МУЗЫКА ЕВРЕЙСКОЙ ДУШИ

23 октября исполняется 130 лет со дня рождения замечательного композитора и дирижера еврейского происхождения, видного деятеля еврейского театра на идише Александра Ольшанецкого, а летом этого года отмечалось 75-летие со времени его смерти.

Родился Ольшанецкий, по одним сведениям, в Одессе, по другим – в Бельцах, в семье местного торговца 23 октября 1891 года (эта дата указана в Википедии, но в некоторых других биографических источниках приводится 1892). Кстати говоря, фамилия Ольшанецкий – топонимическая, произошедшая от названия одного из нескольких населённых пунктов в Украине и в Беларуси. Новорожденному дали характерное еврейское имя Егошуа. Он получил традиционное образование, обучаясь в хедере, а также – и светское – в гимназии. У ребенка рано проявились незаурядные музыкальные способности. Уже в 6-летнем возрасте Александр начал учиться игре на скрипке и на других музыкальных инструментах, делая впечатляющие успехи, и, кроме того, пел в синагогальном хоре. Образование подросток продолжил в музыкальной школе в Одессе, а в 1917 году был принят скрипачом в оркестр оперного театра. В годы Гражданской войны в России, когда стреляли пушки, музы не молчали. С театральной труппой Ольшанецкий оказался в Сибири. Судьбой уготованы ему были крутые повороты. Некоторое время Александр работал хормейстером в театре оперетты, потом был мобилизован в Белую армию, служил полковым капельмейстером. Белогвардейцы и еврей Егошуа… За долгие годы Советской власти сложился устойчивый миф – о том, что евреи воевали в Гражданскую войну исключительно на стороне красных, а «белые», все, как один, были погромщиками и черносотенцами. Но это ошибочное мнение. Евреи находились и в рядах тех, кто противостоял большевикам во время захвата ими власти в крупных городах. Были они и среди юнкеров, защищавших Зимний Дворец. Да и руководил обороной Дворца, к слову, заместитель губернского комиссара Петрограда Петр Рутенберг, в прошлом – один из лидеров боевой организации эсеров. Но это – отдельная тема, и она уже достаточно исследована, с четким указанием причин, по которым подавляющее большинство воевавших в Гражданскую войну евреев, тем не менее, находилась в рядах Красной армии. Что же касается Ольшанецкого, то он, вместе с белогвардейскими отрядами, бежавшими из России, оказался в китайском Харбине. Дело для него в этом маньчжурском городе вскоре нашлось. Он познакомился с актерами из театра Аврама-Алтера Фишзона, которым руководил композитор и дирижер Перец Сэндлер (Сандлер), уроженец Гродненской губернии. До того, как попасть в Харбин, он в те годы работал в еврейских театрах Вильно и Витебска. Но задерживаться в Харбине надолго в его планы не входило. Из Китая Сэндлер перебрался с супругой в Японию, а оттуда эмигрировал в Соединенные Штаты. И тогда Ольшанецкий заменил Сэндлера, обретя точку для приложения творческих сил. Первой его работой стала оперетта «Назад домой, в Сион» на либретто Ицхака Каплана. За ней последовала музыка к спектаклю «Арончик и Соломончик» Сэма Фогельнеста. Но хорошее это начало своего продолжения не получило – по причине отсутствия реальной перспективы. С другой – русской музыкальной труппой – Александр отправился на гастроли, которые продолжались целый год, за который артисты объехали многие города Китая, Индии и Японии. Вернувшись в 1921 году в Харбин, Ольшанецкий удостоверился, что еврейский театр фактически перестал функционировать. Путь у Александра теперь был реально один – за океан, в Америку, где жил и занимался сценическим творчеством его дядя Хайман Майсел (Майзель). И в 1922 году Ольшанецкий открыл новую страницу в своей жизни, и в творчестве.

Еврейская жизнь в Нью-Йорке, куда благополучно прибыл Александр, кипела, и на этом фоне, театр в Харбине мог показаться игрушечным. Горизонты открывались широкие, но и конкуренция была серьезной, а публика, получившая возможность выбирать куда идти, становилась все более требовательной. Ольшанецкий начал сотрудничать с Еврейским художественным театром Мориса Шварца, режиссера и актера, тоже родом из Российской империи. Шварцу удалось собрать выдающихся мастеров сцены, что позволило сделать ставку на высокохудожественный репертуар. За год Александр Ольшанецкий сочинил музыку к трем спектаклям – «Анафема» по пьесе Леонида Андреева, «Изкор» («Поминальная молитва») Цви (Харри) Секлера и «Шабтай Цви» Ежи Жулавского. Во время гастролей театра на Кубе, Ольшанецкий был музыкальным руководителем труппы. Но далее его пути с коллективом Шварца разошлись. По возвращении в Нью-Йорк, Александр получил приглашение в театр «Леннокс» в Гарлеме, продолжив там композиторскую деятельность и дирижируя оркестром. Для этого театра Ольшанецкий написал музыку к шести опереттам разных авторов. Композитор участвовал в постановках и другого театра – «Либерти» в Бруклине, работая с труппой Михла Михалеско (Михла Вайсблата), режиссера и актера, уроженца Херсонской губернии Украины. Любимым жанром Михла была оперетта, и к трем опереттам написал музыку Александр Ольшанецкий – на либретто Луи Фраймана: «Сладкая любовь», «Золотой солдат» и «Студенческая любовь» (эту работу Ольшанецкий выполнил совместно с Йосефом Бройди, уроженцем Минской губернии, автором музыки более, чем к 60-ти спектаклям.

Но не музыкой единой. В 1924 году Ольшанецкий женился на своей кузине, актрисе и певице Белле Майсел. Белла играла во многих спектаклях знаменитого продюсера и актера Германа Яблокова, за которого вышла замуж после того, как ее брак с Александром Ольшанецким (это случилось через 9 лет) распался.

В творческом плане, весьма плодотворным стал для Ольшанецкого период конца двадцатых годов. Сотрудничая с труппами Михла Михалеско и Сэма Гольденберга в Национальном театре (о чем многие композиторы могли только мечтать), он сочинил музыку к нескольким спектаклям, имевшим большой сценический успех. Среди них можно назвать «Мачеху» Г. Калмановича, «В саду любви» Калмановича и В. Зигеля, «Ночь в Калифорнии», «Золотой денек» и «Рай для двоих» Зигеля, «Ицикл Шолтик» и «Дер литвишер янки» И. Леша, «Только одна ночь» А. Блюма, «Удача в любви» М. Шварца, «В маленьком местечке» И. Розенберга, «Золотое колечко» Х. Таубера. Надо сказать, что Ольшанецкий постоянно искал новые формы самовыражения. В 1927-29 годах он возглавлял студийный оркестр фирмы звукозаписи «Брунсвик». В 1929 дебютировал на радио – с новой версией собственной музыки к знаменитой пьесе Аврума Гольфадена «Бар-Кохба», признанной классическим произведением еврейской драматургии.

Музыка Ольшанецкого украсила спектакли сезона 1930-31 годов в театре «Проспект». Композитор сочинил ее к постановкам «Я хочу ребенка», «Большой муж», «Его последний танец» и «Первый поцелуй». Автором этих произведений был Исроэль Розенберг, один из тех, кто стоял у истоков театральной деятельности в Российской империи на языке идиш. Год спустя труппой Натана Гольдберга в Национальном театре была поставлена оперетта Вильяма Зигеля «Песня гетто». И к этому спектаклю, в хорошем смысле слова, приложил руку Александр Ольшанецкий. Стоит отметить: произведение это создавалось, и было вынесено на сцену в 1932 году, то есть, до прихода в Германии к власти Гитлера и, соответственно, до начала эры нацизма, и гетто еще не обрело того зловещего смысла, каким наполнил его фашизм. Сюжет у этой оперетты был любовным, и в ее финале звучала в дуэтном исполнении лирических героев, ставшая популярной не только в Америке, песня «Белц, майн штетеле Белц» на стихи Якова Якобса. Прямых указаний на то, что в виду имеются молдавские Бельцы, в пьесе не было, но главные роли исполнили Иза Кремер и Леон Гольд, родом из Бессарабии, и они уж точно пели о знакомых им Бельцах, а не о неком обобщенном еврейском местечке, без точного места «прописки». В статье «Википедии», посвященной Бельцам, на этот счет указывается, что «Майн штетеле Белц» писался специально для Изы Кремер. Песня эта на музыку Ольшанецкого стала одной из многих, что, прозвучав в спектаклях, обрели затем самостоятельную жизнь – долгую и счастливую: поют их и в наши дни, и они, как и прежде, волнуют души и радуют сердца. «Майн штетеле Белц» в свое время, входила в репертуар легендарных сестер Берри, а также известного американского исполнителя песен на идиш, актера и певца Теодора Бикеля и Бенциона Витлера, а он признается одним из лучших исполнителей песен на языке идиш середины двадцатого века. В бывшем Советском Союзе произведение это запомнилась в задушевном исполнении Эмиля Горовца, с которым мне довелось лично познакомиться и контактировать, вплоть до ухода замечательного исполнителя из жизни в 2001 году. Что касается женского исполнения этой песни, то удивительно по-еврейски звучала она в интерпретации одной из лучших американских эстрадно-джазовых певиц Конни Фрэнсис, итальянского происхождения. Бывает и так.

• 

• 

• 

• 

Другим ярким музыкально-поэтическим произведением был отмечен спектакль «Шарманщик» Луи Фраймана. Его постановку осуществила в 1934 году труппа Дэйвида Кеслера, уроженца Кишинева, актёра, режиссёра, антрепренёра, одного из самых известных артистов периода расцвета еврейского театра на языке идиш в США. Тексты песен к «Шарманщику» написал американский и канадский актёр театра и кино еврейско-украинского происхождения Хаим Шмуэль Таубер (Тойбер). Спектакль собрал звездный состав – роли в нем исполняли Джулиус Натансон, дебютировавший тогда на сцене центрального театра, Энни Томашевская, сестра Бориса Томашевского, известнейшего актёра и режиссёра американского еврейского театра на идише, драматурга и театрального деятеля и Люба Кадисон – ее относят к числу «последних из могикан» еврейского (идиш) театра. Кадисон и стала первой исполнительницей будущего хита – песни из упомянутого спектакля «Их хоб дих цу фил либ» («Я так тебя люблю»):

«Я так тебя люблю,

Что чувствую сама,

Как я схожу с ума,

С ума… Но я люблю!»

Люба позднее заявляла, что именно она вдохновила создателей этой песни придать ей ту форму, которую она обрела в спектакле. Дело в том, что поначалу песенка героини Кадисон представлялась авторам не несущей глубоких чувств, а легкой и слезливой до банальности. Но от этого варианта, так или иначе, при работе над спектаклем все единодушно отказались, приняв, несомненно, правильное решение. Музыку Александра Ольшанецкого к этой постановке критики называли «классикой, которая подошла бы к лучшей венской оперетте, и жемчужиной еврейской сцены». В «Их хоб дих цу фил либ» отмечалась свежесть формы и новизна, а исполнение песни Любой Кадисон удостоилось похвалы за «вкус и сдержанность, явно отсутствующие в других постановках Театра на Второй авеню». В течение следующих нескольких лет песня приобрела огромную популярность, и полностью оторвалась от своего театрального контекста. В 1940 году была записана англоязычная версия этого произведения. Красиво исполняли ее сестры Берри, участники «Хора Турецкого», Тамара Гвердцители, Ефим Александров-Зицерман. Шлягер этот прозвучал в телевизионном сериале «Жизнь и приключения Мишки Япончика», где его исполнили певицы Радда Эрденко и Ка­рина Габриэлян.

В 1935 году Ольшанецкий вновь обратился к творчеству Вильяма Зигеля, осуществив музыкальное оформление его пьесы «Что делают девушки», а в 1938 сочинил (для труппы Абэ Гросса) – музыку к оперетте «Да здравствует Америка» Аврума Блума. Продолжил композитор сотрудничество и с сетью радиовещания. В частности, в 1939 сочинил музыку для радиоспектакля «Новый человек» по пьесе Сэмюэла Коэна и Ицхока Фридмана. В творческом содружестве с Джулией Бернс (Бернштейн), которая работала на еврейском радио в Нью-Йорке, Ольшанецкий написал музыку к опереттам «Золотая страна» (1943) и «Всем хочется жениться» (1944). Что касается песенного творчества, то одно из произведений Ольшанецкого в этом жанре -«Варнечкес» (автор слов – Л. Вольфсон) было, практически, единственным, которое цензура пропускала в эфир в мрачный период разгрома идиш-культуры в бывшем СССР. Талантливо исполняли песню Михаил Александрович, Анна Гузик, Зиновий Шульман, причем песня представлялась, как «еврейская народная». Весьма любопытно: знаменитый чеченский артист балета, эстрадный танцовщик, хореограф, балетмейстер и актер Махмуд Эсамбаев вспоминал, что второй женой его отца была еврейка из Одессы Софья Михайловна. Ее Махмуд называл мамой. Так вот, «Варнечкес» была любимой песней этой женщины, называвшей Махмуда не иначе, как Мойше. «Я уже хорошо танцевал и пел, в том числе и «Варнечкес» А моя еврейская мама слушала эту песню, как Гимн Советского Союза. И певицу Тамару Ханум любила за то, что и та тоже пела «Варнечкес». Но об этом Александр Ольшанецкий знать не мог. Кстати говоря, о смысловом переводе «варнечкес». На многих Интернет-сайтах название блюда этого переводится, как «варенички», что и устоялось в сознании многих людей. На самом же деле, «варенички» – это «вареничкес». А что же такое «варничкес»? Готов ответить: это особое блюдо еврейской ашкеназийской кухни (его замечательно готовила и моя бабушка) из теста (в форме конвертиков) и гречки, иногда вместо теста используются макароны. Но не будем далее вдаваться в кулинарные подробности – не это здесь главное.

Свой добрый след оставил Ольшанецкий и в кинематографическом искусстве. Он написал музыку к двум кинофильмам: «Сын кантора» (1937) режиссёров Сидни М. Голдина и Ильи Мотылева и «Вильнюсский кантор» (1940) режиссёра Макса Носика. Первая из картин была построена на автобиографии Мойше Ойшера, сына хазана из Бессарабии, ставшего в Соединенных Штатах кантором (Певец на идише – кантор, на иврите – хазан. – Прим ред.), актером театра и кино, звездой американского кино на языке идиш (сам он и сыграл себя в этом фильме). Сюжетная линия ленты такова: своенравный юноша, родившийся в польском еврейском местечке, оказывается в Америке, в Нью-Йорке, в Нижнем Ист-Сайде. Он зарабатывает на жизнь мытьем полов в ночном клубе, но у него есть артистический талант. И вот, его замечают, и уже вскоре он становится известным певцом. И уже в этом качестве возвращается в покинутые им родные места, где его ждут родители и первая мальчишеская любовь. В одном из отзывов на эту картину было сказано: «В ленте удачно сочетаются элементы комедии и романтики, сопровождающиеся выдающейся музыкой» (это – конкретная оценка вклада в фильм Александра Ольшанецкого). И далее: «Прекрасный актерский состав, хорошо сделанный сюжет и замечательная режиссура, в сочетании с необычайно красивой музыкальной партитурой, делают эту ленту одной из лучших еврейских картин, созданных в стране». Другим фильмом, для которого Ольшанецкий создал музыку, стал «Вильнюсский кантор». В нем использованы эпизоды из жизни хазана Йоэля Дэвида Левенсона (1816–1850) – легендарного латышского кантора, занявшего пост городского хазана в Вильно в 14 лет (!) и ставшего известным также в Литве и в Польше, как «Der vilner bababel» («Молодой виленский мастер). Одиннадцать лет спустя Левинсон оставил «кафедру» в синагоге для углубленного изучения музыки и дальнейшей карьеры на этом поприще. Роль кантора исполнил тот же Мойше Ойшер. Сюжет картины совпадает с реальными событиями в биографии кантора лишь частично, но убедительно показано, как религиозный еврей, с выдающимися вокальными данными и способностями, буквально, разрывается на части. Его неудержимо влечет мир оперы, но он прекрасно понимает, что это будет означать для него разрыв с еврейской жизнью. В этих чувствах главный герой киноповествования входит в спальню безмятежно спящего сына и поет над кроваткой колыбельную песню «Унтер беймер» («Под деревьями»), в которую свою еврейскую душу вложил Александр Ольшанецкий:

«Небо уже нахмурилось, черное оно,

Такой же мрак и у меня в сердце.

Под деревьями растет трава, ай-лю-лю,

И злые ветры дуют. Спи, мой сынок.

Спи же, мой сынок, мое сердце, ай-лю-лю.

Бог тебя храни».

Судьба кантора складывается, однако, трагически, хотя поначалу ничто не предвещало этого. В Варшаве он появляется на оперной сцене, влюбляется в польскую графиню. Но в один из дней получает весть о том, что сын его умер, и кантор, посреди оперного спектакля, в котором он участвовал, выходит из своей роли и начинает петь ту самую колыбельную. А затем бросает все, и бредет пешком из Варшавы в Вильно. Он приходит туда измученным в канун Судного дня. Добравшись до своей синагоги, поднимается на возвышенное место («бима») и начинает петь молитву «Кол нидрей», традиционно звучащую с наступлением Дня искупления, но тут силы окончательно покидают кантора – он падает и умирает. Важно добавить: текст колыбельной песни «Унтер беймер» написал сам Мойше Ойшер. Сочинял Ольшанецкий и литургическую музыку. С середины 20-х и до середины 40-х композитор являлся ключевой фигурой в еврейской театральной жизни Нью-Йорка.

Александр (Иегошуа) Ольшанецкий ушел из жизни 3 июня 1946 года в Нью-Йорке и был похоронен на кладбище «Маунт-Херон» («Гора Хеврон») в Квинсе, на участке, принадлежащем Еврейскому театральному союзу. На кладбище этом, к слову, погребены актриса Ида Каминская, артист театра и кино Александр Бениаминов, писатель Сергей Довлатов.

Лучшие из созданных Ольшанецким произведений в разные годы звучали и продолжают звучать в Израиле. Среди ныне здравствующих их исполнителей можно назвать Дуду Фишера, Самсона Кемельмахера, Александру Горелик, Феликса Лифшица, Михаила Гайсинского, Павла Дворкина и других. Эти исполнительские версии были знакомы постоянным слушателям программы «Мамэ-лошн – негасимый свет, которую я многие годы готовил и вел в эфире радиостанции «РЭКа». В «Аллее звезд еврейского театра» на Манхэттене, созданной по инициативе бизнесмена и филантропа Эйба (Абэ) Либовола, выходца из семьи польских евреев, есть совместный памятный знак, установленный в честь Александра Ольшанецкого и известного еврейского композитора, дирижера, аранжировщика и пианиста Абрахама (Эйба) Элстайна. Выражаясь языком образов, можно сказать: звезда Ольшанецкого, ярко вспыхнувшая в первой половине минувшего столетия, не меркнет и в наши дни. И нет сомнения – светить ей суждено, пока жив язык, на котором мыслил и творил верноподданный еврейской музыки.

632