Posted by (главы из книги)
(Продолжение. Начало в #577)
Отъезжать в армию мне надо было 30 сентября, а 16 сентября у моего друга Жени Слуцкого состоялась свадьба. Это была первая свадьба в наших рядах. Вот так шустрый молодой Женя обошёл всех нас в этом вопросе. Женился он на студентке БГУ красавице Ирине, и мы, его друзья, написали, используя фрагменты из выступлений разных команд КВН, и исполнили на свадьбе поздравительное приветствие.
Отгуляли мы Женину свадьбу, а через две недели мне уже надо было собираться в дорогу. В военкомате мне выдали офицерский военный билет, воинское предписание, проездные документы до Кызыл-Арвата через Ташкент, где находился штаб Туркестанского Военного Округа. Я думал, что поеду вместе с тем самым Володей, которого из-за его разгульного образа жизни тоже забросили вместе со мной «на самый край земли», но оказалось, что он болен и лежит в больнице. Позже я узнал, что его мама, работающая в Министерстве торговли, таки отмазала его от армии через свои связи. И тут Алик Плакс вспомнил, что в Ташкенте у него живут родственники, в частности, двоюродная его тётя, некая тётя Бася. Он по каким-то своим делам накануне был в Ташкенте, рассказал обо мне, и эта тётя Бася, в числе прочего, вроде бы, ему сказала:
– Хорошему еврейскому мальчику нечего делать в этом забытом Богом Кизыл-Арвате.
Короче, Алик на всякий случай, дал мне их координаты в Ташкенте. Я сказал Алику, что вряд ли я к ним заеду, но адрес и телефон всё-таки взял.
И вот настал день, когда я в своём синем костюме, сшитом на гонорар от поездки с КВНом, в белой рубашке и в галстуке, с плащом на одной руке и с чемоданом в другой, прибыл в старый минский аэропорт Минск-1, (Минска-2 тогда ещё не было), чтобы, согласно моему воинскому предписанию, вылететь в Ташкент – город хлебный, где располагался Штаб Туркестанского Военного Округа.
С родителями я попрощался ещё дома, мама плакала, папа напутствовал меня служить хорошо и остаться живым. Он всё-таки знал, что такое армия, пусть даже и в мирное время. А провожать меня пошёл только мой младший брат Миша.
Каково же было моё удивление, когда, войдя в здание аэропорта, я увидел там, практически, весь состав нашего Театра миниатюр во главе с двумя Аликами и их жёнами. Пришли даже те, кого я вообще не ожидал здесь увидеть. Жена Жени Слуцкого Ира пришла со своей сестрой-красавицей Асей, а кое-кто пришёл даже со своими детьми. Я был очень тронут и обрадован. Разлили шампанское в бумажных стаканчиках, произнесли тосты. Одним из пожеланий, кроме лёгкой службы и скорейшего возвращения, было пожелание, чтобы я там, в армии не женился. Я искренне обещал ни в коем случае этого не делать, но как показала жизнь, слово своё я всё-таки не сдержал.
После прощальных объятий, вздохов и поцелуев я, наконец-то, сел в самолёт и закрыл глаза. На душе было несколько тревожно, грустно, и в то же время, как-то радостно. Я перелистывал новую интересную страничку своей жизни. Что ждёт меня там, в этом далёком Кизылском Арвате, какие новые повороты уготовила мне судьба?
Ну, что ж, мысленно сказал я себе, прощай юность, прощай Минск, прощайте родные, прощайте друзья, прощай институт, прощай театр! Здравствуйте, наши доблестные, а теперь уже и мои родные, Советские Вооружённые Силы.
ТАШКЕНТ
Самолёт приземлился в Ташкентском аэропорту. Вышел я из аэропорта, и тут так мне на душе как-то очень тоскливо стало. Ярко светит солнце, вокруг людей тьма, а я один, как перст, в этом городе без родных и знакомых. Надо, наверное, гостиницу искать, где переночевать, отдохнуть, а завтра с утра ехать за направлением в штаб округа. Стоп, я здесь, конечно, без родных, это понятно, а почему без знакомых, а как же Алика Плакса родственники, вот, и адрес тут у меня, в записной книжке. Сел я в такси, назвал адрес, оказалось, что это где-то в районе Авиационного Завода. Дверь мне открыла, как мне её описал Алик, сама хозяйка, тётя Бася Розенгауз, крупная пожилая, седая женщина с добрым лицом и умными глазами. Я представился как друг Алика Плакса из Минска. Она пригласила меня войти и сказала, что Алик с супругой гостили у них пару месяцев назад и говорили обо мне. Она меня тут же напоила зелёным чаем из пиалы, познакомила со своим мужем, небольшого роста, весёлым добродушным седым человеком по имени Абрам. Позже пришёл их средний сын Изя, лысоватый молодой человек со шрамом через весь лоб и говорящий несколько замедленно и хрипловато. Потом пришёл с работы их старший сын Моня, заведующий какой-то промтоварной базой и живший в квартире напротив, на этой же лестничной площадке, на которой было всего две квартиры. И последним пришёл младший сын тёти Баси, Боря, как я потом узнал, ташкентский цеховик. У них ещё была дочь Аня, довольно приятная женщина, заведующая овощным магазином, которая была в разводе и одна воспитывала сына, но с ней я познакомился чуть позже, когда в один из вечеров открылось окно в кухне и через него с помощью каких-то рабочих стали поступать ящики с овощами, фруктами и разным дефицитом. Потом в дверях появилась эта Аня и скромно представилась мне, как дочь тёти Баси. Примечательно, что как я потом понял, такие поставки производились каждую неделю.
А в этот день почти вся семья перезнакомилась со мной. Они с интересом рассматривали меня и расспрашивали обо всём, потом угостили меня обедом и уложили спать на веранде. Утром Изя на такси подвёз меня к зданию Штаба Туркестанского Военного Округа. В Отделе кадров я получил проездные документы до своего далёкого Кизыл-Арвата и приехал назад к тёте Басе. Там меня уже опять ждал обед, но уже не у неё в квартире, а в квартире напротив, у её сына Мони. К обеду собралась вся семья, правда, за столом сидели только мужчины. Женщины сидели на кухне, общались между собой, изредка входили в зал, подавали новые блюда, убирали грязную посуду. Мне это было странно, но я понимал, что это, всё-таки Средняя Азия, и здесь свои обычаи и традиции, даже в семье евреев. В этот день я понял, что Ташкент – это город не только хлебный… Обед состоял из нескольких деликатесных закусок, включая балык, икру, салаты и всякую зелень, потом подавался суп, типа лагман, и на второе, отбивные из баранины с гарниром из тушёных овощей. На третье фрукты и компот. После каждого блюда под короткий тост, типа, «лэхаим» наливалось спиртное. Моня пил только коньяк, наливал мне тоже полными фужерами, так что я вскоре был готов… пойти на «свою» веранду и лечь спать, что я и сделал. Утром Изя позвал меня с собой прогуляться. Ну, как читатель знает, в Ташкенте я уже был ранее с КВНом, но всё равно, хотелось немного погулять по городу и отвлечься. Однако погулять по городу всё же не получилось. За нами пришла машина с очень услужливым почтенным водителем. Сначала мы поехали в авиакассы, где я взял билет до Ашхабада на завтра, после чего Изя, почему-то, повёз меня на базар. И на Ташкентском базаре я уже бывал, так что я не очень понял, чем он хотел меня удивить. Но он меня, всё-таки, удивил. Он ходил по рядам от одного продавца к другому и те радушно, обращаясь к нему как-то странно, по имени Фэтр, передавали ему – кто конверты, а кто и просто купюры. Позже я узнал, что «фэтр» по-еврейски означает босс, хозяин, папаша, пахан, отец и, даже, крёстный отец. Обойдя почти весь базар, Изя подозвал меня и сказал, что наш рабочий день закончен и сейчас мы поедем куда-нибудь пообедаем. Он привёз меня в какую-то чайхану в старом городе, где нас встретили, как падишахов с поклонами и музыкальным сопровождением, посадили за столик у самой эстрады и начали подавать шашлыки из баранины, бараньей печёнки, плов, манты и прочую дребедень. В тот день я объелся, как никогда в жизни и понял, что Изя Розенгауз далеко не последний «фэтр» в Ташкенте. Позже я узнал, что он являлся лидером одной из крупнейших мафиозных группировок, крышевавших в том числе и городской рынок. Во время обеда Изя, как бы между прочим, сказал, что у него есть выход на штаб Туркестанского военного округа, и он постарается чуть позже перевести меня в Ташкент, потому что тётя Бася сказала, что такому хорошему еврейскому мальчику нечего делать в каком-то зачуханном туркменском Кизыл-Арвате.
Помню, я поехал в город что-то купить и, сократив путь, возвращался назад к их дому дворами, мимо авиазавода, через микрорайон, а возле одного из домов прямо на улице гулялась свадьба, так меня поймали, усадили за стол, оглушили тостами в мою честь, напоили, накормили, еле вырвался… Эта свадьба явилась для меня, как бы, прощальным банкетом и с Ташкентом, и с гостеприимной семьёй Розенгаузов. Назавтра я тепло попрощался с тётей Басей и с её семьёй, Изя привёз меня в аэропорт и проводил меня прямо до трапа, после чего я вылетел в столицу Туркмении Ашхабад. В самолёте было нестерпимо жарко, я снял пиджак, расстегнул рубашку, даже на брюках ремень расстегнул, чтоб было легче дышать. Дышать после расстёгивания пуговиц и ремня стало немного легче, но по лицу и по телу по-прежнему тек пот.
И тут я вспомнил один анекдот, который меня немного развеселил, и мне даже показалось, что стало не так жарко:
«Мужик сходит по трапу самолёта и обеими руками поддерживает штаны. Встречающие родственники спрашивают:
– Что случилось?
– Да стюардесса эта, чтоб ей пусто было. То пристегните ремни, то отстегните».
КИЗЫЛ-АРВАТ
В Ашхабад я прилетел поздно вечером, и когда на такси добрался на автостанцию, откуда надо было автобусом выезжать в Кизыл-Арват, была уже ночь. Станция закрыта, вокруг никаких скамеек нет.
Всю ночь хожу с чемоданом и с плащом в руках вокруг автостанции. К утру ко входу потихоньку подтягиваются люди, одни туркмены, и среди них ни одного русского или какого-нибудь военного у кого можно что-то спросить. Сажусь в автобус на заднее сиденье. Весь автобус заполняется шумными, вовсю галдящими, пёстро одетыми аборигенами. У мужчин большие чёрного, коричневого или белого цвета папахи из бараньей шкуры и толстые байковые халаты, у женщин длинные цветастые пёстрые платья, накидки, и разноцветные платки, в которые они укутаны с ног до головы. Запах в автобусе стоит удушающий. Едем. По мере выезда из города, пейзаж за окном постепенно меняется. Картина редких зелёных палисадников и одноэтажных домов сменяется однообразным унылым пустынным пейзажем. Вдоль дороги двигаются вереницы гружённых тюками верблюдов, погоняют их такие же туркмены, как и мои соседи по автобусу. Огромное количество нефтяных резервуаров вдоль дороги. Несмотря на открытые окна, в автобусе становится невыносимо жарко. Как сказал водитель на ломанном русском языке, «до Кызыл-Арвата 220 киламэтров, йехать окала трох часов». Постепенно за окнами с обеих сторон только один пустынный песчаный пейзаж. Часа через полтора-два автобус останавливается прямо на дороге, можно сказать, посреди пустыни. Все, кроме меня выходят из автобуса. Женщины отходят чуть подальше, садятся на корточки, накрывают головы платьями, юбками, и делают то, что им надо. Мужчины становятся и садятся на корточки прямо рядом с автобусом и делают то же самое, промокнув потом задействованные части тела своим халатом. Наконец, где-то, ещё через час езды среди голой и унылой пустыни, автобус доехал до какого-то селения. Полинявшая вывеска у дороги на двух языках. Читаю по-русски: «г. Кизыл-Арват». Всё, приехали. Водитель, обернувшись, устало и радостно прокричал в салон, что «Аутобус далше не йдот».
…Тут надо сказать пару слов о том, что сегодня пишут в интернете о том, что такое был город Кизыл-Арват в 1972 году. Город у подножия гор Копетдаг, на краю знойной пустыни, чахлой и скупой на растительность, расположенный на почве, раскаленной как сковородка с песком. В то время там проживало около 22 тысяч жителей. Кизыл-Арват в переводе с туркменского означает что-то вроде горячий-белый. Ну, почему горячий, понятно, а белый, наверное, потому что летом там бело от почти белого песка, а зимой от, наваливающегося с пронизывающими ветрами, горами снега. Ещё там имелась железнодорожная станция, военный гарнизон, вагоноремонтный завод и, конечно, (ну как в Туркмении без этого), ковровая фабрика. В самом городе Кизыл-Арвате тогда дислоцировался штаб мотострелковой дивизии, в состав которой входил и будущий «мой» инженерно-сапёрный батальон. Ещё на местном военном аэродроме базировался авиационный полк. Кроме этого, в городе был рынок, офицерская столовая, небольшая двухэтажная гостиница, почта. Вот, пожалуй, и всё. С юга – Иран, буквально рукой подать, с севера – пустыня, рядом заснеженные вершины гор.
Короче, вышел я из автобуса, вместе со мной вышли все приехавшие туркмены и разошлись в разные стороны. Автобус, обдав меня пылью, сразу уехал, и остался я стоять посреди песчаной площади с редкими строениями совсем один, со своим чемоданом, синим, купленным на концертный гонорар, костюмом, белой рубашкой с галстуком, и плащом через плечо. Время около 11 утра, солнце уже печёт вовсю, по лицу и по спине снова градом течёт пот. Стою, как говорится, скучаю, и думаю, что делать. Я словно попал в какую-то, не свою, совсем другую, чуждую мне пьесу и никак не мог осознать происходящее со мной действие и окружавшие меня декорации. Смотрю, метрах в двадцати от меня площадь пересекает какой-то военный. Я к нему ещё и подойти не успел, смотрю – он сам ко мне направляется.
– Здорово! – говорит, – служивый, я правильно угадал?
– Да, – говорю, – товарищ старший лейтенант, правильно угадали, только я ещё пока пол служивого, вот прибыл службу на пользу отечеству нести.
– Ну, что ж, пошли, покажу твою службу на пользу отечеству, для начала тебе надо в комендатуру.
Ну, идём мы с ним, он плащ у меня забрал, всё, как-то полегче идти стало, а он на ходу рассказывает:
– Я на почту ходил, телеграмму отправлял, теперь, вот назад, в часть иду. Ну, что тебе сказать, парень. Места здесь, конечно, суровые, сам видишь, не Сочи, но ты не тушуйся. Поначалу всем муторно. Я вот здесь уже два года. Привык, пообтёрся, сейчас даже кое-что нравится начало. От центра до нас далеко, начальство сюда в пустыню редко добирается, кому охота сколько по жаре тащиться. В общем, у нас тут на отшибе меньше, чем в центре всякой тупой муштры. Да и люди здесь неплохие, туркмены доброжелательно к нам относятся. Контингент солдат, правда, не очень, но и это со временем притрётся. Ну, вот и комендатура, иди, служи отечеству. Удачи тебе, может ещё и увидимся.
Зашёл я в комендатуру, показал свои документы. Вышел ко мне майор, представился помощником коменданта и сказал, чтоб я тут не засиживался, а прямиком дул в штаб 58-й мотострелковой дивизии. Он здесь недалеко, прямо за оврагом. Правда, потом о чём-то подумал, сказал, чтоб я подождал пару минут, сейчас он найдёт машину, чтоб я не плутал.
Ну, подбросили меня к КПП штаба дивизии, предъявил документы дежурному. Тот куда-то позвонил. Топай, говорит по этой аллейке прямиком в штаб, сержант тебя проводит. В штабе дивизии дежурный офицер посмотрел мои документы и привёл меня на второй этаж. Смотрю, на двери табличка: «Приёмная командира дивизии». В приёмной какой-то капитан сидит, сказал присесть, подождать, меня вызовут. Смотрю, на оббитой кожей двери, табличка: «Командир 58-й мотострелковой дивизии Генерал-майор Стрельцов». Честно скажу, от этой таблички оробел я маленько, особенно мотострелковая меня подкосила, да ещё командир стрелковой дивизии по фамилии Стрельцов. Но тут усталость взяла своё, ведь не спал и не ел почти сутки, чувствую, засыпать начинаю. Встрепенулся, когда раздался зуммер, я вскочил, капитан открыл дверь, входите, говорит, товарищ лейтенант. Как-то непривычно это прозвучало, первый раз в жизни по отношению ко мне. Тут я ещё больше стушевался и шагнул в кабинет. За столом у окна сидел моложавый, хотя и чуть лысоватый генерал и приветливо мне улыбался. Ну, я, как на сборах учили: «Товарищ генерал, лейтенант Лам прибыл для прохождения службы!». Генерал встал из-за стола, протянул мне руку, пригласил садиться, тут же нажал кнопку, сказал, чтоб минут пятнадцать его ни с кем не соединяли и попросил принести чай. Стал он меня расспрашивать, кто я такой, да откуда, внимательно слушал. Принесли чай и бутерброды с сыром и колбасой, он поднос ко мне пододвинул,
– Давай, давай, ешь, я уже позавтракал.
Как-то тепло на душе у меня сразу стало, уж очень по-отцовски он со мной разговаривал. Он мне сообщил, что направляет меня командиром сапёрного взвода в инженерно-сапёрный батальон. Комбатом там капитан Лебедев, отличный офицер и просто хороший человек, службу свою знает. Хоть ты, – говорит, – и не женат, выделим тебе отдельную квартиру, их у нас здесь много в военном городке, может женишься на туркменке… Сейчас тебе квартиру покажут, но она пока не оборудована, переночуешь сегодня в гостинице, адъютант туда позвонит. Завтра к восьми в штаб, получишь обмундирование, удостоверение, представлю тебя твоему взводу, батальону, комбату, он всё остальное тебе расскажет. Поблагодарил я генерала за тёплый приём и за завтрак, он встал, проводил меня до дверей, пожал руку, передал в руки капитану, попросил распорядиться насчёт гостиницы. Адъютант вызвал начфина и тот пригласил меня в финансовую часть. Там я расписался за штатное расписание и меня ознакомили с окладом. Оказалось, что я буду получать 230 рублей в месяц. Сто сорок, как командир взвода и девяносто за звание лейтенанта. Я, конечно, такой зарплаты не ожидал, так как после института инженеру платили рублей девяносто-сто. Потом мне выделили уазик с водителем и тот, первым делом, повёз меня в военный городок смотреть квартиру.
…Надо сказать, что, как я позже узнал, местные жители, как правило, проживали в частных глинобитных домах, а военные – в военных городках c трёх-четырёх этажными домами. Самым привилегированным считался 3-й городок при штабе дивизии, в котором стояли дома с квартирами, как я потом убедился, довольно неплохой планировки. Подъехали мы к «домоуправлению» этого третьего городка, оттуда вышел прапорщик, представился, сказал, что им звонил адъютант комдива, и повёл меня смотреть квартиру. Поднялись мы на третий этаж, подъезд показался мне каким-то глухим и не обжитым. Прапорщик открыл дверь в квартиру, по-моему, под номером 35, мы зашли. Квартира состояла из двух комнат с большой прихожей и кухней, была полностью пуста, никакой мебели, только в одной из комнат на полу «лежал» человеческий силуэт, обведённый мелом, точно, как в детективах обводят трупы убитых, и вокруг мелового силуэта я увидел засохшие бурые пятна, как я понял, кровь.
Прапорщик несколько смутился, переглянулся с водителем и, почему-то, стал рукой оттирать мел, брезгливо не касаясь, при этом, бурых пятен. Чертыхаясь и ворча «про себя», он ругал каких-то обормотов, которые не удосужились прибраться, как следует.
Привезли меня назад в штаб, адъютант спросил, как мне квартира. Я сказал, что квартира мне в общем-то, понравилась, только зачем мне две комнаты, мол это мне много, ну, и пошутил, что не очень-то комфортно будет мне там жить с привидениями, после трупов на полу. Адъютант как-то странно посмотрел на меня, ничего не ответил, но как я услышал, тут же по телефону вызвал к генералу зам комдива по тылу. Потом меня привезли в гостиницу, где довольно милая туркменская девушка сказала, что ей звонили, но, к сожалению, сегодня ни одного свободного номера нет и мне предоставят койку в комнате нефтяников.
Пока я ездил туда-сюда, уже стемнело. Я решил после такого напряжённого дня пойти, наконец, в свою комнату и отдохнуть. Девушка подвела меня к дверям 24 номера, попросила не шуметь и тихонько ложиться в койку у дверей, так как нефтяники уже спят после вахты. Я шагнул в темноту, откуда раздавался сильнейший многоголосый храп. Когда глаза немного привыкли, я присел на свою кровать у двери и ошалел от неожиданности. Ну, я думал, нефтяника 2-3, ну 4 в этом моём номере. Ещё не поздно, познакомимся, порасспрошу их, как и что, поговорим немного, да, потихоньку, и спать лягу. Где там, познакомимся, поговорим… В огромном зале, который, очевидно, раньше был то ли вестибюлем, то ли, каким-нибудь красным уголком или столовой, я, привыкнув к темноте, насчитал кроватей двадцать пять. От спёртого воздуха оставаться в комнате было невозможно, и я вышел в коридор. Захотелось пить, я спустился на первый этаж и спросил у дежурной, где можно попить воды. Та, извинившись, сказала, что сегодня уже нигде, так как всю привезённую сегодня питьевую воду уже разобрали, а свежую подвезут только завтра. Она с жалостью посмотрела на меня и принесла из подсобки стакан недопитого кем-то, может быть ею, остывшего чая. Я поблагодарил её, взял стакан и пошёл наверх. В коридоре я увидел окно с широким подоконником, открыл его, облокотился об этот подоконник и стал маленькими глотками пить, подаренный мне остывший чай. Во дворе, прямо под окном я увидел небольшую клумбу с цветами и фонтанчиком. Под журчание этого маленького оазиса в цветах, символа такой разноцветной и красочной жизни, я вспомнил свои, как говорится, родные реки, поля и леса, вспомнил родителей, братьев, друзей, институт, театр, КВН, родной дом, всё то, что меня окружало последние годы моей жизни, и, признаюсь, по щекам моим впервые потекла предательская слеза…
Утром дежурная разбудила меня, сказав, что за мной приехала машина с посыльным.
kackad.press 