонку и снял этот бак, но немного не рассчитал свои силы, или поскользнулся, бак с кипящей олифой перевернулся, как обычно переворачивается бутерброд – «маслом вниз», то есть, именно в его сторону и пролился прямо на него, в результате чего он получил 80% ожогов тела. Попал он сразу в сельскую больницу, правда позже его перевезли в Минск в ожоговое отделение. Он очень хотел жить, его пытались спасти, в больнице его навещало и проведывало самое высокое городское начальство, медики делали всё, что только можно, но организм не выдержал, и наш дорогой начальник и в какой-то степени друг, Геннадий Брониславович Маковский ушёл в уже беззаботный, тихий и независимый от заслуг, постов и регалий, другой мир, из которого, увы, никогда никто не возвращался.

Я в это время был в отпуске, не смог похоронить старого институтского товарища и грамотного, добросовестного и справедливого шефа, обо всём этом мне рассказали позже, и всё что я смог сделать, это по приезду положить несколько цветков на его могилу.

Вспоминается ещё один эпизод того времени, связанный с моей работой в службе исполкома. К нам по обмену опытом приехало руководство такого же жилищно-эксплуатационного объединения Центрального Района города Риги, (тогда ещё можно было Минску с Ригой без всяких сложностей обмениваться опытом), во главе с их председателем Райисполкома. После обмена этим опытом в исполкоме, в объединении и на производственных объектах было решено «обменяться опытом» в ресторане «Заславль». Уже назначенный директором нашего объединения Марковец пригласил меня с собой. Присутствовали секретарь райкома Печенников и Председатель райисполкома с символичной для этой должности фамилией Засадыч. Были тосты, братания, танцы. Постепенно все понемножку упились. И тут ко мне подходит Председатель исполкома и говорит:

– Семён Максимыч! Ты сегодня здесь, по-моему, самый трезвый. Теперь я понимаю, почему в институте у тебя, как я слышал, была кличка Комиссар.

И протягивает мне конверт.

– Сходи, пожалуйста рассчитайся с официантом, только проверь, чтобы всё правильно было, деньги-то казённые. Ну, я и пошёл, и проверил счёт и рассчитался, и вернул Засадычу всю сдачу. Всё закончилось благополучно. Меня приглашали тем же составом поехать на ответный визит в Ригу, но я отказался. Я побоялся, что мне придётся там тоже везде расплачиваться, а я по-латышски не понимаю.

Как я уже говорил, здание объединения, где мне довелось работать в те годы находилось недалеко от моего дома. И Людмила, когда у неё был выходной, гуляя с дочкой, нередко заходила ко мне на работу. Так, помню, я сидел на еженедельной планёрке в кабинете директора объединения, где присутствовали все начальники служб и отделов, и тут открылась дверь и вошла секретарша с дефицитной в то время огромной десятилитровой банкой смеси из маринованных огурцов и помидоров и, извинившись, с улыбкой сказала, что приходила моя жена сказала, что это «давали» в киоске на Комсомольской, и просила мне это передать, чтобы я принёс домой, так как ей тяжело это нести. Все присутствующие «выпали в осадок» и разразились громким смехом. Директор объявил перерыв, а я открыл банку и угостил всех желающих маринованным огурцом или помидором.

Ещё я помню, как однажды, придя домой с покупками, Люда нечаянно сломала ключ в дверном замке. А я как раз проводил у себя в кабинете планерку со своим отделом. В это время зазвонил городской телефон, я извинился перед подчиненными, (мол, может быть, это из Горисполкома звонят), взял трубку, и для солидности поставил селектор на громкую связь. А там голос жены: «Сёма, я сломала в замке ключ, пулей домой!».

Ещё вспоминается момент, когда старого директора уже уволили, главного инженера Марковца назначили и.о. директора, а меня и.о. главного инженера. Марковец ушёл в отпуск, и я остался один на хозяйстве за всё начальство в объединении. Было, конечно, очень трудно. Так вот, в самом начале моего «и.о. директорства» ко мне зашла для подписи ответов на заявления граждан, инспектор по жалобам Людмила Михайловна. Я «пробегал» глазами ответы и, если не было замечаний, подписывал их по одному. И тут в кабинет заглянула моя супруга. Я пригласил её зайти, оказалось, что она не одна, а со своей подругой, нашей соседкой Людой Палей, с родителями которой дружили ещё мои родители. Я начал представлять их друг другу, а поскольку инспектор по жалобам моя подчинённая, я представил её, как Людмилу Михайловну, затем так же по имени отчеству представил свою жену, а когда дошёл до её подруги, слегка ошалел. Оказалось, что я впервые и, наверное, единственный раз в жизни, оказался между тремя Людмилами Михайловнами. Я мысленно встрепенулся и понял, что это знак чрезвычайного везения и с этой огромной нагрузкой в течении месяца я обязательно справлюсь. И действительно, когда Марковец вернулся из отпуска на мою руководящую деятельность ниоткуда не было ни одного серьёзного нарекания.

Как-то ко мне на работу зашёл с каким-то другом мой институтский товарищ Илья. Он представил своего друга, Мишу Юнеса и попросил помочь ему в вопросе трудоустройства. Дело в том, что Михаил работал с ним начальником производственного отдела сначала в строительно-монтажном управлении, а потом на заводе Сантехзаготовок. Илья сказал, что Михаил грамотный инженер, ответственный и добросовестный работник, но у него нет своего жилья. С женой и дочкой они проживают в небольшой квартире её родителей, что сложно для обоих семей. Я сказал, что служебное жильё полагается только работникам жилищно-эксплуатационных служб, то есть ЖЭСов, на что Михаил сказал, что ради квартиры готов пойти хоть мастером, хоть сантехником, хоть дворником.

Я представил его Марковцу и оставил их один на один для беседы. Минут через пятнадцать Марковец вызвал меня по селектору и сообщил, что направляет Михаила в ЖЭС номер 27 на должность Главного инженера. К слову сказать, Михаил отработал на этой должности около двух лет, получил хорошую служебную квартиру, работал честно и добросовестно и скажу откровенно, что за эти годы мне никогда за него не было стыдно.  

Как я уже рассказывал, параллельно с моей основной работой по специальности я руководил агитбригадой политехнического института, занимая в клубе ставку руководителя коллектива с довольно приличным окладом, что было хорошим дополнением к основной зарплате. Я регулярно приходил к секретарю партийной организации и платил с этой суммы дополнительные партийные членские взносы.

А однажды ко мне в кабинет зашёл секретарь нашей парторганизации, мой подчинённый Эдуард Николаевич, и сообщил, что его вызывают в Городской комитет Партийного контроля по моему вопросу.

Я, разумеется, удивился предмету этого вызова и гадал, что бы это могло значить.

Через пару дней Эдуард Николаевич снова зашёл ко мне и сообщил, что на меня в Комитет партийного контроля пришла анонимка о том, что я позорю звание коммуниста, неофициально и тайно от руководства и коллектива подрабатываю на второй работе в Политехническом институте, что с тамошней зарплаты не плачу членские взносы и что у меня родственники за границей, о чём я не известил свою партийную организацию. Состоялось небольшое совещание у Марковца в присутствии парторга, председателя месткома и нашего юрисконсульта. Юрист пояснила, что у инженерно-технического работника должно обязательно быть разрешение на совместительство, выданное по месту основной работы, подписанное руководством организации и профсоюзного комитета, а отсутствие такой справки является грубым нарушением трудового законодательства и влечёт за собой принятие строгих административных мер.

Я, конечно, знал об этой справке. Мы с Лёней Дубовым ещё в Белпромпроекте пытались получить у директора Жура такие справки на совместительство, или, как Лёня их называл, «справки на совокупление», но потом как-то забыли о них, решили, что это какая-то бюрократическая прихоть, и на новом месте работы я тоже решил, что это, просто, необязательно.

И тут произошло то, за что я благодарен Марковцу по сегодняшний день. Он вызвал начальника Отдела кадров и поручил подготовить такую справку задним числом с начала учебного года в БПИ, которую подписал он и председатель профкома, и которую я назавтра завёз в Клуб БПИ и которую подшили там в моё личное дело. А где-то через неделю пришла комиссия, на заседании которой присутствовали всё те же лица из объединения, я отвечал на вопросы членов комиссии, парторг представил ведомость уплаты мной партийных взносов с дополнительной к окладу суммы, отдел кадров представил «справку на совокупление», парторг добавил, что в парторганизации от меня знали о том, что у меня родственники за границей, и о том, что отец умер и похоронен в Америке, и в заключении Марковец сказал, что работаю я хорошо, часто сверхурочно, не считаясь со своим личным временем и его мало интересует, каким хобби или увлечением я занимаюсь в свободное от работы время. И выразил недоумение, что столь солидная организация занимается рассмотрением анонимок, на что те ответили, что недавно принято постановление ЦК о рассмотрении анонимок по поводу морального облика и действий, порочащих звание коммуниста, на любого члена партии, независимо от его партийного стажа, занимаемой должности и заслуг. Комиссия удалилась, а через какое-то время я узнал от парторга, что моё персональное дело закрыто. Я был почти уверен, что анонимка написана моей сметчицей Натальей Владимировной, которая все эти дни напряжённого ожидания, какие же меры административного и партийного воздействия ко мне будут предприняты, ходила весёлая с высоко поднятой головой и всем сотрудникам сообщала, что теперь «моя песенка спета» и скоро у них будет новый начальник. Я обещал в начале книги быть откровенным и теперь признаюсь, что хоть по натуре я человек не мстительный, но уж очень много крови попортила мне та анонимка, и когда в объединении началось сокращение штатов и моему отделу довели план по сокращению одной штатной единицы, нетрудно догадаться, что в моём отделе стало на одного сметчика меньше.

Марковца переводят на повышение на должность Главного инженера Управления Жилищного Хозяйства Мингорисполкома. На место директора утверждают бывшего Главного инженера объединения Игоря Волчека. Могу сказать, что я с ним тоже сработался и хоть ко мне он всегда относился с уважением и доверием, был грамотным и добросовестным работником, который крутился на новой должности, не жалея себя, был справедлив и доброжелателен к подчинённым, на мой взгляд, ему не хватало некоторых качеств, которые были у прежнего директора. Он был более суетлив, более шумен, иногда даже обидчив на подчинённых за упущения в работе, видно было, что для него очень важен будущий карьерный рост, из-за чего он больше всего боялся неодобрения или выговоров начальства, к чему тот же Марковец был более равнодушен, работал более смело и независимо, хотя о карьерном росте тоже, безусловно, задумывался.

Новый директор часто вызывал меня, чтобы посоветоваться со мной по вопросам, даже порой не имеющим отношения к деятельности моего отдела, иногда и по кадровым вопросам в объединении. В мой день рождения мы отпраздновали его вдвоём с ним после работы в одном из кафе, где он был очень дружественен, расслаблен и искренен. А в один из дней он зашёл ко мне в кабинет, что бывало очень редко, так как, в основном, он вызывал меня к себе, и сказал, что в объединении вводят должность заместителя директора и он рекомендовал меня на эту должность.

– Так что, Семён Максимович, готовься менять кабинет и табличку на двери и взваливать на себя новые обязанности.

Через пару дней мне позвонил напрямую Начальник Управления Жилищного Хозяйства города Антошкевич, чего раньше никогда не было, спросил, как работается, как жизнь. Я понял, что это своего рода собеседование перед утверждением на новую должность. В конце разговора он сказал, что их производственный отдел зашивается с каким-то срочным объектам, и не мог бы я прислать какого-нибудь толкового инженера им в помощь. Я, конечно, сказал, что пришлю, вызвал очень грамотного инженера технадзора Мишу Мескина и попросил его помочь вышестоящей организации с их срочным проектом. Через день ко мне вбежал очень расстроенный директор Волчек с криком:

– Что Вы наделали!

Я спросил его, в чём дело. Игорь Михайлович рассказал, что только что ему позвонил Анташкевич в страшном гневе за то, что он Лама попросил помочь, а тот прислал какого-то ленивого обалдуя, который сказал, что это не его работа и, ничего не закончив ушёл, и что личное дело этого Лама он сейчас кладёт под сукно, причём, далеко и надолго. Я вызвал Мескина, и тот сообщил, что ему, опытному технадзору предложили, как мальчишке проверять, сверять и считать какие-то простейшие сметы, из-за чего он разругался с ихним начальством, хлопнул дверью и ушёл. Ну, что я мог сказать на всё это Мескину, Волчеку и Антошкевичу, да ничего. Конечно, эпизод мелкий и не должен был, в принципе, повлиять на моё повышение, так как работал я, в целом, хорошо, был членом партии, но этот эпизод, как я думаю, оказался вполне к месту, так как Антошкевич, как я знал, и так не очень-то жаловал людей моей национальности и со скрипом продвигал их по службе.

К слову, анекдот:

«- Рабинович, почему вы не вступаете в партию?

– Потому что тогда с меня будут спрашивать, как с коммуниста, а относиться – всё равно, как к еврею».

Посокрушался я немного, что повышения не получилось и побежал дальше по тому же кругу, по-прежнему стараясь как мог добросовестно выполнять свои обязанности.

Дома меня утешила супруга, сказав, чтоб я не расстраивался, и что все мои повышения ещё впереди.

Вскоре Волчека тоже забрали на повышение в Министерство ЖКХ, а на его место прислали бывшего директора Треста Ресторанов и Столовых некого Елиневича. Человек он был неплохой, хороший организатор, ко мне относился ровно и доброжелательно, но мне видно было, что в отличии от ресторанных меню, в вопросах строительства он разбирается мало, мне почему-то на работе стало скучно и неинтересно, и я понял, что мне пора уходить.

А в это время бывшего моего начальника РСУ Мингорисполкома Михалёнка, с которым у меня за годы совместной работы сложились хорошие производственные и человеческие отношения, как раз, назначили Управляющим Республиканским трестом «Белспецмонтаж», который занимался прокладкой подземных газопроводов по всей республике. Он как-то вечером позвонил мне и сказал, что он узнал, что у меня специальность «ТеплоГАЗОснабжениее», а ему нужен в трест заместитель начальника производственного отдела. Я после работы приехал к нему. Семён Владимирович сказал мне, что он набирает новую команду, и что хочет укрепить Производственный отдел треста, куда ему нужен такой человек как я. Тут он наговорил мне, на мой взгляд, не совсем заслуженных комплиментов, скажем, о моём опыте работы мастером, в производственно-техническом отделе, опыте работы с людьми. Сказал, что там нужен человек спокойный, вдумчивый, собранный, внимательный к мелочам и т.д. и т.п. Не скрою, всё это, конечно, мне было очень приятно слышать. И ещё он сказал, что хочет убирать начальника производственного отдела, так как тот, хоть человек и грамотный в вопросах строительства газопроводов, но с очень тяжёлым характером, не умеющий руководить и ладить с людьми, не собранный, не аккуратный в учёте, как говорилось, приличный раздолбай.

(Продолжение следует)

Leave a Reply

Fill in your details below or click an icon to log in:

WordPress.com Logo

You are commenting using your WordPress.com account. Log Out /  Change )

Facebook photo

You are commenting using your Facebook account. Log Out /  Change )

Connecting to %s