Posted by Со дня рождения актрисы театра на языке идиш, покорившей сердца любителей сценического искусства в Старом и Новом свете, Любы Кадисон-Булофф исполнилось 115 лет.
Родилась Люба в Литве, в Ковно (нынешнем Каунасе), в семье Лейба Кадисона, театрального деятеля, одного из основателей театральной Виленской труппы, и его супруги Ханы. На роду у Любы было написано стать актрисой. Во время Первой мировой войны Кадисоны переехали в Вильно (нынешний Вильнюс). Репертуар местного еврейского театра включал произведения авторов, творивших на «мамэ-лошн» – С. Ан-ского, Шолом-Алейхема, Шолома Аша, И.Л. Переца, Осипа Дымова, а также спектакли по пьесам переведенных на идиш пьес русских, французских и других драматургов, в частности, Мольера, Ибсена, Максима Горького. Подрастая в семейной творческой атмосфере, Люба начала выходить на сцену уже с детства, правда, вначале играла роли мальчиков-подростков, и надо сказать, весьма удачно. Понятно было: девочка талантлива и ее ждет в искусстве большое будущее.
Виленская труппа («Вильнер трупе») сыграла большую роль в истории еврейского (идиш) театра. С нею Люба Кадисон побывала в расположенных сравнительно недалеко от Вильно еврейских культурных центрах – в родном Ковно, в Белостоке и Гродно. Успешные выступления подвигли артистов на расширение географии гастрольных поездок. Театр отправился в Варшаву, где его выступления получили лестные отзывы в прессе. В 1922 году театр триумфально гастролировал в Вене и в южной Германии – Любу зрители награждали овациями – она выступала в главной роли в спектакле «Диббук» по пьесе С. Ан-ского. Громкий успех спектакля в варшавском театре «Элизиум» способствовал тому, что спектакль этот вошел в классику сценических постановок на «мамэ-лошн». Театральными критиками отмечался и литовский идиш, на котором говорили актеры Виленской труппы – он воспринимался, как «правильный» – на фоне смеси диалектов, которую можно было услышать в ту пору на театральных сценах в разных регионах с компактным еврейским населением.
Новую страницу в своей биографии Виленская труппа открыла, отправившись на длительные гастроли в Румынию – в Бухарест и Яссы (город этот принято считать местом рождения еврейского профессионального театра). Творчество актеров из Вильно быстро вышло за рамки национального театра, и неспроста в ежедневной бухарестской газете «Adevаrul» от 23 августа 1924 года указывалось: «Такую демонстрацию артистизма, пусть даже на языке, которым владеет лишь некоторая часть нашего населения, должны увидеть все». В состав труппы входили тогда актрисы Люба Кадисон, Хелена Готлиб и Мириам Орлеска, актеры Иосеф (Иосель) Булов, Якоб Вайслиц, Бенджамин Эренкранц, Иосиф (Джозеф) Камен. Спонсорскую и организационную помощь оказывал гастролирующему театру Авраам Лейб Зиссу – писатель, эссеист и предприниматель, придерживавшийся сионистских убеждений. Забегая вперед, сообщим: упомянутая Мириам Орлеска и ее муж – Мордехай Мазо, который, вместе с отцом Любы Кадисон, стоявшего у истоков Виленской труппы, погибли в 1943 году в Польше от рук немецких нацистов.
Гастрольные выступления труппы, начавшиеся блистательно, далее по ряду причин проходили не ровно, со спадами. Чтобы поддержать актеров – и морально, и финансово, местные евреи и присоединившиеся к ним не евреи, создали в ноябре 1924 года ассоциацию «Amicii teatrului evreiesc» («Друзья еврейского театра»). Сохранились свидетельства тому, что деятели румынской культуры приглашали еврейских артистов на свои посиделки, а румыны – уроженцы страны распевали песни из еврейских спектаклей за бокалом вина. Лучшего и не пожелаешь. Трагические для румынского еврейства времена тогда еще не наступили.
Во время этих гастролей Люба Кадисон вышла замуж за коллегу по театру – уроженца Вильно – Иосифа Булова, с которым прожила в браке ни много, ни мало 60 лет. К сезону 1925-26 года труппа была существенно обновлена и по составу, и в плане репертуара, но нужно было смотреть вперед и думать о будущем. И тут Иосиф и Люба получили приглашение из Нью-Йорка от Мориса Шварца, актера, режиссера, сценариста и продюсера, основавшего за океаном Художественный театр, где спектакли игрались на идише. И Булов с Кадисон отправились в Соединенные Штаты. Там супруг Любы сразу превратился в Джозефа Булоффа. Начав работать со Шварцем, супруги в то же время предприняли попытку добиться в Нью-Йорке творческой независимости, возродив на американской почве Виленскую труппу. Но усилия эти не оправдались. Начинать с «нуля» тяжело в своей стране, а что уж говорить о чужой? Актеры подобрались хорошие. Кстати говоря, в Город большого яблока приехал и отец Любы – Лейб. По воспоминаниям супругов, энтузиасты взяли в аренду запущенное помещение театра на 149-й улице в Бронксе, привели его в порядок и, проведя репетиции, дали несколько спектаклей, заслужив лестную оценку со стороны Шварца, а он был довольно скуп на похвалу. Критик литературного еженедельника «Fraye Arbeter Shtime» («Свободный голос народа») писал: «Каждый, кто хочет насладиться еврейским театром, должен побывать (по указанному нами адресу) в Бронксе». «Но неприятности, – говорится в воспоминаниях Кадисон и Булоффа, – буквально преследовали труппу. – Мы не могли, – объясняют они, – платить рабочим сцены – членам профсоюза – установленную этим союзом зарплату, а попытка привлечь не состоящих в профсоюзе рабочих – вызвала яростное сопротивление с его стороны: во время представлений на сцену летели емкости, начиненные дурно пахнувшей смесью. Мы открывали двери, проветривали театр и продолжали играть, но это не могло не влиять и на нас, и на публику. Отчасти, из-за этих проблем, а еще из-за того, что театр был расположен в «нетеатральном» районе, сборы от спектаклей были низкими». «Джозеф и я, – дополняет Люба, – зарабатывали лишь по $15 в неделю – за непосильный и изнуряющий труд. К концу сезона мы прекратили все попытки возродить Виленскую труппу в Нью-Йорке». К тому же, истекал срок действия рабочей визы, выданной Любе и ее мужу, а выступления в театре Мориса Шварца были эпизодическими. Хлопотать о продлении своего пребывания в США супруги не видели смысла, да и другие актеры, потерявшие надежду продолжить лучшие традиции, заложенные в Европе, стали паковать чемоданы – с намерением вернуться туда, откуда приехали.
Нью-Йорк Люба Кадисон и Джозеф Булофф покидали с тяжелым сердцем, ибо понимали: где еще, как ни в Америке, с ее масштабами, и с очень внушительным еврейским населением, можно в полной мере реализовать свои творческие замыслы?!
Джозеф и Люба, а также родители Любы снова оказались в Румынии, и с ними – еще несколько актеров из прежнего состава, к которым присоединились артисты, приглашенные для выступлений из Варшавы. Румынские театралы по этим гастролерам успели соскучиться, назвав начавшиеся, после довольно длительного перерыва, выступления «возвращением Виленской труппы». В числе других спектаклей, показан был «Самсон и Далила» С.Ланге, и, как бы на «бис» – «Диббук». Публика буквально ломилась на спектакли, а в местной прессе за 10 дней появилось более 20 одобрительных рецензий – больше, чем за все время выступлений группы актеров, и в их числе, Кадисон и Булоффа, в Нью-Йорке. Гастрольные спектакли показаны были в Бухаресте, Яссах и Черновцах (он находился тогда в территориальных пределах Румынии), причем третью часть зрителей, как минимум, составляли не евреи. В то же время, еврейские артисты понимали: оказанный им теплый прием – это, конечно, прекрасно, но они здесь в гостях, а гости в доме – радость для хозяев, только если гости не засиживаются слишком долго.
«Второе пришествие» Булоффа и Кадисон в Нью-Йорк оказалось тоже непростым. По пути супруги сделали короткую остановку в Берлине. По наблюдениям Любы и Джозефа, публика, посещающая еврейские театры за океаном, заметно постарела, а из молодого поколения интерес к постановкам проявили лишь немногие. К тому же, театральный мир Америки в немалой степени затронула Великая депрессия, с небывало возросшим уровнем безработицы. «Всего несколько лет назад, – писали супруги друзьям в Румынию, – на Бродвее было более 80 театров, сейчас их осталось менее половины и, за несколькими исключениями, дела там идут плохо. Похоже, что еврейский театр постепенно угасает». Работа у Булоффа и Кадисон, все-таки, была, но ее постоянно не хватало. И тут у них появилась возможность отправиться на гастроли в Аргентину, где обосновалась немалочисленная и процветавшая в 1930-е годы еврейская община. Во многих семьях идиш передался детям, родившимся уже в этой стране, поэтому новое поколение – дети иммигрантов – впитали «мамэ-лошн», что называется, с материнским молоком. Да, идиш в аргентинской столице был в ходу, в чем Люба и Джозеф убедились довольно быстро, приехав выступать туда по контракту. Причем, в качестве приглашенных артистов. Иными словами, они играли заглавные роли в спектаклях с участием местных актеров – к примеру, в постановках «Певца своей печали» по пьесе Осипа Дымова и в «Диббуке» Ан-ского. Отзывы местных критиков (не говоря уже о зрителях) были восторженными.
Возвратившись из гостеприимной Аргентины (куда они потом эпизодически еще возвращались), Булофф и Кадисон заключили контракт на участие в спектакле «Старая сказка» («A Meisseh Fun Amol») Переца Хиршбейна. Но постановка эта успеха не принесла – произведение было слишком серьезным для публики, приходящей в театр развлечься. А потом Любе предложена была роль служанки-цыганки в мюзикле замечательного композитора Александра Ольшанецкого «Шарманщик». «Я сначала колебалась, так как никогда не участвовала в мюзиклах, но согласилась почитать роль, – рассказывала Люба Кадисон по прошествии десятилетий. – Увидев заложенные в сценарии возможности и то, что по ходу действия у меня будет сольная песня, я приняла предложение. Но предлагавшаяся песенка показалась мне весьма банальной, «проходной». Она не добавляла ровным счетом ничего нового к характеру героини, и не способствовала развитию сюжета. Я рассказала, какой она видится лично мне, поговорив с Ольшанецким и с автором либретто поэтом Хаимом Таубером. Мне представлялась такая картина: героиня читает по картам свою судьбу, предвидит измену близкого человека, сетует на свою горькую долю, но, тем не менее, желает счастья возлюбленному. Оба – и Ольшанецкий, и Таубер прониклись моей идеей, и в результате, появилась песня «Я так тебя люблю» («Ich Hob Dich Tsufil Lieb»), ставшая бесспорным хитом»:
«Я так тебя люблю,
что зла не помяну,
я всё перетерплю,
прощу твою вину.
Я так тебя люблю,
что чувствую сама,
как я схожу с ума,
с ума,
но я люблю».
С «Шарманщиком» Люба совершила тур по США и Канаде. В течение семи лет она периодически играла в спектаклях театра Мориса Шварца, в частности – в постановке «Братьев Ашкенази» по роману Исроэла-Иешуа Зингера, где Кадисон выступала в роли Дины, несчастной жены старшего из братьев – Мейера (его роль исполнял сам Шварц). В 1938 году Морис привез эту постановку в Лондон и Париж. В Европе ощущалось уже приближение большой войны, и выступления там театра на идиш прошли в особой атмосфере – предгрозья. В 1940 Люба играла в «Трех лилиях» по произведению Шолома Аша.
В 1949 Булофф и Кадисон исполнили главные роли в спектакле на идиш «Смерть коммивояжера» А.Миллера. В послевоенные годы Люба Кадисон проявила себя и как переводчица-сценаристка. Вместе с драматургом Сильвией Риган, Люба осуществила перевод на английский язык и создала новую театральную версию «Голема» Лейвика Гальперна. Она послужила основой либретто одноименной оперы Абрама (Эйба) Эльштейна, поставленной на сцене «The New York City Opera». Но куда важнее для Любы был перевод на идиш «Дневника Анны Франк». В поставленном по «Дневнику» спектакле Джозефа Булоффа, замечательно играла сама Люба. Спектакль этот с огромным успехом был показан в Израиле. У Булоффа Люба Кадисон выполняла функции помощника режиссера-постановщика. Джозеф (как, впрочем, и Люба) немало работал на англоязычной сцене, но всегда помнил, что он – еврейский актер и режиссер. «Я делаю деньги на спектаклях, предназначенных для публики, говорящей по-английски, – признавался Булофф, – а потом трачу их на еврейский театр». Супруги еще не раз выезжали в страны Европы и Южной Америки, а Джозеф в качестве актера снялся в нескольких фильмах, заявив о себе в американском кинематографе. Люба Кадисон, что весьма примечательно, сыграла на идиш Анну Каренину – по роману Льва Толстого и Соню Мармеладову – героиню «Преступления и наказания» Федора Достоевского.
Джозеф Булофф скончался в Нью-Йорке 27 февраля 1985 года. На 30-й день после его смерти, специальное собрание в память о нем состоялось в «The Clurman Theаtre». Театр был полон, многие стояли в проходах. Во время траурной церемонии по залу пробежал ветерок, и висевший на сцене портрет Булоффа зашевелился. Собравшиеся замерли. На следующий день критик Ирвинг Хоув написал в «Нью-Йорк Таймс»: «Джо и на этот раз переиграл всех нас». Ранее, совместно с мужем, Люба написала книгу воспоминаний «On Stage, оff Stage» («На сцене, вне сцены»). Хотя в ней содержится множество субъективных суждений и оценочных позиций, книга эта не только интересна, но и, безусловно, представляет немалую ценность. Эти мемуары в 1994 году были удостоены в США национальной премии «The National Book Award». Люба и ее супруг стали, по сути, последними из Могикан театра на идиш, в том качестве, в котором он существовал в их время.
Люба Кадисон была женщиной весьма привлекательной. Ее портреты писали Макс Бонд и Арбит Блатас, а Хаим Гросс создал скульптурное изображение актрисы. Любы не стало 4 мая 2006 года, она совсем немного не дожила до 100-го юбилея, значительно пережив всех актеров и режиссеров Виленской труппы. В 1984 году на «Аллее Звезд еврейского театра» на Манхэттене появилась совместная звезда Джозефа Булоффа и Любы Кадисон.
kackad.press 