Posted by Мартин Крамер, известный учёный, профессор иерусалимского Shalem College, в очередной раз предпринял экскурс в глубины современной израильской истории, а конкретно, в один из ее малоисследованных эпизодов, когда накануне провозглашения Государства Израиль и нападения на него арабских стран глава ишува Давид Бен-Гурион ввязался в конфликт с собственной армией (Ben-Gurion’s Army: How the IDF Came into Being (and Almost Didn’t). By Martin Kramer. Mosaic, February 2, 2020). Отправимся вместе с автором этой публикации в 1948-й год.
12 мая, за три дня до окончания британского Мандата, заседает Народное управление (Временное правительство) ишува. Присутствуют десять его членов (из тринадцати), и перед ними выступают два главных командира Хаганы, вооружённых формирований евреев Палестины. Бен-Гурион представляет их как «военных экспертов». Первый его вопрос 31-летнему Игаэлю Ядину, фактически начальнику штаба Хаганы: «По твоей оценке. сможем ли мы устоять, если наша мощь будет возрастать?» Тот отвечает, взвешивая каждое слово: «Если бы я хотел все суммировать и при этом быть осторожным в оценках, то на данный момент наши шансы одинаковы. Если бы я хотел быть более искренним, то сказал бы, что если арабские армии пустят в ход все свои силы, то у них большое преимущество». Присутствовавшая на заседании Голда Меир вспоминала в своих мемуарах, что брифинг Ядина был «устрашающим». Журналист Дан Курцман написал, что от слов Ядина «холодный ветер отчаяния пронесся по залу». Бен-Гурион, по словам ещё одного источника, «молчал, но был в ярости». А что же Исраэль Галили, 37 лет, гражданский координатор Хаганы? (Голда Меир охарактеризовала его выступление как «по сути идентичное» ядиновскому). Ему, в частности, задается вопрос о возможности трехмесячного перемирия в Палестине после ухода англичан, которое предложили США, если ишув откажется от провозглашения своего государства. Ответ таков: «Если мы находились бы сейчас в разгаре вторжения со стороны этих арабских стран, то по моему мнению, не затрагивая политику, перемирие на определенный период было бы в высшей степени полезно и дало бы нам большое преимущество».
И теперь уже вопросом задаётся сам Мартин Крамер. Он припоминает одно интервью Ядина, данное в 1973 году, в котором его спросили, почему, раз Бен-Гурион уже решил, что не будет откладывать провозглашение независимости, он позвал тебя с Галили за консультацией. «Не знаю, – сказал Игаэль Ядин. – То, что Бен-Гурион все решил заранее, мне ясно. Это был один из источников его силы, полномочий его власти – он решил и все. Вероятно, другие члены Народного правления хотели проконсультироваться с нами как военными экспертами. Наверно, те, кто сомневался и склонялся к перемирию, думали, что в наших выкладках они найдут поддержку». Тут вступает уже сам Крамер: «Все это кажется какой-то загадкой. Разве не сделал Бен-Гурион ошибку, приведя Ядина и Галили? Разве этот шаг не поставил под угрозу саму перспективу создания государства?» И вот как он отвечает: «Говоря кратко, я полагаю, что Бен-Гуриона вовсе не волновали сомнения, которые высказали Ядин и Галили. Более того, он на самом деле подталкивал их к этому».
А волновало Бен-Гуриона совсем другое – контроль над будущей армией. Хагана и ее ударная сила, Пальмах, «выросли как добровольные, подпольные формирования. Они опирались на дух, идею и характер. Они сражались стойко, стреляли метко и никогда не спасались бегством. Они презирали формальную дисциплину и ранги и превыше всего ставили братство рабочего и фермера, взявших в руки оружие». И на следующей стадии войны они рассчитывали поднять эту модель уровнем выше, сохраняя существующие подразделения неизменными в качестве элитного авангарда. Но Бен-Гурион считал их недисциплинированной милицией, которая подходит для разгона палестинских арабов, но никак не для противостояния регулярным арабским войскам, вооруженным англичанами и прошедшим у них боевую выучку. Он хотел сделать из Хаганы, Пальмаха и прочих военизированных группировок армию профессиональную. Нынешние командиры, привыкшие к партизанской вольнице, должны были быть заменены еврейскими ветеранами, воевавшими в составе английских войск в Африке и Европе; всего их было около 28 тысяч. И опорой этой будущей армии станут строгая дисциплина, четкая иерархия рангов и крупные соединения. Кому же она будет подчиняться? Конечно, ему – Давиду Бен-Гуриону.
Бенни Моррис, еще один известный историк, замечает, что у «махинаций», как он их называет, Бен-Гуриона в этот период есть и другое объяснение – партийная политика. Многие видные командиры Хаганы, такие как Исраэль Галили, Игал Аллон, Ицхак Рабин, были членами МАПАМ, социалистической партии левацкого толка. Популярность Хаганы среди жителей ишува делало эту партию опасным конкурентом центристской партии МАПАЙ, созданной в 1930 году самим Бен-Гурионом, и в конечном счете грозило ему потерей власти. Особенно недолюбливал он Галили, державшего в своих руках все нити управления армией, ладившего со всеми командирами и получившего прозвище «маленький Бен-Гурион». МАПАМ к тому же собиралась выдвинуть его на пост министра обороны в будущем государстве, и это при том, что Галили уже не раз блокировал ранние предложения Бен-Гуриона о реорганизации армии. «И теперь, – говорит Мартин Крамер, – когда государственность была так близка, Галили мог превратиться в хорошо окопавшегося противника. И поэтому 3 мая, за девять дней до важнейшей встречи Народного управления, Бен-Гурион без промедления упразднил должность Галили и кратким уведомлением уволил его самого».
Если Бен-Гурион думал, что эта проделка легко сойдет ему с рук, то он грубо ошибся. Ишув вознегодовал, и на состоявшемся в тот же день заседании Народного управления оба представителя МАПАМ не скрывали своего возмущения: как можно уволить человека, десять лет по сути возглавлявшего армию, в такой тревожный момент! И ко всему еще никто из представителей МАПАЙ не заступился за своего лидера! Бен-Гуриону пришлось отступить – решили подождать с принятием решения до следующего заседания, теперь уже с участием Галили. И это было бы еще ладно, но 6 мая все старшие командиры Хаганы пригрозили массовой отставкой, если Галили не будет восстановлен на своем посту в течение 12 часов. Это выступление получило название «бунт генералов» и увенчалось поражением Бен-Гуриона – его приказ об отставке Галили был отменен. Но сдаваться глава ишува не собирался. Армия должна быть реформирована – и точка! Иначе…
… Иначе арабские армии раздавят нас, и единственный путь избежать гибели – это передать ему, Бен-Гуриону, полномочия для решительного переустройства армии начиная с ее верхушки. Именно так поставил он вопрос 10 мая на встрече с исполкомом Гистадрута, профсоюзной структуры ишува. Готовы ли мы к арабскому вторжению? И сам же ответил: нет, силы, которая могла бы противостоять возможному вторжению, на настоящий момент у нас нет. Вот если мы могли мобилизовать тех, кто не мобилизован… Если бы все жители поселений, у кого есть оружие, присоединились к нам… Если бы нам удалось приобрести больше вооружений… Короче, он пугал своих собеседников, и пугал, и пугал. И опять просчитался! Члены Гистадрута ответили энергичными контробвинениями: никаких оснований для роспуска армии и ее реорганизации в разгар войны нет, и командующего нечего было гнать… Хагана – замечательная боевая сила. Зачем уничтожать ее? Это только создаст проблемы… Это подрывает доверие, моё доверие (ветеран ишува и один из основателей МАПАЙ Ицхак Табенкин). Я не верю, что у тебя есть на это права или полномочия. И почему сейчас? Галили должен уйти, а у нас война на носу…
Вот, собственно, мы и подходим к разгадке того, что произошло 12 мая на встрече Народного управления. Мартин Крамер пишет: «Как же мог Бен-Гурион добиться своего и что надо было ему сделать по-другому, чтобы обеспокоенность достигла как раз нужного ему уровня… Он мог устроить так, чтобы мрачные предупреждения исходили не от него самого, а от объективных “военных экспертов”, которых никто не мог заподозрить в том, что они у него в кармане. И для этой роли Ядин и Галили подходили идеально».
Уже в конце дня, когда обоих “военных экспертов” уже давно в зале не было, Бен-Гурион предъявил собравшимся следующий ультиматум:
«Этот орган еще не назначил обладателя портфеля министра обороны. Я прошу, чтобы вы объявили, кто его получит, – и чтобы это назначение было сделано немедленно… Против меня ведется публичная кампания. Меня такие кампании не волнуют. Это не впервые. Меня обвиняют во многом и беспочвенно. Но в этом случае я не могу быть равнодушным, потому что эта кампания нацелена на солдат, которым говорят, что я “вышвырнул прочь их командира” и устроил “дворцовый переворот”… Этот орган имеет полномочия на любые действия в сфере безопасности, которые он считает нужным… Единственная вещь, на которую у вас нет полномочий, это обременить меня ответственностью, которую, как я полагаю, я не могу более принять… И я хочу, чтобы вы знали: эту ответственность я не приму, пока по меньшей мере две вещи не будут сделаны так, как я хочу…
1) Армия и все части армии подчиняются народу и только народу (или режиму, существующему в настоящее время, которым является Народное управление и которым, как я надеюсь, через несколько недель станет избранное правительство).
2) Кто бы не принимал решения в сфере обороны или управления армией … будет действовать исключительно в рамках обозначенных полномочий, как предписано правительством, ни более и ни менее, независимо от того командир это взвода или дивизии.
Портфель министра обороны был предложен мне. Это предложение я еще не принял. Я хочу, чтобы вы знали: я его не приму, если будущий порядок не будет полностью соответствовать этим двум правилам.
Я не буду соучастником никакого другого порядка, который не гарантирует, что каждый – все солдаты, члены Хаганы, члены Пальмаха и кого бы то ни было – будет подчиняться только одной власти и действовать только в рамках обозначенных полномочий, а не ввиду некоего “высшего призвания”».
Вот когда участники собрания по-настоящему занервничали. Сейчас не время для разногласий, сказал один, давайте поговорим об этом, когда будем обсуждать портфель министра обороны. Давайте тогда вычеркнем это заявление из протокола и перенесем его на следующее собрание, добавил другой. Бен-Гурион отреагировал резко: «Даже Бог не может отменить то, что случилось. Я сделал это заявление сегодня, а не на следующей неделе».
И его выступление осталось в протоколе, а Народное управление перешло к вопросу о названии будущего государства. Большинство выбрало «Израиль».
Ультиматум Бен-Гуриона оставался непринятым ещё два дня. 14 мая, в день провозглашения Государства Израиль, новоназначенный министр юстиции Феликс Розенблют написал проект приказа об учреждении вооруженных сил нового государства, в котором, в частности, говорилось: «Создание или содержание любых вооруженных отрядов помимо Армии обороны Израиля запрещается». Каждый военнослужащий обязан «принять клятву верности Государству Израиль, его законам и его законным властям». Контроль над исполнением этого приказа был возложен на министра обороны. Подписав этот приказ, Бен-Гурион им и стал. 31 мая этот приказ был опубликован и считается днем рождения Армии обороны Израиля.
27 июня 1948 года премьер-министр и министр обороны Давид Бен-Гурион принял клятву верности от высших военных командиров. Тогдашний заместитель начальника штаба Цви Аялон (Лещинер) вспоминал: «После принесения клятвы всех нас пригласили на ланч. Там Бен-Гурион поднялся и потребовал, чтобы каждый из присутствующих немедленно поменял свою фамилию на ивритскую и тут же сообщил новую. Последовали довольно забавные сценки, но деваться было некуда. Бен-Гурион обращался к каждому индивидуально и тут же записывал новую фамилию. Некоторые противились и просили дать им больше времени. Но Бен-Гурион добродушно их подталкивал: выбирай фамилию, или я сам выберу ее для тебя. Тем, кому было трудно, он помогал. После полудня в новостях уже были объявлены новые фамилии старших командиров».
Мартин Крамер пишет: «Медленно и не всегда уверенно, но Бен-Гурион усиливал свой контроль над армией: он отправил Галили обратно в его киббуц, распустил командование Пальмаха и выдавил из армии многих его офицеров». Если бы он этого не сделал, то, по словам американского историка Элиота Коэна, Пальмах «легко бы мог стать или попытался бы стать идеологической преторианской гвардией социалистического государства».
В 1953 году Давид Бен-Гурион ушёл в отставку. В своем прощальном обращении он написал: «Когда Народное управление вручило мне портфель министра обороны, я поставил условие, чтобы армия была единой и полностью подчиненной руководству государства и уполномоченных им институтов. Народное управление согласилось с этим условием, но на практике осуществить его оказалось нелегко. Раздробленность, которая всегда преследовала наш народ, шла во вред силам, обеспечивающим нашу защиту, и бунт, который предшествовал созданию государства, не улегся после его создания. Лишь после многих тяжелых и серьезных усилий было достигнуто единство и единообразие этих сил и полная и исключительная подчиненность Армии обороны Израиля гарантирована».
«Раздробленность, которая всегда преследовала наш народ…» Бен-Гурион знал, резюмирует автор публикации, что «лишь в том случае, если “раздробленные” евреи будут сражаться как один народ, они смогут победить. При всей лояльности своим фракциям они тоже это знали, но им нужно было, чтобы кто-то за них это решил. И, объединив их, Бен-Гурион основал Израиль».
kackad.press 