Posted by (главы из книги)
(Продолжение. Начало в #577)
«ПРИКЛЮЧЕНИЯ»
Наверное, во многих, рассказанных мной эпизодах я предстаю этаким положительным советским офицером, всегда поступающим правильно по чести и, по совести. Справедливости ради, скажу, что я не всегда был на высоте. Так как я в этой книге решился на некоторую, откровенность, то после долгих раздумий я понял, что мне здесь придётся рассказать пару неприятных историй моих, так сказать, «гусарских» «приключений», за которые мне до сих пор стыдно, но эти события, действительно происходили в моей жизни.
Я еду в трамвае домой, рядом со мной на задней площадке стоят две молодые женщины. Одна из них довольно привлекательна, начинает, со мной заигрывать. Идти мне особенно некуда, никто меня в этом городе не ждёт, поэтому я отзываюсь на приглашение девушек сойти на их остановке. Дальше, как говорится, слово за слово, они приглашают меня к себе в гости. Я, слегка подумав, соглашаюсь. Мы находимся в самом центре города на улице Ленинградской, недалеко от главной улицы, Проспекта Карла Маркса. Однако мы проходим чуть дальше вглубь по этой улице и оказываемся в какой-то глухой подворотне, в которой стоят пару подозрительных помятых личностей. Далее мы поднялись по тёмной лестнице на второй этаж, вошли в квартиру, которая оказалась большой коммуналкой с множеством дверей в коридоре. В этом узком длинном коридоре вдоль стен тоже стояли какие-то тёмные шатающиеся «тени», что мне сразу тоже очень не понравилось, но отступать было уже поздно. Мы вошли в одну из дверей. Посреди большой комнаты стоял длинный стол, на котором стояли полупустые и валялись пустые бутылки из-под водки, по всему столу была разбросана закуска в виде ломтей хлеба, кусков колбасы и ещё какой-то несвежей снеди. Под столом и по всему полу валялись шприцы и обрывки каких-то ваток. Я понял куда я попал, и стал думать, как побыстрее отсюда унести ноги. Татьяна, так звали красивую девушку, прихватив со стола бутылку и вместе с ней два каких-то грязных стакана, пригласила меня в одну из комнат, где у стены стояла большая, мягко говоря, не совсем чистая и совсем не опрятная кровать, прикрыла дверь, предложила мне водки и тут же начала раздеваться. Я несколько растерялся, в голове сверлила одна мысль, только бы не дать стащить с себя галифе. Я взял бутылку, налил два полных стакана и предложил ей выпить за знакомство до дна, она с радостью залпом выпила весь полный стакан, а я, сделав вид, что тоже выпил свою порцию, слегка пригубил, незаметно отставил в сторону свой стакан и начал рассказывать ей что-то про учения и манёвры, на которые мне надо завтра уезжать. Через минут пять-семь, поскольку выпила она без закуски, и судя по всему, на голодный желудок, её начало разбирать, глаза начали смыкаться, и она стала засыпать. Я помог ей дойти до кровати и лечь, тихо прикрыл за собой дверь и через зал с «накрытым» столом вышел в коридор. Молча прошёл мимо мрачных, молчаливо стоящих и лежащих в коридоре фигур, и вышел на улицу Ленинградскую, дошёл до центральной улицы Карла Маркса и осмотрелся. Кругом бурлила жизнь, шли молодые ребята и девушки, которые смеялись и радовались жизни. И это настолько контрастировало с тем, где я только что был и что только что видел, что мне даже показалось, что я побывал на какой-то другой, не очень доброй и не очень чистой планете…
Назавтра за обедом я в красках и с юмором описал мои вчерашние похождения капитану Школьняку и он, неожиданно для меня, вдруг загорелся идеей тоже туда попасть. То ли его обуяла страсть к чему-то порочному, то ли он просто хотел проверить, не наврал ли я про всё это, не знаю. Я пытался его отговаривать, но всё это было безуспешно, и вечером, чтобы не показаться в его глазах болтуном и обманщиком, я вместе с ним направился в то же злачное место. По дороге Школьняк заскочил на минуту в аптеку, потом зашёл в гастроном и купил бутылку вина и торт. Ну, для чего этот тёртый армейский волк зашёл в аптеку, понятно, вино ещё куда ни шло, но когда он покупал торт, я смотрел на него, как на сумасшедшего.
Мы опять вошли в ту же тёмную подворотню, и в сторону шарахнулись какие-то тени, испугавшись двух офицеров, а может быть, они в темноте приняли нас за милицию, которой, кстати, второй день здесь, в самом центре города, и не пахло. Мы поднялись на второй этаж, прошли по коридору, где точно так же, как вчера, по стенам стояли, сидели и лежали человеческие тела, и постучали, на оклик вошли. В зале на столе и на полу был тот же вчерашний красочный натюрморт. В комнате была вчерашняя красавица Татьяна со своей всё той же подругой и два каких-то здоровых мужика. Все были хорошо выпившие, а может быть наколотые, мне тогда трудно было это точно определить. Раздались радостные возгласы девушек, которые как-то незаметно и быстро выпроводили своих мужичков за дверь. Я представил своего начальника. Татьяна подошла ко мне и заплетающимся голосом спросила, куда это я вчера пропал. Я, как бы, удивился, что она не помнит, сказал, что у меня ничего с ней не получилось, она заснула и я ушёл. Она кокетливо сказала, что сегодня получится, разлила в стаканы водку, добавила туда наше вино и предложила нам выпить и, если мы желаем, то уколоться, правда за наши деньги, так как они сейчас на мели. Мой начальник сказал, что нам нельзя, так как нас каждый день проверяют, но мы можем их угостить. Он достал деньги, по-моему, две десятки и протянул их Татьяне. Та вышла и через минут пять вернулась с каким-то пакетом. Обе они удалились в спальню и там затихли. Я посмотрел на начальника с немым вопросом, не пора ли уносить ноги, но тот напряжённо стучал пальцами по столу и смотрел куда-то вверх, очевидно, осмысливая ситуацию. Минут через десять дамы вышли абсолютно голые и ещё более «отвязанные». Татьяна стала звать меня в спальню. Я ей шепнул, что она очень понравилась моему начальнику, и я не могу его огорчать. Ну хорошо, сказала она, тогда ты будешь с моей сестрой. Эта перспектива меня радовала ещё меньше, и я сказал, что там посмотрим. Татьяна села к капитану на колени, обняла за шею и предложила пройти в спальню, тот вежливо пересадил её на стул, сказал, что для начала не мешало бы выпить. Он подвинул такой же стакан с вино-водочной бурдой и мне, мы с ним чокнулись и стали пить маленькими глотками, как бы растягивая удовольствие… Сестра в это время открыла наш торт, рукой захватила крем с самого его верха, мазнула им по телу и предложила мне для закуски слизнуть его с её пышной груди, я. Вежливо поблагодарив, отказался… Ситуация явно накалялась. Мы, вроде бы, сами припёрлись к ним в гости со своим угощением, что-то говорили, про «нравится», они, вон, и ухажёров своих за дверь выпроводили, тогда чего выкобениваемся, обижаем «порядочных девушек», брезгуем, что ли. За такое пренебрежение, граничащее с оскорблением дам, можно и ответить.
А я, признаюсь, всё это время своей спиной, как бы, ощущал присутствие этих двух обдолбанных мужиков за дверью и мне всё больше становилось как-то не по себе. И тут мой бравый командир вскочил и чётким поставленным голосом почти проорал, что нас на десять часов вызывает к себе генерал, в связи с началом общевойсковых учений и сейчас сюда за нами заедет военный патруль, чтобы доставить нас в Штаб Армии. Меня уговаривать не пришлось, я тоже вскочил и, не прощаясь, тут же направился к двери, капитан за мной и мы, ни на кого и ни на что не обращая внимания, мигом выскочили в коридор, прошмыгнули по лестнице и из подворотни почти выбежали на светящуюся огнями улицу Ленинградскую. Потом мы молча дошли до трамвая и Школьняк, прощаясь, протянул мне руку и сказал:
– Да, Семён, много я повидал на своём армейском веку, но в таких шалманах бывать не приходилось. Жаль, что ты не отговорил меня, извини, что втравил и тебя в эту историю и спасибо тебе за науку.
Назавтра мы встретились с ним, как ни в чём не бывало, больше никогда не вспоминали тот наш совместной, мягко говоря, не очень приятный и, в общем-то довольно опасный «культпоход», но я заметил, что после этого случая он стал относиться ко мне ещё теплей и более доверительно.
Я часто звонил в Минск родителям и друзьям. Многие телефонистки меня уже знали по голосу, ну и я узнавал некоторых из них. С одной телефонисткой, с очень красивым нежным голосом мы как-то разговорились. Она показалась мне приятной в общении и, слово за слово, я предложил ей встретиться. Она попросила ждать её недалеко от телефонного узла, у газетного киоска. Я был свободен в этот вечер, прикупил букетик цветов, пришёл чуть раньше и стал ждать Нину, так звали телефонистку, у этого киоска. Она знала, что её будет ждать молодой лейтенант, я же её узнать не мог.
В ожидании её вспомнил к месту один смешной анекдот:
Мужчина по телефону назначает свидание незнакомой девушке:
– Хорошо, в семь у памятника. А как я вас узнаю?
– Ровно в семь вам навстречу будет идти девушка и вы подумаете: – «Хоть бы не она»… Вот это и буду я!
Я мысленно рассмеялся, преломляя ситуацию из анекдота к моему сегодняшнему свиданию. Мимо проходило много молодых, красивых девушек, но ко мне никто из не подходил. И вдруг кто-то взял меня под руку. Я в первую минуту даже не понял в чём дело, так как женщина, державшая мою руку, оказалась намного ниже моего плеча и старше меня лет на двадцать. Про остальные детали фигуры говорить не буду, скажу только, что они меня тоже не очень обрадовали и даже, можно сказать, огорчили. Нина сказала, что её мама сегодня в ночной смене, что мы пойдём к ней домой, что живёт она совсем недалеко и мы можем дойти туда пешком. По дороге она что-то рассказывала о своей работе, о сегодняшнем дежурстве, о своих подругах, сотрудницах. Я слушал в пол уха, а в голове всё время сверлила мысль: «И на хрена я всё это затеял?». Мы подошли к большому деревянному двухэтажному дому с большим крыльцом на втором этаже. Нина сказала, что живут они вот здесь, на первом, а она пойдёт возьмёт ключи у соседки, которые мама ей оставила. Она стала по лестнице подниматься на второй этаж, я сзади посмотрел на неё и инстинктивно сделал шаг назад, потом повернулся, сделал неуверенный шаг вперёд, затем второй, потом слегка ускорил свой шаг, а на выходе со двора я, к своему стыду, просто-напросто, побежал. Сапоги глухо стукали по тротуару, я бежал не оглядываясь, всё ускоряя бег, как будто за мной гналась шайка каких-то разбойников…
Конечно, сегодня я понимаю, что это был довольно неблаговидный поступок, недостойный, как говорится, звания мужчины и советского офицера, но надо отдать должное, что этот «побег» с поля боя всё-таки был не совсем осознанным, а спонтанным, инстинктивным порывом, за который, тем не менее, мне и сегодня немного стыдно. А тогда я потом несколько месяцев ходил звонить в Минск из автомата на Главпочтамте.
Ну, и ещё один довольно постыдный эпизод моей пёстрой армейской жизни. Старшего лейтенанта Алексеенко, того самого, у которого «…за компанию и жид повесился», перевели на майорскую должность начальником химической службы мотострелкового полка. А на его должность из Германии прибыл по замене старший лейтенант Кибзун, который оказался очень хорошим парнем, с которым у меня сложились довольно дружеские отношения. Отметить своё новое назначение Толя Кибзун пригласил нас к себе домой. Его жена приготовила разные украинские и даже немецкие блюда, рецепты которых она привезла с собой. Пришёл и его отец, полковник, служивший тут же в Штабе Армии. Мы хорошо посидели, обстановка была тёплая, домашняя и, честно говоря, от такой атмосферы я немножко увлёкся разговорами, тостами, столом, и слегка перебрал… Этого никто не заметил, но я-то себя знал. В общем, я решил поскорее поехать домой и попрощался со всеми, Толя меня проводил до остановки трамвая, и я поехал. Уже сидя в трамвае, я почувствовал, что меня начало разбирать. Я вышел на какой-то, не своей, остановке, отошёл несколько поглубже во дворы и меня, извините, начало разносить изнутри. Я присел на какую-то скамеечку у какого-то дома и стал понемногу отходить. В это время из дома вышла старенькая бабушка лет восьмидесяти пяти и спросила:
– Что, плохо тебе, служивый, перебрал слегка? Давай, я тебе помогу.
Я кивнул, она провела меня к себе в дом, напоила чаем, уложила на какой-то диванчик, я почувствовал себя немного лучше и заснул. Проснулся я от того, что бабка «прикладывается» рядом со мной и при этом пытается залезть своей рукой ко мне в брюки. Я открыл глаза, а бабка стала просить:
– Давай, сынок, ну, хоть один раз, напоследок…
Я сразу протрезвел, мигом привёл себя в порядок, на ходу поблагодарил бабку за приют, и помчался к остановке трамвая.
КОМБАТ
Из Москвы после защиты диплома в Академии прибыл командир батальона майор Семёнов. Он вначале показался мне педантичным тупым служакой, но позже я понял, что это умный, начитанный и довольно глубокий человек, который, внешне, никак этого, не проявляя и не показывая, хорошо разбирается в жизни и в людях. К своему начальнику штаба, Школьняку, который сдал ему все дела, он относился очень хорошо, своего зама старшего лейтенанта Фокина держал в узде и на некотором расстоянии. Ко мне, зная, что я протеже его непосредственного начальника, начхима дивизии, относился ровно, но довольно холодновато и настороженно. Через какое-то время после его возвращения в часть, уставший его замещать капитан Школьняк отпросился в отпуск, чтобы поехать с семьёй в Запорожье, где жили его родители. И как раз в этот момент поступила команда, в связи с предстоящими армейскими учениями, представить к исходу завтрашнего дня в штаб дивизии справку о готовности батальона к развёртыванию его до полного состава. Справка должна была быть объёмной и отражающей все компоненты данного мероприятия, включая приём и размещение личного состава, подготовку техники, горючего, обмундирования, оружия, питания и так далее… Я видел, что комбат несколько растерялся, он не был в части около полугода, ещё не успел вникнуть во все дела, и ничего этого пока толком не знал. Его зам, старший лейтенант Фокин, тоже был далёк от этих, чисто штабных вопросов, и помочь ему не мог (или не хотел). Но комбат не знал, что пока его не было, Школьняк переложил все дела по боевому развёртыванию и планированию на мои плечи и занимался только текущими проблемами повседневной жизни батальона. Назавтра я с восьми утра до обеда просидел в секретной комнате и подготовил объёмную справку по требовавшемуся вопросу. Когда я к обеду принёс эту справку комбату, сидящему грустно за своим столом, и раздумывающему, как он будет выкручиваться из данного катастрофического положения, и вручил ему этот, подготовленный мной, документ, он на мгновение даже потерял дар речи. Потом, несколько раз прочитав справку, подписал её и, даже не сказав, спасибо, понёс начальнику штаба дивизии. Когда он вернулся, единственное, что спросил, обедал ли я. Я сказал, что ещё нет. Он вызвал машину и повёз меня обедать в ресторан «Днепр». Заказал обед и графин водки. Мы выпили, закусили, поговорили за жизнь. О справке он не произнёс ни слова, но с этого дня и до конца службы у меня не было более надёжной опоры и защитника, чем командир моего батальона майор Семёнов.
РЫБАЛКА НАЧХИМА И ПАПКА НАЧШТАБА
Как бы рассчитываясь за оставление меня в городе, я и раньше выполнял разные мелкие и даже несколько щекотливые поручения майора Кодинца, который уже стал подполковником. Я не буду сейчас обо всех о них здесь рассказывать. Расскажу только об одном из эпизодов, который мог кончиться для меня весьма плачевно…
Как-то начхим вызвал меня к себе, сообщил, что они с тестем и его друзьями по Обкому собираются на рыбалку и попросил доставить к нему домой пять пар комплектов средств индивидуальной защиты, куда входили так называемые чулки-сапоги, или бахилы, как их называли, и такие же плащи с капюшонами. Всё это было выполнено из прорезиненной ткани, подошвы сапог усилены резиновой основой, их можно было одевать поверх обычной обуви, крепить к брючному ремню, а поверх всей одежды натянуть тот самый прорезиненный защитный плащ, и тогда не страшны никакая вода, аж по грудь, ни проливной дождь, ни снег, ни ветер. Заходи в воду хоть до самого подбородка, и рыбачь себе, сколько душе угодно.
Я знал, что на складе скопились излишки этих костюмов и этих излишков там было не один или два, а за все годы их накопилось десятки. В пятницу вечером, ничего никому не сказав, я попросил у зампотеха, старшего лейтенанта Круглого ключ от склада специального обмундирования, взял оттуда пять комплектов этих защитных костюмов, вызвал машину и поехал на дом к подполковнику Кодинецу.
Мне бы надо было ехать через главное наше КПП, где меня все знали и пропускали по сто раз, туда-сюда, без всяких проверок, а в этот раз я сказал водителю ехать через ворота автопарка, так как оттуда было ближе выезжать к микрорайону Тополь, где проживал наш подполковник. И тут, неожиданно, прямо на выезде меня тормознул прапорщик, дежурящий на этих воротах. Он стал, как положено, проверять машину и найдя эти злополучные комплекты, попросил документы на их вывоз, которых у меня, разумеется, не было. Тут я понял, что моей нормальной службе пришёл конец, с одной стороны, дело то пустяшное, каких-то пять давно уже списанных и забытых комплектов, а с другой стороны, это всё-таки воровство штатного военного обмундирования, за которое по головке не погладят, а то, если дело раскрутит кто-то из моих недоброжелателей, то, возможно, и посидеть придётся…
Прапорщик пошёл в будку дежурного звонить своему начальству, а я стоял и грустно размышлял о том, что теперь будет и досадно корил себя за то, что так крупно засыпался, на такой, в общем-то ерунде, обеспечивая рыбалку начальнику химической службы дивизии и его тестю, первому секретарю Днепропетровского обкома партии, очевидно, вместе с тремя его секретаршами.
И тут из-за угла показался мой комбат, майор Семёнов, который, нёс в руках какие-то бумаги. Как оказалось, это были пустые бланки накладных на вывоз с территории части оборудования и спецтехники. Он заглянул в открытую дверцу машины, проверил, что там лежит, вписал в накладную пять комплектов костюмов химзащиты, расписался, окликнул прапорщика, который ввиду окончания рабочего времени, не успел пока ещё ни до кого дозвониться, сказал, что лейтенант забыл это на столе и передал ему эти, спасительные для меня, накладные. Тот тут же открыл ворота и выпустил меня в город. Я не смог даже поблагодарить комбата, чтобы не показать прапорщику, что в этой нашей процедуре общения есть что-то необычное. Я доставил комплекты по назначению и вернулся в часть. Только позже от старшего лейтенанта Круглого я узнал, что произошло. Оказывается, он доложил комбату, что я попросил у него ключи от склада, а тот, зная уже меня и понимая, что лично мне со склада никакая хрень не нужна, и ничего воровать там я не буду, обо всём догадался, позвонил на КПП, узнал, что я ещё не выезжал, взял пустые бланки накладных и пошёл в автопарк, на территорию складов, увидел мою машину у ворот, и вовремя пришёл на выручку. Так я мог запросто оказаться в тюрьме за воровство военного имущества, которое, конечно, в армии в ту пору процветало, но в отдельных случаях пресекалось очень строго, дабы другим неповадно было.
В этой связи вспоминается такой анекдот:
В танковую часть прибывает комиссия по проверке техники. Навстречу им из танкового бокса выходит пьяный лейтенант и, увидев высокую комиссию во главе с генералом, как и положено по уставу нетвёрдым строевым шагом подходит к проверяющим и, стараясь тщательно выговаривать слова, докладывает:
– Товарищ генерал, в-в-ереным мне под-д-разделением п-п-роводится плановое техническое об-б-служивание б-боевой техники. К-к-омандир танкового корпуса лейтенант Петров.
Генерал удивлён:
– Сколько служу, никогда не видел лейтенанта в должности командира танкового корпуса. Как вам это удалось?
– Всё оч-ч-ень просто, товарищ генерал. Дв-вигатель пропили, х-ходовую часть пропили, и п-пушку пропили, от танка остался вон, один корпус…
Штаб дивизии выехал на двухдневные учения высшего командного состава. От нас поехали комбат и начальник штаба батальона. В штабе сразу стало тихо, спокойно и … вольготно. Зам комбата остался за старшего и куда-то исчез, я по нему не скучал, был предоставлен сам себе и отдыхал. Штабные учения должны были продолжаться два дня, но никто не вернулся ни через два дня, ни через три, ни даже через четыре. Лишь на пятый день все вернулись назад и Школьняк шёпотом рассказал мне, что на второй день после окончания учений был устроен небольшой пикник, который как-то постепенно превратился в большой, и начальник штаба дивизии потерял какую-то секретную папку с какими-то картами и тетрадями с совершенно секретными данными. Весь состав учений два дня шнырял по лесу в поисках этой папки, а нашлась она на третий день в чехле сложенной и упакованной палатки самого начальника штаба… В-общем, хорошие получились учения. Правда, в этот раз, в отличии от предыдущих учений, итоги, почему-то не подводились.
ПЛАКС
У меня случилось радостное событие. Впервые за время службы меня приехал проведать бывший мой руководитель театра миниатюр, соратник по КВНу, и просто мой товарищ Алик Плакс.
У него была командировка во всё то же Запорожье, и он сделал небольшой крюк, чтобы меня навестить. Я взял выходной, мы с ним провели насыщенных два дня, бродили по городу, обедали, разговаривали за жизнь. Сходили в Театр Юного Зрителя на спектакль «Репортаж с петлёй на шее» о чехословацком антифашисте Юлиусе Фучике, которого, я думаю, сегодня вряд ли кто-то уже и помнит, и который, находясь с 1942 года в фашистских застенках, написал книгу с таким же образным названием, где содержалась и знаменитая строчка: «Люди, я любил вас. Будьте бдительны», и который в 1943 году был казнён на гильотине в берлинской тюрьме Плётцензее… Спектакль, к слову сказать, оказался довольно посредственным, обычная пропагандистская агитка, что называется, в лоб.
Разумеется, я был необычайно рад визиту своего наставника, своего старого друга, особенно приятно было вернуться с ним назад в студенческие годы, вспомнить вместе театр, КВН, ребят и то прекрасное и весёлое время. Алик всё время смотрел на меня и не узнавал, ему было странно видеть меня в офицерской военной форме, и я на эти два дня переоделся в гражданское.
ВОЕННЫЙ ПАРАД
Кстати, о форме. Приближалось 1-е Мая. Офицеры штаба дивизии должны были участвовать в военном параде на центральной площади города, Площади Ленина. И так как я был офицер молодой и не на самом плохом счету, меня включили в парадную офицерскую «коробку» нашей части. Но, как я уже говорил, я свой отрез для пошива парадной формы отдал младшему брату на костюм, и у меня парадной формы отродясь не было. Что было делать? Конечно, можно было одолжить парадную форму у кого-то из офицеров со схожей комплекцией и кого не включили в парадный расчёт, но уж очень мне не хотелось почти месяц каждый день маршировать на плацу, готовясь к тому, чтобы пройти мимо трибуны за три-четыре минуты. Под каким-то благовидным предлогом я пропустил первую репетицию парада, а перед второй сначала решил опять прятаться, но потом честно признался комбату, что я бесформенный и объяснил, почему. Тот улыбнулся и сказал, что что-нибудь придумает. Кончилось тем, что по его просьбе, а он сослался на то, что я простудился и приболел, меня заменили офицером из комендантской роты. Так я и не прошёл чеканным строевым шагом перед трибуной, на которой принимал парад Командующий нашей 6-й Армией и Первый Секретарь Днепропетровского обкома партии, для которого я ещё совсем недавно воровал резиновые бахилы.
ДОМ ОФИЦЕРОВ
Мне позвонил помощник командующего по комсомольской работе, тот самый капитан Кравцов, который способствовал моему оставлению в городе, и попросил приехать в Дом Офицеров. Я приехал. Он сказал, что пора отрабатывать его помощь в несении мной службы именно в Днепропетровском гарнизоне. Первое задание – это подготовка праздничного концерта ко Дню победы и более дальние планы – это подготовка концерта к 30-летию нашей 6-й Гвардейской танковой Армии. За несколько дней я, сидя в местной библиотеке, подготовил композицию к 9-Мая и программу концерта с учётом программ коллективов художественной самодеятельности, имеющихся при Доме Офицеров. Мне в помощь дали студентку Днепропетровского Театрального училища с отделения культпросвет работы Наташу Мокрую, которая и ранее у них подрабатывала. Мы с ней разучили вступительную композицию, уточнили программу концерта, написали тексты представления номеров и представили всё это на суд местного режиссёра, заслуженного артиста Украины, почти тёски моего отца, И.А. Манделя. К моему удивлению, он сразу одобрил и мой сценарий, и конферанс, думаю, что он, просто, был доволен, что кто-то в первый раз сделал это вместо него и ему осталось только свести всё воедино.
Я тогда тоже не предполагал, что скоро судьба сведёт меня с его дочкой, Ириной, которая через несколько лет будет гостить с мужем у меня дома и которая в будущем станет актрисой московского театра Пушкина и заслуженной артисткой России.
Как-то мы разговорились с Наташей Мокрой, я рассказал ей о своём участии в театре миниатюр, КВНе и сказал, что мне этого сейчас очень недостаёт. Наташа сказала, что на актёрском отделении их театрального училища есть один парень, Саша Пронин, который кроме всего участвует в театре миниатюр Дома культуры машиностроителей и я попросил Наташу переговорить с ним. На следующей репетиции Наташа дала мне адрес Дома культуры, расписание репетиций этого театра миниатюр и сказала, что Саша приглашал меня прийти. Ну, в ближайшую среду я и пришёл. Саша Пронин принял меня очень радушно, представил руководителю коллектива Виктору Степановичу Барвенкову и ребятам, которых в комнате было человек двадцать. Ко мне подошла маленького роста, в очках, рыжеволосая девушка и представилась, как Дина. Позже я узнал, что она одна из главных движущих сил театра, во всём участвует, всё про всех знает и всем помогает. Ещё я узнал, что она безответно влюблена как раз в этого студента актёрского факультета Сашу Пронина.
Мы как-то незаметно подружились с этой Диной.
kackad.press 