Posted by (Продолжение. Начало в #622)
Надо ли говорить, что после этого старый насос был починен и установлен за два часа и жильцам была пущена долгожданная вода.
Через пол года работы в моём сейфе накопилось огромное количество подобных объяснительных с самыми экзотичными разъяснениями причин опозданий, невыходов на работу, самовольных уходов с работы до окончания рабочего дня, пьянок на рабочем месте и т.д.
Среди них было и такое:
«В понедельник я не вышел на работу, так как моя жена пошла на кОзлы и мне не с кем было оставить ребёнка».
Когда я спросил у плотника Лизунова, на какие такие козлы пошла его жена, он охотно объяснил, что жена отправилась делать аборт.
И ещё экзотические объяснения из моего сейфа:
«Не мог выйти в понедельник, так как отходил от свадьбы брата».
«В пятницу не вышел на работу, так как, честно скажу, что был очень пьян и не хотел своим выходом на работу позорить свою бригаду и своего мастера».
«Не мог вчера выйти на работу, так как подруга накормила некачественными продуктами и меня пронесло».
«Обломался лифт и нас всех вызволили только к вечеру».
«Сосед покрасил пол в коридоре и мне пришлось целый день ждать, пока пол высохнет».
«Поругался с женой, и она закрыла меня в квартире».
«Не вышел на работу во вторник, так как получку нам выдали на день раньше, в понедельник».
«По пути на работу автобус попал в аварию и двери надолго заклинило, пожарники могут подтвердить».
«Залил сосед сверху и мне пришлось целый день с ним разбираться».
«Перепутал дни, решил, что вчера было воскресенье».
«Отравился несвежим самогоном, а участковая врач бюллетень не дала – сволочь».
В моей бригаде также работал некий очень весёлый парень, плотник Толя Миневич, который однажды позвонил мне домой в три часа ночи. Жена, в тревоге за родителей, живущих на Украине, подошла к телефону. В трубке без извинений и «здравствуйте», раздался крик:
– Хто гэта? Гэта хто? Хто гэта?
Ошарашенная супруга спросила:
– А кто Вам нужен?
– Позовите Максимыча!
Я подошел к телефону. А там опять раздалось:
– Хто гэта? Гэта хто? Хто гэта?
Я представился. Радостный от того, что наконец-то нашёл кого нужно, полупьяный голос Толи Миневича сообщил:
– Максимыч, я на работу завтра не прыду, я в вытрезвителе, вот тока праснувся, знакомы сяржант дазволиув пазванить, спакойнай ночы!
Когда через пару дней Толя, наконец, вышел на работу, под правым глазом у него красовался огромный, сине-красно-жёлтый синяк, весь глаз был заплывший, лицо опухшее. Я сочувственно спросил:
– Толя, что это с тобой?
На что Толя гордо ответил:
– А няхай не лезуць!
Честно говоря, не всегда я на этой моей новой работе выглядел уверенным и правильным руководителем. Бывали со мной случаи, действительно, опасные для жизни. Так мы получили ответственный заказ на ремонт крыши из листового железа дома Nо.19 по Ленинскому проспекту – «сталинского» стиля многоэтажки, внизу которой располагались такие важные магазины Минска, как самый большой в городе кондитерский магазин «Лакомка», Центральный книжный и магазин белорусских сувениров «Лянок».
В один из дней я решил проверить, как идут работы на объекте. Через выход на чердак и слуховое окно вылез на крышу. Там я встал во весь рост и по деревянной обрешётке, так как железные листы кровли были уже сняты, бодро направился в сторону своих рабочих. Но вдруг оступился, потерял равновесие и понял, что падаю. Уже лёжа на этой обрешётке и, цепляясь за неё, я стал медленно катиться и сползать к самому краю крыши. В голове лихорадочно неслись мысли:
– Ну, и на хрена я как и покойный Гера Шапиро, ушёл со своего тихого и спокойного института «Белпромпроект» в это чёртово РСУ на свою погибель, и что теперь будет с моей семьёй и маленькой дочкой, и что у Люды в Минске кроме меня никого нет и ей придётся с ребёнком возвращаться на Украину.
И тут я понял, что перестал катиться и остановился, упёршись всем телом, к счастью, в ещё не разобранное в этом месте заграждение крыши. Я «краем глаза» увидел, как ко мне осторожно подползает бригадир Конон, который потихоньку поддел под меня пояс безопасности, пристёгнутый вторым концом к стропилам, застегнул его пряжку и защёлкнул страховочный карабин. На душе у меня стало немного легче. Потом Николай осторожно помог мне подняться, я встал на ноги, облегчённо вздохнул и посмотрел вниз. Там я увидел маленькие, словно игрушечные, машины, маленьких, как оловянные солдатики, людей и представил, что я уже мог лежать где-то там, среди них с разбитой головой, широко разбросив руки, и мне впервые за эти десять-пятнадцать минут стало по настоящему страшно. Мне уже было не до проверки объёмов работ, я поблагодарил бригадира, медленно спустился вниз и поехал домой, где ещё никого не было. Я налил себе грамм сто пятьдесят водки, выпил, не закусывая, за своё второе рождение и лёг спать. Людмиле я так ничего об этом и не рассказал, только сообщил, что у меня на крыше закружилась голова и опять проявилась моя боязнь высоты, объясняя, почему я посреди рабочего дня вдруг пришёл домой, напился и лёг спать. В управлении тоже ничего не узнали, рабочие меня не выдали, но назавтра я попросил прораба выдать мне защитный пояс и больше без него никогда на крышу не лез.
Отдельно надо сказать пару слов о чистке крыш от снега и льда. Так как больше половины домов в нашем Центральном районе были с металлическими крышами из листового железа, и соединены были эти листы между собой так называемыми фальцами, которые при самом качественно выполненном соединении не могли дать его стопроцентной плотности и герметичности, то в период таяния снега на крыше весной, и при положительных температурах зимой, большинство квартир верхних этажей заливали талые воды, от чего на стенах и потолках в них образовывались «подтёки», огромные бурые пятна, набухала и падала штукатурка. Так что от первого снега до весны моим кровельщикам приходилось счищать снег и обрубать порой многометровые сосульки у желобов и карнизов. Работы эти хорошо оплачивались, но были крайне опасными, как для работающих на крыше, полной снега и льда, так и для прохожих внизу на тротуаре, куда это всё сбрасывалось.
Конечно, были соответствующие приспособления для работающих на крышах, и различные ограждения и оцепления для безопасности прохожих, но, разумеется, порой надо было достать огромную сосульку с самого края или угла карниза, а длины страховочной цепи не всегда хватало, и тогда карабин на поясе отстёгивался и кто-то из рабочих с ломиком или лопатой полз на самый край крыши высотного дома и сбивал этот злополучный сгусток льда, рискуя жизнью.
Такие дни были для меня очень напряжёнными, ведь как мастер я головой отвечал за технику безопасности, и если бы кто-нибудь из моих рабочих, не дай Бог, свалился с крыши, или кого-то из прохожих прибило бы куском льда, я бы отвечал по полной программе, вплоть до суда и тюрьмы. Разумеется, я старался присутствовать на объекте во время проведения этих работ, но, во-первых, как читатель уже знает, с некоторых пор крыши перестали быть любимым местом моего пребывания, а во-вторых, везде не поспеешь. Поэтому, работая мастером в течении четырёх лет, я четыре сезона во времена таяния снега становился очень набожным и молил Бога, чтобы ни с кем из моих рабочих не случилось каких-нибудь несчастных или смертельных случаев, и чтобы никого из прохожих или детей не прибила падающая с крыши сосулька.
Что касается ремонта мягких рубероидных крыш в домах «хрущёвках», то и там были свои опасности. Так для замены изношенных листов рубероида, склейки и заливки новых слоёв использовался разогретый в довольно кустарных металлических котлах-битумоварках до огромной температуры битум. Эти огромные котлы-монстры устанавливались возле ремонтируемого дома, и расплавленный битум в чанах лебёдками поднимался на крышу. После работы люки этих битумоварок закрывались на замок, а утром снова открывались и готовились к работе. Но местная детвора вечерами умудрялась ломать замки и устраивала там свои игры и развлечения, и была опасность, что кто-то из них переломает себе руки и ноги и мне, опять же, придётся за это отвечать. А тут ещё у моих рабочих эта битумоварка два раза вспыхивала ярким факелом, видимым аж из других концов города, и оба раза пожарники гасили эти пожары, и оба раза приезжали за мной, и на пожарной машине везли на место происшествия для составления протокола. Но оба раза, к счастью, никто не пострадал.
Надеюсь, что с моей помощью у читателя создалось некоторое представление об этой трудной, почётной, но очень опасной профессии мастера строительного участка РСУ Мингорисполкома.
Ну, а сейчас мне придётся снова немного покаяться и рассказать о том, как, находясь рядом с дефицитными стройматериалами, мне, всё-таки, так и не удалось устоять против некоторых соблазнов.
Как я уже писал, после капитального ремонта мы въехали в отремонтированную квартиру, однако нам хотелось усовершенствовать её интерьер. Ну, а как советскому человеку, находясь рядом с чем-то, да не воспользоваться этим чем-то, хоть в малой степени?
Каждому участку, кроме планов текущего и капитального ремонта, утверждённого райисполкомом, доводился план и по бытовым услугам населению, то есть выполнение ремонтных работ за деньги самих граждан. Иногда, чтобы выполнить план, мы оформляли и делали ремонт в квартирах своих родственников, друзей, и даже у себя дома. Скажем, я полностью оплатил оббивку нашей прихожей доской-вагонкой, ряд других мелких работ, однако мы с супругой решили положить паркет в комнатах, а это уже выливалось в копеечку. Я оформил заказ на укладку паркета в зале и в спальне и заплатил за эти материалы и за работу. Что же касается прихожей, то я нашёл не совсем честный выход, чтобы сэкономить семейный бюджет. На работу я ходил каждый день со своим дипломатом, в котором были различные бумаги – процентовки, сметы, наряды и т.д. У меня были ключи от склада, и я знал, что у прораба образовались излишки этого паркета. Так что, сегодня я в этом каюсь, я каждый день выносил в дипломате от 4 до 5 паркетных досточек, в результате чего, примерно за месяц и насобиралось достаточно паркета на всю прихожую. Конечно, это было опасно и чревато различными проблемами. Один из инструкторов Центрального райкома партии, уже не помню его фамилию, оформил ремонт только одной комнаты, а всю остальную квартиру ему, как работнику райкома, по его просьбе РСУ сделало бесплатно. Кто-то, скорее всего из его коллег, капнул, и, хотя он сразу внёс всю недоплаченную сумму, его уволили с работы и исключили из партии.
Что касается меня, то честно скажу, что в моей практике мастера РСУ был только ещё один случай, но это было уже не по моей вине. С моим прорабом Филиповичем я никаких доверительных отношений не имел, и хотя видел, что он, как материально ответственное лицо, мягко говоря, не совсем чист на руку и «химичит» со стройматериалами вместе с нашей кладовщицей Светой, с которой состоял, скажем так, в «романтических отношениях», за которыми я их нечаянно как-то застукал на складе.
Конечно, воровали они напропалую, хотя я этого доказать не мог, да и не хотел. Потом прораб Филипович подался на Север на большие заработки, и как мне потом рассказывали, его за что-то прибили какие-то рабочие, сбросив ему «случайно» на голову несколько тяжёлых брёвен, так как был он человеком довольно колючим и не умел ладить с подчинёнными.
А ему на смену пришёл новый прораб Игорь Петрович Вашкевич, очень грамотный строитель, бывший на дружеской ноге со всем начальством нашего РСУ и Горисполкома, и обладающий уникальными коммерческими способностями. Так вот, на улице Интернациональной, во дворах напротив кинотеатра «Победа», и практически рядом с районным отделом милиции, располагался огромный склад, где хранились самые дефицитные стройматериалы моей бригады. Как я уже говорил, я как мастер, не был материально ответственным лицом, и именно прораб Вашкевич по должности занимался учётом и списанием материалов. Списанием Вашкевич занимался, а вот учётом и сохранностью приходилось заниматься мне с моим бригадиром, почему и ключи от этого склада были только у бригадира Николая Ивановича и у меня. Как-то в конце рабочего дня ко мне подошёл прораб Вашкевич и попросил на завтра ключи от этого склада. Я без колебаний отдал их ему. Утром через какое-то время после развода бригады ко мне подошёл бригадир Конон и полушёпотом сказал, что ему не очень нравится, что этот проныра Вашкевич, получил мои ключи. Я сказал, что именно проныра Вашкевич, как прораб, несёт за все стройматериалы материальную ответственность, поэтому Николай может спокойно идти работать, но, если он так волнуется, я попробую разобраться, что происходит.
Где-то через час я подошёл к этому складу и увидел, что ворота его раскрыты настежь, у ворот стоит огромная крытая фура и человек пять незнакомых мне грузчиков грузят в неё стройматериалы. А руководит ими, поминутно опасливо оглядываясь по сторонам, наш легендарный прораб Вашкевич.
Я подошёл к воротам и приветливо поздоровался со своим непосредственным начальником. Того ударило в пот, он начал мне что-то сбивчиво объяснять, на что я, извинившись, сказал, что мне надо идти, и удалился с места преступления – кражи социалистической собственности прямо под носом у райотдела милиции.
Вечером ко мне в кабинет зашёл тот самый Игорь Петрович, прикрыл за собой дверь и сказал, что вчера вечером он провёл инвентаризацию склада, выявил огромные излишки вагонки, шифера и паркета, которые сегодня он, от греха подальше, фурой успешно вывез. Я сказал, что это очень мудро избавиться от излишков до начала какой-нибудь серьёзной ревизии. Тогда он достал из кармана пачку денег и положив их на мой стол, тихонько вышел.
Я не спешил брать в руки эти деньги. Сидел и обдумывал, вероятность какой-нибудь провокации в мой адрес, но после недолгого раздумья, сопоставив все события последних дней, особенность личности Вашкевича с его необычайно развитой коммерческой жилки, и, самое главное, отсутствие какой-либо заинтересованности со стороны Игоря Петровича в моей подставе, я решительно взял эту пачку и положил в карман пиджака.
Потом в напряжении просидел ещё минут десять, и убедившись, что в кабинет никто не вбежал, не стал меня обыскивать и проверять мои руки на предмет наличия на них невидимых простым глазом веществ, которыми были бы помечены купюры, закрыл кабинет и пошёл домой. Дома я пересчитал деньги, там оказалось 350 рублей. Рассказал о своем тяжком преступлении жене и потом пол ночи не мог заснуть, мучаясь угрызениями совести. Утром, я, ничего не говоря, отдал половину бригадиру Конону, а он и без моих объяснений всё понял, поблагодарил меня, и, очевидно, увидев мой виноватый и растерянный вид, успокаивающе похлопал меня по плечу и сказал, чтоб я не очень-то расстраивался, так как это одна из издержек нашей нелёгкой профессии.
Поскольку, я честно описал этот эпизод, мучавший меня всю мою жизнь, скажу так же честно, что больше в моей практике за все годы работы, подобных случаев не было, хотя некоторые соблазны и искушения были, о чём я расскажу несколько позже.
Рядом с этим нашим злополучным складом располагалась мастерская народного художника Белоруссии, Лауреата Государственной премии СССР Ивана Якимовича Миско, который работал в области станковой и монументальной скульптуры. Главной темой его произведений была космонавтика и её герои. Мы кое в чём помогали ему по части ремонта в этой мастерской, я часто заходил к нему, беседовал с ним, смотрел как он работает. Позже он подарил мне несколько миниатюрных копий своих произведений.
Порой он в этой мастерской делал эскизы с приходящих к нему натурщиков разного пола и возраста.
В этой мастерской мне довелось немного пообщаться с советским космонавтом, уроженцем Белоруссии, дважды Героем Советского Союза, генералом Петром Ильичом Климуком, бюст которого скульптор создавал для установки памятника на его родине.
Но вернусь к своей производственной деятельности на ответственном и почётном посту мастера РСУ. Вскоре после начала моей работы, начальником участка был назначен уже знакомый мне абсолютно русский человек с еврейской фамилией Абрашкин, тот самый Абрашкин главный инженер жилищной службы райисполкома, который переселял меня с семьёй в подменный фонд. Он был довольно педантичным и въедливым чиновником, но по натуре был доброжелательным человеком, не любил бывать на объектах, всё время проводил в своём кабинете, и нередко приходил на работу с запахом дешёвого одеколона, перебивавшего запахи вчерашнего обильного возлияния.
А надо сказать, что самым страшным для нас, линейных работников, были ревизионные проверки с так называемыми контрольными обмерами, которые периодически проводило Контрольно-Ревизионное Управление министерства финансов БССР. Как правило, об этих проверках заранее не сообщалось, в одно прекрасное утро к тебе в кабинет могли нагрянуть несколько человек с твоими процентовками и измерительными рулетками в руках, и вместе с тобой обходили, указанные в процентовках обьекты, и тщательно проверяли и вымеряли все объёмы выполненных работ, сверяя их с документами. Ко мне тоже однажды нагрянули так же внезапно и массово. Абрашкин, представив мне группу проверяющих, слегка стушевался и тут же спрятался у себя в кабинете. Но, слава Богу, меня в тот раз пронесло, так как, в принципе, я был очень осторожен и аккуратен в этих вопросах, проверка выявила кое-где незначительные завышения объёмов, а кое-где даже наоборот, выполненные, но не учтённые, но, в целом все отклонения оказались в пределах допустимых нормативов, и они ограничились предупреждением в приказе по результатам этой проверки.
Однако были случаи в нашем РСУ, когда у кого-то из мастеров были выявлены огромные завышения уже оплаченных работ, то есть приписки, и дело кончалось передачей материалов в прокуратуру и, нередко, тюремным сроком.
РСУ в доме-усадьбе художника Ванькович 
РСУ на улице Замковой
Когда Абрашкин, имеющий по старой памяти связи в райисполкоме, уволился и перешёл на радиозавод «Горизонт» начальником ремонтно-технической службы, то сразу после его ухода наш участок выселили из дома-усадьбы художника Ваньковича, который, как нам сообщили, должен был быть подвергнут реставрации по программе восстановления и сохранения культурных памятников, и нас «поселили» в пустующем помещении на улице Замковой, рядом с моим домом, в здании, где когда-то располагался знакомый мне с детства «сорок пятый» гастроном, где однажды вместо ста грамм конфет Бон-Бон тётенька-продавщица по ошибке выдала мне их целый килограмм и где я, несмотря на соблазн, вернул конфеты продавщице, и где за это получил их опять назад как вознаграждение за свой честный поступок.
На место начальника участка к нам пришёл Виктор Иванович Гришков, компанейский парень и балагур, работавший ранее тоже в Райисполкоме, умеющий ладить и дружить со всеми, и всегда выходивший «сухим из воды». И в одно прекрасное утро нас всех, инженерно-технических работников участка, вызвали в кабинет к начальнику. Там уже сидело трое мужчин и одна дама, которых Гришков нам представил, как работников КРУ, то есть, того самого Контрольно-Ревизионного Управления. Он сказал, что они снова придут в конце дня и попросил всех нас к их приходу подготовить необходимую документацию для проверки. Я был почти уверен, что меня эта проверка не коснётся, так как ещё совсем недавно, год назад, меня уже проверяли, но всё-таки подготовил требуемую отчётность, а все мои коллеги были в панике. Я ушёл на объекты, а когда вернулся на участок к концу дня, ещё у входа почувствовал запахи жареного мяса, тушёной картошки, овощных салатов и ещё чёрт знает чего, то есть, проще говоря, готовящегося застолья. В зале планёрок нормировщица и кладовщица накрывали один большой стол, а начальник участка, расставлял по периметру фужеры и запотевшие бутылки с крепкими напитками.
Я спросил Гришкова, а что будет, если ревизоры откажутся «гулять» и накатают на нас телегу за попытку подкупа контрольной комиссии, на что он успокаивающе похлопал меня по плечу и сказал:
– Не волнуйся, Семён, всё будет в порядке!
И действительно, когда все рабочие, отпущенные раньше времени по домам, разошлись, появилась вся группа проверяющих, которая весело и без всякого удивления тут же расселась вокруг стола. Мы все робко и нерешительно присели рядом. Гришков дал команду налить, сам разлил всем гостям, потом произнёс тост за дружбу и взаимопонимание строителей и финансовых работников и банкет начался. Заиграла магнитофонная музыка, принесённая из дому моей коллегой Александрой Григорьевной, полились ответные тосты, началось «братание», кто-то порывался даже танцевать. Разошлись наши гости где-то часам к двенадцати, прощаясь, они обнимали всех нас, благодарили за тёплый приём и приглашали к себе в гости в Минфин, на что Гришков с подтекстом ответил:
– Нет, уж лучше вы к нам!
Так закончилась контрольно-ревизионная проверка нашего участка, все приготовленные документы мы назавтра разложили на место, и ещё дня два не ходили в обеденный перерыв в столовую, доедая и допивая всё то, что осталось от ревизии КРУ Министерства Финансов.
Несколько слов я хотел бы здесь сказать о моём бригадире Николае Ивановиче. Это был уникальный человек, не имеющий высшего или даже средне-технического образования, но обладавший какой-то внутренней культурой, тактом и умением ориентироваться в любой ситуации, не терять присутствия духа, сохранять чувство собственного достоинства и самоуважения. Он, конечно же, был человеком рабочим, но с какой-то интеллигентской жилкой и всегда старался всем и всяк прийти на помощь. Ранее он служил в армии, срочную службу проходил в спецвойсках, и с тех пор у него было много друзей разного уровня в этих спецслужбах. Так, когда мне как-то надо было срочно куда-то ехать, а машины под рукой не было, он набрал какой-то номер и произнёс:
– Здравия желаю, товарищ генерал, это Николай, срочно нужна машинка. И через минут десять к нашим дверям подъехала «Волга» со спецномером.
И такое потом повторялось неоднократно.
А однажды я потерял единственный ключ от своего огромного старинного сейфа-монстра. Там, конечно, не было крупных денежных сумм, но была кое какая документация, справочная литература, электронный калькулятор, что в то время было большой ценностью, и моя электробритва, которой я иногда пользовался по утрам, не успев дома побриться. Но, самое главное, там были те самые расписки моих рабочих, являющиеся безусловным рычагом в вопросе соблюдения дисциплины и представлявшие, как читатель уже мог убедиться, высокую художественную ценность.
Конечно, я расстроился, но бригадир успокоил меня, сказав, что что-нибудь придумает. В один прекрасный день он ввёл в мой кабинет двоих высоких представительных мужчин. Они предъявили удостоверения сотрудников, по-моему, технического управления МВД, то есть, Министерства Внутренних Дел и попросив обоих нас выйти, закрыли дверь на ключ изнутри, после чего возились там минут десять. Я, стоя в коридоре, слышал какие-то постукивания, пощёлкивания и приглушённые голоса. Потом дверь открылась, меня пригласили в кабинет, сейф был открыт. Я на радостях стал благодарить визитёров, сказал, что с меня причитается и что сейчас мы мигом всё организуем. На что гости ответили, что у них оформлена официальная заявка на открытие сейфа в госучреждении РСУ Мингорисполкома, а при исполнении – они не пьют. Я стал что-то говорить про свободное от работы время, но они стали сворачивать свои причиндалы и, поблагодарив, отказались, сказав только:
– Спасибо, ничего не надо, вы тут только Николая Ивановича не обижайте. Он для всех нас во всех ремонтных вопросах первый помощник.
На что я ответил, что я боюсь, чтобы, имея таких друзей, он сам бы меня не обидел.
Они посмеялись, запустили в замочную скважину сейфа какую-то голубовато-зеленоватую пасту, через пару минут достали слепок и сказали, что два экземпляра ключей они передадут бригадиру через пару дней. Так закончилась эпопея с сейфом, новый ключ я стал носить на связке домашних ключей, а дубликат отдал бригадиру.
Когда уже из Америки я как-то приехал в Минск, по приглашению своего бывшего бригадира, я заехал к нему в гости, где его супруга накрыла настоящий белорусский стол с деревенским салом, драниками и малосольными огурцами. Я привёз Николаю какие-то сувениры из Америки, но его уже было не удивить, так как к тому времени он побывал и в Европе, и в Японии. И когда я вручил ему и его семье привезённые мной сувениры, Коля сказал, что у него тоже есть для меня очень ценный сувенир. Он удалился в другую комнату и вынес оттуда тот самый ключ от того злополучного сейфа, подвешенный на цепочке, и подарил мне его на память.
Но вернусь опять к тому эрсэушному времени. Как-то моя бригада ремонтировала металлическую крышу на доме по улице Ленина, 4. В этом доме тоже жило много знаменитостей, в частности, Народная артистка СССР, актриса театра имени Янки Купалы Татьяна Назарьевна Алексеева, которая играла в фильмах «Атланты и кариатиды», «Контрольная по специальности», «Деревья на асфальте», «Белые одежды» и других. Актриса жила на последнем этаже в просторной трёхкомнатной квартире. Её потолки практически каждый сезон тоже заливало с крыши, и мы каждый год к лету ей их ремонтировали. Я часто бывал у неё, она не сердилась на происходящее с её потолками почти каждой весной, была приветлива, доброжелательна и общительна, порой угощала меня чаем с вареньем и рассказывала о своих творческих успехах и неудачах.
kackad.press 