ВИВА, КОРОНАВИРУС!

Стоп, стоп, стоп, пожалуйста! Не надо мгновенно посылать на меня проклятия, мыслимые и не мыслимые, сулить мне все кары, земные и небесные, и даже желать меня крепко побить. Подождите, чуток. Прочитайте ниже написанное. А вдруг согласитесь, если не во всем, то в чем-нибудь.

Да, мы уже более полугода живем под этой проклятой короной. Да, эта напасть уже охватила 213 стран и территорий (из порядка 250 официально имеющихся в мире). Да, она уже унесла почти 1 млн. жизней, а “раненых” в той или иной мере более 30 млн. Миллиарды людей вынуждены сидеть на карантине, не выходить из дома, носить маски на людях, отказывать себе в удовольствиях посещать рестораны, театры, концертные и кинозалы, даже парикмахерские, отменять свадьбы, не встречаться с родственниками и друзьями и не забывать соблюдать ”социальную дистанцию”… В общем, эту всемирную беду можно даже назвать 3-й мировой войной. Ну, а ”на войне, как на войне”. Привычная жизнь нарушена, здоровье многих и многих подорвано, депрессия среди людей возрастает, а предполагаемого поначалу ”беби бума” пока не имеет места быть. Говорят, ”когда гремят пушки, музы молчат”. Справедливости ради, пушки буквально не гремят. И к великой радости, музы не молчат. Вот об этом-то и пойдет у нас речь.

Все чаще и чаще мы слышим о новых весьма удачных клипах и фильмах, созданных в период коронного карантина, новых литературных трудах, стихах и песнях. Даже появились в определенном смысле новые виды творчества: вокальные ансамбли, в которых все участники находятся в своих местных “берлогах”, но с помощью Zoom поют вместе весьма профессионально и слаженно; спектакли, в которых каждый из исполнителей тоже находится на ”удаленке” друг от друга, но зрители по свою сторону от компьютерного монитора даже не замечают этого. Не молчат музы и в “наших Палестинах”.

… 90 лет со дня рождения отмечает в эти дни один из виднейших представителей нашей русскоязычной общины – любимец публики народный артист Грузии Борис Казинец. А за одно и 70 лет сценической деятельности.

Вот как про свою жизнь рассказывает сам юбиляр.

Сам факт моего рождения определил мою судьбу, мою профессию, мою жизнь, весь жизненный путь определил. Потому что я родился в Москве, на Арбате, в род. доме № 1 имени Грауэрмана, у ресторана «Прага». В этом доме родились, по-моему, все актеры Москвы: там и Ефремов, и Андрюша Миронов, Ширвиндт Саша, Миша Державин, Марк Захаров, Александр Збруев… Там родился великий Булат Окуджава. Ну, а когда 16 октября 1930 г. я появился на свет, я долго очень молчал, и фельдшерица стукнула меня по заду. Так я заорал, так заорал на весь родильный дом, что доктор, стоящий рядом, сказал: «Ну, и артист». Вот и все. И пошло, и поехало.

Папа мой был журналист, работал в газете «Гудок». В то время – это была очень известная газета. Особенно, по журналистскому составу.

Мама – портниха. Потом она стала великой портнихой, модисткой, но тогда она была только начинающей. Папу перевели в Ростов, в газету «Машиностроение», а потом он был еще и спец. корреспондентом газеты «Известия» там же. В Ростове в это время строилось знаменитое ростовское театральное здание (Снаружи в виде трактора – А.П.), которое партия и правительство решило открыть с помпой! Поэтому взяли студию Юрия Александровича Завадского, всех их прислали в Ростов, они там до войны уже и остались работать.

Можете себе представить, приехали: Марецкая, Мордвинов, Плятт, Абдулов… А в Ростове были: Леадор, Шатуновский, Левицкий – какие актеры! Мама была портнихой в их пошивочном цеху. И я, конечно же, сидел в зале этого огромного театра. Я просмотрел почти все репетиции спектаклей тех времен.

Потом война. Папа – заместитель редактора фронтовой газеты Волховского фронта, всю войну прошел с этой газетой. Мы с мамой – в эвакуации. Там преподаватель литературы нашей школы организовал драмкружок. И в старенькой церкви, какой-то ужасной, где висели сосульки, мы репетировали. Одна из первых моих ролей – это «Бедность не порок», там Тришка какой-то есть, он бегает все время… Вот это еще один шажок. Потом, вернулись из эвакуации.

Приезжаем в 1944 году. Ростов еще горелым пахнет, его только-только освободили. Мама ведет меня во Дворец пионеров и школьников, благо, это через дорогу было, и приводит меня в драмкружок. Правда, я был и в балетном, и в авиационном, где я только не был. Но главное, драмкружок, Любовь Георгиевна Черненко – руководитель. У меня уже был такой бас, потому что мне было уже 15 лет. И я играл.

Первая моя роль была – Людоед. Я играл людоеда, причем, с очень опасной песенкой. Меня вывозили, в коляске – молоденький такой людоедик, который пел: «Так всякий кот сюда придет, и будет кот мутить народ». Это в 1945 году. Потом Скалозуба я играл, потом Бориса Годунова – кусочки там, отрывки – в пушкинском вечере. В 1948 году худенький еврейский мальчик поехал в Москву поступать, можете себе представить, этот год – 1948. Убит великий Михоэлс, все начинается: закрыт еврейский театр, закрывают Коонен и Таирова – Камерный театр. Я поступаю, я подаю во все театральные училища, какие только есть, и везде дохожу до 3-его тура. Потом находится какая-то “причина”, и мне говорят, почему я не подхожу. Но, и это счастье: я попадаю, подхожу по всем 3-м турам в театральное училище при театре Драмы, под руководством Николая Павловича Охлопкова. Тогда – это театр Драмы, сейчас это – театр Маяковского.

Вот, это счастье было мое. Там еще на стульях прибиты были бирочки, где было выбито: «Студия Мейерхольда». Это бывшая студия Мейерхольда. Преподавали такие педагоги (из МХАТА, кстати), как Владимир Васильевич Готовцев, руководитель нашего курса, МХАТовец, хотя это при Охлопкове было. Но дело не в этом. 8 лестниц нужно было пройти, подняться, и мы находились за кулисами, где ходили: Свердлин, Ханов, Бабанова, до этого – Раневская была в этом театре. Лукьянов, Талмазов, – это было что-то невероятное! Из нашего училища вышли: Женечка Лебедев, Вера Васильева, Боря Рунге. Ну, в общем, это – самые лучшие годы моей жизни, эти 4 года при этих людях, рядом с этими людьми. Потом уже сложнее.

Нас закрыли в 1950, но это долгая история. Нас закрыли, потом объединили с ГИТИСом, я продолжил учиться в ГИТИСе. Я окончил ГИТИС в 1952 г.

Следующий этап – меня берут… Вообще, страна еще та… В 1952 году папу исключают из партии, выгоняют из всех газет, потому что он написал статью в «Известиях» о Волго-Донском канале. В этой статье была такая фраза: «Такой энтузиазм был, такого рода, что даже ЗЭКи строили его с большим желанием». И его ночью, в 2 часа выгнали отовсюду. А я в это время окончил институт, и руководитель курса меня рекомендует режиссеру вновь созданного театра – театра Центральной группы войск Советской Армии, с базировкой в Бадене под Веной. Вот, там – исключают, а тут – меня за границу.

Дальше. Нейтральная Австрия – нас выгоняют, мы в Будапешт, в Будапеште – час Х, это знаменитое восстание будапештское. Всё, уезжаем. И я приезжаю к папе и маме в Ростов, естественно. Там меня берут в театр: раньше театр Комедии, потом театр Горького.

Родители были в Ростове. Папа остался там. Потом он был секретарем маленькой газетенки «Волго-Донской канал». Мама продолжала шить. Вот в театрах в Ростове я играл очень много, я играл все. Вообще, вся моя жизнь… Когда пишут что-нибудь, там, «большой», «великий» – это ерунда все. Я просто трудяга. Я всю свою жизнь работал. Это мне дала моя мама. Я видел ее спину, когда я приходил из школы, я видел, как она, согнувшись, сидела за машинкой «Зингер» и строчила.

Это была труженица великая. Мы в эвакуации выжили тем, что она шила… А потом она зарабатывала хорошо, была модисткой, у нее шили все жены профессоров ростовских. Ну и папа – тысяча ранений, вся грудь в орденах, он всю войну прошел. И поэтому, я считаю, если уж я чего-то достиг в этой жизни, то достиг просто потому, что я работал, я трудился. Работал с великолепными мастерами. Сейчас их перечислить невозможно. Но режиссеров перечислю. Это: Гига Лордкипанидзе, Сандро Товстоногов, сын Георгия Александровича, Никитин – очень много интересных. Не говоря об актерах. Меня окружали прекрасные люди, особенно женщины. Моими партнершами были: в тбилисском театре Грибоедова – Ариадна Шенгелая, ну, «Гранатовый браслет», «Евгений Онегин»; а здесь, в Америке я встретился с Леночкой Соловей, в театре «Блуждающие звезды»…

Я много лет проработал в театре им. Грибоедова. Началась гражданская война в Грузии, когда Гамсахурдия, и все эти вот дела… Моя супруга – тут я не могу не сказать, что самое главное достижение творческое моей жизни – это моя Светочка. Потому что, более 45 лет мы уже живем, и она дает мне возможность заниматься своим делом, какие бы ситуации не были. Особенно в иммиграции. Она была зам. директора театра по гастролям и по выполнению плана. Великолепный специалист! И одна из журналисток Мериленда, Ася Рахленко, написала о том, что с такой женой можно пойти не только в разведку, но и в эмиграцию. Я подтверждаю это. Потому что, если бы не она, я бы не мог этим заниматься.

Мы приехали в США в 1991 году. И ни одного года я не пропустил. Ну, может быть, только первые полгода. В 1992 году меня берут на «Голос Америки», я там почти 7 лет работаю, причем на смене: в 12 ночи начинаю и в 6 заканчиваю. В Москве мои приятели хохмили: «С чего начинается Родина? – С голоса Бориса Казинца». Разница в 8 часов – в 8 утра они меня слушали там.

Потом Саша Журбин организовывает театр «Блуждающие звезды». Я заканчиваю в 6 часов утра, в 7 часов сажусь в автобус, 4 часа еду в Нью-Йорк из Вашингтона, репетирую там в подвалах, где мы только не репетировали, боже мой! Потом я уезжаю, Светочка меня встречает на машине, у нее уже была машина, везет меня на «Голос Америки». Вот такая круговерть. Но, какая это была счастливая пора с Сашей Журбиным. Потом я был в театре, меня пригласили – великолепный театр, я думаю, один из лучших театров русских в эмиграции, это театр канадский, монреальский, имени Л. Варпаховского. Анечка Варпаховская и Гриша Зискин, – они создали великолепную ассоциацию русских артистов. И туда они приглашали Марцевича, Майю Менглет и других именитых. И я там, в четырех проектах. На английском языке в Вашингтоне я 4 года играл у Андрюши Бабеля, это внук Исаака Бабеля. Он и Паата Цигулишвили – грузинский наш актер, тоже великолепный. Они создали полу-пантомимическо-драматический театр, совершенно феноменальный. Я там Тоцкого в «Идиоте» играл, доктора в «Мнимом больном». Потом я создал свой театр, который сначала назывался «Надежда», ну, потому что, будет, не будет, – не знаю. Потом ребята сказали: «Нет, это будет вторая «Табакерка» – ТБК (Театр Бориса Казинца). Теперь он называется «Театр Русской Классики», в Вашингтоне. 17 лет он существует. Но это не только русские пьесы, Мы Чехова ставили, Островского, Шукшина, Леню Филатова, Шолом-Алейхема, Шекспира. В последние годы делаю моноспектакли…

В Нью-Йорке играл, в СТЭП театре. То есть, 25 с лишним лет труда, и, когда я говорю о том, что я все время занимаюсь своей профессией, то многие не верят. А чего не верить, у меня такое количество записей, что есть доказательство тому, что я не зря живу, мне так кажется. И это все за счет моей жены, за счет моей трудоспособности, я не говорю талант. Таланты – талантами, но нужно просто работать.

Я счастлив. Причем, я думаю, что это счастье не такое эфемерное. Я счастливый потому, что я всю жизнь работал. Я 70 лет на сцене. В 1950 году впервые вышел у Охлопкова в «Гамлете», в котором играл еще великий Самойлов, а я там играл какие-то маленькие эпизоды…

Юбилейная работа Бориса Казинца пришлась как раз на время короновирусной пандемии. Театры закрыты, ставить негде. И тогда пришла идея сделать монофильм. К идее и к делу подключился в качестве кинорежиссера, оператора и монтажера Шамиль Наджафзаде. О нем чуть попозже.

Фильм-спектакль называется “И влюблюсь… до ноября”. На стихи А.С. Пушкина и М.Ю.Лермонтова. Составил, конечно же, сам Б. Казинец. Он же изготовил и сценический макет. Спектакль буквально весь пронизан музыкой, оригинальными рисунками ”самих” Пушкина, Лермонтова, Кузьмина, Крамской. Как обычно в спектаклях Б. Казинца, не обошлось и без танца (Это в 90 лет!). Тут я позволю себе единственное замечание. Во время танца не показали НОГИ! Когда-то я придумал выражение ”У хорошего танцора танец – в ногах ”. А Казинец – танцор не хороший, он танцор – преотличнейший. Это, возможно, про его ноги когда-то один юморист сказал: ”O, ноги, ноги, ноги, ноги, позвольте руку вам пожать!”.

Впрочем, не буду больше о спектакле. Можете все увидеть сами, на Интернете, на сайте https://youtu.be/2JF4C6N633M.

А вот о создателе фильма хочу чуть подробнее.

Шамиль Наджафзаде родился в Баку в семье Народного художника Азербайджана Кямиля Наджафзаде. Окончил ВГИК по специальности “художник”. Но на родине стал еще и кинорежиссером. Доработался до звания ”Заслуженный деятель искусств Азербайджана”, обладатель многих кинопризов. Вот уже несколько лет живет и творит в Вашингтоне.

Дни ”оккупации” коронавируса оказались для Шамиля особо творческими. Еще одно маленькое чудо, которое он сотворил в это время, микрофильм ”Баку”. История его создания весьма трогательна. Отцу Анны Топоровской – Борису – в эти дни тоже исполнилось 90 лет, он на целых 15 дней старше Бориса Казинца. В честь этого юбилея Аня написала стихи о Баку – родном городе ее и отца. Стихи попали в хорошие руки Шамиля. И родился маленький шедевр: https://youtu.be/HfmBH53jpTo.

Нo! Не без прекрасного творческого вмешательства Зулейхи Зульфугаровой-Наджафзаде, тоже выпускницы ВГИКа, но актерского отделения, организатора одного из лучших детских театров в районе Большого Вашингтона, ну, совершенно блестяще эти стихи прочитавшей. А уж на этом фоне Шамиль – режиссер и художник – показал себя в очередной раз. Фильм очень советую посмотреть.

Про Топоровскую хочу заметить, что в эти долгие дни коронного туристического простоя Аня еще ежедневно по будням начала проводить в эфире нью-йоркской радиостанции RUSA (rusa.fm) теле-аудио передачи God Bless America, эдакий ликбез о традициях, истории и памятных местах Америки, собравший уже тысячи почитателей.

А я со своей стороны еще раз хочу поздравить наших 90-летних мальчиков: Бориса Казинца и Бориса Топоровского. “Ад меа в’эсрим – До ста двадцати!”, как принято желать у евреев.

И конечно же, нельзя не заметить и не отметить фундаментальную работу этих дней издателя нашей газеты ”Каскад” Павла Пикмана. Тоже выпускник ВГИКа, отделения режиссеров документального кино Павел многократно отметился в том, чему обучался. Но здесь, в Америке резко поменял род занятий и вот уже более 25 лет весьма успешно выпускает газету “Каскад”, о которой я с удовольствием и заслуженно писал и пишу много хорошего. В №598 он начал публиковать, можно сказать, фундаментальный труд-исследование ”Вредная эволюция”, посвященный теории эволюции Дарвина и ее вредному влиянию на судьбу мира на протяжении более 150 лет. И вот уже на протяжении нескольких месяцев он открывает своим читателям часть истории мировой цивилизации, о которой мы никогда не знали и не задумывались, и влиянии на нее теории Дарвина. Почитайте, очень советую. Нет нужных экземпляров газеты, – зайдите на вебсайт kackad.press.

Теперь хочу вернуться к началу. Очень надеюсь, что у многих читателей отпало желание меня побить или наказать другим способом. Между прочим, в самом начале этой коронавирусной напасти всех предупреждали, что в самой опасной зоне риска находятся те, кому 60 и больше. Так вот, все мои сегодняшние герои уже за 60! Но, что называется, ”гормоны играют”, а музы не желают молчать. Результаты на лицо! А потому, осмелюсь посоветовать и другим, любого возраста (в условиях избытка свободного времени): займитесь творчеством. Можно писать мемуары, прозу, и стихи, учиться играть на музыкальном инструменте, сочинять музыку, писать картины, вышивать, просто шить… Кстати, в последние недели наблюдается устойчивый дефицит на… швейные машины. Я сделал маленькую проверку: никто, чьи музы не молчали, не заболел. Возможно, “всем чертям назло!” Так что, не всё в этой коронавирусной напасти так плохо! Но не забывайте носить маску и почаще мыть руки! Виват!