ОЛЕНА ВИТЕР – «ПРАВЕДНИЦА НАРОДОВ МИРА»

В мае этого года украинский парламент, по законопроекту народного депутата, историка Вячеслава Вятровича, ввёл новую официальную памятную дату: отныне 14 мая стал днём поминовения украинцев, которые в годы Второй Мировой войны спасали, как могли, евреев от нацистов. Таких, на самом деле, очень немало: в израильском Музее Холокоста «Яд Вашем» есть данные почти о двух с половиной тысячах «праведников народов мира» – украинцах (точная цифра – 2441 человек). Это больше, чем в любой другой республике бывшего СССР (для сравнения – в Беларуси таких набралось 587 человек, в Молдове – 79, а во всей огромной России – 186). Есть, кого помянуть.

В октябре 1981 года в Израиль прибыл Петро Мирчук – известный деятель украинского национально-освободительного движения, бывший узник одного из самых страшных нацистских лагерей смерти – Освенцима. Он был одним из немногих, кто выжил и оставил по себе воспоминания о пережитом. В те времена СССР ещё существовал, и его визит не остался там незамеченным: «юмористические» журналы – московский «Крокодил» и киевский «Перець» разразились целой галереей карикатур, высмеивающих крепкий союз «украинских предателей-националистов» и «израильской сионистской военщины».

Мирчук прилетел на Святую землю не в туристическое путешествие: как член нескольких украино-еврейских организаций, он старался поддерживать деятельность, направленную на становление дружественных отношений между обоими народами. Была у него и совершенно конкретная цель: провести переговоры о признании митрополита Украинской греко-католической церкви Андрия Шептицкого «праведником народов мира». Он посетил «Яд Вашем», где его отвели к перечню имён этих праведников. «Сад праведных, – вспоминал он, – это ряды деревьев напротив главного здания и за ним. Нашли лишь одну надпись «Украина», имя – Олена Витер». Позднее там появились новые имена, на сегодняшний день их, как уже упоминалось – 2441.

Первая из праведных

Монахиня Олена Витер – первая, но не единственная украинка в этом длинном списке. По сути, до и после того момента украинцев записывали там либо, как граждан Польши, либо, как граждан СССР и лишь после распада Советского Союза приняли традицию указывать именно ту страну, национальность которой соответствовала тому или иному человеку. Тем не менее, сестра Олена, получив это почётное звание в 1976 году, настояла на том, чтобы её родиной была названа именно Украина.

Украинский националист Петро Мирчук отметил в своём дневнике эту позицию, но он даже не догадывался о том, что Олена Витер была членом той же организации, к которой принадлежал и он сам – к Организации украинских националистов (ОУН). Она прожила долгую и очень трудную жизнь, о которой, наверное, можно было бы написать целый роман. Увы, ни романа, ни фильма она не удостоилась – вместо этого наиболее полной её биографией стали четыре толстенных тома уголовного дела, составленные советскими чекистами.

Родилась она в 1904 году в селе Миклашив на Львовщине. Родители – учителя гимназии, Василий и Мария. Мать её была полькой, но сама она считала себя украинкой, хоть и жила до 13 лет в Австрии.

Получив неплохое по тем временам базовое образование в гимназии, в 1921 году она поступила в медицинский институт. Но в том же году Олена бросила учёбу: умер её отец и она уходит в монастырь, где становится так называемой «сестрой-целительницей», оказывая медицинскую помощь тем, кто в ней нуждался, одновременно ведя украинскую просветительскую деятельность. В 1924 году в женском монастыре студитского устава в Якторове была организована общественная школа, где дети получали образование на украинском языке. Несмотря на молодость, Олена получила там постоянное место «магистра новициатов» – то есть, стала наставницей новых послушников.

В 1930 году, по предложению одного из руководителей ОУН Юлиана Головинского, бывшего офицера Украинской галицкой армии, Олена вступила в эту организацию, бывшую на тот момент подпольной, преследуемой польскими властями. Она не занималась, естественно, никакой боевой деятельностью, не готовила вооружённое восстание – она продолжала делать то, что делала всё время: просвещать, учить, наставлять. К монастырской школе прибавилась вечерняя школа для взрослых, детский сад и даже драмкружок. Позже вся эта её работа будет «обобщена» НКВД в обвинение «националистическое воспитание молодёжи». Дополнительным делом для неё стал разве что сбор пожертвований для украинских политзаключённых.

В 1932 году сестра Иосифа (таким было её монашеское имя) стала игуменьей своего монастыря. Молодую (всего 28 лет!) и активную монахиню поддерживал сам глава украинских греко-католиков, митрополит Шептицкий. Так прошли ещё семь относительно спокойных лет – затишье перед бурей, ударившей по Западной Украине в сентябре 1939 года, когда Советский Союз и Третий Рейх «по-братски» разделили между собой Польшу и Западная Украина была захвачена советскими войсками.

«В 1939 году, – вспоминала она позднее, – наш монастырь был разгромлен Красной армией… Советские солдаты, ворвавшись к нам, срывали иконы, топтали их, издевались над святынями». В жизнь воплощались худшие слухи о «сатанинской власти советов». Игуменья Иосифа хотела покинуть родину, но её удержал всё тот же митрополит Андрий Шептицкий, которому нужен был каждый человек, способный помочь ему в спасении того, что у них оставалось после советских погромов. Олена вернулась во Львов, где снова собрала своих подопечных. «Монастырский дом, – вспоминала она, – мы зарегистрировали, как общежитие медсестёр, все монахини сняли монастырскую одежду и пошли работать по специальности – медработниками». Сама бывшая игуменья стала секретарём известного львовского врача и общественного деятеля Марьяна Панчишина. Он был на хорошем счету у новой власти – один из участников Народных сборов Западной Украины, лично проголосовавший за её включение в состав СССР, депутат Верховного совета СССР, а с октября 1939 года – руководитель Львовского Облздрава. Под этим прикрытием она продолжала свою деятельность в ОУН, хотя работать стало гораздо сложнее и страшнее – репрессии НКВД были куда более масштабными и жестокими, чем те, которым подвергала украинских националистов польская власть. Начались аресты и расстрелы, пошли массовые депортации украинских семей в Сибирь.

В этих условиях многие ОУНовцы убегали в оккупированную немцами Польшу. Олена Витер вновь отказалась покидать родину, но включилась в организацию нелегального перехода границы для подпольщиков. Летом 1940 года она пыталась переправить в Польшу украинского священника Ярослава Чемеринского, но операция была провалена из-за доноса сексота. Чемеринского схватили, а 11 июня 1940 года чекисты пришли за Оленой. Её отвезли в одну из самых страшных на то время львовских тюрем – в тюрьму на бывшей улице Лонцкого. Следствие продолжалось почти полгода. «Таскали меня за волосы, били головой о стену, кулаками в лицо, – вспоминала она, – Какой-то энкаведист схватил меня за руки, другой – за волосы, третий – за нос, и помочились мне в рот. Сказали – вот, мол, тебе твоё святое причастие». Олену били то резиновыми, то железными палками, вырывали волосы, выкручивали руки, били электротоком. Когда у неё изо рта пошла кровь – заткнули рот грязной тряпкой, потом вытащили её и стали плевать в рот. Со дня ареста её допрашивали и пытали 47 раз.

Олена Витер признала свою принадлежность к ОУН, но чекистам не подходило обвинение в организации детских садиков, школ и драмкружков. Поэтому в протоколе допроса появилось «признание» в организации подпольной террористической группы, целью которой было, в частности, убийство директора спецполиклиники, в которой работали монахини. Допросы прекратились, но Олена оставалась в тюрьме: ей «светил» смертный приговор.

Власть переменилась

Сегодня в тюрьме НКВД №1, как называли тогда тюрьму на Лонцкого, расположен музей, в котором увековечена память о тех, кто прошёл через её камеры и пыточные подвалы. Экспозиция завершается стелой, на которой написаны имена сотен узников, расстрелянных в самые страшные дни между 22 и 28 июня 1941 года. Тогда, во время поспешной эвакуации советской власти из Львова, политзаключённых убивали массово, без разбору: украинцев, поляков, евреев – всех, кто попал в лапы чекистов прежде, чем те сбежали. Среди других можно увидеть и имя Олены Витер.

По советским документам, её расстреляли. На самом же деле, она спаслась. 24 июня 1941 года начальник тюремного управления НКВД в Львовской области – Лерман – отчитался, что, во исполнение приказа руководства, из 1355 обречённых на смерть, «приговор был приведён в исполнение» над 924. «Работа» продолжается. Правда, работать становилось всё сложнее: Львов бомбили немецкие самолёты, в городе начались беспорядки, организованные ОУН. В результате, подпольщикам удалось устроить побег части заключённых.

Но это был ещё не конец советской власти – чекисты вылавливали сбежавших на улицах, хватать тех, кого подозревали в организации побега, а также тех, кто случайно оказался поблизости. Всех везли в тюрьмы, где продолжались расстрелы. Но, как ни торопились «рыцари революции», они не успевали – и, в конце концов, опасаясь за свои жизни, убрались окончательно. 28 июня, когда последний советский солдат и последний чиновник покинули город, львовяне кинулись к тюрьмам. Они смогли освободить немногих оставшихся в живых – остальных, очень и очень многих, оставалось лишь похоронить. Среди выживших оказалась и Олена Витер, ошибочно записанная, как расстрелянная.

Дальнейшая её жизнь была словно обратным процессом евангельской истории: от чудесного «воскресения», через страдания до самой смерти. Олена расплачивалась с Богом и своими спасителями тем, что сама начала спасать жизни других людей. Теперь уже не от коммунистов, а от нацистов.

Первые месяцы новой власти во Львове многие украинцы верили в немецкую пропаганду о «вызволении из большевистского ярма». В городе началось возрождение общественной жизни. По поручению митрополита Андрия Шептицкого, Олена Витер восстановила деятельность своего женского монастыря, упразднённого при Советах.

Но уже очень скоро немцы продемонстрировали свои истинные намерения. Сначала они арестовали членов так называемого Украинского государственного правления – правительства провозглашённой 30 июня восстановленной Украинской народной республики. Позже начали ограничивать и запрещать всё, что лишь напоминало украинское. В августе было объявлено о присоединении Львова и Галиции в целом к генерал-губернаторству – оккупированной немцами Польше. С сентября начались массовые аресты членов ОУН. Но всё это не шло ни в какое сравнение с тем, что творили с евреями. Украинцев – запрещали, евреев – методично и последовательно уничтожали под корень.

В отличие от советской власти, немцы не чинили препятствий деятельности духовенства, не закрывали церкви, не разгоняли монастыри. Поэтому для западно-украинских евреев именно церкви стали единственным возможным спасением и убежищем: греко-католические священники, направляемые митрополитом Шептицким, прямо запретившим своим прихожанам хоть в малейшей степени участвовать в преследованиях евреев, изо всех сил старались помочь, спрятать, переправить подальше сотни евреев – в первую очередь, детей и подростков. Им изготавливали фальшивые документы, подделывали имена и биографии, прятали в дальних, сельских приходах, даже отправляли в горы, в схроны – лишь бы выжили. Церковное руководство старалось координировать этот процесс.

И именно к этой работе активно подключилась игуменья Иосифа, сама едва избежавшая смерти столь недавно. Её львовский монастырь, а также подчинённый ей возрождённый монастырь в Якторове стали перевалочным пунктом для евреев, бежавших от нацистских убийц. Им наравне с украинскими подпольщиками из ОУН, оказывали здесь медицинскую помощь, подбирали документы и «легенды» и отправляли подальше от эсэсовцев. В возрождённых монахинями детских садиках, в группах украинских детишек, прятали детей украинских подпольщиков и еврейских беженцев. Об этом свидетельствовала после войны, в частности, супруга раввина Давида Кахане, которая пряталась «в гостях» у сестры Иосифы: она писала о том, как матушка игуменья сама ухаживала за двумя еврейскими девочками, сбежавшими из эшелона, который вёз их в лагерь смерти Белжец. Одна из девочек имела пулевое ранение и Олена, как опытная медсестра, прочищала и обрабатывала ей рану. Обиходив, она отправила их под новыми, польскими именами в Якторовский монастырь.

Опять Советы

Духовный сан, естественно, не гарантировал безопасности от нацистов, так что все монахини шли на серьёзнейший риск. Правда, для них всё, в конце концов, обошлось благополучно. Игуменья вместе с сёстрами пережили немецкую оккупацию. А вот, когда летом 1944 года немцы сбежали – на их место опять пришли Советы. Причём для Олены Витер они были гораздо опаснее – ведь один раз они её уже «расстреляли» и не дай Бог, могли прознать о своей «недоработке». В принципе, многие львовяне, не дожидаясь советских войск, всеми правдами и неправдами выбирались на Запад, но игуменья Иосифа в третий раз отказалась покинуть родину. Более того – она продолжила помогать украинским повстанцам, которые дрались теперь против Советской армии. И вновь греко-католические монастыри и церкви включились в эту борьбу.

Правда, в отличие от немцев, Советы опять-таки не слишком церемонились со священниками. На этот раз Советская власть решила попросту полностью уничтожить греко-католическую церковь, зная о её связях с ОУН и УПА. Митрополита Андрия Шептицкого от ареста спасла, наверное, только смерть – он умер 1 ноября 1944 года. Его наследник на посту, Иосиф Слепой, пробыл главой своей церкви лишь полгода: в апреле 1945 его вместе с другими высокопоставленными иерархами арестовал НКВД. А 12 апреля 1945 года, в 7 утра, ко львовскому монастырю прибыла опергруппа, чтобы арестовать монахинь. Чекисты ворвались в монастырь и забрали их всех.

И вновь – тюрьма, пытки, выбивание показаний… На этот раз в ход пошла «свидетельница» – некая студентка по имени Инна Даниленко, которая подписала донос, что игуменья Иосифа, мол, втягивала её в националистическое подполье с целью убийства двух сотрудников НКВД и известного советского украинского писателя Ярослава Галана, причём последнего – якобы за его антицерковную публицистику. На самом деле, девушка обратилась к Олене Витер с просьбой подготовить её к обряду крещения – что та и сделала. Кончилось это для Инны Даниленко плохо: её судили вместе с «крёстной наставницей» в Киеве 27 апреля. Даниленко, уверявшая всех и каждого в своей любви к советской власти, получила 10 лет лагерей. Олена Витер, не скрывавшая своих взглядов и не подписавшая никаких признаний в «терроризме» – 20 лет.

Возвращение

После смерти Сталина, когда наступила «хрущёвская оттепель» и некоторые дела стали пересматривать, выяснилось, что двое сотрудников НКВД, которых якобы собиралась убить Олена Витер, вообще не существовали в природе, а Инну Даниленко, давшую показания против игуменьи, завербовал следователь Бреккер, пообещав отпустить арестованную ранее её приёмную мать. Так что пересмотр дела завершился в 1956 году тем, что Даниленко отпустили… а вот Олену Витер – нет. Ей лишь «скостили срок» до 10 лет, 5 месяцев и 7 дней. Потому что, несмотря на отсутствие состава преступления, она была «чуждым элементом» и «политически неблагонадёжной»: монахиня, член ОУН, да ещё и выжившая «под немцами».

На этом заканчивается четырёхтомная повесть об Олене Витер, писанная «биографами» из НКВД. Отсидев 10 лет, она вышла на свободу и прожила ещё долгих 32 года. Об этом периоде её жизни информации почти нет. Известно, что остаток жизни она провела в местечке Скалат неподалёку от Тернополя. Тут она вновь организовала женский монастырь – и так же, как во Львове 1939, он был подпольным. Умерла Олена Витер 15 ноября 1988 года, меньше года не дожив до выхода греко-католической церкви из подполья и двух лет – до появления нового государства Украина, которое Путин теперь называет «искусственным образованием». Олена Витер – реальное, неподдельное опровержение многих советских мифов – от «коренного антисемитизма» украинцев до «предательства украинских националистов-террористов». И она – первая украинская праведница народов мира, чьё имя увековечено в Яд Вашем – в благодарность за еврейские жизни, спасённые ею и её сёстрами-монахинями.