Posted by (Продолжение. Начало в #622)
Она же выписывает направление на массаж, который простым пациентам получить не просто. Я сказал Фаруху, что еды мне вполне хватает, даров природы и икры мне не надо, всё это у меня в Минске есть, то есть, икра, конечно, по блату, а вот, скажем, от хорошего массажа я бы не отказался.
Он в этот же день познакомил меня со «своей» старшей медсестрой по имени Нина, которая оказалась довольно красивой русской женщиной лет сорока пяти, очень пышной в объёмах и с просто необъятного размера огромной грудью. Она приняла меня очень приветливо, пересадила за другой столик, с этой самой диетой, выписала направление на массаж, сказала, что можно переселить меня в другой номер, а главное, подсказала, что за пару бутылок коньяка можно продлить лечение ещё на 3-4 недели. После знакомства с ней я стал усиленно интересоваться у Фаруха, когда закончится срок его лечения, опасаясь, что мне придётся перенимать у него эстафету, а, во-первых, такого размера грудь далеко не в моём вкусе, а во- вторых, я ожидал приезда Людмилы и сейчас мне эти приключения были совсем ни к чему. Фарух успокоил меня, что ему здесь всё, включая медперсонал, очень нравится, и он наверняка меня надолго «переболеет». Тогда я с чувством облегчения пошёл в город, купил две бутылки армянского коньяка, бутылку шампанского и коробку конфет, занёс коньяк лечащему врачу, который продлил мне больничный ещё на три недели, а Нине занёс остальное, после чего она перевела меня в люксовую палату нового корпуса на два человека с ковром, телевизором и окном, выходящим в сад.
Моим новым соседом оказался очень спокойный, приветливый пожилой мужчина, проходящий здесь лечение от бронхиальной астмы. Он много читал, больше старался быть не в номере-палате, а на открытой веранде, на свежем воздухе, так как подолгу ходить по территории он не мог. Единственным недостатком было то, что он иногда сильно кашлял, приступы были долгими и нередко по ночам.
К слову сказать, (да простит меня читатель), у меня тоже был кашель, но, конечно, не такой сильный не столь продолжительный и находивший на меня гораздо реже.
Старшая медсестра попросила меня быть начеку, так как у Сергея Ивановича бывали сильнейшие приступы астмы, когда он, буквально, начинал задыхаться, а я уже знал, что такие приступы иногда могут привести к летальному исходу, и в мои обязанности входило в этом случае срочно подключить ему кислород и сразу вызвать дежурного врача и сестричку. Я заметил, что несколько раз дежурная медсестра перед тем, как сделать укол, кипятила прямо в палате молоко и в стакан с ним вливала две-три чайные ложечки коньяка, который приносила с собой, после чего приступ кашля у моего соседа почти прекращался. Я, конечно, сразу взял этот рецепт себе на заметку, правда, честно говоря, иногда в обратную сторону изменяя пропорции.
Пару раз приступы у соседа были довольно серьёзными и, к моей радости, мне удавалось помочь этому очень хорошему и душевному человеку. Мы подружились. Оказалось, что мы с Сергеем Ивановичем почти земляки, так как он родом из моего памятного и любимого города Днепропетровска. Он рассказал мне, что прошёл всю войну за баранкой, имеет ордена и медали, после войны тоже много лет проработал шофёром и до сих пор работает персональным водителем, и что уже много лет он возит одного и того же человека, который сейчас секретарь парткома завода «Южмаш», с которым он объездил много мест, в том числе, побывал на Космодроме Байконур, и что зовут этого человека Леонид Данилович. Сергей Иванович давно, ещё с войны, страдал заболеванием лёгких, последнее время проклятая астма совсем одолела его, и этот его шеф, Леонид Данилович, пробил ему путёвку в институт имени Сеченова на два месяца. Сказал он мне так же, что здесь есть очень хорошие врачи, которые ему очень помогли, и что чувствует он себя намного лучше, чем до своего приезда, а то «прямо совсем помирал».
Он назвал мне одного из самых лучших специалистов в институте некоего доктора Халилова, татарина по национальности, у которого, как он сказал, золотые душа и руки. Ещё он сказал, что его шеф каждую неделю звонит ему и этому его лечащему врачу, справляется о состоянии его здоровья, о ходе лечения, и что он скоро будет в Ялте и его навестит.
Как интересно всё-таки порой складывается жизнь и как богата она на встречи, которые, если и не влияют как-то на твою судьбу, то надолго остаются в памяти и потом, может быть, через много лет могут откликнуться памятной весточкой из твоего далёкого прошлого.
В один из дней к нам в палату вошёл симпатичный, молодой, интеллигентного вида мужчина с рыжеватыми волосами и небольшими залысинами на голове. Он втащил с собой огромную корзину с апельсинами, виноградом, бананами, тепло поздоровался со мной, предложил угощаться, поблагодарив за то, что я его «батю» поддерживаю и помогаю.
Я вышел, оставив их вдвоём. Минут через двадцать гость тоже вышел из номера, попрощался за руку с персоналом и со мной и пошёл наверх в комнату главврача. Больше мы с будущим президентом Украины Леонидом Даниловичем Кучмой никогда не встречались, когда он в 1994 году занял этот высокий пост я был уже в США.
Я не ходил по субботам на танцы, считая, что женившемуся несколько месяцев назад не к чему искать «курортных» приключений, правда, неожиданно в спортзале особые знаки внимания ко мне стала проявлять одна молодая москвичка по имени Тамара. Она оказалась племянницей композитора Людмилы Лядовой, а её брат, как и его знаменитая тётя, тоже был музыкантом и руководил инструментальным ансамблем в Москве. Кстати, этот ансамбль и его самого можно увидеть за роялем во время исполнения Юрием Никулиным песни про зайцев в фильме «Бриллиантовая рука».
Эта Тамара взялась обучать меня игре на гитаре, но вскоре я почувствовал, что гитара всего лишь предлог, и поскольку никакого романа у меня с ней быть не могло, я вовремя, так сказать, отвалил, и она, обидевшись, взяла «обучать игре на гитаре» кого-то другого.
Конечно, лечебный лёгочный институт – это не обычный курортный санаторий или дом отдыха, где вовсю расцветали романтические знакомства, скоротечные романы и «любви», но, к слову сказать, в этом санатории лечилась от лёгочных болезней пара влюблённых, двое уже не очень молодых людей, которые много лет подряд приезжали сюда на лечение в один и тот же месяц. Они оба имели семьи, детей, но об их романтических отношениях и «совместных лечебных процедурах» уже знали и в администрации, и сотрудники, и лечащий персонал, им разрешали проживать в одном номере, в столовой сажали за один столик, и относились к ним, как к семейной паре. Вот, оказывается, бывает и такая, можно сказать, «пневманийная» любовь.
А у меня, наконец, произошло долгожданное радостное событие. Ожидался приезд Людмилы. Она прислала телеграмму, что выезжает автобусом из Днепропетровска прямо до Ялты, и чтобы я её встречал на Ялтинском автовокзале. Ну, я прикинул, сколько езды от Днепропетровска до нас, привёл себя в подобающий вид и отправился на Автовокзал. Но судьба тут устроила мне испытание, в этот день Люда так и не приехала, и на следующий день тоже. Я практически целых два дня и ночь провёл на автовокзале, встречая каждый приходящий с севера междугородний автобус, а её всё не было. Я уже заволновался, не случилось ли чего с ней в пути, но к исходу второго дня, поздно вечером, она всё-таки появилась, чему я был несказанно рад. Оказалось, что водитель автобуса был один, без сменщика, и в пути они периодически останавливались на ночёвку и на его кратковременный отдых, что и явилось причиной их, столь большого опоздания.
Я познакомил Людмилу с соседом по комнате, с моим врачом, с Фарухом, со старшей медсестрой Ниной, мне разрешили взять освобождение от лечения и процедур на три дня, короче дали неофициальный отпуск от лечения.
Для долгожданной встречи с супругой я заранее снял номер люкс в гостинице Южная, что на набережной Ялты и продлевал его, ожидая Людмилу, в течение двух суток, что, конечно, вылилось в копеечку, но меня это не озадачивало, ведь это было, как бы, продолжение нашего медового месяца после долгой разлуки.
Номер был шикарный в стиле ампир, из двух огромных комнат, с велюровой мебелью. За окном был конец февраля, погода в Ялте стояла прекрасная. Рано утром мы сидели на балконе, пили кофе, смотрели на море и никак не могли наговориться. Потом шли гулять. В первый день после нашего завтрака мы решили погулять по городу, Люда вышла в фойе, поджидая меня внизу, пока я закрывал и сдавал номер. Когда я спустился вниз, я увидел, что за ней по фойе ходит какой-то пузатый пожилой грузин и как-то жалобно и проникновенно приглашает её к себе в гости:
– Дэвочка пойдом ко мне в номер, винограда, дыня ест, граната магу угостить.
Я, конечно, понимал, какой «гранатой» он собирается угостить мою «дэвочка», подошёл и сказал, что мы обязательно попозже зайдём, что я очень люблю дыни и виноград. Грузин моментально ретировался.
Мы с Людой провели три фантастических дня. Бродили по Ялте, обедали в ресторанах, ужинали в номере с фруктами и вином, катались на каких-то аттракционах, заходили в магазины и мелкие лавочки на набережной. Кстати, в эти дни мы впервые в жизни попробовали Пепси-Колу.
Что сказать, эти дни и часы пролетели мгновенно. Наступило утро отъезда, и я с непомерной грустью повёз Люду из того же ялтинского автовокзала в аэропорт Симферополя. Там мы легко взяли билет до Днепропетровска, так как время ещё было далеко не сезонное, и я проводил её в самолёт.
Но, как говорится, за удовольствия приходится платить. Когда я покупал билет на троллейбус, следующий назад из аэропорта Симферополя в Ялту, я вдруг с удивлением обнаружил, что у меня в кармане осталось всего рубля три с копейками. Наша с Людмилой шикарная жизнь не могла не сказаться на нашем бюджете. И, хотя, бухгалтерия Белпрома регулярно переводила мне аванс и получку на почтовое отделение санатория, до получки оставалось ещё целых пять дней. На остановке троллейбуса в Алуште я по дешёвке продал какому-то армянину свои наручные часы.
Я вернулся в свой корпус. В фойе на большом чёрно-белом экране телевизора больные вместе со свободными от дежурства медсёстрами и врачами, затаив дыхание, смотрели, как русский разведчик Штирлиц, он же полковник Исаев, он же господин Болзен, и он же Юстас, вместе со своим другом Алексом обводит вокруг пальца всю нацистскую верхушку.
За эти три дня я даже как-то подзабыл о моём возможном «смертельном» диагнозе и теперь, после Людиного приезда, я решил за оставшиеся три недели серьёзно заняться своим лечением. С помощью всё той же Нины, ещё одной бутылки шампанского и коробки шоколадных конфет меня перевели к тому самому светиле, лучшему лечащему врачу института имени Сеченова Халилову, который, просмотрев мою историю болезни и все анализы, прослушал мои лёгкие и, прежде всего, назначил мне эндоскопию бронхов.
Надо сказать, что это был 1975 год, и такой аппаратуры с тончайшими гибкими шлангами и микрокамерой, которая есть для эндоскопии сегодня, тогда и в помине не было. И поэтому, когда в процедурном кабинете я увидел на столике всё оборудование, приготовленное для эндоскопии, мне стало нехорошо.
Сначала мне полчаса всё глубже и глубже смазывали горло какой-то мазью, пока я его совсем не перестал чувствовать, потом на каком-то столе без всякого наркоза стали вводить в это замороженное горло довольно толстую металлическую трубу, в начале которой, снаружи рта был большой окуляр. Врач начал заглядывать в этот окуляр, поворачивая трубку вокруг своей оси и из стороны в сторону, и эти его манёвры, несмотря на заморозку, я уже хорошо чувствовал. И когда я понял, что уже задыхаюсь и вот-вот умру, он довольно быстро вытащил эту трубу из гортани и сказал, что всё закончено.
Я свалился на кушетку и около часа приходил в себя. Горло начало потихоньку отходить и сильно болеть. Мне дали горячего чаю с малиной, и я минут на тридцать уснул, потом пошёл в свою палату и провалился в сон до вечера, пропустив и обед, и ужин.
Назавтра доктор Халилов вызвал меня к себе и сказал, что он по всем изученным им показателям сделал вывод, что хронической пневмонии, к моему счастью, у меня пока ещё, он подчеркнул дважды это «пока ещё», нет. Но, согласно результату эндоскопии, у меня есть в настоящее время острый, а в принципе, хронический бронхит, что тоже не очень большой подарок, от которого, учитывая перенесённые мной ранее четыре пневмонии, два шага до пневмонии хронической, которая с большим трудом лечится и нередко заканчивается летальным исходом. После этого он замолчал и на меня снова, как бы, повеяло могильным холодом. В кабинете наступила пауза. Он смотрел на меня и молчал, я смотрел на него и тоже не знал, что сказать. Тут, как бы подумав, он прервал молчание и сказал, что разработал и сейчас пытается запатентовать, пока ещё не прошедший регистрацию и утверждение Минздрава, специальный метод лечения для таких, как у меня, случаев хронического бронхита, который называется «Новокаиновая блокада бронхов», опробовал его на многих пациентах, и, в основном, успешно, и если я, как бывший офицер, согласен рискнуть и не боюсь некоторой боли и возможных очень незначительных осложнений, то он попробует и меня пролечить таким способом. Единственное его условие – это моё разрешение использовать моё имя, историю болезни и результатов процедуры для регистрации и его докторской диссертации. Я, конечно, был согласен на всё, так как уж очень мне надоели все эти пневмонии и бронхиты и очень уж выводил из себя периодически повторяющийся удушающий кашель. Я без колебаний подписал все бумаги и стал ждать вызова на экзекуцию.
Через два дня я, собственно говоря, не зная, на что именно я согласился, с некоторым душевным и телесным трепетом пришёл в операционную. Медсёстры дали мне какие-то таблетки, очевидно, что-то успокоительное и обезболивающее и, переодев, уложили на операционный стол.
Вошёл доктор Халилов и ещё больше напугал меня, так как был одет, как одеваются для операции, в халате, переднике, в маске, перчатках и в колпаке. Мне пристегнули обе руки ремнями к столу, и медсестра достала два огромных шприца, по размеру, примерно таких, каким кололи героя Моргунова – «Бывалого» в фильме «Кавказская пленница». Мне, конечно, опять поплохело, но делать было нечего, как говорится, «назвался груздем», подставляй бронхи, лежи себе теперь смирно и не рыпайся.
Ну, я лежал и молчал, и наблюдал за руками доктора с этим огромным шприцем, который ранее медсестра до отказа наполнила какой-то прозрачной жидкостью, как я понял, смесью новокаина с чем-то ещё. Халилов подошёл ко мне и, приговаривая, что нужно немного потерпеть, так как сейчас будет немножко больно, всадил мне эту огромную иглу в область правой ключицы до упора. Мне даже показалось, что я услышал стук шприца об эту мою ключицу.
Халилов, говоря про себя какие-то свои, не то молитвы, не то татарские прибаутки, а может что-то на латыни, начал медленно впрыскивать в меня этот прозрачный раствор. Было, конечно, очень больно, и когда он глубоко, практически до бронхов, вводил эту огромную иглу и когда с усилием впрыскивал туда лекарство, но я стеснялся ассистирующих молодых сестричек, склонившихся надо мной, и, закусив губу, как видел в каком-то фильме, изо всех сил терпел, стараясь не издать ни одного звука. Халилов легко и как-то изящно вытащил из меня шприц, сказал, что приятно иметь дело с настоящим офицером и взял в руки второй «топор палача». Ощущения и боли были точно такими же, но я уже знал, что меня ждёт, и когда шприц полностью вошёл под левую ключицу и доктор начал опять впрыскивать в бронхи жидкость, я даже попробовал пошутить, что до моих, с четырьмя пневмониями лёгких, он такой маленькой иглой вряд ли достанет. Халилов улыбнулся, закончил процедуру и сказал прийти мне к нему на приём через три дня. Сестрички смазали и заклеили места уколов, я немного отлежался и самостоятельно поплёлся к себе в палату. Назавтра, идя в столовую, я еле передвигал ноги, было трудновато дышать, мучал очень сильный кашель.
И тогда я вспомнил старый советский анекдот:
«Главный врач больницы обращается к ожидающим операции пациентам:
– Мы недавно ввели новый порядок послеоперационной реабилитации. Сразу после операции вы встаёте со стола и сами идёте по коридору в палату, как бы плохо вам не было. На следующий день вы должны самостоятельно сделать пять кругов вокруг территории больницы. А на третий день пробежать кросс в пять километров. Вопросы есть?
– Скажите, доктор, а во время самой операции можно немножко полежать?»
На второй день мне стало немного легче, а на третий, идя на приём к Халилову, я уже чувствовал себя совсем хорошо. Врач выслушал меня, расспросил о самочувствии и сказал, что, судя по симптомам и реакции молодого организма на процедуру, она прошла успешно, и теперь я должен полностью пойти на поправку.
Вот так иногда в жизни бывает, когда совершенно незнакомые люди в нужный момент приходят на помощь и изменяют твою судьбу. Я по сей день от всей души благодарен и пульмонологу из Второй Советской больницы города Минска Наталье Николаевне Поляковой и доктору Халилову из ялтинского Института имени Сеченова.
ДНЕПРОПЕТРОВСК, ЛЮДИН ВЫПУСКНОЙ
А пока я покидал Ялту при очень хорошем самочувствии и в прекрасном настроении. Я взял билет на самолёт до Минска через Днепропетровск и из Симферополя вылетел на встречу с супругой. Она уже ушла из общежития и жила на квартире недалеко от училища. Мы опять долго гуляли по всем дорогим нам местам города, города нашей встречи…
Занятия их в училище подходили к концу. Уже был назначен через пару дней выпускной вечер, а потом им предстояло два месяца готовить к выпуску дипломный спектакль. На распределение приехали «купцы» из разных концов Украины, разбирать выпускников – молодых актёров по театрам. Люде, согласно законодательству, полагался свободный диплом, так как её муж жил в другой республике, но поскольку документы её ещё не были до конца официально оформлены в Областном Управлении образования, её после показов всех отрывков «купил» главный режиссёр русского театра в городе Ужгороде, а узнав, что у неё намечается свободный диплом, стал уговаривать переехать к ним вместе с мужем.
Назавтра утром я пошёл встречать Людмилу после последних занятий к её училищу. Из дверей вместе с ней вышли все её сокурсники, встретили меня очень тепло и приветливо, но с ними вышел и их преподаватель по сценречи, начальник Областного Управления культуры Иван Иванович Снетков, который был со мной довольно холоден. Ну, во-первых, я думаю, потому что я не Иван Иванович, как он, а во-вторых, потому что я увожу ценного национального украинского кадра из богатейшей и самобытной республики в какую-то, на его взгляд, «зачуханную» Белоруссию. Как я уже говорил, мне ещё раз довелось встретиться с этим чиновником уже в Москве, но об этом я расскажу позже…
На выпускной я не пошёл, так как они договорились прийти без жён и мужей, чтобы спокойно попрощаться со своей пятилетней учёбой и друзьями-однокурсниками, но написал к этому событию песенку на мотив нашей любимой с Людой песни «На тот большак…», приведу здесь лишь пару куплетов:
На тот большак, на перекресток
Уже не надо больше нам спешить,
Жить без учебы в общем просто,
Но друг без друга как же нам прожить…
Давайте каждый год встречаться,
В свой «Альма Матер» вместе приезжать,
Но только, чур, не зазнаваться,
Когда во МХАТе выпадет играть…
Теперь всю жизнь, до самой смерти
Нам в эти стены мысленно спешить,
Ведь наше здесь осталось сердце,
А как без сердца и играть и жить…
Где-то ближе часам к 12 ночи я услышал какой-то негромкий разговор на лестничной площадке. Я выглянул и увидел Людмилу со своим однокурсником и моим бывшим приятелем, который нас когда-то познакомил, Сашей Прониным. Они стояли и разговаривали. Я поздоровался с Сашей, прикрыл дверь и пошёл ложиться спать. Я не успел заснуть, как минут через двадцать зашла Люда и сказала, что Саша вызвался её проводить и, проводив, признался ей в любви, сказал, что самое большое, за что он себя в жизни корит, это за то, что на том дипломном спектакле кукольников он нас с ней тогда и познакомил. Он оторвал от её пальто пуговицу на память и ушёл…
Когда Люде при попытке поступления на работу в один из минских театров, надо было показываться худсовету, и она хотела показать сцену из спектакля «Дети Солнца» – диалог Елены Николаевны с художником Вагиным, которого играл как раз Саша Пронин, и мы послали ему телеграмму-приглашение, с гарантией оплаты перелёта туда и назад, он сообщил, что приехать не сможет.
Ну, да бог ему судья…
СНОВА ТЕАТР МИНИАТЮР
А в Миске меня ждало продолжение творческой деятельности. Пока я проходил лечение, наш комсомольский секретарь Лёня Валяев перешёл работать инструктором Отдела Пропаганды Центрального райкома партии. Приближалось 8 Марта, и Валяев решил блеснуть перед сотрудниками райкома оригинальным поздравлением с КВНовской жилкой. Он позвонил нашему парторгу и тот освободил нас с Лёней Дубовым от работы на три дня, разумеется, с сохранением зарплаты. Мы написали сценарий поздравления женщин с шутками, песнями и танцами. Валяев привлёк к выступлению своих коллег-партийцев, и, как оказалось, их поздравление прошло с большим и бурным успехом, и сразу позволило ему получить много очков в глазах райкомовского партийного начальства. Как оказалось, в то время для успешной партийной карьеры очень важно было набирать очки.
Потом мы с Лёней Дубовым часто помогали ему и во время работы в Райкоме партии, а позже и в Горкоме, так что, я думаю, что своим взлётом до начальника Управления Мингорисполкома он во многом обязан и нам с Лёней…
Считается, что нельзя дважды войти в одну и ту же воду. Скорей всего, это так и есть, однако жизнь, порой, опровергает этот традиционный тезис. Так бывший участник нашего Театра миниатюр и капитан команда КВН Белорусского политехнического института, выпускник архитектурного факультета этого института, Олег Быковский решил создать и возродить в стенах института новый «старый» Театр Миниатюр. Вообще, надо сказать, что этот факультет всегда славился талантливыми людьми, нашедшими применение своих талантов не только в архитектуре. Из его рядов вышли известный ансамбль «Синие гитары», солист которого Анатолий Кашепаров пел в «Песнярах», ансамбль «Зодчие», актёр театра и кино, участник театра «Колизей» этого архитектурного факультета Александр Яцко и многие другие.
Узнав об этой новой творческой инициативе Олега Быковского, мы все, бывшие участники институтского театра миниатюр, очень обрадовались, так как появилась надежда возродить наш родной и любимый жанр в стенах родного института.
А в это время мой младший брат Миша как раз поступил на первый курс, и я «сосватал» его к Олегу в театр. Хотя Миша и не блистал особенными сценическими способностями, он, благодаря мне, да и самому себе, знал многое из этой кухни, у него была голова на плечах, и он мог быть полезен в театре. Ему нравилась атмосфера в коллективе, было интересно, весело, да и вообще… девочки.
Кстати, мой младший брат, в отличие от меня оказался большим донжуаном.
kackad.press 