АВАРИЯ В СЕВЕРОДВИНСКЕ

О катастрофе, произошедшей в Северодвинске, известно крайне мало. Европейские станции слежения одна за другой стали докладывать о зафиксированных в том районе неоднократных всплесках радиационного фона. Официальное сообщение российских властей появилось довольно поздно и доверять ему нет ни малейшей возможности: в нем говорится не то о молнии, взорвавшей-де новейшую российскую баллистическую ракету «Буревестник», не то о неблагоприятном стечении обстоятельств, которое повлекло смерть двух десятков ученых-ядерщиков. Заверяя мир в отсутствии какой-либо опасности, Кремль одновременно закрыл Северодвинск для доступа и прогнал из Двинской губы абсолютно все гражданские суда, включая рыболовецкие. Подобное поведение российских властей до жути напоминает историю с Чернобыльской АЭС…

Организация Договора о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний (ОДВЗЯИ) опубликовала интерактивную видеокарту, демонстрирующую распространение радиоактивного облака после взрыва в Северодвинске. Она обновляется по сей день, показывая динамику этого распространения со дня катастрофы.

Сама по себе, картина весьма странна. С момента взрыва облако прошло широкой полосой ТОЛЬКО по территории России и его ближайших друзей: Ирана, Казахстана, Туркменистана, Кыргызстана… и далее – до самой Камчатки. При этом оно же крайне точно, буквально до миллиметра выверено, обходит Украину, Беларусь, Молдову, двигаясь буквально по российской границе и не пересекая ее. Исключения составляют лишь… Крым и оккупированные Россией территории украинского Донбасса.

Что это – вмешательство Высших сил? Провокация вездесущих американских спецслужб? Некий фантастический щит, укрывающий Европу от последствий российской… как бы помягче сказать… неуклюжести? Работа пресловутой «мировой закулисы»?

Да нет, скорее – природный феномен. Не исключено, что недолговечный. В любом случае, уже сейчас правительства стран Северной Европы бьют тревогу: под угрозой радиоактивного загрязнения оказались Северное и Баренцево моря. Полностью. От Москвы требуют правдивых пояснений того, что произошло, но Кремль предпочитает отмалчиваться, даже не пытаясь придумать, как это получилось, что «молния» стала причиной не одного, а сразу двух зарегистрированных ядерных взрывов.

В такой ситуации, естественно, по миру поползло множество слухов. Некоторые эксперты в самой России выдвинули довольно пугающую версию: они полагают, что в Северодвинске была совершена попытка испытать так называемый «грязный» реакторный двигатель, работающий вместо стандартного урана-235 на оружейном плутонии-239. Мол, весь секрет новейших российских ракет «с непредсказуемой траекторией полета», которыми совсем недавно Путин пугал НАТО, заключается именно в этом: россияне по приказу своего «вождя и учителя» вернулись к запрещенным давным-давно разработкам «грязных» ядерных движков.

О чем, собственно, идет речь? О вещах, на самом деле, весьма серьезных и пугающих. Либо использование плутония-239 и впрямь имело место, либо спецслужбы США получили неопровержимые данные о планах России по его использованию и распространяемые нынче слухи – своего рода предупреждение российским «коллегам»: мол, мы в курсе ваших намерений, так что лучше не пытайтесь.

Что означает это самое использование оружейного плутония вместо мирного урана? Это дело весьма опасное. Плутоний-239 – это элемент, который используется исключительно для создания ядерного оружия. В свое время именно попытка Ирана создать цикл его производства привела к масштабным международным санкциям, длившимся 13 лет подряд и поставившим Иран на грань государственного банкротства.

20 лет назад США и РФ заключили соглашение о полном прекращении производства этого элемента. Все накопленные сторонами запасы плутония-239 были инвентаризованы, переписаны до последнего миллиграмма, после чего вступила в действие предельно прозрачная система контроля за его оборотом и использованием, проверяемая обеими сторонами в свободном режиме.

Если Россия построила в том же Северодвинске некий «неучтенный» реактор, работающий на плутонии-239 – это значит, что система контроля, предусмотренная договором, полетела к чертовой матери, а у русских имеется некоторое количество неучтенного плутония либо, что еще хуже – Россия продолжает его тайно производить. Второй вариант, кстати, весьма вероятен, так как по состоянию на 2010 год у России имелись реакторы и центрифуги, пригодные для подобного производства. Официально они были законсервированы, но не уничтожены, а как там дела обстоят на самом деле – никому не известно. Никакие инспекторы МАГАТЭ на этих объектах сроду не бывали.

Это – первое, наиболее серьезное. Второе же обстоятельство таково: если выдаваемая в качестве сенсации информация о плутониевом движке, на котором вроде бы летают (либо взрываются) российские супер-пупер-новые ракеты (как шутят нынче в Интернете – «аналоговнет») правдива – то это означает падение уровня профессиональной квалификации тех, кто по долгу службы принимает решение о вводе в эксплуатацию российских ядерных объектов. Падение «ниже плинтуса», которое создает реальную угрозу жизни на нашей планете.

Дело вот в чем: со времен Холодной войны на земном шаре осталось очень большое количество оружейного плутония. Утилизировать его не получится – нет еще технологий, а что с ним сделать – непонятно. Теория говорит, что то, что годится для ядерного оружия – в принципе, годится и для ядерной энергетики. То есть, можно, по идее, использовать оружейный плутоний в мирных целях – как топливо для АЭС. Это было бы здорово, так как того количества плутония-239, которое имеется на Земле, хватило бы на несколько столетий для ядерной энергетики всех стран и континентов.

Поэтому над созданием плутониевых реакторов долго и упорно трудились ученые разных стран… но все они, в конце концов, сошлись во мнении, что практическое решение этой задачи невозможно. Во-первых, весь без исключения оружейный плутоний загрязнен другими высокоактивными изотопами плутония, не мешающими неуправляемой ядерной реакции (иначе говоря – позволяющими атомной бомбе взорваться), но препятствующими реакции управляемой – то есть, той, которая нужна для работы атомной электростанции. Они образуются прямо в ходе этой реакции, так что очистить от них исходное топливо не получится.

Во-вторых, плутоний-239 сам по себе – крайне «грязный» изотоп, гораздо «грязнее» того же урана. Кроме того, он весьма радиотоксичен – как пресловутый полоний-210, которым российские агенты в свое время убили в Лондоне Александра Литвиненко. Это значит следующее: если активная зона обычного реактора, работающего на уране, разрушится – то радиоактивное загрязнение местности произойдет за счет изотопов урана, а также продукта его распада – цезия-137. Уран сам по себе – металл слаборадиоактивный, очищение от него происходит, учитывая современный уровень технологий, достаточно несложно. Основное заражение дает радиоцезий – крайне радиоактивный, но при этом «выгорающий» естественным образом за пару сотен лет (ясно, что для живущих ныне – это слабое утешение, но все-таки пара сотен – не тысячи). При этом, дезактивируя зараженную местность от изотопов цезия, можно вернуть ее «в строй» гораздо раньше – за счет разбавления: закопать, перекопать почву, смыть… Чернобыль и Фукусима многому научили нынешних специалистов.

А вот с плутонием картина складывается другая. Он не столь активен, как цезий-137, он гораздо менее радиоактивен и особого заражения местности не вызывает. Но его радиотоксичность – на порядки выше, его невозможно попросту смыть или «разбавить», как цезий. Он «пылит», возгоняется сам собой, переходит в аэрозольное состояние прямо из твердого. Поэтому заражение плутонием – будь то в момент взрыва или при распространении радиоактивного облака либо выпадения радиоактивных осадков, является, безусловно, смертельным. Если не мгновенно – то чуть позже, от рака, так как из-за особенностей человеческого метаболизма, именно плутоний-239 более других радионуклидов приводит к этому заболеванию.

Там же, где плутониевое заражение достигнет критических показателей, оно будет сохраняться не пару столетий, как в случае с цезием или ураном, а СОТНИ ТЫСЯЧ ЛЕТ.

Вот по этой-то причине, после ряда провалов и неудач, ученые всего мира попросту отказались от попыток построить плутониевые реакторы или движки, назвав их «грязными». Это – непререкаемое табу для ядерщиков.

Но тут на сцену выходят российские самоуверенные недоучки, которым их крутой и, как пуля, резкий царь-беспредельщик приказал не только возобновить их строительство, но и запускать их в воздух в качестве ракетных движков и ставить на атомные подлодки. О какой адекватности, о каком профессионализме может идти речь? Хотя, возможно, это такая демонстрация в любимом путинском стиле: «Отвалите от меня, я психический, всех убью – один останусь!». Говорил же он, в конце концов, о том, что, мол, «мы попадем сразу в рай, а вам гореть в аду»…

Что ж, в скором времени эта версия либо подтвердится, либо будет опровергнута. Если в Северодвинске взорвался плутониевый реактор, то это подтвердит характер заражения местности, несравнимый с последствиями уранового взрыва. Но вот все, кто оказался, как писали в официальном российском коммюнике, «в зоне кратковременного повышения радиационного фона не более, чем в три раза», должны были получить дозу плутония, достаточную, чтобы их гарантированно убил рак легких или лейкоз. В очень скором времени. При этом детям, в силу определенных особенностей их метаболизма, подобная катастрофа вообще не оставляет шансов выжить.

И последнее: скрыть Кремлю ничего не удастся. В настоящее время, в отличие от 1986 года, существуют достаточно компактные и мобильные масс-спектрометры, доступные даже для частных лиц, не говоря уже о крупных исследовательских центрах. Их чувствительность вполне достаточна, чтобы зафиксировать наличие плутония в образцах почвы и биологических материалов с места происшествия. Не потому ли был столь оперативно закрыт доступ в Северодвинск для любого гражданского транспорта, а из Двинской губы изгнали абсолютно все гражданские суда?

Шила в мешке не утаишь. Рано или поздно, но образцы почвы и воды с места катастрофы будут получены и проанализированы. Страшно другое: если данная версия подтвердится – то это будет означать, что уже слишком поздно.