Posted by «Слом, произошедший в еврейской культуре в ХХ веке, зачастую делает произведения еврейских классиков непонятными, неблизкими современному читателю. Книги, написанные когда-то на простонародном, разговорном «идиш-тайч», умолкли. Но этот мастер, переводя произведения еврейских писателей на язык визуальных образов, силой своего художественного гения, восстанавливал прерванную связь времен» – так отозвался этнограф, филолог и переводчик Валерий Дымшиц о творческом наследии Анатолия (Танхума) Каплана – живописца и мастера керамики, по праву считающегося одним из лучших графиков двадцатого столетия. Замечательный художник ушел из жизни 40 лет назад.
А на свет будущий мастер появился в белорусском Рогачеве, на территории тогдашней Российской империи, 10 января 1903 года. Жить и творить ему выпало в трудную пору, но времена не выбирают. В юности подрабатывал изготовлением вывесок, потом учился в Высшем художественно-техническом институте в Петрограде (а затем – и в Ленинграде), преподавал в школе рисование. С городом на Неве была связана большая часть жизни Каплана, но вдохновлял его не только сам Петербург, воспетый многими поэтами, вдохновляла и дружба с замечательными местными литераторами. Поступив в Академию художеств, Анатолий получил в ее стенах широкое образование. Примечательно: читавшие лекции профессора придерживались не совпадавших, во многом, взглядов на искусство, и это помогло молодому художнику вынести творческие искания за строгие рамки академичности, нередко подавляющей индивидуальность. Уже в первых работах Каплана обозначились черты, ставшие характерными для его будущих творений. Тональный карандашный рисунок ярко выразился впоследствии в живописных его литографиях, ранние опыты работы с тушью и карандашом достигли совершенства в офорте. Эксперименты с разными манерами масляной живописи перевоплотились в сложный колорит пастелей и в цвета гуашей. Более того, многие мотивы произведений Анатолия Каплана тех, двадцатых годов неоднократно, по прошествии лет, повторялись, творчески развиваясь, при этом, в более зрелых его произведениях. В период учебы в Академии, Каплан познакомился и сдружился с Дойвбером (Бером Михелевичем) Левиным, в ту пору – студентом, а впоследствии – писателем и сценаристом, вошедшим в творческую группу ОБЭРИУ (Объединение Реального Искусства), основанную Даниилом Хармсом. Забегая вперед, отметим: многие члены этой группы, «обэриуты», как их называли, а также близкие родственники этих деятелей культуры, подверглись в СССР впоследствии репрессиям и погибли в заключении. Левин познакомил Каплана с Хармсом, и тот попросил художника создать декорации к своей пьесе «Елизавета Бам», которую предполагалось поставить силами актеров-любителей в ленинградском Доме Печати. Хармс одобрил идею Каплана – придать декорациям форму сочетания плоскостных и объемных фигур, условных, и в то же время, – дающих ощущение бытовой подлинности. Но, по ряду причин, работа над этим проектом не была Капланом доведена до конца, однако (вот уж, нет худа без добра!) стала, своего рода, опорой в во всем последующем творчестве Анатолия Каплана, и через десятилетия он сформулировал основной творческий принцип, которого придерживался в большинстве творений: «реальность условного».
В 30-х годах Анатолий оформил несколько книг, выпущенных издательством «Детгиз», а в 1938 получил от Музея этнографии воодушевивший его заказ на создание сюжетных композиций, посвященных Биробиджану, в технике литографии. Работы предполагалось использовать для оформления музейного раздела «Евреи». Принявшись за эту работу, Анатолий впервые появился в экспериментальной литографской мастерской Ленинградского отделения союза художников. Трудясь там рядом с подлинными мастерами своего дела Н.А. Тырсой, В.М. Конашевичем, Ю.А. Васнецовым, Каплан втянулся в процесс взаимовлияния и взаимообогащения мастеров. Поскольку полученное им задание было непосредственно связано с еврейской тематикой, Каплан погрузился в изучение национального колорита, включая даже особенности надгробной пластики. Проявившийся интерес к истории, традициям и современной жизни своего народа придал творчеству Каплана мощный импульс. Характерно название одного из созданных мастером циклов – «Касриловка», позаимствованное у Шолом-Алейхема. Тем самым, автор работ подчеркивал, что не воссоздает доподлинно реалии еврейского быта, а творит художественные образы, отражающие трактовку реальности художником. Упомянутый уже Владимир Конашевич, художник-график, к слову, – автор классических иллюстраций к произведениям Маршака и Чуковского, называл Каплана «мучителем камня». Печать с каменной основы была в совершенстве освоена Анатолием. Но камень для Каплана – это не только техника литографии, а один из ключевых элементов творчества. Это четко просматривается в замечательных сюжетных композициях серии «Заколдованный портной». Словно из поверхности грубого камня проступают, как бы рождающиеся на наших глазах, образы героев. Каплану-графику свойственно было скульптурное мышление. Отдельные группы людей, пары в сериях «Стемпеню», «Тевье-молочник» пластически ассоциируются с камнями. И потому даже в небольших по размеру каплановских работах усматривается некая монументальность. Это и удивляет, и восхищает. А еще вызывает такое ощущение, будто мастер занимается тем, что разбросанные камни собирает, благо пришло время, да еще и даруя им, безмолвным доселе, речь.
Во время войны Каплан был эвакуирован на Урал. После возвращения из эвакуации в 1944 году, начал создавать большую литографскую серию, работа над которой продолжалась вплоть до середины 1950-х годов – «Ленинград». В его произведениях, посвященных блокадному и послеблокадному городу, прочитывается глубокое чувство, испытываемое к Петербургу, вставшему на все века. В начале 1950-х Анатолий Каплан некоторое время работал главным художником на Ленинградском заводе художественного стекла. Но стекло, при всех его привлекательных для мастера свойствах и возможностях использования, как материала для творчества, не стало каплановским материалом.
Период с начала 1953 до второй половины 1960-х годов оказался необычайно плодотворным для зрелого уже мастера. Он создал, ставшие знаменитыми, циклы литографий к «Заколдованному портному» Шолом-Алейхема (более 50 листов), «Тевье-молочнику» (в общей сложности, более 200 листов), к фольклорным циклам «Козочка» («Хад гадья») и «Еврейские народные песни». Следом родился цикл по мотивам других произведений Шолом-Алейхема, включая его «Рассказы для детей». Анатолий Каплан выполнил и серию работ по мотивам романа «Фишка Хромой» Менделе Мойхер-Сфорима. Примечательная деталь: цикл «Заколдованный портной», стремясь, видимо, подчеркнуть его особое значение в своем творчестве, Анатолий впервые подписал своим полным и подлинным еврейским именем – Танхум Бен Леви-Ицок Каплун из Рогачева. В этих листах художник развернуто применил характерный для многих его зрелых работ «принцип рамки». Он добивался эффекта «картины в картине» (или даже многих картин в одной), как в «Рассказах для детей». Рамка использовалась в качестве способа более пристального рассмотрения изображаемых объектов, становясь, своего рода, «окном» в другой мир, реально существующий за ее пределами. Это – все та же «реальность условного», к которой мы уже привлекали внимание. Впрочем, новаторское это художественное решение вызвало далеко неоднозначную реакцию. Известно, что во время обсуждения «Заколдованного портного» в Ленинградском Союзе художников в 1957 году, работы цикла были названы не только, и даже не просто творческой неудачей, но и более того, «ошибкой» художника. Но «Заколдованный портной» поразил владельца лондонской «Grosvenor Gallery» Эрика Эсторика. Он приобрел большую часть тиража литографий и заказал Каплану новую их версию, а также – для своей галереи, в ограниченном тираже – иллюстрации на темы «Еврейских песен», «Песни песней» и «Тевье-молочника». Позже Каплан получил заказы на цикл «Козочка», и у него были приобретены лучшие листы его «Касриловки», серии «Ленинград», отдельные рисунки и гуаши. В 1961 году в Лондоне состоялась первая персональная выставка Анатолия Каплана. Его работы приобрели Музей современного искусства в Нью-Йорке, «Стеделик музей» в Амстердаме, Национальная галерея в Вашингтоне, музеи Лондона, Иерусалима, Кембриджа, Канады. Выставки произведений Каплана с неизменным успехом проходили во многих городах и странах. Они состоялись в Нью-Йорке, Турине, Милане, Лос-Анджелесе, в Дрездене, Вене, в Торонто, в Западном Берлине, Базеле, Франкфурте-на-Майне, в Иерусалиме, Монреале. Эрик Эсторик заказал монографию о Каплане ленинградскому искусствоведу Б. Сурису и книга, хотя и с большим опозданием и сложностями, связанными с изданием, все же вышла в свет, оставаясь на долгое время единственной серьезной работой о мастере с большой буквы. Но на родине автора, по вполне понятным причинам, не привечали. Он пережил войну и избежал довоенных и послевоенных репрессий, но не только его самобытность, но и еврейская тематика, занявшая главное место в творчестве Каплана, предопределили отношение к нему чиновников от искусства и стоявших за ними партийных руководителей. Когда в серии «Библиотека всемирной литературы» вышел том Шолом-Алейхема с иллюстрациями Каплана, об этих иллюстрациях незамедлительно появилась разгромная статья в «Литературной газете». Альбом его работ, изданный в Ленинграде в 1972 году, повлек за собою наказание для издательства. Остальные прижизненные альбомы Каплана выходили в ГДР, а Советском Союзе был напечатан, впервые после этого, лишь каталог выставки, организованной в Русском музее, но он вышел в свет уже после смерти Каплана. Добавим: в конце 50-х Анатолий показывал свои работы Самуилу Маршаку. Писателю они понравились, и он порекомендовал, также увидевшему их, известному графику, иллюстратору и автору «Литературной газеты» Николаю Кузьмину написать о Каплане. Кузьмин принял предложение с удовольствием, подготовил статью (не разгромную, разумеется, а совсем наоборот), но редакция от публикации материала отказалась. Заметную роль в судьбе Анатолия Каплана сыграл Илья Эренбург. «Искусство Каплана, как справедливо указывает в исследовательской публикации на этот счет, историк литературы Борис Фрезинский, – начало приоткрываться миру, основа чему была положена в московском доме Эренбурга, где с работами ленинградского художника знакомилась масса влиятельных иностранцев». Эренбург вел с Капланом переписку, из которой явствует, что творчество мастера писатель ценил высоко. Вот – одно из высказываний Эренбурга о Каплане: «Он не просто описывает, он создает свои творения, вдохновляясь из двух источников – из поэтики его излюбленных книг, и из визуального ощущения окружающего его мира. Мне знакомы его литографии, созданные по мотивами историй Шолом Алейхема. Они грустны и поэтичны одновременно. Любовь молодого и мудрость старшего поколений, истории старых деревень, вроде легендарной Касриловки, которые существовали много лет назад, оживают в его работах. И эти художественные образы рождены из историй великого писателя, но, тем не менее, – они живут своей собственной, независимой жизнью. И это не просто иллюстрации к книге, это удивительное творение изобразительного искусства, где черный и белый цвета используются так мастерски, что создают полную цветовую гамму, насыщенное восприятие». Авторитетный писатель содействовал популяризации творчества Каплана, в меру своих сил и возможностей. Не выпуская художника за границу, даже на выставки его работ, коммунистические власти, между тем, отводили Каплану определенную роль – символа лояльности к еврейству. И он со многим мирился, дабы не потерять возможности трудиться, заниматься любимым делом.
В середине 1960-х гг. Каплан обратился к керамике. Глина, вначале теплая и податливая, превращалась, после обжига, в подобие полюбившегося Капланом камня (особенно нравилась мастеру самая грубая глина – шамот). Его керамические творения – глиняные пласты, блюда и скульптурные изваяния просто восхитительны. В керамической скульптуре Анатолий Каплан обратился к образам произведений Н.В. Гоголя (38 персонажей «Мертвых душ», 25 – «Ревизора»). Нелишне напомнить: Гоголь был одним из почитаемых писателей Шолом-Алейхема. В середине 1970-х годов Каплан, будучи неутомим в творческих поисках, обратился к технике офорта и сухой иглы, создав с 1973 по 1980 годы около 200 гравированных листов. Так, в частности, возникли листы к циклу Д. Д. Шостаковича «Из еврейской народной поэзии». К ним добавились колоритные еврейские типажи, виды местечек, пейзажи родного для художника Рогачева, традиционные народные сюжеты: влюбленные, счастливые семейные пары, музыканты. Причем создается впечатление, что все эти создания не материальны. Это прекрасные мгновения, остановленные и обретающие вечность.
Из жизни Анатолий Львович (Танхум Лейвикович) Каплан ушел в Ленинграде 3 июля 1980 года. Его творческое наследие сохранилось хорошо. К юбилейным датам со дня его рождения проводятся выставки работ художника с многогранным дарованием. Не только отдельные произведения, но и собрания работ мастера находятся в престижных музеях мира, а также – в частных коллекциях, в том числе – известных петербургских коллекционеров Исаака и Людмилы Кушнир. В 2014 году сообщалось о том, что семья Кушнир передала в дар Еврейскому музею в Москве несколько работ Анатолия Каплана. В «Новостях культуры» в этой связи указывалось, что о творчестве Каплана с восхищением отзывался Марк Шагал, и что его наследие стоит в одном ряду с работами самого Шагала, а также Хаима Сутина – не по стилю, а по значимости. Произведения из серии «Еврейские песни», которые обрели тогда в московском еврейском Музее постоянную прописку, ранее выставлялась в Нью-йоркском музее современного искусства, в музее Виктории и Альберта. А еще писалось о том, что творения Каплана – «тихий экспрессионизм», пронизанный спокойным светом. Но свет этот не меркнет, и плывет из настоящего в будущее по гребням лет. А талант мастера при этом с годами высвечивается еще ярче.
kackad.press 