ИЗРАИЛЬСКАЯ ПАНОРАМА

КАК ЭТО ДЕЛАЕТСЯ В ИЗРАИЛЕ

Русскоязычный сегмент израильского интернета облетела история Игоря Рубина, шестилетний сын которого живет с матерью в Беларуси, а к отцу приезжает раз в полтора-два месяца. Летит он обычно один – с так называемым «сопровождающим».

После начала пандемии коронавируса Игорь решил, что ребенку в Израиле будет куда безопаснее, чем в Беларуси, договорился с его матерью, купил билет для сына из Минска и стал обустраивать дом к его приезду.

И тут правительство издало новое постановление, по которому каждый, кто прилетает в Израиль, должен провести две недели в изоляции в гостинице. Но как можно помещать в подобную изоляцию ребенка?!

Решение правительства было принято в субботу вечером, и в 22.59 того же дня Игорь Рубин написал на электронную почту министра транспорта Бецалеля Смотрича письмо, в котором рассказал о своей проблеме – в слабой надежде, что секретарь министра в течение завтрашнего дня обратит внимание на его послание. Но не прошло и нескольких минут, как к нему пришел личный ответ от Смотрича, что тот понимает ситуацию, завтра же проинформирует о ней министерство обороны, а Игорю надо будет тоже срочно, то есть завтра же утром поговорить с начальником отдела минобороны Итаем Гершковичем.

По словам Игоря, получив столь молниеносный ответ от одного из ключевых министров страны, он, рядовой гражданин страны, даже несколько растерялся, понимая, что ни в какой другой точке земного шара подобное просто невозможно.

Он, как и посоветовал Смотрич, написал сообщение Гершковичу, а еще через несколько часов с Рубиным связались из Управления тыла и заверили, что он может ни о чем не волноваться – они обо всем позаботятся.

Вечером того же дня мать Даниэля подошла с мальчиком к стойке регистрации, и тут представитель авиакомпании BELAVIA заявил ей, что ребенок не сможет сесть на рейс, поскольку в Израиле действует новая директива о принудительном пребывании в отелях всех прилетающих в страну, а авиакомпания не намерена брать на себя ответственность за такую ситуацию с ребенком.

Женщина попыталась объяснить, что в Израиле знают о ситуации; что проблема решена на самом высоком государственном уровне, но сотрудники компании наотрез отказывались ее выслушать и заявили, что никто, даже гендиректор BELAVIA, не сможет в данном случае ничего изменить.

Мать Даниэля бросилась к гендиректору аэропорта и, как ей и предсказывали, получила тот же отрицательный ответ, а до вылета самолета тем временем оставалось только 25 минут. Все пассажиры уже сидели в салоне и ожидали взлета. И тогда она позвонила Игорю, и сказала, что делать нечего, ребенок никуда не летит…

Но Игорь не желал оставлять сына в Беларуси, и, по его словам, дрожащими руками снова набрал номер телефона Итая Гершковича и стал рассказывать, что все сорвалось. Гершкович попробовал его успокоить, сказал, что все разрешения оформлены и по прибытии в страну не будет никаких проблем, на что Игорь с горечью заметил, что проблема не в Израиле – белорусы не дают сесть его сыну на рейс.

«Если бы вы позвонили послу Израиля в Минск, а посол гендиректору Belavia, а гендиректор позвонил бы на стойку CHECK IN, возможно, это дало бы моему ребенку возможность полететь», – сказал он, сознавая всю чрезмерность этой своей просьбы – особенно, с учетом цейтнота.

Но с другого конца трубки спокойным голосом было сказано только три слова: «Я этим займусь!».

В 18.53 Гершкович снова связывается с Игорем.

– Я только что говорил с послом, посол говорил с генеральным директором БЕЛАВИИ. Гендиректор связался со стойкой регистрации, твой ребенок полетит этим рейсом, – сообщил он.

– Но до вылета осталось всего 15 минут, – напомнил Игорь.

– Запомни: этот самолет без твоего сына никуда не полетит! – сказал глава отдела Управления тыла и повесил трубку.

В итоге рейс задержали, а мальчика усадили в бизнес-классе. Потом он рассказал, что все там было как обычно, только еда была куда более вкусная…

«Я получил своего сына здоровым, целым и невредимым, а через час после этого мне позвонил Итай и спросил, все ли в порядке. Само собой разумеется, мы сели в мою машину, поехали домой и, конечно, сейчас находимся на двухнедельном карантине, – написал Игорь Рубин в «Фэйсбуке». – Так почему я рассказал всю эту историю? Я просто не нашел другого способа поблагодарить министра транспорта Бецалеля Смотрича и начальника отдела министерства обороны Итая Гершковича за помощь и за человеческое отношение. «Кто спасает одну жизнь – спасает целый мир». Игорь, отец Даниэля, гордящийся тем, что он – израильтянин!»

ГДЕ ДЕНЬГИ ЛЕЖАТ?

Экономический обозреватель Эли Ципори в статье опубликованной в «Маариве» заявил, что необходимые для преодоления кризиса 10 миллиардов шекелей можно без труда найти путем сокращения зарплаты высокопоставленных госслужащих, а также бюджетных пенсий. Статья эта вызвала немалый резонанс как в социальных сетях, так и в политических кругах, и по ее следам Эли Ципори написал ещё один материал – вновь доказывающий, что такое сокращение необходимо как с точки зрения справедливости, так и простого здравого смысла. Мы решили познакомить читателей с ее основными тезисами, добавив некоторые моменты.

• 

• 

Как оказалось, не дожидаясь формирования правительства депутаты Узи Даян («Ликуд») и Матан Каханэ (Ямина) подготовили законопроект, предусматривающий новые рамки расчета зарплат госслужащих, а также резкого сокращения бюджетных пенсий и изменения самой системы их расчёта. Важно отметить, что Узи Даян является генералом, а Каханэ – полковником в отставке, то есть оба они получают бюджетные пенсии, а потому хорошо знаю, о чем идет речь. Но, будучи новичками в большой политике, они явно не представляли, с каким колоссальным давлением им придется столкнуться при продвижении этого законопроекта.

Не успели слухи о нем просочиться в СМИ, как на обоих депутатов обрушился вал звонков от различных представителей ЦАХАЛа и министерства обороны, в том числе и от их бывших приятелей и сослуживцев. Одни «по дружбе» советовали остановить подачу законопроекта, другие взывали к их совести и армейской солидарности, третьи прямо угрожали конфронтацией с могущественным армейским лобби, которая положит конец их политическим карьерам.

И это было только начало. Затем последовали аналогичные «советы» и угрозы со стороны представителей профсоюза портов, «Хеврат хашмаль» и других профсоюзов государственных компаний. И все же, по мнению Эли Ципори, главного и наиболее эффективного сопротивления законопроекту Даяна-Каханэ следует ожидать от самого могущественного профсоюза, о котором вспоминают не часто. Речь идет о профсоюзе работников госпрокуратуры. Да, хотя бы потому, что дела, как известно, всегда у прокурора.

Здесь, собственно говоря, и начинается статья Эли Ципори, который для начала напоминает, что представители прокуратуры, судебной системы и связанных с ними ведомств получают необоснованно высокие, почти в два раза превышающие министерские зарплаты.

Так зарплата официальная госпрокурора составляет 84 985 шекелей «брутто», юридического советника правительства – 86 232 шекелей, окружного прокурора – 72 172 шекелей, главы общественной прокуратуры – 65 403 шекелей и т.д. И все это – не считая дополнительных выплат на различные расходы, достигающие порой до 10 000 шекелей и выше. И, разумеется, не считая того, что полноценный обед в прокурорской столовой стоит менее 20 шекелей и прочих льгот. Таким образом, сотрудники прокуратуры являются по зарплатам почти такой же привилегированной кастой, как и судьи.

Но главная дискриминация между госслужащими и рядовыми гражданами, продолжает Ципори, заключается в системе расчета пенсий. Бюджетные пенсии госслужащих рассчитываются, исходя из 3% надбавки за каждый год службы, в то время как в общественном секторе такая надбавка составляет 2%, а в частном и того меньше. В результате возникает колоссальная разница в пенсиях чиновников, работников общественного сектора и частного – у последних она нередко ниже пособия по старости с социальной надбавкой. А вот, к примеру, госпрокурор Шай Ницан ушёл в отставку в 60 лет с официальной последней зарплатой в 85 000 шекелей, и теперь вынужден перебиваться на скромную пенсию в 60 000 шекелей.

Но все это меркнет перед условиями, на которых получают пенсии наши судьи. Им полагается 7% от последней зарплаты за каждый год, отработанный в качестве судьи. То есть за 7 лет судья обеспечивает себе пенсию в 49% от своей совсем немалой зарплаты (данные по зарплатам судей приводились в предыдущей статье Ципори). Дальше, правда, выступает в силу положение, согласно которому зарплата судьи, отработавшего 8 лет не может превышать 50% его последней зарплаты, но после девятого года стажа он начинает получать такую же надбавку к пенсии, как и все прочие госслужащие, то есть 3%. Но так как наши судьи выходят на пенсию в 70 лет, то у многих из них она почти равна последней зарплате, а у некоторых даже превышает ее. За те приблизительно 15 лет жизни, которые ему остались (хотя среди судей немало долгожителей) каждый судья получает из казны десятки миллионов шекелей.

Таким образом, констатирует Ципори, даже умеренное сокращение зарплат чиновников и бюджетных пенсий с легкостью даст те самые 10 млрд. шекелей, которые необходимы на выплату пособий по безработице и спасение малых и средних бизнесов. И этот шаг, по его мнению, просто необходим – поскольку народ просто не поймет, если в поисках бюджетных ресурсов правительство пойдет на увеличение прямых и косвенных налогов, и при этом не тронет тех, кто за счет этих налогов живет. И, заметим, хорошо живет.

При этом Ципори вновь подчёркивает, что он ведет речь о сокращении зарплат и пенсий тех, кто получает свыше 50 000 шекелей в месяц, а таких в стране, оказывается, десятки тысяч. Правда, включая и офицеров высшего звена ЦАХАЛа и других силовых служб, которые эти зарплаты нередко заработали собственной кровью, и, возможно, разговор о них должен быть все-таки особым.

Но теперь давайте попробуем оценить шансы на прохождение законопроекта Даяна-Каханэ в кнессете. Биньямин Нетаниягу его, по всем оценкам, поддержит. Однако не стоит забывать, что Бени Ганц, также получающий бюджетную пенсии, может воспользоваться своим правом вето.

Будущий министр финансов Исраэль Кац, которому за свою политическую карьеру не раз приходилось вести самую настоящую войну с профсоюзами, почти наверняка выступит в поддержку нового закона. Но вопрос заключается в том, какую позицию займет будущий министр юстиции бывший профсоюзный босс Ави Нисанкорен («Кахоль-лаван»).

До сих пор он хранил верность профсоюзным интересам, и вряд ли намерен изменить эту позицию в ближайшем будущем.

Наконец, даже если допустить, что столь важный закон будет принят, нас почти наверняка ждет апелляция в БАГАЦ. Будет ли готов юридический советник Авихай Мандельблит (получающий бюджетную пенсию генерала в отставке и готовящийся к новой бюджетной пенсии) отстаивать подобный закон? И что скажут судьи по поводу закона, требующего сокращения их зарплат и пенсий, к которым они привыкли и считают вполне умеренными?

Как говорил в таких случаях герой известного российского мультфильм, «Не смешите мои подковы!».

МЯСА ХВАТИТ НА ВСЕХ

Сегодня уже ясно, что обычного празднования Дня Независимости с его непременными пикниками и шашлыками в этом году не будет. Однако немало людей, особенно тех, кто еще помнит пустые прилавки советских магазинов, обеспокоены вопросом, не окажется ли перед праздником в дефиците и мясо? В конце концов, если на какое-то время исчезли яйца, то почему бы за ними не последовать и другим продуктам? Чтобы прояснить этот вопрос, мы для начала решили обратиться к владельцу небольшого мясного магазинчика в Холоне Давиду Хахамашвили.

– Нет, опасаться дефицита мяса никому точно не стоит, – говорит Давид. – Кто сейчас и в самом деле обеспокоен, так это импортеры и хозяева и владельцы скотобоен. Мясной бизнес, как и многие другие бизнесы в Израиле – сезонный. То есть мы приблизительно точно знаем, сколько именно мяса продадим в том или ином месяце. С этой точки зрения период Песаха до Шавуота – самый ходовой, но больше всего мяса израильтяне всегда закупали именно ко Дню Независимости. Поэтому товаром на эти даты импортеры и скотобойни начали запасаться еще три месяца назад, когда никто не знал, что все так получиться. Так что ситуация, скорее, обратная: склады у всех крупных поставщиков забиты мясом, а вот раскупать его некому. И это порождает дополнительные проблемы: забой скота практически всюду приостановлен, а кормов на такое количество животных никто не предусмотрел, и денег на их покупку нет, поскольку нет продаж. В общем, замкнутый круг и сумасшедший дом.

– Да ладно прибедняться: я же вижу, что покупатели к вам по-прежнему заходят. Да и в супермаркетах хоть и малолюдно, но у мясного прилавка всегда небольшая очередь…

– Смотри, я не жалуюсь. Слава Богу, есть работа, есть заработок, а в наши дни, как известно, многие потеряли и то, и другое. Но ты ведь спрашивал о ситуации в целом. У оптовиков она плохая, потому что, как известно, многие рестораны закрылись, и не только больше ничего не заказывают, но и отказались от уже сделанных заказов. А у некоторых рестораны и шашлычные закупали 50-60% всего товара. Ты вообще понимаешь, какие это потери?! А вчера мне мой поставщик жаловался на то, что многие рестораторы просят его не обналичивать выписанные ими чеки. И ему, с одной стороны, хочется пойти им навстречу, а с другой у него самого дела идут не очень хорошо; больше двух третей работников он отправил в неоплачиваемый отпуск. Впрочем, я знаю скотобойни, которые наладили розничную продажу через интернет, а часть работников перевели на расфасовку заказов и рассылку. Это, безусловно, не покрывает всех убытков, но помогает как-то держаться на плаву. В общем, евреи крутятся. Я, кстати, всегда делал доставки на дом, но сейчас их количество заметно возросло.

– Что-то изменилось в покупательских предпочтениях за последние дни?

– Не то слово! Если раньше к празднику люди покупали дорогие сорта мяса – стейки, антрекоты, мясную вырезку с Голанских высот, где телят выкармливают только свежей травой и сеном и без всяких антибиотиков и т.д., то сейчас многие стараются экономить. Очень многие мои постоянные клиенты ушли в супермаркеты и теперь покупают дешевое мороженое мясо. Кроме того, люди стали покупать больше курятины – тоже, думаю, только потому что она дешевле. Боюсь, что и в канун Дня Независимости мало что изменится, хотя ведь у многих есть балконы, на которых можно делать шашлыки или, по меньшей мере, мясо на гриле. Я думаю, что всем накануне этого праздника стоит зайти в мясные магазины – уверен, во многих будут хорошие скидки. Но если хочешь знать, что на самом деле изменилось в последние дни, то это, прежде всего, настроение людей. Раньше в канун любого праздника в магазине была особая атмосфера, мы улыбались, перекидывались с покупателями шутками, от всей души желали друг другу «Хаг самеах!». В этом году, разумеется, тоже желали, но больше потому, что так принято, без особого чувства. Дай Бог, чтобы хоть к Рош а-Шана все стало, как прежде.

ПОХОРОНЫ ЭПОХИ КОРОНАВИРУСА

Не только рабочие совещания, лекции и научные симпозиумы проводятся в наши дни в режиме интернет-конференции.

– В апреле на 80-м году жизни скончался мой отец, Игаль Фидаэль, – рассказывает Ави Фидаэль. – Всю жизнь он активно занимался общественной деятельностью и благотворительностью; сделал немало добра людям, и проводить его в последний пусть хотели многие. Кроме того, слава Богу, у нас очень большая семья, а отец был как бы старейшиной рода. Но тут выяснилось, что в похоронах не может участвовать больше 20 человек, включая работников «Хевра кадиша». Они должны быть разбиты на 2 группы и находиться на расстоянии не меньше двух метров друг от друга. В результате даже внукам, за исключением моего сына, пришлось отказаться от участия в похоронах любимого деда, и это, безусловно, больно их ударило. Отмечу, что сотрудники «Хевра кадиша» провели похороны достойно, за что наша семья им благодарна.

В поисках выхода из создавшейся ситуации мне посоветовали обратиться в компанию «Бэ-нетивей Ури», которая создала профессиональную программу «Ми-аамаким», позволяющую транслировать похороны для членов семьи и друзей покойного.

Программа предназначалась для живущих за рубежом родственников павших военнослужащих ЦАХАЛа, но в дни эпидемии стала актуальной для всех. Члены компании совершенно бесплатно создали платформу в интернете, тщательно проинструктировали моего сына и в результате он снимал церемонию похорон на мобильный телефон, и за ней наблюдало одновременно несколько сотен человек.

Игаль признает, что это, безусловно, принесло облегчение членам семьи, друзьям и близким, для которых важно было быть на кладбище.

После похорон членов семьи Фадаэль известили, что они не смогут собраться на «шиву» в отцовском доме: каждый должен будет проводить неделю траура у себя в квартире, не принимая гостей.

– Таким образом, мы сидели «шиву» тоже в режиме видеоконференции, – продолжает свой рассказ Игаль. – То есть общались друг с другом по «Зумму», и каждый, кто хотел, мог виртуально присоединиться к нашей беседе и рассказать, чем ему запомнился отец. Все это, разумеется, записывалось. И вдруг мы поняли, что в случившемся есть свое преимущество: у нас осталась запись с этими рассказами, и на их основе мы сделаем хороший фильм в память об отце. Таким образом наши дети смогут рассказать своим о прадеде, и это будет своего рода нашей семейной реликвией.

Те, кто обслуживает программу «Ми-аамаким» говорят, что в дни эпидемии к ним за помощью организовать трансляцию похорон обратились сотни людей. В большинстве случаев это были люди старше 60 лет – более молодые и знакомые с современными технологиями вполне могли наладить такую трансляцию самостоятельно.

Кстати, помимо бесплатных услуг по трансляции похорон в апреле появились и платные. Сразу несколько фирм предложили услуги профессиональных операторов, снимающих похороны в онлайн режиме. Стоит такая услуга с одним оператором от 1500 шекелей и выше.

В заключение заметим, что в прямой трансляции церемонии похорон нет ничего нового. Такая трансляция уже давно ведется в автоматическом режиме во многих колумбариях мира, включая российские. До 2006 года она осуществлялась и на ряде израильских кладбищ – например, на кладбище Кирьят-Шмоны. Установленные на кладбище камеры позволяли каждому желающему следить за церемонией у ворот кладбища, не заходя на его территорию, что было особенно актуально для коэнов.

Но затем эта услуга была признана излишней, а подержание системы трансляции в рабочем состоянии слишком дорогостоящим, и от нее отказались. Сейчас вспомнили, и не исключено, что и после окончания пандемии многие продолжат снимать церемонию похорон и, в первую очередь, речи в память об усопшем, так как это тоже является частью семейной истории.

ЗОНА МОЛЧАНИЯ

…Казалось бы, за 75 лет, прошедших со времени Катастрофы, мы знаем о ней почти все. Существуют многочисленные мемуары, документальные свидетельства, исторические исследования и т.п., рассказывающие о мельчайших подробностях жизни в лагерях, гетто, партизанских отрядах, оккупированных нацистами городах. Вместе с тем на протяжении всех этих десятилетий почти никто не говорил о том, что многие из тех, кто прошел через огонь Катастрофы были жертвами не только физического, но и сексуального насилия…

Невольно возникает впечатление, что на разговор об этом, тем более, во всеуслышание, многие годы было наложено негласное табу, и лишь не так давно израильские историки профессор Рут Лин и доктор Эстер Дрор собрали и проанализировали свидетельства жертв Катастрофы о том, через какой ад сексуального насилия и унижения им пришлось пройти. Результатом этой работы стала книга «Как я выжила», оставшаяся по непонятным причинам незамеченной как в Израиле, так и за рубежом.

Уже из предисловия к книге профессора Лин и доктора Дрор становится понятно, почему об этой стороне Катастрофы не хотели говорить ни жертвы, ни палачи, ни еврейские историки.

Историкам и без того хватало свидетельств об еврейских страданиях и еврейском героизме. С палачами и насильниками все ясно и без объяснений. Но и женщины и мужчины, которым довелось через такое пройти, старались никому не рассказывать о случившемся, либо, если все-таки рассказывали, то представляли дело так, будто это происходило не с ними, а с их друзьями или подругами.

По мнению авторов книги, это объясняется не только тем, что они хотели забыть о случившемся, вычеркнуть его из памяти (хотя, конечно, и этим тоже). Дело в том, что, вернувшиеся из концлагерей женщины, разумеется, мечтали снова построить семью и родить детей, но тот факт, что они прошли через изнасилование или платили своим телом за то, чтобы выжить, многими евреями воспринималось, как «позорное пятно» на их прошлом, и мужчины отнюдь не спешили сделать им предложение.

Одна из женщин, давших Эстер Дрор свидетельские показания, рассказала, как однажды случайно услышала разговор мужа с его кузенами. «Как ты можешь с ней жить?! – говорили они. – Она была в концлагере, где давала всем мужикам сразу!».

Любопытно, что в архиве «Яд ва-Шема» хранится целый ряд показаний узников концлагерей об этой стороне лагерной жизни, данных в 1945-50-х годах. Но затем они начисто исчезают, и вновь появляются лишь в начале 2000-х.

Видимо, в первые годы после Катастрофы, будучи еще в шоке от пережитого, люди спешили выговориться и не особенно анализировали то, что они говорят, и как их рассказы могут сказать на их будущей жизни. Затем они поняли, что некоторые их откровения могут быть использованы против них, замкнулись в себе, но на исходе жизни у них все же появилась потребность выговориться и освободиться от того груза, который лежал на сердце.

Всего в книге собраны свидетельства 276 жертв Катастрофы, согласившихся побеседовать с исследовательницами на столь щепетильную тему. Некоторые из них так и не решились называть вещи своими именами и, рассказывая, пытались найти какие-то эвфемизмы происходившему, другие были более откровенными.

«Да, конечно, все это было, причем в огромных масштабах, – сказала одна из женщин. – Я оказалась в лагере еще девочкой, и выжила только благодаря сексу. Но прямых случаев насилия там не было; все происходило как бы добровольно. Всегда был выбор: готова ты на это или нет!».

Насчет того, что случаев изнасилований в гетто и лагерях было немного, то это, безусловно, неправда.

Действительно, немецким солдатам и офицерам было запрещено насиловать евреек и вообще вступать с ними в интимные отношения, чтобы не «загрязнять чистоту расы». Но именно поэтому сразу после изнасилования еврейки они, как правило, ее убивали, чтобы не оставлять свидетельницы. С их точки зрения, эти женщины все равно были обречены, так какая разница, когда они умрут, а убийство евреев, в отличие от изнасилования, никак не наказывалось.

Тем не менее, время от времени такие случаи попадали в поле зрения немецких офицеров среднего звена, и в архивах сохранились их рапорты начальству о том, что некоторые солдаты насилуют евреек. Податели рапортов интересовались, что делать с такими подчиненными: следует ли их хоть как-то наказать или лучше просто закрыть глаза на это явление?

Таким образом, то, что никого из жертв насилия со стороны немцев не осталось в живых, отнюдь не значит, что такого насилия не было.

В то же время в словах о том, что открытого сексуального насилия было немного, все происходило как бы добровольно, тоже есть своя правда – та свидетельница не лгала, а просто представила свое видение ситуации.

Очень часто женщины по своей инициативе искали в лагере сильного и влиятельного покровителя, который в обмен на секс брал их под своё крыло. Но в ещё большей степени такая практика была распространена в советских партизанских отрядах. Судя по множеству свидетельств, женщине вообще было почти невозможно попасть в партизанский отряд, если не находилось мужчины, который готов был стать ее «мужем» и брал на себя обеспечение ее едой – разумеется, не бесплатно, а в обмен на сексуальные услуги.

Это не означает, что в партизанских отрядах не было тех прекрасных историй любви, о которых мы в свое время читали в романах. Безусловно, были, но куда больше было других историй – когда женщин, а подчас и девочек превращали в наложниц всего отряда, а когда они беременели, их убивали, так как ребенок – это лишний рот, да и вообще большая обуза.

«Ничего нового в этом явлении с точки зрения истории не было, – констатируют авторы книги «Как я выжила». – На протяжении всех войн, которые вело человечество, сексуальное насилие было одним из видов оружия, которое использовала оккупационная армия.

В период любых исторических катаклизмов секс часто становился тем товаром, которым оказавшиеся в невыносимых условиях существования люди расплачивались сексом за пищу, тепло, ценную информацию – за все, что могло помочь им выжить. Но самое прискорбное заключается в том, что евреи в таких ситуациях часто вели себя тоже крайне недостойно.

Наряду со случаями солидарности и даже самопожертвования, сохранилось немало свидетельств о том, что еврейские узники концлагерей откровенно пользовались тем ужасным и бесправным положением, в котором оказались их соплеменницы, в том числе и несовершеннолетние».

Следует отметить, что жертвами сексуального насилия и использования в дни Катастрофы были не только женщины, но и мужчины; в основном мальчики и подростки. Таких свидетельств намного меньше, чем женских, но они есть, а их немногочисленность проф. Лин и д-р Дрор объясняют тем, что мужчинам рассказывать об этой странице своей жизни, как правило, еще тяжелее, чем женщинам.

Одно из таких свидетельств принадлежит известному польскому и израильскому журналисту Роману Фристеру. Уже выйдя на пенсию, Фристер рассказал, что был в лагере изнасилован евреем, который после этого дал ему кусочек хлеба.

«Мне почти не было дела до того, что он со мной сделал и до той боли, которую я перенес, так как я был очень голоден, и этот кусочек хлеба был настоящим сокровищем», – рассказал Фристер.

Есть и другие свидетельства о том, что еврейских мальчиков и подростков использовали в качестве своих сексуальных рабов как немецкие солдаты и офицеры, так и капо разных национальностей. Наконец, сохранились многочисленные свидетельства и рисунки, запечатлевшие те сексуальные унижения, которым нацисты повергали узников концлагерей.

Любопытно, что большинство этих рисунков также были сделаны до 1949 года, а затем эта тема совершенно исчезает из творчества еврейских художниц, прошедших Катастрофу. Так, в альбоме Наамы Юдковской «Лагерь смерти Освенцим» есть рисунок, на котором десятки узниц раздеты догола и стоят в ряд на четвереньках, а проходящий мимо них эсэсовец трогает сапогом их промежность. Этот альбом, кстати, демонстрировался судьям на процессе Адольфа Эйхмана.

Есть среди лагерных рисунков и картина, изображающая сцену изнасилования, но прорисована она крайне нечетко, а часть рисунка вообще намеренно перечеркнута хаотичными штрихами, так как его автору, видимо, было необычайно больно вспоминать об этом, и штрихи увели ее во всю ту же зону молчания…