Posted by (Продолжение. Начало в #622)
Но к чувству радости от такого тёплого общения с тестем примешивалось чувство горечи, что так уж получилось по жизни, что я не смог провести отпуск столь близко, рядом, целых две недели, лицом к лицу, говоря обо всём на свете, со своим родным отцом, о чём я до сегодняшнего дня глубоко сожалею.
Возле нашего домика был соседний домик отдыхающих, где «проживала» семья из Магадана с детьми. Мы разговорились, потом, можно сказать, подружились, и они, узнав, что тесть недавно потерял супругу, сообщили, что у них есть хорошая невеста для него, моложавая и состоятельная, и они их сосватают.
Ну, об этом сватовстве, которое через какое-то время, действительно, состоялось, я расскажу чуть позже, а пока только добавлю про ещё одно забавное происшествие на пляже. Дело в том, что каждый день пикапчик «Союзпечати» привозил на пляж свежую прессу и все отдыхающие сбегались к этому импровизированному газетному киоску. И вот, как-то в один из дней я пытаюсь прорваться к прилавку за «Огоньком», что довольно нелегко сделать, и тут вижу, что моя Юля наклонилась и щемится где-то там внизу, между ногами отдыхающих. Я выхожу из этой свалки очень довольный с заветным «Огоньком» в руках, а она тоже радостно улыбается и зажимает в руке бумажку в 5 рублей, которые она высмотрела и подобрала в толпе под ногами.
Ну, я, конечно, не стал орать на весь пляж что-то типа:
– Граждане, кто потерял 5 рублей, встречайтесь со мной в центре пляжа у фонтана!
Подождали мы пока все газеты и журналы раскупят и разойдутся, и в том же походном киоске, на «честно заработанные» дочкой в толчее, пыли и песке деньги, она накупила мороженного, кучу жвачек, шоколадок, журнал «Мурзилка», краски и цветные карандаши.
А к концу нашего пребывания на отдыхе, случился знаменательный эпизод, когда где-то перед ужином к нашему домику, когда мы втроём, ещё не положив Юлю спать, сидели во дворике за столом, подошли два старичка, старик и старушка. Оба они были аккуратно и опрятно одеты, на старичке даже был галстук, но они просили милостыню. Старичок рассказал, что у них двое детей, но они выбросили их на улицу, оставили без средств существования и теперь они вынуждены ходить по людям, унижаться и побираться.
Моя восьмилетняя дочь застыла, как сидела, смотрела на старичков широко открытыми глазами из которых текли слёзы. Мы дали старичкам денег, кое-что из продуктов, которые у нас оставались и они, поблагодарив и сложив подаяние в авоську, побрели, держась за руки к другому домику.
Мы втроем сидели в тишине и не могли ничего сказать. И только дочка наклонилась ко мне и сквозь слёзы тихо прошептала:
– Я вас с мамой никогда из дому не выгоню.
Через какое-то время наши новые знакомые по отдыху на Азовском море из Магадана попросили меня прислать им две пары гоночных лыж, с чем у них там большая проблема. Я отправил им эти лыжи и через месяц от них, кроме денежного перевода, на потраченную мной сумму, пришла посылка с копчёной горбушей, палтусом и с двухлитровой банкой красной икры. Мы долго пировали и угощали родных и друзей. Но оказалось, что это не единственный сюрприз, подготовленный нашими магаданскими друзьями. Они действительно нашли невесту для моего тестя, которая списалась с ним, захотела познакомиться и купила билет до Запорожья, запланировав свой приезд в аккурат к нашему приезду туда же. Звали «невесту» Александра Васильевна. Она была вдовой. Муж, военный, умер несколько лет назад. По фотографии оказалась женщина довольно симпатичная и, судя по описанию своего образа жизни, была, действительно, женщиной состоятельной. Короче, в начале июня мы прибыли к тестю в гости, а через пару дней поездом должна была прибыть «невеста». Несмотря на настойчивые просьбы тестя, Люда отказалась пойти на вокзал встречать её, осталась с дочкой дома. Поехали встречать мы с тестем, который, как и положено встречать невесту, по пути на вокзал купил букет цветов. Из вагона вместе с чемоданом Александра Васильевна выгрузила огромную картонную коробку, в которой, как оказалось, часть её приданного – дорогая хрустальная люстра.
Ну, что сказать, встретили мы «магаданку», перезнакомились, за обедом разговорились. Оказалось, что кроме мужа, два года назад она похоронила единственного сына. Мы, разумеется, выразили ей наше искреннее соболезнование. Говорили о многом, потом разговор зашёл о здоровье. Тесть рассказал, что ребёнком пережил оккупацию, что обгорел в паровозе, что много переживал от потери жены и что так он здоров, но только иногда он чувствует боли в сердце. «Невеста» на это сказала, что это закономерно после всего, что он пережил и что это не страшно и её нисколько не смущает. Что касается её, то она сказала, что она абсолютно здоровый человек и даже не знает, где сердце находится. После этой фразы мы с Людой непроизвольно переглянулись. Я, честно говоря, был несколько удивлён. Женщине за шестьдесят, потеряла мужа, с которым прожила больше тридцати лет, похоронила единственного сына и не знает, где у неё находится сердце. Но, поразмыслив, ничего о своих сомнениях мы тестю решили не говорить, погостили пару дней и уехали, а тесть повесил в зале эту хрустальную люстру и «молодые», как бы сказал мой тесть, стали «Жити-поживати, та добра наживати». Перед нашим отъездом она хотела подарить Люде золотые часы, но она отказалась, поблагодарив и сославшись на то, что это очень дорогой подарок, а часы у неё есть и очень хорошие.
Через некоторое время нам стали от тестя приходить посылки с копчёной рыбой и икрой, очевидно, присланные Александре Васильевне из Магадана. Тесть по-прежнему, как и до «сватовства», присылал нам порой то пятьдесят, то сто рублей на подарки дочери и внучке. Однако, через какое-то время ситуация несколько изменилась. На наши вопросы тесть отвечал односложно, что всё нормально, но мы по его голосу чувствовали, что это не совсем так. А через какое-то время мы узнали, что Александра Васильевна собрала свои вещички и уехала назад к себе в Магадан. Подробности расставания мы узнали от соседки, так как тесть был не многословен и только сказал привычную в таких ситуациях фразу, что «не сошлись характерами». Оказывается, через некоторое время после начала их совместной жизни «невеста» стала роптать, мол, зачем постоянно посылать дочке посылки, а, тем более, деньги. Мол, мы ещё сами с тобой молодые, надо пожить для себя. Короче, слово за слово, произошла размолвка, после которой, от удара тестя кулаком по столу, кастрюля, со сваренным им накануне борщом, полетела под потолок, а все чемоданы магаданской дивы были выставлены за дверь. Александра Васильевна вызвала милицию и когда наряд приехал, мой тесть лежал на диване и смотрел телевизор. На вопрос милиционера почему он выгоняет жену из дому, тесть ответил, что никакой жены у него нет, кроме него здесь никто не прописан и все остальные здесь посторонние. Милиционеры проверили паспорта и попросили посторонних покинуть квартиру. Несостоявшаяся невеста перешла жить к соседке, которой подарила золотые часы, а когда та пришла к тестю поговорить, с попыткой помирить «молодых», то увидела, что хрустальная люстра вырвана с потолка, как говорится, «с мясом» и тоже покоится у входной двери на лестнице. На вопрос соседки, что случилось, тесть ответил, что он «детей своих за рыбу и икру никогда не продавал и продавать не собирается», после чего закрыл за соседкой дверь. На этом сватовство с магаданской невестой было закончено и больше мой тесть до конца своей жизни так и не женился.
ГЛАВНАЯ РЕДАКЦИЯ ИНФОРМАЦИИ
Людмилу переводят в Главную редакцию Информации. Она не хочет переходить, так как считает, что её отправляют туда за многократные больничные по причине болезни дочки. Разумеется, она хотела бы оставаться в привычном для себя коллективе, в редакции Пропаганды, где она уже со многими подружилась и где иногда можно было делать хорошие творческие программы об искусстве, литературе, поэзии. А что такое Редакция Информации в восьмидесятые годы – новости, политические комментарии, вести с заводов, фабрик и полей, интервью с передовиками, репортажи о награждении друг другом вождей и т.д.
Пытаюсь помочь Людмиле остаться в прежней редакции. Через своего хорошего знакомого, Председателя Белорусского Отделения Всесоюзного объединения эстрадных драматургов, директора ТЮЗа Артура Вольского (сына классика белорусской литературы Виталия Вольского – прим. ред.) попадаю на приём к Зам. Председателя Белгостелерадио Чанину. Тот внимательно выслушивает мои аргументы по поводу режима работы и расписания Главной Редакции Информации, о наличии у нас маленького ребёнка, о нетворческой стороне редакции новостей, о незнании Людой белорусского языка и т.д. и т.п., и выдаёт примерно такой ответ:
– Мне кажется, что вы и моя уважаемая сотрудница, ваша супруга, не совсем правильно понимаете её направление на новое место работы, или ей что-то неправильно объяснили. Это никакая не ссылка, а перевод добросовестного и опытного работника на более важный и ответственный участок работы. Я перед вашим визитом посмотрел её личное дело. Она у нас работает уже девять лет, все характеристики только положительные. И грамотность, и аккуратность в работе, и творческий подход к выпуску телепрограмм, и выдержка и реакция за пультом, да и всё остальное. (Под всем остальным я понял и её идеологическую выдержанность, членство в ВЛКСМ, преданность Партии и Правительству, и, разумеется, согласование Первого Отдела).
– Добавлю, – продолжал он, – что кроме каждодневных «Ранiц», «Беларускiх Панарам» и «Навiн», это и трансляции Праздничных парадов и демонстрации, и съезды КПБ, и сессии Верховного Совета, и заседания Совмина, в общем, все особо важные передачи нашего сегодняшнего телевидения. Так что, идите домой и поздравьте вашу супругу со столь высоким и ответственным назначением.
Ну, что мне было ему ответить. Я поблагодарил его за аудиенцию и хорошие слова в адрес моей жены, купил по дороге бутылку шампанского, пришёл домой и поздравил Люду с её «высоким и ответственным назначением».
Конечно, с расписанием новостей, начался «сумасшедший дом» с выполнением всяких домашних дел, с забиранием Юли из садика и с прочими вещами, но со временем я заметил, что Людмилу новая работа несколько захватила и она с удовольствием её выполняет.
Главным редактором редакции новостей был Александр Николаевич Душкевич, который, ранее, будучи партийным секретарём Белорусского Телевидения, в числе прочих ответственных партийных работников, принимал программы нашего КВН перед нашими отъездами в Москву. Он был инвалидом, то есть, без одной, кажется, правой руки, вроде бы в детстве в его руках разорвалась граната, найденная им с мальчишками где-то на пустыре сразу после войны. Но это не мешало ему прекрасно водить машину, писать и редактировать сценарии, печатать одной рукой на машинке. Он был очень грамотным толковым, вдумчивым и отзывчивым человеком, умел находить общий язык с подчинёнными, пользовался всеобщим уважением, чего нельзя было сказать о предыдущем парторге телевидения и политическом обозревателе Пинчуке, который волею случая оказался нашим соседом по многоквартирному дому, и который однажды в приватной беседе во дворе, спросил у Людмилы, что с ней не так, если она такая красивая и умная дивчина не нашла никого кроме жида. Я точно не знаю, что Люда ему на это ответила, но после этого и она и я с ним здороваться перестали, а вскоре он скончался от рака желудка, чем я, честно скажу, был несколько огорчён, так как обозревателем он был неплохим, и мне, порой, было даже интересно слушать его комментарии.
Кстати, о Главном редакторе Душкевиче, Люда рассказывала, как однажды она вошла к нему в кабинет подписать какую-то бумагу, а на письменном столе, несколько в стороне лежала его «рука», то есть, конечно, протез. Он несколько смутился и объяснил, что иногда даёт руке отдых, когда та очень устаёт от протеза.
А главным режиссёром редакции была женщина. Я с ней знаком не был, и фамилии её не знал, и однажды гуляя семьёй по парку, я вдруг услышал, как Люда шёпотом сообщает мне, что справа воробей. Я стал оглядываться по сторонам, ища в траве птичку, которая чем-то Люду так заинтересовала, и увидел, что к нам с правой стороны приближается моложавая симпатичная женщина средних лет, которая приветливо улыбается и очень галантно раскланивается. Мы тоже с ней приветливо поздоровались, после чего я узнал, что это и есть главный режиссёр редакции новостей по фамилии Воробей.
Проработала с Людой Воробей недолго. На её место пришёл новый Главреж Анатолий Иванович Молчанов, который знал своё дело и, кроме этого, обладал довольно сильным характером. Ему частенько приходилось во время «особо важных» передач проявлять выдержку и характер.
Так, Люда рассказывала, что во время одного из съездов компартии Белоруссии, который проходил в помещении оперного театра, режиссёры и осветители с ночи выставляли на сцене свет, прожектора, софиты и так далее, чтобы картинка была яркой и чёткой, однако, часа через два после начала заседания, к ним в передвижную аппаратную зашёл один из высших чинов КГБ и приказал выключить всё освещение президиума на сцене, так как многие члены ЦК, в основном, очень пожилые люди, изнемогают от жары и яркого освещения, направленного прямо на них. На что главреж Молчанов сказал, что он не может показывать высшее руководство Республики в темноте, словно в подвале, и дать осветителям указание отключить свет не может, так как завтра же его вызовут в эту же грозную контору и обвинят в том, что он порочит светлый облик руководителей партии и правительства. А когда генерал повысил голос и начал орать, Молчанов сказал, что может выполнить отключение только по указанию своего руководства в лице Председателя Гостелерадио СССР Александра Никифоровича Аксёнова, который, кстати, ранее был министром МВД Белоруссии, и попросил «высокого гостя» покинуть аппаратную и не мешать трансляции. Так съезд и закончился в лучах прожекторов и софитов, освещая ярким светом всех уже довольно немолодых руководителей партии и правительства, в изнеможении сидящих в президиуме и всех бодрых докладчиков, рапортующих с трибуны о величайших достижениях нашей советской действительности.
Вообще, конечно, работая на этих «особо важных», надо было иметь большую выдержку и стальные нервы.
Так во время одной из передач, где в студии в прямом эфире выступал Председатель Совмина Республики, вдруг пошёл брак, то ли по видио, так как какая-то камера сгорела, то ли из-за чего-то по звуку, и режиссёр программы Жанна Яковлевна Могилянская, уже в силу преклонного возраста, собиравшаяся на пенсию, очень растерялась, а от страха, (что завтра её скорей всего будут провожать не на пенсию, а на расстрел), у неё буквально, затряслись руки и она впала в стопор, и тогда второй, молодой режиссёр, Юрий Бреус, взял управление на себя и по всей аппаратной разнеслось:
– Мамаша, без паники, мамаша, сейчас всё поправим, сейчас будет всё хорошо!
Он моментально дал команду переключиться на другую камеру, на доли секунды дал заставку Дома Правительства и дальше всё пошло как надо, и никто, кроме, разумеется, самих телевизионщиков, ничего не заметил, и всё обошлось и без расстрелов и, даже без выговоров.
Особо надо сказать о первомайских и октябрьских демонстрациях и парадах. На эти мероприятия участвующим в телетрансляции выдавались специальные пропуска. В этот день Люда уходила на работу в 5 утра, так как по пути к заветной Центральной Площади или Площади Ленина, где на трибуне должны были стоять все высшие чины республики, ей надо было пройти 5-6 кордонов. Одному из лучших операторов телевидения, ведущему видео репортажи с парадов, Валере Булдыку до того надоело по сто раз предъявлять пропуск на каждом кордоне, что однажды он этот пропуск прицепил себе на лоб и так и предъявлял его милиции и спецслужбам, за что позже и получил нагоняй от начальства.
Передвижная Телевизионная Станция (или сокращённо ПТС), стоящая прямо возле трибун, запиралась на специальный, сверхмощный замок. Внутри находились режиссёр, два его ассистента, звукооператор и сотрудник спецслужб, постоянно маячащий за их спиной и следящий, чтобы они не выдали в эфир что-нибудь антисоветское или нецензурное. Как правило, трансляция после музыки и праздничных заставок начиналась с голоса режиссёра Центрального Телевидения из Москвы:
– Покажите Первого (Первого секретаря компартии Белоруссии).
Однажды Люда достала для нас с Юлей пропуск на трибуну на парад 9 Мая, откуда она показывала нас крупным планом, и после каждой колонны танков или бронетранспортёров на экране возникали наши с дочкой радостные физиономии. Люде так же довелось выдавать в эфир первый визит в Минск нового Генерального Секретаря ЦК КПСС. Она же транслировала и первые встречи на улицах города пьяных минчан с абсолютно трезвым Горбачёвым вместе с его «генеральным секретарём» Раисой Максимовной.
Поэтому, так уж получилось, что через телеэкран Люда, как бы, была приближена к власти, и когда у нас в доме, скажем, вдруг, без предупреждения, отключали горячую воду, все соседи шли к ней, и она садилась на телефон и доходила до горисполкома, до Совмина, до ЦК, и к концу дня воду в наш дом все-таки давали.
Говоря о телевидении тех лет, надо сказать, что оно во многом отличалось от сегодняшнего. Цензура была жесточайшая, все тексты должны были быть «залитованными», то есть, утверждёнными цензорами.
За каждое слово редакторы и ведущие несли персональную ответственность. Вспоминаю, какой скандал бывал у них на телевидении, когда, не дай Бог, кто-то посторонний появлялся в кадре.
Так однажды у Люды во время передачи, а это был живой эфир, кто-то из постановочного цеха прошёл с бутербродом за спиной диктора. Сколько было шуму и административных взысканий. Лишались прогрессивки, объявлялись выговоры, снимали с должности. Смотрю сейчас, как даже в программе «Время» во время работы диктора, за его спиной всё время кто-то ходит туда-сюда…
Ну, а оговорки ведущих программ вообще были чем-то из ряда вон выходящим. Помню, Люда рассказывала, что на пол года отстранили ведущего спортивных программ, по-моему, по фамилии Петропавловский, который, как я это сам видел, в прямом эфире сказал, что жалобу какой-то футбольной команды на необъективное судейство рассмотрит «Педерация Футбола СССР».
НОВАЯ КВАРТИРА
Наш дом, построенный в 1952 году, в 1985 решением Мингорисполкома был наконец признан нежилым и передан для размещения в нём своих служб «Метрострою». Нам с Людой и дочкой выделена двухкомнатная квартира площадью 34 квадратных метра, а благодаря моей работе, (а к этому времени я уж работаю в службе Райисполкома), мы получаем квартиру, практически, в центре города возле Проспекта Машерова. После наших 19 метров, это просто хоромы. К тому же большая кухня, две лоджии, комнаты смотрят на разные стороны, раздельные ванна и туалет, лифт, мусоропровод.
Но сначала надо было туда переехать. Дом ещё не был окончательно готов к заселению, но мы уже получили ключи, нам не терпелось въехать в новую квартиру и мы, решив начать процесс переезда, стали переносить мелкие вещи, благо, между старой и новой квартирой расстояние было не больше 700 метров. Помню, мы даже, кроме чемоданов, на руках переносили дверцы от стенного шкафа в прихожей. Что говорить, квартира была хорошая, я с помощью моих рабочих настелил во всей квартире паркет, наш родственник, работающий грузчиком в мебельном магазине, всего лишь за 25 рублей сверху, помог нам достать мягкую велюровую мебель, а потом «дал наводку», что в их магазин завтра завозят импортные югославские кухни из натурального дерева. Так Люда с шести утра заняла очередь в этот магазин и таки купила этот дефицитный мебельный гарнитур.
Конечно, для начала мы устроили новоселье, на которое пригласили родственников и друзей и наших новых соседей по лестничной клетке, молодую пару с ребёнком, мальчиком трёх лет по имени Максим. Соседка оказалась работником торговли, товароведом по специальности, в прошлом работник ЦК Комсомола, а в настоящее время Парторг Универмага «Беларусь». Погуляли хорошо, обмыли и в прямом и переносном смысле новую квартиру, для чего даже вылили на стены прихожей немного шампанского. Один из гостей всё порывался разбить о стену эту бутылку, но мы с Людой воспротивились.
Ну, что сказать, как говорится, живи и радуйся, что, собственно говоря, мы и делали, и прожили в этой светлой квартире счастливых и светлых ещё пять лет.
А пока мы только начали обживать нашу новую квартиру. Помню, на дворе зима. Ко мне пришёл в гости товарищ Лёня Дубов. Мы с ним написали какой-то номер для нашего завтрашнего выступления на концерте. А этим вечером У Лёни было назначено какое-то мероприятие, по-моему, они с супругой шли к кому-то из родственников на день рождения, и он очень торопился. Я успокоил его, что Люда давно просит меня сдать скопившиеся в кухне под столом пустые банки и бутылки, я пойду его провожать, благо пункт приёма стеклотары недалеко от нашего двора, наконец-то сдам стеклотару и дам ему на такси, чтобы он успел на своё мероприятие. Мы закончили, я загрузил, взятые на антресолях два больших холщовых мешка, подлежащей сдаче, стеклянной посудой и мы пошли. Как читатель знает, мы с Людой только недавно вселились в эту квартиру, и я ещё не знал всех подходов и выходов к дому. Я решил срезать угол и предложил Лёне пройти к остановке коротким путём, и пункт стеклотары окажется по пути. Мы поднялись на пригорок, но на самом его верху я вдруг поскользнулся и рухнул вниз со своими двумя мешками с банками и склянками. Раздался страшный грохот и звон битого стекла, я встал на ноги и заглянул в мешки. Это было поразительно, но там не осталось ни одной целой банки или бутылки. Я держал в руках обмякшие и пустые мешки, растерянно смотрел на порванные на коленке брюки, на Лёню, а он смотрел на меня. Потом на нас обоих напал жуткий смех. Наверное, это была довольно странная картина. Два взрослых молодых человека стоят под горой с пустыми мешками в руках и безостановочно смеются на всю округу. Когда мы, наконец, отсмеялись, то оба осознали крах, в буквальном смысле слова, своего плана по поводу такси. Денег у меня с собой не было, у него тоже, мы решили ко мне не возвращаться. Я, ковыляя, всё-таки проводил его до троллейбуса, а поскольку был час пик, то он только через полтора часа добрался домой, после чего ни на какое мероприятие они, конечно, уже не пошли.
Родной дядя моей мамы, то есть мой двоюродный дедушка уже довольно преклонного возраста решил навестить нас на новой квартире и, как гостинец, захватил с собой тарелку холодца, сваренную его супругой.
Подойдя к дому, он почувствовал недомогание и решил не подниматься на лифте на наш восьмой этаж, а увидев, входящего в подъезд мужчину, попросил передать пакет в 58 квартиру. Назавтра он позвонил и спросил меня, как нам понравился холодец, который он вчера передал. Я с удивлением ответил, что никакого холодца мы не получали.
– Как же так, – расстроился он, – я же попросил вашего соседа передать вам.
Я пошутил, что, наверное, сосед сам его съел и спросил, в какую квартиру он передал гостинец.
– Ну, как же так, в вашу, в 58.
Тут я понял, что произошло недоразумение, дядя немного ошибся, так как жили мы в 48.
Я повесил трубку и поднялся на два этажа выше, позвонил в 58. За дверью послышался женский голос:
– Кто там?
Я сказал, что сосед снизу. Наступила пауза, из чего я понял, что меня разглядывают в глазок и, очевидно, всё-таки признав во мне уже знакомое лицо, дверь отворили. На пороге стояла женщина лет сорока пяти и настороженно смотрела на меня. Мне не предложили войти, поэтому я прямо с порога начал объяснять причину своего визита, сказав, что наш старенький дедушка ошибся квартирами, и передал тарелку, предназначенного нам гостинца, им. Далее я сказал, что пришёл не за куском дедушкиного холодца или пустой тарелкой, а, просто, хотел по-соседски выяснить недоразумение и извиниться за дедушкину оплошность. Женщина всё ещё смотрела на меня настороженными, ничего не понимающими глазами, а потом вдруг всплеснула руками, радостно заголосила и пригласила меня пройти в дом. Оказалось, что её муж работает инспектором в дежурной части тюрьмы на улице Володарского, а там, как известно, контингент бывает разный и ситуации бывают неординарными, после которых заключённые грозят обслуживающему персоналу, «откинувшись», то есть, освободившись после заключения, обязательно отомстить. И когда сосед позвонил в дверь и передал им от незнакомого дяденьки тарелку холодца, которое они ни от кого вовсе не ждали, то они решили, что их хотят отравить, муж отнёс тарелку в службу внутренней безопасности, где её отправили в лабораторию для анализа, по повестке вызвали передавшего «отраву» соседа и три часа составляли с ним фоторобот моего дяди Макса, а им строго настрого приказали дверь никому из посторонних не открывать и при малейшей опасности вызывать милицейский наряд по 03. Они с мужем уже вторую ночь не спят, детей не пустили в школу, не ходят в магазин и ждут результата анализа из лаборатории МВД.
kackad.press 