Posted by К 20-летию смерти Норберта Гланцберга
Много, да, действительно, много лет назад, кажется, в 2003 г. одновременно в газете ”Каскад” и в эфире радиопрограммы “Звезда Давида” я начал серию статей и радиопередач, которую назвал ”Неизвестные или забытые”. Это была серия познавательных программ о музыкантах из разных стран, внесших большой вклад в историю мирового искусства, но, к сожалению, забытых ”человечеством” или неизвестных многим из его представителей. Там были американский джазовый певец Эл Джолсон, американский композитор Шалом Секунда, автор знаменитой мелодии ”Ба мир бисту шен”, польский композитор Ежи Петерсбурский, автор незабываемой мелодии ”Синий платочек”, польско-советский трубач Эди Рознер, советский композитор, ”король танго” Оскар Строк, израильский композитор-песенник Саша Аргов. ”Сериал” длился где-то на протяжении двух лет.
Все перечисленные выше имена были мне известны, в большей или меньшей мере давно, некоторых своих героев мне даже посчастливилось увидеть вживую. Но вот имя Норберт Гланцберг я услышал впервые именно в то, в определенном смысле счастливое для меня время. Как автора всемирно известных мелодий. К примеру, ”Падам-падам”. Кто-нибудь эту песню Эдит Пиаф не знает? Естественно, я тут же загорелся сделать программу и о Гланцберге. Да не тут-то было! Несмотря на уже вполне развитый Интернет. Материала было до скудности мало! Музыки тоже! В свое время, когда я задумал программу о Ежи Петерсбурском, диск с его песнями мне привезли из Польши. Тут же, кроме одной-двух мелодий – ничего! И добыть негде. Все программы шли почти одновременно: в газете и по радио. Текст был почти один и тот же. В газете были иллюстрации, а по радио – Музыка. Иллюстрации о Гланцберге еще можно было отыскать, а вот музыка… Да и душа как-то не настроилась.
Но все последующие 15 с лишним лет я о Гланцберге не забывал и потихонечку ”копал”. И вдруг обнаружил, что 25 февраля 2021 г. – 20 лет со дня его смерти. На иврите есть расхожее выражение ”Ад кан – До сих ”. “Ад кан”, – сказал я сам себе, ”душа запела ” и, наконец-то, я выношу свое повествование на суд читателей и слушателей.
Натан Гланцберг родился 12 октября 1910 г. в Рогатине, в Галиции. Тогда это была двойная Австро-Венгерская королевская и императорская монархия. Родился у еврейских родителей. Отец Шмуэль был мелким торговцем. В надеждах на лучшую жизнь семья перебралась на Запад, в баварский город Вюрцбург. Сразу же после переезда Натана стали называть Норберт, так было удобнее и для мальчика, и для немецкого окружения. Вскоре среди вюрцбургского еврейского сообщества распространился слух о необычайной музыкальной одаренности Норберта, который еще в три года спросил маму, почему музыка смеется и плачет. За что получил от своей матери первый музыкальный инструмент – губную гармошку. А соседи даже стали его называть маленьким Моцартом.
Впрочем, согласно семейной легенде, гармошку ему подарили соседи, по фамилии Ойстрах. Через много лет, на концерте великого Давида Ойстраха пожилая дама, сидевшая рядом с Норбертом, спросила, не сын ли он Гланцбергов, и пояснила молодому человеку, что она – госпожа Ойстрах, которая подарила маленькому Гланцбергу губную гармошку, а Давид Ойстрах – ее племянник!
В 1914 г. в жизни мальчика произошло несколько событий: родилась сестра Лизель, началась 1-я Мировая война, отца призвали в армию санитаром, а в день его ухода в дом привезли огромный ящик, в котором было пианино! Мама купила, она верила в талант сына!
В школе Норберту было скучно. Вот в консерватории, в которую он поступил еще 14-летним мальчиком, – очень интересно. Он учился в классе профессора Германа Цильхлера – директора консерватории, основателя вюрцбургского моцартовского фестиваля, одного из первых музыкальных фестивалей в Европе.
В 1922 году Гланцберга назначили помощником дирижера в Экс-ла-Шапель. В 1927 г. он объявил отцу, что бросает школу и идет работать в театр аккомпаниатором. Но папа Шмуэль, так мечтал видеть сына врачом или юристом! А не каким-нибудь клезмером, радующимся каждой монете, заработанной на свадьбе или в Пурим.
Но Норберт вовсе не собирался становиться клезмером. Его взяли в местный театр, ему иногда доводилось дирижировать операми и даже руководить постановкой «Трехгрошовой оперы» Бертольда Брехта. Мировой экономический кризис 1929 года задел своим крылом и Вюрцбург, работы в театре стало меньше, а Норберт уже хотел покинуть маленький Вюрцбург. Его влекли Мюнхен, Вена, Берлин…
Но для начала он оказался в Аахене, аккомпаниатором балетной труппы и драматических спектаклей. Иногда перепадало дирижировать.
В балетной труппе работала балериной Ирмгард Керн, тоже из Вюрцбурга, которая как-то попросила Норберта аккомпанировать ей на показе в театре-варьете “Адмиралпаласт” в Берлине. Там готовилась новая постановка оперетты “Королевы чардаша” (“Сильва”) Имре Кальмана. Норберт с удовольствием согласился. В те годы Берлин был европейской культурной столицей. Все было ему внове, интересно. Но самое интересное случилось именно на показе. Когда Ирмгард закончила, все члены комиссии устремились на сцену, среди них – сам Кальман! Его интересовал аккомпаниатор.
– Где вы работаете?” – спросил он пианиста.
– В Аахенском театре, концертмейстером.
– Сколько вы там зарабатываете?
– 150 марок в месяц.
– Если останетесь здесь, получите 350.
Это были большие деньги! Он тут же согласился. Ему было только 20 лет!
Готовили много спектаклей. Каждый – новые знаменитости: артисты, музыканты, композиторы. Одним из них оказался Ганс Альберс, звезда сцены и немого кино. Гансу понравился способный музыкант Норберт, он часто приглашал его в свою гримерку. Кино в те годы было необычайно популярно в Европе, кинозалы были всегда переполнены.
Через Альберса Гланцберг попал в 1930 году качестве композитора на киностудию UFA, где только что был снят первый немецкий звуковой фильм «Голубой ангел» с Марлен Дитрих в главной роли. Режиссер Билли Вайлдер тогда приступил к съемкам фильма «Не тот муж». 21-летний Гланцберг написал музыку к фильмам для Билли Вайлдера и для комедии Макса Офюлса «Лучше всего». Мелодии из фильмов стали популярны, пресса была в восторге. «Не тот муж» демонстрировался и в Вюрцбурге. Папаша Шмуэль Гланцберг стоял у входа в кинотеатр и, указывая на афишу, где имя Норберта было выведено большими буквами, гордо повторял: «Это – мой сын!»
Гланцберг продолжал сочинять музыку к фильмам. Он также писал партитуры для оперной музыки и был музыкальным руководителем концертов в 1930 году, в том числе концертов танцовщицы Эллен фон Франкенберг. Но вскоре UFA перестала сотрудничать с евреями. 15 июля 1932 года журнал «Немецкий фильм» написал о том, что композиторы студии – сплошь евреи, а немецкую литературу и кино должны создавать только люди, «чувствующие по-немецки». Сам гауляйтер Берлина Йозеф Геббельс, когда в 1933 году в Германии к власти пришел нацистский режим, выступил по этому вопросу, назвал Гланцберга в газете НСДАП Der Angriff деградировавшим еврейским творцом. Травля евреев усугублялась. Однажды вечером хозяйка квартиры встретила Гланцберга на углу перед домом и предупредила: «Не ходите домой – вас ждут из гестапо!»
Гланцберг отправился в Париж.
После прихода к власти нацистов, многие граждане Германии, не только евреи, но и немцы эмигрировали в Париж. Этот город стал в это время центром культурной жизни для многих гонимых. Эмигранты встречались в кафе, обменивались новостям, помогали друг другу найти работу. Тогда же Гланцберг снова встретил Билли Вайлдера, который собирался уехать в США и предложил Гланцбергу тоже поехать. Но Гланцберг отказался. Возможно, ему, еще недавно провинциальному юноше было страшно. К тому же, родители с сестрой оставались в Вюрцбурге.
Он подрабатывал уличным продавцом, с очень небольшим успехом. Но заработанных денег хватало на питание и на прокат аккордеона. Он играл во дворах, затем шел в эмигрантскую столовую, где получал обед из четырех блюд и даже, стакан вина.
В 1935 году он нашел работу пианиста в еврейском театре и встретил другого эмигранта в Париже, гитариста и лидера группы легендарного цыгана Джанго Рейнхардта. Тот пригласил его быть пианистом, когда его группа играла в парижских клубах. Именно тогда Гланцберг впитал стиль французской легкой музыки. И именно тогда в один из вечеров, когда они играли, Эдит Пиаф впервые выступила перед публикой, после того как менеджер клуба услышал, как она поет на улице, и убедил ее выступить на сцене. На ней болталась бесформенная одежда, на ногах были поношенные огромные массивные ботинки, слова было трудно разобрать, а петь она не умела вовсе. Голос не был поставлен, звучал одновременно и скрипуче, и пронзительно, да и не понятно для посетителей кафе. Мог ли Норберт в тот вечер предположить, что скоро жизнь сведет его с Эдит тесно и надолго.
Он продолжал выступать, начал сочинять песни для парижских мюзик-холлов. В 1938 году познакомился с популярной французской певицей Лили Гаути и написал для нее ставшую известной песню “Le bonheur est entre dans mon coeur – Счастье вошло в мое сердце». Он также сопровождал певцов на показах модных коллекций.
В 1939 году, 6 сентября, через 5 дней после начала войны Гланцберг как родившийся в Польше (так его зарегистрировали, когда он приехал во Францию) был зачислен в польскую армию Сикорского, дислоцированную в Англии. Вдруг Норберт Гланцберг, музыкант и пацифист оказался среди не слишком дружелюбных польских солдат, под бомбежкой немецкой авиации. И он бежал. Пробежал 200 км до Марселя, в свободную зону Франции на юге страны, которая еще не была оккупирована Германией. Там он нашел убежище в центре для беженцев. Он снова начал посещать кафе, встретил там своих прежних коллег и познакомился с такими знаменитостями, как Фернандель, Тино Росси, Морис Шевалье. И вот, в начале октября 1941 года, в одном из таких кафе появилась Она! Теперь двадцатипятилетняя Эдит Пиаф была уже звездой, все во Франции знали ее имя. С нею был ее импресарио Феликс Маруани, который нанял его в тур с Пиаф в качестве ее пианиста. Они начали свой тур в Лионе, в пределах Свободной зоны. В то время немецкие войска уже заняли Париж, новый правительственный кабинет возглавил маршал Петен, его политика по отношению к евреям была вполне нацистской.
Помимо того, что он был пианистом Пиаф, он начал писать для нее песни.
Еще в 1939 году доход Гланцберга от написания песен был внезапно заблокирован французской ассоциацией профессиональных авторов песен и композиторов, которая перечисляла средства своим членам. Организация подвергала самоцензуре музыку, сочиненную евреями в соответствии с Нюрнбергскими законами Германии, направленную на подрыв доходов евреев. В результате Эдит стала его “спасательным кругом”.
Они продолжали гастроли по Франции. Но он всегда боялся, что его внешние физические данные могут выдать его французской полиции или информаторам, которые начали облавы на евреев и других нежелательных беженцев. Его классический опыт и высокие стандарты в работе привели к тому, что пение Пиаф значительно улучшилось. Они стали любовниками, начали зависеть друг от друга, поскольку он написал несколько ее самых успешных песен, а она оказала ему эмоциональную поддержку. “Когда Эдит оперлась на пианино, – вспоминал он, – чтобы лучше создать ту интимность, которая связала ее с музыкой, с ее музыкой, я был захвачен таинственным, очаровательным мощным чувством”.
Как раз, когда турне закончилось, в Марселе жить стало тоже опасно. Немцы и там ежедневно проводили поиски евреев. Проводились облавы, все пойманные депортировались. Эдит Пиаф прятала Гланцберга под Марселем у бабушки своего секретаря Андре Бигарда. Бигард и его семья помогли ряду других еврейских друзей Пиаф, включая кинорежиссера Марселя Блистена, укрыться и тем самым пережить войну. Затем последовало много других убежищ. Некоторые принадлежали марсельской сети нелегального сопротивления, там не только скрывались люди, но и хранились продукты и одежда.
Среди прочих, Гланцберга укрывал и композитор Жорж Орик, ставший после войны директором Гранд-Опера. У него был дом в Антибах, где по вечерам гости и сам хозяин музицировали, часто забывая об осторожности. Однажды, когда Гланцберг играл на рояле Бетховена, в дверь постучали. То были немцы, пришедшие напомнить о затемнении. Один из них спросил: «Кто здесь играет музыку моей родины?» Норберт окаменел. Солдат долго и пристально смотрел на него, затем все ушли. Гланцберг больше не мог выступать, даже выходить на улицу. Наконец, Эдит Пиаф попросила другую подругу, графиню Лили Пастре, спрятать его в Монредоне, в ее замке за пределами Марселя. Пиаф платила ей, чтобы та кормила его и обеспечила ему защиту. Графиня Пастре была любительницей музыки, у нее были хорошие отношения с властями, так как она часто приглашала их на концерты в замок. После войны стало известно, что графиня приютила около сорока других еврейских композиторов и музыкантов, включая Клару Хаскил, одну из лучших пианисток мира. Еще в замке жили хореограф и секретарь руководителя ”Русского балета” Дягилева Борис Кохно, известный сценограф Кристиан Берар и дирижер Мануэль Розенталь, ученик Равеля.
В конце концов, немцы вторглись и в эту часть южной Франции. Гланцберг бежал в Ниццу под защиту корсиканских родственников Тино Росси. Пиаф продолжала оплачивать его содержание и часто посылала своего секретаря Бигарда, чтобы проверить его благополучие. 2 мая 1943 года в Ницце в отеле, где Гланцберг жил по фальшивому паспорту, он был схвачен. Ему, правда, разрешили послать письмо графине Пастре, которая вместе с Эдит и Тино Росси стала добиваться его освобождения. В конце концов, известная актриса театра «Комеди Франсез», звезда кино Мари Белл убедила префекта полиции Дурафу спасти музыканта. Он вывез его на своей машине.
Где-то в 1942 г. Гланцберг наиграл Эдит мелодию с пульсирующим мотивом. ”Падам, падам, падам”, – напевал при этом он: так стучит сердце. Тогда никто из двоих не предположил, что пройдет немного времени и эта мелодия станет на десятилетия мировым шлягером.
До 1944 года, находясь в убежищах, он встречался с некоторыми активистами французского Сопротивления, такими как Поль Элюар, Жак Превер, Луи Арагон, Эльза Триоле и издатель развлекательных программ Рене Джульярд. Гланцберг пережил войну, хотя между 1942 и 1944 годами более 75 000 евреев во Франции были депортированы в лагеря смерти в Германии.
6 июня 1944 года состоялась высадка союзников в Нормандии. Через несколько дней Пиаф вместе с молодым Ивом Монтаном впервые выступила в дневных спектаклях варьете «Мулен Руж», а 24 августа танки французского генерала Леклерка въехали в столицу – Париж.
Многие деятели искусства, среди них знаменитые шансонье Т. Росси, М. Шевалье, Ш. Трене, Э. Пиаф участвовали в гала-концертах для немецких офицеров. Немцы очень поощряли эти выступления, как и создание фильмов с участием лучших артистов Франции. Все деятели искусств, которые выступали во время оккупации, должны были предстать перед «Комитетом по чистке». Норберт Гланцберг неоднократно выступал на этих процессах как свидетель, подтверждая честное имя многих коллег. Он навсегда запомнил все, что сделала его спасительница в эти годы. В пользу Пиаф свидетельствовали другие, спасенные ею евреи: композитор Михаэль Эмер и режиссер Марсель Блистен. Гланцберг также помог освободить Мориса Шевалье, который содержался под стражей движением сопротивления, и для которого он тоже писал песни.
Время от времени в мировых СМИ появляются статьи, обличающие тех французов, которые сотрудничали с немецкими оккупантами. Особенно зачастую усердствовали издания на русском языке. Авторы этих публикаций, как правило, не знали или просто забыли о тех, многих и многих, которые эти ”сотрудничавшие” спасли. “Кто спасет одну жизнь – спасет целый мир!” – гласит Тора. Да, конечно, лучше было бы не сотрудничать с фашистами. Но, если использование своих талантов часто было единственным путём к выживанию, если при этом была спасена не одна человеческая жизнь, стоит подумать, нужно ли этих спасителей клеймить позором и судить.
После окончания войны в 1945 году Норберт снова был свободен. С 1946 по 1948 год он гастролировал с Чарльзом Трене по Южной Америке, был и международный тур с Тино Росси. Тогда, весной 1947 года во время этого тура Гланцберг впервые посетил США и впервые за долгие годы встретился со своими родителями и сестрой, успевшими убежать из Германии буквально в последние минуты.
В 1949 году появилась песня, которая стала визитной карточкой Ива Монтана и принесшая Гланцбергу большой успех: “Les grands boulevards – Большие бульвары”.
А вскоре Пиаф вспомнила и о мелодии, которую Гланцберг наиграл ей еще в 1942 году, той самой с пульсирующим мотивом. Она позвонила поэту Анри Конте: “Анри, вот мелодия, которая преследует меня повсюду. Ее сочинил Норберт. Моя голова просто гудит от нее. Срочно нужен текст”. И прямо в телефон стала ее напевать. Конте возбудился мгновенно: “Вот оно! Padam, рadam – как биение сердца. Нет более прекрасной истории для шансона!”
15 октября 1951 года песня “Padam, рadam” была записана на пластинку. И обрела бессмертие, став легендой двадцатого века, вместе с теми, кто ее создал: Норберт Гланцберг, Анри Конте, Эдит Пиаф. Песня перешагнула океан, и в далекой Америке ее многократно слушала мать Норберта. Слушала и гордилась.
Среди песен, которые Норберт Гланцберг написал для Эдит Пиаф за время ее певческой карьеры, были “Padam … padam”, “Mon Manege A Moi – Моя карусель”, “Il fait bon t’aimer – Как хорошо любить тебя” и “Au bal de la random – На балу случайных”.
В 1950-х Гланцберг познакомился с Марией Мазурек, двадцатилетней полькой, которая выросла во Франции. Так встретились два человека католичка и еврей, родом из Восточной Европы, знавшие о ней практически понаслышке. Маришка была непохожа на других женщин, которых он знал. Они поженились 15 января 1952 года, а в ноябре 1959 родился сын Серж. Мама Норберта была полна радости, хотя ее внук не был евреем.
В конце пятидесятых Гланцберг интенсивно сочинял музыку к французским фильмам: «Мой дядюшка» с Брижит Бардо, «Михаил Строгов – курьер царя» с Курдом Юргенсом, «Колдунья» с юной Мариной Влади. Всего он написал музыку к 24 фильмам.
Но жизнь по-прежнему не была к нему благосклонна. Гланцберг остался без гражданства: французское не удалось получить, а принимать польское или немецкое он не захотел. В 1976 г. Маришка, которая, казалось бы, была так привязана к нему, ушла от него. Сын Серж, живший то у отца, то у матери, в двадцать лет уехал в Англию. Молодой человек обожал рок, Rolling Stones, Джимми Хендрикса и не расставался с электрогитарой, которую отец и за музыкальный инструмент-то не считал, а вот классику не жаловал.
Гланцберг одиноко жил в Нёйи-сюр-Сен, западном пригороде Парижа. Вечера коротал на концертах и в опере. Стал посещать библиотеку Института Гете, начал опять читать по-немецки. Где-то в 1983 году он наткнулся на сборник “Der Tod ist ein Meister aus Deutschland – Смерть – мастер из Германии”, составленный из стихов, написанных заключенными концлагерей, евреями и борцами Сопротивления, в основном, погибшими. Впечатление было велико, Гланцберг, выбрал двенадцать стихотворений и создал вокальный цикл “Песни Холокоста”. На музыку он положил два цикла по десять произведений, песни из Берлина и классику романтических лидеров. Гланцберг говорил, что самый веселый мотив звучит у восточноевропейских евреев в миноре. В 1985 году он написал концерт для двух фортепиано «Сюита на идиш», вдохновленный романами Исаака Башевиса Зингера и вспоминая рассказы матери. Эту работу аранжировал для симфонического оркестра его друг, композитор и дирижер Фредерик Шашлен.
Имя Гланцберга было популярно во Франции, фильмы с его музыкой демонстрировались по всему миру, но в Вюрцбурге, где он вырос, о его судьбе ничего не было известно. В 1997 году в городе была организована выставка, посвященная немецким эмигрантам во Франции. Занимавшаяся, в связи с этим событием с архивами, вюрцбургская журналистка Астрид Фрайайзен, натолкнулась на упоминание о Норберте Гланцберге, разыскала его во Франции и позвонила ему.
Взволнованный композитор, рассказав о своей драматической жизни, сказал: «Я хочу еще раз увидеть Вюрцбург и показать там мои сочинения». Он вернулся в город детства почти через семьдесят лет. Бродил по улицам, вспоминал людей и здания. Его концерт состоялся в зале Высшей школы музыки, где он когда-то учился. Репетируя, он забывал обо всем, им руководило только одно желание: именно в Вюрцбурге, показать, к чему он пришел. “Еврейская сюита” и “Песни Холокоста” прозвучали при переполненном зале, а когда 88-летний композитор от волнения не смог говорить, он просто сел за рояль, на бис сыграл “Падам, падам” и “Большие бульвары”. Все 800 зрителей, заполнивших зал, начали подпевать знакомые мелодии, хотя многие из присутствовавших только сейчас узнали, кто их автор.
В 2000 году дирижер Фред Часлин, который был очень близок с Гланцбергом в последние годы, оркестровал “Еврейскую сюиту”. Она была аранжирована и для голоса с оркестром. Премьеры состоялись во Франции и в Израиле, а затем сюита впервые прозвучала в Германии в исполнении филармонического оркестра Вюрцбурга. Вскоре Даниэль Кляйнер, музыкальный директор театра и художественный руководитель Моцартовского фестиваля, сделал оркестровое переложение “Песен Холокоста”. Но композитор не успел услышать такое исполнение. Его не стало 25 февраля 2001 года.
Премьера “Еврейской сюиты” в Иерусалиме транслировалась по всей Европе, а в день объединения Германии она прозвучала на площади перед рейхстагом в исполнении Берлинского молодежного оркестра. Да будет благословенна память великого музыканта Норберта Гланцберга!
Послушать мелодии Норберта Гланцберга можно в любое время по Интернету, начиная со второй половины дня 21 февраля на сайте radiostardavid.com – audio – Программа от 21 февраля 2021 г.
Concert given in Jerusalem to celebrate Teddy Koleck’s 90th birthday.Suite Yddish for 2 pianos by Norbert Glanzberg (1910-2001) Orchestrated and conducted by Frédéric Chaslin
kackad.press 