Posted by Мое местечко Бельцы часто снится,
И в детство возвращаюсь я во сне,
Родителей я снова вижу лица,
Наш старый дом и скирды на гумне.
Должно быть, над местечком то же небо,
Что виделось мне юною порой,
А дом? Я так давно в краю том не был…
Растет ли деревце, что высажено мной?
Стихи эти, не претендуя на абсолютную точность перевода, раскрывают, тем не менее, смысл шлягера далеких уже от нас лет «Майн штэйтэлэ Бэлц». Согласно справочным изданиям, песню эту поэт Яков Якобс и композитор Александр Ольшанецкий написали специально для талантливой еврейской певицы, артистки оперы и оперетты Изы Кремер. 7 июля со дня ее смерти исполняется 65 лет.
Иза (Изабелла), урожденная Лея Креймер (так правильно звучала и писалась ее фамилия) появилась на свет именно там, в Бельцах, в тогдашней Бессарабской губернии, в черте оседлости, 21 октября 1882 года, в семье портного Янкеля (Якова) Лейбовича Креймера и его супруги Ханы (Анны) Мошковны, в девичестве – Розенблит. В ту пору из 10-тысячного местного населения 70% составляли евреи, по преимуществу – мастеровые люди. Их родным языком был идиш. На нем они мыслили, общались, возносили молитвы, на нем пели задушевные песни. Лея впервые услышала их от матери, впитав в себя каждую, что называется, «с пеленок». И уже в раннем детстве у нее проявились музыкальные способности. В пятилетнем возрасте она однажды сбежала из дому, чтобы попасть на свадьбу, о которой услышала в разговоре родителей. Свадебные песнопения и застольные песни привели девочку в полный восторг, и быть может, предопределили ее артистическое будущее.
Семейный бюджет позволял определить Изу в частную школу. Там она со своими замечательными вокальными данными и абсолютным слухом начала петь в хоре. На волне грядущих перемен в обществе, на фоне усиливавшихся голосов со справедливым требованием равноправия для евреев в Российской империи, Иза, проникшись этими идеями, стала писать стихи и отправлять их в печатные издания, в частности, в «Одесские новости». Когда мать Изы приехала с нею в Одессу, с ними встретился, оценивший по достоинству способности девушки, председатель городского Литературно-артистического общества, журналист и издатель Израэль Хейфец. На вопрос о том, каким Иза видит свое будущее, она без колебаний ответила, что станет певицей. И тут лишний раз убеждаешься, как важно бывает оказаться в нужное время в нужном месте. Дело в том, что тогда для участия в постановке оперы Верди «Риголетто» в Одессу был приглашен из Италии певец, композитор и педагог, профессор Полиони Ронзи. Хейфец организовал прослушивание Изы у авторитетного гостя, и Ронзи выразил готовность взять даровитую девушку в ученицы. Но не только это убедило родителей Изы принять предложение Полиони, но и события на юге России, и в первую очередь в Кишиневе, где в дни еврейского праздника Песах в 1903 году разразился страшный погром. Покидать империю семья Креймер тогда не собиралась, но глава семейства решил отправить в Италию дочь в сопровождении матери.
Три года под руководством профессора Ронзи Иза постигала премудрости исполнительского мастерства. Дебютное ее выступление состоялось в Кремоне, где она исполнила партию Мими в «Богеме» Джакомо Пуччини. Спектакли с участием Изы привлекли внимание музыкальных критиков. Пресса отмечала редкую для дебютантки вокальную и сценическую технику. Вместо намечавшихся пяти представлений, молодая певица приняла участие в 19-ти. Что и говорить, начало оказалось многообещающим, в особенности, с учетом того, что дело происходило ни где-нибудь, а в Италии, где подлинным талантам в оперном искусстве всегда знали цену.
В начале 1911 года, окрыленная первыми успехами, Иза вновь оказалась в Одессе. Там ее ожидал сюрприз: Израэль Хейфец, влюбившийся в девушку с первого взгляда, сделал ей предложение. Хейфец был на 27 лет старше, но Изу это не остановило. Конечно же, сыграло и то, что человек этот был богат и обладал множеством связей, а Изе было важно позаботиться о родителях и брате, остававшихся в Бельцах, помочь им покинуть отсталое, чего уж там говорить, местечко, и переселиться туда, где и культура, и быт были на несравнимо более высоком уровне. Но утверждать, что Иза вступила в этот брак, исключительно по расчету, все же, не следует.
Не стоит также думать, что признание в Одессе было Изе гарантировано. Но вслед за первым ее выходом на сцену Городского театра, оказавшимся блистательным, певица получила предложение войти в состав труппы. С нового театрального сезона Иза начала исполнять заглавные партии в оперном репертуаре. Ей рукоплескали в «Иоланте», в «Мадам Баттерфляй», «Царской невесте», в «Евгении Онегине», «Пиковой даме». Но душа певцы лежала больше к оперетте. В этом жанре искусства Иза с ее природной красотой, легкостью и пластичностью, раскрылась полностью. Она вызывала восторг одесской публики, играя в «Корневильских колоколах», в «Каморре», в «Гензель и Гретель», в «Гейше» и «Птичках певчих», в «Нищем студенте», «Идеальной жене», в спектакле «Граф Люксембург» и др. После премьеры оперетты Имре Кальмана «Цыган-премьер», где певица исполнила роль Шари, пресса отмечала ее умение не только талантливо петь, но еще и танцевать – легко, не наигранно, и не без грации, что для опереточной актрисы немаловажно.
На каком-то этапе у Изы пробудился интерес к личному участию в выборе репертуара, и даже более того, – к его пополнению и обновлению. Она начала заниматься переводами пьес и собственным их сочинением. Некоторые из произведений в ее переводе с итальянского были поставлены на сцене Одесского театра миниатюр, где одним из антрепренеров стал родной брат Изы – Менаше. Там же игрался и спектакль «Он и Она» по пьесе, которую написала сама Иза. А в Городском театре с успехом шло веселое музыкальное представление «Принцесса Гретль», где Иза замечательно исполняла одну из мужских ролей, поражая зал искусством перевоплощения.
Новую страницу в своем творчестве певица и актриса открыла, обратившись к лирическим и жанровым песням. Искусство это привлекало исполнительницу тем, что было ближе к народу, к широким слоям населения. Иными словами, являлось понятным и доступным всем и каждому. 22 декабря 1912 года Иза выступила в новом, для зрителей и слушателей, качестве, в новом зале Литературно-артистического клуба – с неаполитанскими песнями в сопровождении мандолинистов. И этот опыт оказался удачным, да настолько, что Городской театр пошел на то, чтобы включить в свой репертуар сольную программу Изы, в которой, теперь уже под аккомпанемент фортепиано, кроме неаполитанских песен, звучали еще и «уличные песенки Монмартра». Это подтолкнуло Изу к тому, чтобы писать песенные тексты для исполнения и самой. Она чувствовала и понимала, что нужно людям улицы, чем легче и проще всего задеть их за живое. Со своим многожанровым творчеством, Иза отправлялась на гастроли в Москву и Петербург. Может показаться странным, почему выступления певицы того периода не были сохранены для будущего на грампластинках. Но тому есть объяснение. Шел 1916 год. В условиях Первой Мировой войны на студиях грамзаписей мало, что записывалось. Сказанное можно отнести и к творчеству Александра Вертинского. И если уж говорить о Вертинском, то песни в исполнении Изы, в отличие от его репертуара, отличались жизнерадостностью, некой пикантностью. Но, как и у Вертинского, каждое исполнение превращалось у Изы в мини-спектакль, где она, подобно Вертинскому, была сама себе режиссером. Ее героини, как правило, носили загадочные имена: Мадам Лулу, Манон, Кло, Мадмуазель Нана, Мисс Джен. Но обращение к иностранной экзотике проецировалось в исполнявшихся Изой песнях на российскую действительность, и певица показывала, как повела бы она себя, окажись на месте той или иной своей героини. И эта игра импонировала любителям и ценителям песенного творчества. Сценические номера ее были «кинематографичны», что не прошло мимо внимания представителей молодой российской киноиндустрии. В частности, был поставлен фильм по песне Изы Кремер «Последнее танго», отснятый в Москве. Главные роли сыграли в нем Вера Холодная и Осип Рупич. Любопытная деталь: на киносеансах песенка, составлявшая основу сюжета, звучала в живом исполнении, а само кино было в ту пору немым:
«В далекой знойной Аргентине,
Где небо южное так сине,
Там женщины, как на картине,
Там Джо влюбился в Кло…
Чуть зажигался свет вечерний,
Она плясала с ним в таверне,
Для пьяной и разгульной черни –
Дразнящее танго…»
О далекой, красивой жизни тогда в предреволюционной России, и в первые послереволюционные годы – голода и холода мечтали все. О том, какую популярность обрел этот романс, можно судить по тому, что упоминание о нем сохранилось в нескольких широко известных литературных источниках. Остап Бендер, если вспомнить, танцует и напевает песню эту в «Золотом теленке», а в романе Набокова «Ада» главный герой – англичанин Ван Вин кружится с крымской танцовщицей Ритой, которая поет это танго Изы Кремер. Конечно, поэтический уровень и «Последнего танго», и некоторых других песен, написанных Изой, оставлял желать лучшего, но эти произведения нужно было не только слушать, но и видеть, воспринимая вместе и слова, и музыку, и хореографию, и костюмы, в которых выходила на сцену актриса и певица, и это снимало многие вопросы. Выступлениям Изы сопутствовали простота и естественность, что присуще большому таланту. Иза рассказывала и показывала на сцене истории из жизни, и ей верили.
В течение зимнего сезона 1916-17 года Иза Кремер с небольшим творческим коллективом гастролировала по российским городам, где состоялось более 50-ти выступлений. Свое искусство вместе с ней показывали концертмейстер А. Симцис, артист Городского одесского театра А. Жарковский, конферансье и рассказчица М. Марадудина, скрипачка Л.Дэзи, артисты Императорского балета М. Рейзен и Л. Жуков. Политическая ситуация в стране накалялась, и люди приходи на эти спектакли, чтобы отвлечься, хотя бы ненадолго, от тревожных мыслей. Февральская (1917 года) революция застала труппу в Воронеже. В этом городе был сыгран единственный концерт. А потом общая ситуация начала в государстве зримо меняться. И в частности, стерлась прежняя черта оседлости и стал рушиться традиционный уклад местечковой жизни. Росло число еврейских переселенцев во внутренние регионы державы. Иза посчитала необходимым обратиться напрямую к своим соплеменникам. В ту нелегкую пору ею (и это произошло впервые) на концертную эстраду были вынесены еврейские народные песни, которые жили, передаваясь из поколения в поколение, из уст в уста.
В юные годы Иза вместе со многими своими сверстницами и сверстниками верила, что революция в России принесет евреям-подданным империи свободу и духовное раскрепощение. И многие из ее соплеменников встали под коммунистические знамена. Звучало ведь так заманчиво и многообещающе: «Кто был никем, тот станет всем». И вот залп «Авроры» возвестил о начале новой эры. В том, 1917, у Изы и ее мужа родилась дочь, названная Таисией, и заботы о ней отодвинули на второй план творческую деятельность. Да и вся культурная жизнь временно замерла. А потом в Одессу начали прибывать из центра страны знаменитости, спешно покинувшие Питер и Москву, и двинувшиеся на юг, куда отступали части «белой армии». Дух того времени и настроения русской интеллигенции на историческом переломе наглядно переданы, если вспомнить, в кинофильме режиссера и актера Никиты Михалкова «Раба любви», интерпретирующем судьбу упомянутой уже нами актрисы Веры Холодной. В одесском Доме артиста тогда пел Вертинский, и ему аплодировала в числе других и Иза Кремер. Выступала там и она сама. В Одессе в ту годину оказались артисты Московского Художественного театра О.Книппер-Чехова, В.Качалов, И.Бунин, Н.Тэффи, А.Аверченко, Ю.Олеша. Какие имена! Иза Кремер выезжала еще на выступления в Крым, но время окончательной смены власти в городе приближалось с каждым днем. И здесь уже уместнее вспомнить другой фильм – «Бег» режиссеров Александра Алова и Владимира Наумова, поставленный по мотивам произведений Михаила Булгакова. Романтика революции сменилась красным террором, и одесситы ощутили его сполна. В городе было закрыто большинство газет и журналов, а также и театров. Перестали работать рестораны. Собственников, не успевших покинуть Одессу, арестовывали, обвиняя в пособничестве контрреволюции. Израэля Хейфеца тоже арестовали, а его особняк реквизировали, переселив семью на чердак. Иза Кремер, оставив дочь на попечение своего брата и няни, отбыла в Константинополь. Там с ее участием был создан, своего рода, культурный эмигрантский центр. Иза пела и в нем, и в процветавшем ресторане «Стела». Более того, сам турецкий султан, прослышав про известную артистку, пригласил ее выступить перед женщинами его гарема, а в знак благодарности подарил Изе изумрудную брошь. Но морального удовлетворения от своих выступлений Иза получить не могла: ее заботила судьба родных и близких, остававшихся в советской России, да и к тому же она понимала, что в Турции надолго не задержится – в этой стране она, что называется, «по вынужденной посадке», и место ее не здесь. Нашелся человек, согласившийся за вознаграждение, помочь семье Изы покинуть Одессу, а потом и Россию. Иза расплатилась драгоценностями, и человек этот не обманул ее: он объявился в Одессе, и направился по указанному Изой адресу – с письмом от нее. Дальнейшую историю бегства из «коммунистического рая», или точнее – хождения по мукам, в рамках этой публикации нет смысла подробно пересказывать, но она могла бы составить одну из серий фильма о главной героине повествования. С родными Иза смогла воссоединиться лишь по прошествии несколько месяцев – в Польше, в Сопоте. Но в застенках оставался муж певицы, и Иза хлопотала о его освобождении через старых знакомых, занявших в новой жизни положение, позволявшее замолвить словцо. В конечном итоге, Хейфеца из тюрьмы выпустили и позволили ему покинуть Россию. Он подался в Париж. Но «поезд» его с Изой семейных отношений безвозвратно ушел в прошлое. Между бывшими, теперь уже, супругами сохранялись лишь дружеские отношения. Поддерживал Хейфец их и с дочерью. Жизненный путь Израэля Хейфеца закончился трагически. После оккупации Парижа нацисткой Германией, он был депортирован в бельгийский тюремный лагерь Бреендонк, где и погиб. После войны там был создан музей памяти жертв, число которых составило около 400 человек.
Но вернемся к судьбе Изы Кремер. В октябре 1922 года она открыла для себя Америку, а Соединенные Штаты, в свою очередь, сделали открытие, вызвавшее не только интерес, но и восторг. Таким был отклик на первое же выступление Изы в Карнеги-холле. Потом она выступала там с разными программами еще несколько раз. Иза гастролировала по крупным американским городам, и еврейские иммигранты, прослезившись, слушали с эстрады песни, напомнившие им о детстве, о тех местечках, где жили, трудились, строили мечты и любили их дедушки и бабушки.
Вернувшись из-за океана в Европу, Иза в 1923 году дала концерт для своих единоверцев в Варшаве. Сохранились свидетельства тому, что ее выступлению там предшествовали антисемитские вылазки и даже угрозы расправы, но это не остановило отважную женщину. В 1933 году она приехала в Германию, чтобы выступить перед активистами Общества еврейской культуры. Потом Иза дала несколько концертов в поддержку испанских республиканцев.
В 1926 Иза Кремер окончательно решила обосноваться в США, приобретя дом в Бруклине, куда и переехала вместе с членами своей семьи. С актрисой и певицей изъявил желание работать импресарио Сол Юрок, а все его начинания были «обречены» на успех. Выступая в талантливом сопровождении пианиста Л. Розенблюма и виолончелиста М. Букиника, Иза исполняла произведения на семи языках. Местная пресса не скупилась на комплементы в ее адрес, признавая Изу Кремер одной из наиболее одаренных исполнительниц в мире, и характеризуя ее выступления, как «яркое воплощение артистического колдовства». На студии «Brunswick Record» Иза записала на грампластинки русские романсы, популярные в среде российских эмигрантов. Не считая себя певицей еврейской, она, тем не менее, всегда помнила о своем происхождении, и душа у нее была, бесспорно, еврейской. Это, в частности, проявилось в 1932 году, когда Иза Кремер приняла участие в мюзикле «Песня гетто», созданном Я. Якобсом и А. Ольшанецким. События спектакля переносили зрителей в городок Белц и в Германию. Главный герой – молодой раввин. Влюбленный в подругу детства по имени Миреле, он приезжает в Германию, где Миреле превратилась в популярную певицу Марицу. Встретившись, они вспоминают детские годы, и поют песню «Бэлц, майн штэйтэлэ Бэлц». Стоит заметить: мюзикл писался и ставился на сцене до прихода к власти в Германии Гитлера, и понятие «гетто» еще не обрело того зловещего смысла, который предало ему «окончательное решение еврейского вопроса», хотя и без того, гетто исторически олицетворяло национальное неравноправие и притеснение по религиозному признаку.
Начавшаяся эра нацизма сделала невозможным для Изы Кремер европейские гастроли. Выезжать за пределы Соединенных Штатов певица могла только в Канаду, в Центральную и в Южную Америку. Беженцы первой волны из Европы посодействовали в организации выступлений Изы в Аргентине и Бразилии. В Аргентине в 1934 певица познакомилась с врачом Грегорио Берманном, еврейским выходцем из Польши. Между ними возникла симпатия, которая переросла в любовь. Но свои отношения они узаконили только через 9 лет после первой встречи, оформив брак в Мексике. В Аргентине, чье правительство в годы Второй Мировой войны симпатизировало нацистам, Иза Кремер давала концерты, сбор от которых передавался в фонд помощи союзникам по антигитлеровской коалиции. Надо сказать, что из-за активной и целенаправленной общественной деятельности, неугодной аргентинскому правительству, и Берманн, и Кремер пострадали: врач лишился работы, а певицу отлучили от больших залов. Но Иза все-таки находила места для выступлений, передавая деньги в помощь семьям жертв Холокоста, а в 1948 году прилетала в Израиль, и пела на идиш для репатриантов из Восточной Европы, возродивших вместе с соплеменниками из других регионов планеты, еврейскую государственность на земле далеких предков. Иза успела еще записать на пластику «популярные песни на еврейском языке». Но почти всех своих друзей и знакомых, остававшихся на европейском континенте, она за годы войны потеряла, и это было для певицы глубоким потрясением. Последние концерты она дала в 1951 году в Париже и Лондоне. В начале 1956 года врачи диагностировали у Изы онкологическое заболевание, и 7 июля того же года певицы не стало. Грегорио Берманн передал собранные ею записи песен и тексты (в том числе – рукописные) еврейскому историческому обществу в Буэнос-Айресе. В 1956 в аргентинской Кордобе, где жили Кремер и Берманн, не было еврейских кладбищ, и Изу похоронили на кладбище для не католиков. Надгробный камень не сохранился, и точное место захоронения, увы, осталось неизвестным. Но со старых грампластинок продолжают звучать песни в замечательном исполнении Изабеллы Кремер. Есть то, над чем годы не властны!
kackad.press 