Posted by (Продолжение. Начало в #622)
Прямо с вокзала мы приехали в квартиру родителей, забрали кое-что из оставленных для нас вещей. Я нашёл в шкафу папину рубашку, которую он носил перед самым отъездом и которая, как мне показалось, ещё сохраняла его тепло и запахи его тела. Я держал в руках эту рубашку и слёзы опять подступили к горлу.
Потом я содрал на память по кусочку обоев со стен в комнатах, мы закрыли квартиру и ни слова не говоря друг другу, поехали домой. Дома, я залез в ванну, немного в ней отлежался, но мыться не смог, всё тело сковала какая-то апатия, я не мог двинуть ни рукой, ни ногой, так что Люда помогла мне помыться. Есть совсем не хотелось, я выпил рюмку водки и заснул.
Утром проснулся рано, ощутил на душе какое-то опустошение и печаль и констатировал для себя, что с этим ощущением мне придётся теперь жить до конца моей жизни.
Через какое-то время пришла телеграмма от брата из Рима:
– Всё в порядке, Буффало, – из которой я понял, что родители жены и её брат поехали в Миннеаполис, а мой брат с женой и ребёнком и нашими родителями поехали к старшему брату в Баффало.
Однако, как я узнал позже, через некоторое время жена брата, побродив по офисам и нигде в Баффало не найдя работы, (а может быть, и не очень-то стараясь её найти), взяла их двухмесячную дочку, и улетела к своим в Миннеаполис. После чего мой брат Миша последовал вслед за ней, оставив на попечение нашего старшего брата маму и тяжело больного отца. Так что все тяготы и проблемы, связанные с возрастом родителей и болезнью отца легли, в основном, на плечи старшего брата.
Должен честно сказать, что я предполагал и, конечно, несколько опасался, что после отъезда всех моих самых близких родных за границу, меня вызовут на партийное собрание, заставят «покаяться», может быть, даже отказаться от них, как это бывало с кем-то из знакомых, или, вообще, исключат из партии и внутренне был к этому готов, о чём даже говорил с супругой. Но меня, работающего в РСУ инженерно-техническим работником низшего звена, то есть, мастером, а не тружеником идеологического фронта или носителя каких-нибудь секретов, никто никуда не вызывал и ни о чём не спрашивал. И только позже, когда меня назначали на должность Начальника Производственного Объединения района, я в автобиографии честно написал, что имею родственников за границей, но были уже другие времена, наступала Горбачёвская перестроечная эпоха. Позже я ещё расскажу о том, как на меня в своё время была написана анонимка в Комитет Партийного Контроля, где, кроме всего прочего, мне в вину вменялось, что я утаил от партии наличие родственников за границей, и во время проверки и директор Объединения, и парторг сообщили проверяющей комиссии об осведомлённости в этом вопросе именно с моих слов и документов в личном деле, и меня оставили в покое.
МОЯ АГИТБРИГАДА БПИ
Всё это время, параллельно с работой в РСУ, я занимался и агитбригадой БПИ, то есть, практически, работал на двух работах. И занимался я этим не только из-за денег, мне нравился творческий процесс, я пробовал себя в качестве сценариста, режиссёра и постановщика, мне нравилось работать с ребятами, студентами института, которые были лет на десять-двенадцать моложе меня, нравилось просто общаться с ними, иногда ездить в поездки для выступлений, а, главное, мне нравилось при завершении работы над программой видеть из зала плоды своего труда.
Чтобы у читателя было некоторое представление, чем же я там занимался, попробую вкратце коснуться этого аспекта моей деятельности. Так я написал один из сценариев программы, или, если хотите, спектакля, под названием: «Будьте добры». Я уже и не помню, каких авторов стихи и песни я использовал для сценария, уж очень много времени с тех пор прошло, и я не буду здесь приводить многочисленные серьёзные и смешные сценки и монологи из неё, которые я писал сам, а только скажу, что лейтмотивом спектакля были строчки:
Каким бы ни был занят делом,
Чужой беды не обходи.
Сегодня ты добра не сделал,
А завтра сам Добра не жди!
Программу эту принимали всегда очень хорошо и тепло. И я думаю, это было лучшее, что я сделал в этом жанре и как автор сценария и как постановщик и режиссёр программы, с которой мы получили звание Народного коллектива.
К слову сказать, ставка моя увеличилась до 140 рублей, что было лишь чуть меньше моей зарплаты по основному месту работы. Коллектив с этой программой выступал в Белоруссии, в Москве, в Карелии, на Украине, в Астраханской, Калининградской и других областях РФСР.
Да, может быть, всё это было несколько прямолинейно, может быть даже немного наивно, но, поверьте, было при этом очень искренне, как с моей стороны, так и со стороны ребят, участвующих в этой программе.
Потом было ещё много других программ. И «В ногу со временем» и «Мы все зависим друг от друга», и «Подражание Театру» и ряд других.
Интересно, что в мае 1985 года к 40-летию Победы как режиссер и сценарист цикла программ агитбригады БПИ я был награжден специальным дипломом Союза писателей СССР за пропаганду произведений советской драматургии (да, именно так, хотя почти все программы писал я сам, правда, используя порой и произведения других писателей и поэтов). А в 1987 году коллективу было присуждено звание лауреата и диплом 1-й степени Всесоюзного фестиваля народного творчества, посвященного (теперь, наверное, у читателя это вызовет улыбку) 70-летию Октябрьской революции.
Разумеется, сейчас я понимаю, что для сегодняшнего времени все это действительно звучит смешно и наивно, но тогда мы все это воспринимали совсем по-другому. Немного смущались, немного гордились и очень радовались, потому что к каждой из этих наград, как правило, материальной добавкой шла денежная премия, которую мы иногда делили на всех, но чаще тратили на совместное застолье, капустники и интересные поездки.
Ещё одна памятная для меня страничка, связанная с агитбригадой: в феврале 1982 года в Америке умер мой папа и единственной организацией, опубликовавший соболезнование мне в газете «Вечерний Минск» был Областной Дом художественной самодеятельности, за которым, безусловно стояла моя «крёстная мама» в этой сфере, Завотделом республиканского Дома народного творчества всё та же Дина Михайловна Ярыго. После этого её вызывали в Первый отдел и устроили нагоняй за «некролог» в газете Горкома Партии, посвящённый «сбежавшему с Родины» Менделю Ламу. Но этим нагоняем дело и ограничилось и она, как высокого уровня профессионал в своём деле, всё-таки доработала на своём месте до самой пенсии. Но дело не только в этом «некрологе». Кроме этого, я благодарен ей за то, что она всегда верила в меня, помогала и словом, и делом и осталась моим добрым другом на долгие годы. Дины Михайловны уже, к сожалению, нет на этом свете, и она уже, увы, не прочтёт этих строк, но я всегда буду благодарен ей за тот, единственный в своём роде, смелый гражданский поступок, за акт сострадания и моральной поддержки в ту тяжёлую для меня минуту, за её любовь к своему делу, за помощь, которую она всегда оказывала своим соратникам по художественному, пусть и самодеятельному творчеству, по нелёгкому и скользкому в ту пору жанру агитбригад, и за ту теплоту и светлую радость, которую она за время общения навсегда оставила в моей душе.
Сегодня многие мои воспитанники стали довольно известными людьми в Беларуси и даже за ее пределами. Это Игорь Лотенков, Александр Камай, Леонид Волк. C многими ребятами я даже за океаном сохранил теплые дружеские связи. Это Сергей Лившиц, Марина Павлова, Саша Камай, Лидия Жбанкова, Софья Савелова, Инна Лихтарович, Лариса Соймина, Борис Вогман, Людмила Щурко, Олег Годин, Саша Миско, Саша Недвецкий, поэт Григорий Морговский и многие другие.
Не хотелось бы быть нескромным, но я позволю себе процитировать кое-что из нашей с ними переписки. Скажем, совсем недавно я вдруг получил неожиданный подарок к своему дню рождения. Бывший участник нашего коллектива Игорь Волкобрун прислал мне по «Одноклассникам» следующее послание:
– Здравствуйте, дорогой Семен Менделевич! Да, это я (тот самый Бруня, который доставил Вам столько хлопот лет сорок назад). Я сейчас живу под Москвой, работаю в столице. Женат, сыну 22 года. Очень рад, что нашел контакт с Вами. Потому что Вы оказали огромное влияние на мое формирование как человека. Благодарен, что в таком сложном возрасте на моем пути появились именно Вы.
С огромным приветом, Бруня.
Честно говоря, я и не помню, какие особые хлопоты мне доставлял Игорь Волкобрун, помню только, что он был очень способным, самобытным, веселым и вдумчивым парнем.
Похожее, очень приятное для меня послание я получил и от своего воспитанника Вити Озерского:
– Уважаемый УЧИТЕЛЬ (выделение его)! Рад увидеть Вас снова, пусть и не вживую, а в социальных сетях. Пару слов о себе. После института я женился и уехал к жене в Ригу с одним чемоданом. Доработался до финансового директора ЦК комсомола Латвии. Потом ушел в бизнес. Сейчас у меня 20 магазинов обуви, 150 человек и т. д. Главное – все произошло ТОЛЬКО благодаря тому, чему Вы меня научили. Я понимаю, что во мне не было особенной харизмы, но я хорошо освоил хрестоматию, как себя вести на сцене. Реальная жизнь – это та же сцена, только каждый день меняются декорации. СПАСИБО!
Я, разумеется, был тронут и этим письмом и сразу же ответил Виктору:
– Витя, дорогой! Спасибо за письмо и за теплые слова в мой адрес. Скажу тебе честно, даже несмотря на то, что на одном из наших самых ответственных выступлений ты, вдруг, забыл свой текст и вспомнил только тот фрагмент, который должен был озвучить только через пятнадцать минут действия, из-за чего из спектакля выпала самая важная сцена «Как я ходил в разведку», все равно после таких твоих слов приходит на ум все то хорошее, что в жизни нашего коллектива, как и в моей жизни, ты все-таки сделал. Очень часто вспоминаю то время, всех вас и себя молодого. Даже шотландской шерсти шарф, который ты мне по блату достал через свою маму, работника торговли, и тот согревает меня до сих пор на холодном зимнем нью-йоркском ветру. Очень рад, что у тебя все так хорошо сложилось, рад твоим успехам в бизнесе. 20 магазинов – это очень много (скажу по секрету, у меня и одного нет). Я ведь еще тогда заметил, что ты любишь красивую обувь. Напиши, как у тебя сложилась личная жизнь, занимаешься ли какими-то творческими делами, общаешься ли с нашими бывшими «Волкобрунами». Сердечно обнимаю. Твой С.М.».
Ну, что тут сказать, может быть, и несколько нескромно приводить эти выдержки из писем, но мне хотелось показать, какой яркий и трогательный след оставил агиттеатр в нашей жизни. С ним связаны многие тёплые и дорогие моему сердцу воспоминания.
ТВОРЧЕСТВО
Меня спрашивают, почему, когда мои близкие уехали в США, я задержался на 10 лет? Наверное, главная причина была в неуемной жажде творчества. И это был не только агиттеатр.
Где-то с 1976 года совместно с моими друзьями и соавторами, Женей Слуцким, Леонидом Дубовым, а позже и Александром Эпштейном, под псевдонимом «Троекумов» мы начинаем довольно плодотворно работать в качестве авторов монологов, скетчей, интермедий, куплетов, юморесок, пародий и эстрадных программ для артистов разговорного жанра Белгосфилармонии – Николая Шишкина, Вениамина Туниса, Заслуженной артистки БССР Анны Рыжковой, Александра Кондратьева, Евгения Ширяева, Людмилы Недобельской, Лидии Котлярской-Мулявиной, для конферансье ансамбля «Сябры» Бориса Блиндера, для актёра разговорного жанра Саратовской Филармонии Льва Горелика и, конечно, для Виктора Григорьевича Синайского…
Хотелось бы отметить, что именно он, артист разговорного жанра Белорусской эстрады Виктор Синайский стал нашим первым и главным советчиком и «учителем» в этом очень специфичном, очень нелегком литературном жанре – эстрадной драматургии, был, как правило, первым исполнителем всех наших монологов, куплетов и пародий, а потом уже на многие годы тоже стал нашим добрым товарищем. Огромное спасибо ему за это.
Надо сказать, что в начале 1970-х Виктор Синайский пользовался огромной популярностью. Помимо конферанса он выступал еще и как пародист в образах Зыкиной, Пьехи, Шульженко, Лещенко и многих других. Теперь в жанре музыкальных пародий работают очень многие, но тогда это было в новинку.
Надо добавить, что в то время каждое слово конферансье было под прицелом и проходило строжайшую цензуру. Например, Николай Шишкин однажды самовольно вставил в концерт фельетон, заранее не согласовав с начальством и цензором. Был страшный скандал. Так что и нам и Синайскому надо было работать так, чтобы, цензура, как говорится, не подкопалась.
К слову, анекдот:
«Приходит в филармонию начинающий композитор, предлагает своё новое произведение, а название его сказать стесняется.
Цензор говорит:
– Да вы не стесняйтесь, говорите смело. Если что-то не так, мы всё поправим.
Тот, слегка покраснев, отвечает:
– Мелодия получилась уж очень залихватская. Я назвал его «Эх, … твою мать».
Цензор подумал и говорит:
– А что, неплохо, но вот это «эх» нужно убрать, уж больно цыганщину напоминает».
А в1980 году к Олимпийским играм в Москве нами вместе с моими соавторами был написан для Виктора Синайского эстрадный номер «Олимпийские пародии». Их было несколько, но я приведу только три:
«Лев Лещенко:
Если мой узнать хотите вклад
В наши олимпийские награды,
Вспомните, кто много лет подряд
Гостем был на всех Олимпиадах.
Очень вырос в творчестве своем –
Сам не знаю, в спорте или в пеньи,
И меня считает соловьем
Наша Олимпийская деревня.
Москонцерт повысил мне оклад,
Стал эстрадной сборной ветераном,
И как главный гость Олимпиад
Стал поющим Левой-талисманом…
Эдита Пьеха:
Об Олимпиаде всюду говорят,
В подготовку я внесла свой скромный вклад –
Чтобы краше был открытия парад,
Новый шью к Олимпиаде я наряд…
Тренируюсь на эстраде круглый год
И могла бы побежать за поворот,
Я б могла рвануть на 1500,
Только шнур от микрофона не дает…
Леонид Утёсов:
Мы в гости ждем все страны,
Как ждут гостей желанных,
Им Мишка Олимпийский
Свою улыбку шлет.
Но там за океаном
Другие строят планы –
Хотят политиканы
Устроить нам бойкот.
Зря господа имеют виды
Бойкотом Мишку запугать,
Мы не дадим его в обиду,
Сумеем мы всегда ему сказать:
Ты Олимпиец, Мишка,
А это значит,
Что не страшны тебе угрозы и бойкот.
Ты громче смейся, Мишка,
Пусть Картер плачет,
Когда на финише с дистанции сойдет…»
Как читатель понял, Америка в то время была накануне президентских выборов, и, так уж получилось, что наша пародия оказалась пророческой – через пару месяцев президент Картер проиграл выборы и, как мы и предсказывали, «сошел» с политической дистанции. На смену ему пришел Рейган и своей политикой похоронил СССР.
Конечно, именно эта пародия была несколько спекулятивной, но уж очень много административных преград было на пути нашего творчества, а этот номер в Министерстве культуры был принят «на ура» и намного облегчил нам продвижение нескольких последующих программ.
В октябре 1982 к концерту-чествованию футбольной команды «Динамо-Минск», ставшей чемпионом Советского Союза, нами был создан приветственный монолог «Команда молодости нашей…» опять же для Виктора Синайского, где были такие строки:
«Что такое для нас, болельщиков, футбол? Да почти все! Увлечение, любовь, хобби, работа, семья, друзья, дети!
Наши выиграли – все здорово! Производительность растет, в семье праздник, день солнечный, жена любимая, дети способные, друзья – настоящие…
Для футбола нет плохой погоды,
Каждая погода – благодать.
В дождь и в снег, в любое время года
Надо выходить и забивать»…
А в марте 1983 года мы как авторы соприкоснулись с миром цирковых иллюзий, фокусов, трюков и аттракционов. Наступало 8 марта, и в Белгосфилармонии готовился большой правительственный концерт с участием гастролировавшего тогда в Минске известного иллюзиониста Эмиля Кио, сына основателя этой династии Эмиля Теодоровича Кио, (настоящая фамилия Гиршфельд) и брата тоже известного иллюзиониста, бывшего мужа Галины Брежневой, Игоря Кио.
Разумеется, Игорю Эмильевичу нужен был конферанс для превращения своих цирковых номеров в концертные, да еще, как говорится, «привязанный» к женскому празднику. Встретились мы с ним в гостинице Госцирка, кстати, как раз в той гостинице, в которой когда-то я покупал «клоунский» шкаф. Кио познакомил нас со своей супругой, Иолантой, представительницей известной цирковой династии Ольховиковых, тоже участвующей в его аттракционе с дрессированными голубями, молодой, приятной женщиной. Он в разговоре, кстати, поведал нам, что её первым мужем был его родной брат, Игорь. Приятным сюрпризом для нас стало, что Эмиль Эмильевич по образованию наш коллега – инженер-строитель, что помогло ему, кстати создать многие трюки в его собственном аттракционе, в частности, им была рассчитана и разработана так называемая, “волшебная веревка”, когда гимнаст исполняет свои трюки на вертикально стоящем незакрепленном канате. Из отцовского арсенала он демонстрировал номер со “сжиганием” женщины. Среди известных номеров его были – “распиливание” двух женщин и обмен их “тел” местами, появление на пустом столе сразу восьми девушек, а также “неисчерпаемая машина”, когда из малютки “Запорожца” первой модели постепенно появлялись аж 18 человек.
Надо сказать, что нам пришлось изрядно поломать головы, придумывая для него, кроме реприз о женщинах, еще и то, как в условиях концертной сцены филармонии при отсутствии специальных потайных люков и других цирковых приспособлений, юную красавицу «превратить» в тигра или, скажем, спрятать «распиленную» часть ассистентки от глаз концертного зрителя. Я помню, как при обсуждении будущего литературного материала, лично я задавал наивные вопросы, совершенно забывая, что, скажем, выходящая из противоположной стороны сцены, девушка, его ассистентка, это совсем не та, которую он секунду назад упаковал в ящик или сжёг, а её родная сестра-близнец…
По моему, с этой задачей мы все-таки справились, зал смеялся над нашими шутками о женщинах, превращающихся иногда в тигриц и наоборот, о жёнах, которые, в отличие от Кио, сами пилят мужей круглый год и о прекрасных принцессах, которые сразу после замужества, будто по мановению волшебной палочки иллюзиониста превращаются в Бабу-Ягу, да и над многими другими… А у меня остался на память автограф иллюзиониста, написанный им на тексте «нашего» его номера.
В декабре 1984 года мы впервые написали сценарий новогоднего представления для главной елки республики в минском Дворце спорта «Новогодняя эстафета зажигает огни». Для меня это была самая волнительная елка в моей жизни как, впрочем, и для моей восьмилетней дочери, которая, придя с классом во Дворец спорта, на протяжении всего представления сообщала всем друзьям и подругам вокруг:
– А это мой папа написал!
В 1985 году для юбилейного (15 лет) концерта государственного ансамбля «Песняры», опять же, для Виктора Синайского, нами был написан пародийный эстрадный номер «Песня Песняров». Когда, уже живя в Америке, в 1994 году я летел в гости в Минск, то во время дозаправки, в аэропорту ирландского города Шенона, в баре аэропорта я встретил (ныне, к сожалению, уже покойного) руководителя «Песняров» Владимира Мулявина. Мы не очень близко знали друг друга, но я часто бывал в Филармонии и за кулисами на концертах, и он знал, что мы работаем с Синайским. Мы разговорились, и он поблагодарил меня за то, как он сказал, теплое и смешное пародийное приветствие, которое мы с моими соавторами писали всю ночь накануне их юбилейного вечера и рано утром, по пути на работу, я передал Виктору Синайскому из рук в руки единственный рукописный экземпляр. К сожалению, у меня этот текст (как и многие другие) не сохранился, поэтому я не привожу его в этой книге…
Я напомнил тогда Мулявину, что, кроме юбилейного монолога для Песняров, мы написали шуточный монолог и для его первой супруги, мастера необычного жанра художественного свиста Белгосфилармонии Лидии Котлярской, который назывался «Свист о Свисте».
Помню, как мы заключили договор с филармонией на написание для кого-то из разговорников, монолога, а директор филармонии, высокий тощий мужчина, фамилию которого я уже не помню, но кличка которого среди артистов была Торшер, этот договор не подписывал. И когда после долгой проволочки с этим договором, мы пришли к нему в кабинет за его визой для бухгалтерии, он махал перед нашими носами листиками с текстом и кричал, что он за два листка какой-то «ср..ной» бумажки 250 рублей платить не будет. На что мы ему ответили, что, в таком случае, монологи разговорникам он может писать сам.
К слову, вспоминается такая история.
За два месяца выступлений в Петербурге известная итальянская певица Габриелли запросила у русской императрицы пять тысяч рублей.
– Я своим фельдмаршалам меньше плачу! – возмутилась императрица.
– Хорошо, ваше императорское величество, – ответила Габриелли, – тогда пусть ваши маршалы вам и поют.
Для того, чтобы нам оплачивали наше творчество потребовалось вмешательство Худрука Белгосфилармонии Леонида Боровского, Главрежа Валентина Дудкевича и зав литературной частью филармонии поэтессы Нелли Ивановны Тулуповой.
kackad.press 