Posted by Интервью с сутенером с улицы Ябаолу
Ресторан «Элефант»
Встреча, положившая начало этой повести, случилась летом 2008 года, в преддверии Пекинской олимпиады. Какой российский турист в те годы, приехав в столицу Китая, не заворачивал на торговую улицу Ябаолу – в этот русский анклав, где можно было обходиться без знания китайского и английского языков. Поскольку по-русски здесь понимали даже малограмотные рикши.
С Маней я познакомился в ресторане «Элефант», что рядом с башней Вань Бан. Маня, как вы понимаете, кличка. В нулевые годы этого человека знали все обитатели Ябаолу. А сейчас узнаете и вы.
Итак, перенесемся в то время и в то место.
Я сижу за столиком, пью пиво «Цинтао» под варёные креветки и делаю записи в блокноте.
На Ябаолу я оказался впервые. Нескольких дней мне было достаточно, чтобы понять главное: эта легендарная русскоязычная улица и прилегающий к ней одноименный район – самый большой оптовый рынок Китая.
На Ябаолу ведется продажа одежды, обуви, сумок и тканей; мебели, светильников, игрушек и бижутерии; спортивных товаров и строительных материалов; бытовой электроники и светильников. Здесь крутятся миллиарды юаней, проходящие через руки нескольких тысяч посредников между легкой промышленностью провинции Гуандун и иностранными потребителями.
Время Ябаолу, бесспорно, отмеряно. Как только лаоваи (презрительное прозвище иностранцев китайцами) проторят прямые дорожки к оптовым рынкам в Гуанчжоу, Шеньчжене, Дунгане и Фошане, падет и этот Вавилон. Но пока, паразитируя на дешевом труде рабочих дельты Жемчужной реки (Чжуцзян), Ябаолу купается в деньгах.
Когда я уже допивал свое пиво и собирался уйти, к моему столику подошел мужчина славянской внешности, на вид – лет тридцати. Без приглашения сев напротив меня, он спросил:
– Говорят, вы писатель?
– Точнее будет сказать – описатель нравов и быта, – ответил я. – У вас ко мне какое-то дело?
– Поговорить хочется за жизнь. А то ведь здесь у всех одна тема: гроши, гроши, гроши.
– Что ж, давайте поговорим не про деньги, – согласился я и протянул ему руку для знакомства: – Георгий Самолетов.
– Яков Маневич, – представился он, крепко пожимая мою ладонь. – Здесь я известен как Маня.
– Вы украинец?
– С чего вы взяли?
– Фамилия говорящая.
Мы попросили у официанта еще пива и креветок, и Маня начал свой рассказ.
– По матери я украинец, а по отцу – еврей.
– А сами себя кем считаете – половина на половину? – поинтересовался я.
– Я – одессит, – ответил он. – Родился я в Одессе, там прошли мои детство и юность. Вы были в Одессе? Там разговаривают на причудливой смеси русского, украинского и еврейского языков. А если добавить еще греческую и румынскую кровь, текущую в одесситах, так кто же они по национальности?
Пришел срок, и призвали меня в Советскую армию. Отслужил два года в Уссурийске – разведрота 83-й отдельной гвардейской десантно-штурмовой бригады ВДВ – и остался там после дембеля на сверхсрочную службу прапорщиком.
– Почему же вы не вернулись в Одессу?
– А что там было ловить в начале 1990-х. Ездил я туда в отпуск к родителям. Все знакомые в Штаты эмигрировали. В Одессе-маме стало, как после революции: бандиты, налёты, маклеры, афёры. Да и российского гражданства терять не захотел. Была и ещё одна причина оставаться в Уссурийске.
– Любовь-морковь? – догадался я.
– Она самая. В Уссурийске я женился, родилась дочка. Жена тоже не хотела менять место жительства в столь нестабильное время. Прожили десять лет, а потом развелись. Так я и застрял в этой дыре.
– А как вы в Китай попали?
– Уволился из армии. Работал тренером по кунг фу. Решил повысить квалификацию в Шаолиньском монастыре. Вот и поехал искать приключений на свою задницу.
– И как – нашли?
– По полной программе. Что ни день – какое-нибудь приключение.
– Чем вы занимаетесь? – спросил я напрямую.
– Хм-м-м… Ну что ж, будем называть вещи своими именами. Я – сутенёр.
– Вот и поделитесь особенностями своей профессии.
– А вам это надо?
– Честно говоря, любопытно. Закрытая все-таки сфера.
– Но, согласитесь, не про все можно рассказывать первому встречному.
– На нет и суда нет.
– Значит, тебе интересны судьбы здешних Сонечек Мармеладовых? – вдруг перешёл он на «ты». – Что ж, одну из таких историй я расскажу. Только обещай мне, что не напишешь про это раньше чем через десять лет. И диктофон не включай.
– Обещаю. Не включаю. Рассказывай.
Знакомство в поезде
– Всё началось с моего увлечения кунг фу, – начал свой рассказ Маня. – Помнишь конец 1980-х: пиратское видео, боевики с Брюсом Ли и Джеки Чаном в главных ролях? Тогда все советские мальчишки мечтали попасть в монастырь Шаолинь.
Я ходил на тренировки в заброшенном подвале, где овладевал приемами кунг фу под руководством полусумасшедшего мастера, который, впрочем, брал с нас немалую плату за посещения и снаряжение.
Потом у меня появились другие учителя рукопашного боя. Знаете девиз десантников: «Попал в ВДВ – гордись! Не попал – радуйся!» Я – попал.
Правда, на войне, в горах, десантникам не приходилось сбивать противника ударом ноги с развороту по голове. Но пригодились физическая выносливость и сила духа, приобретённые на тренировках по боевому самбо.
Описать тебе состояние при переходе через горный перевал? От напряжения сердце чуть не выпрыгивает через глотку, руки трясутся, как после работы с перфоратором. Мечтаешь лишь об одном: напиться холодной воды, упасть на спину, раскинуть руки и лежать недвижимо. А тут приходится сходу вступать в бой с «чехами» (чеченцами), засевшими на вершинах. Молодому бойцу хочется стрелять из автомата очередями – так ему кажется надёжней. Но скоро закончатся патроны, и противник подойдет и расстреляет тебя в упор. А если переключить оружие на одиночный огонь, хладнокровно прицеливаться и мягко спускать курок, наверняка попадая в цель, можно выстоять.
Я выжил на той войне, и считаю, что боевые единоборства помогли мне в этом. И кланяюсь в ноги даже тому сдвинутому по фазе тренеру.
В Шаолинь, как уже говорил, я решил поехать после развода. Хотелось перемены мест и острых ощущений, в общем – начать новый этап жизни. Я выучил по самоучителю самые необходимые китайские слова, прошёл разговорную практику с китайцами на центральном рынке Уссурийска. Получил заграничный паспорт и купил полугодовую визу. За это время поднакопил денег и отправился в путь.
В приграничном городке Суйфэньхэ мне приходилось бывать и раньше, когда ездил туда за тряпками. В тот раз, приехав с Суньку, я сразу купил китайскую сим-карту, потом добрался до вокзала, купил билет на поезд до Харбина и, ту-ту.
Пройдя на своё место в вагоне, я обнаружил в шестиместном отсеке своих попутчиков – четырёх китайцев. Уже перед самым отправлением появилась и пятая попутчица – русская девушка Марина, как она представилась.
При ближайшем рассмотрении Марина оказалась лет этак под двадцать пять. «В человеке всё должно быть прекрасно: и лицо, и фигура, и одежда», – как будто про неё это сказал Чехов. Всё у Марины было на месте.
«Про фигуру Антон Павлович там умолчал, но ещё говорил о душе и мыслях», – хотел я поправить Маню, но промолчал.
А он продолжал:
– Поезд «Суйфэньхэ – Харбин» удобный – вечером сели, ночь поспали, утром на месте. Мы с Мариной всю ночь просидели за боковым столиком. Я ей свою душу излил, она мне – свою. Я узнал, что она родом из города Алдана в Якутии, там живут ее родители. Оставила на деда с бабкой свою трёхлетнюю дочь и подалась в Харбин на заработки. Сейчас возвращается из краткосрочного отпуска – новую полугодовую визу в России делала.
В китайских поездах, сам знаешь, туалеты стерильные – дезодорантом пахнут. Мы за ночь три раза вдвоём сходили. Я тогда думал, так, дорожное приключение. Но судьба рассудила иначе.
Приехали в Харбин, на выходе из вокзала расстались, обменявшись номерами телефонов.
В Харбинском аэропорту я хотел купить билет и сесть на самолет до города Чжэнчжоу провинции Хэнань, под которым и находится монастырь Шаолинь. Но этому моему намерению, как и всем дальнейшим жизненным планам, было не суждено осуществиться.
Расставшись с Мариной, перед тем как сесть в автобус до аэропорта, я зашел в супермаркет, купить на дорогу чего-нибудь съестного.
Пред кассой образовалась длинная очередь. Прямо впереди меня стояли молодые китайцы – парень и девушка. У китайцев не принято ласкаться прилюдно, а эти вдруг начали целоваться в губы. И не просто чмок-чмок, а взасос. Поскольку эта порнография творилась прямо у меня перед носом, возникло ощущение, что я подглядываю за чужой интимной жизнью. И я отвел взгляд в сторону – всего на несколько секунд.
Когда эти пылкие влюбленные рассчитались за одну маленькую бутылочку воды, я краешком мозга удивился: «И не жаль им было времени, чтобы отстоять такую длинную очередь!».
Уже потом я понял, что именно в тот момент, когда я стыдливо отворачивался от целующейся парочки, кто-то из них аккуратно, чтобы не побеспокоить меня, расстегнул молнию моей барсетки, и затем нежно, двумя пальчиками, вынул из нее денежки.
Не исключено, что третий подельник стоял где-то рядом – на случай, если щипачам понадобится прикрытие.
Эти народные китайские артисты разыграли для меня одного целый спектакль. Ведь им надо было не только безошибочно вычислить транзитного пассажира с большой суммой денег, но и оказаться в очереди прямо перед ним.
У меня украли все деньги – 5 000 юаней, до последнего фэня (китайская копейка).
Барсетка с документами и деньгами была у меня на поясе. Паспорт вор оставил, а деньги взял. Я набрал по телефону Марину.
– Марина! Это я, Яша. Ты где сейчас?
– Подъезжаю в такси к мосту через Сунгари.
– Слушай, у меня тут большая неприятность – все деньги украли.
– Все-все?
– До копейки.
– Ты ещё на вокзале?
– Да.
– Вывеску отеля «Шангрила» видишь?
– Вижу.
– Иди туда и жди меня у входа.
Она подъехала через полчаса.
– Как же ты так лоханулся?
– Мне все говорили, что китайцы не воруют!
– Правду тебе говорили, китайцы не воруют. Они просто тибрят (в оригинале был мат – прим. ред.) все, что под руку попадётся! Где тебя обезжирили?
– В продуктовом магазине на привокзальной площади.
И что же ты сейчас будешь делать? Нищих здесь и своих полно, на милостыню не надейся. В клуб к китайским голубым пойдёшь на обратный билет заработать? Гляди, как бы не затянуло.
– Как же мне быть? – грустно спросил я.
– Видно, сам Будда решил, что тебе надо пожить у нас в деревне, – ответила Марина.
«Русская деревня»
Скоро мы были в «Русской деревне». Так называется фольклорный парк в стиле аля-рюс на Солнечном острове – районе на другом берегу Сунгари.
На входе в «Русскую деревню» продаются входные билеты – за 20 юаней, похожие на паспорт. В этот паспорт посетителю ставят пограничный штамп. Рядом крутится русская девушка в советской военной форме. На пилотке – красная звезда, в руке – муляж маузера. С ней можно сфотографироваться за 10 юаней.
Идем дальше. «Русская деревня» – это реставрированный дачный поселок служащих КВЖД, в котором два десятка одноэтажных домиков. Железные крыши, резные наличники, ставни, палисадники. На подворьях русские харбинцы сажали огороды и сады, держали домашнюю птицу. Судя по печному отоплению домов, кто-то жил здесь круглый год.
На домиках вывески: «Колхоз», «Сельпо», «Булочная», «Дом дяди Егора», «Дом тёти Лизы», «Дом двоюродного брата Антона», «Дом сестрёнки Наташи».
Входим в дом под вывеской: «Русский дом 1950 года». Кровать с шарами на спинках, лоскутное одеяло, клеёнчатый коврик с озером и лебедями, комод, белые нитяные салфетки, фарфоровые статуэтки, швейная машинка «Зингер», настенные часы с кукушкой, часы-будильник с пружинным заводом, чугунный утюг на углях, керосиновая лампа, лыковые лапти, резиновые калоши, брезентовый плащ с капюшоном, кожаные сапоги-бродни. Да, экспозиция собрана по принципу «вали кулем, потом разберем».
По улице бродят две русские тетки в сарафанах и кокошниках – китайские туристы фотографируются рядом с ними за деньги. Там и тут стоят ростовые скульптуры русских мужиков и баб в стиле дымковской игрушки. Самая выдающаяся скульптура – баба с огромным носом-картошкой, держащая на блюде каравай. Шарж на русский женский образ. Китайцы, фотографируясь, непременно держат эту бабу за ее карикатурный нос.
Над всем этим великолепием звучит песня группы ДДТ:
«Родина.
Еду я на родину,
Пусть кричат – уродина,
А она нам нравится…»
Марина устроила мне прием у хозяина деревни – китайца Сюя.
Сюй сразу взял быка за рога:
– Что ты умеешь?
Я достал из сумки полароидные фотографии и показал ему. На фотках было запечатлено, как я разбиваю о свою голову пивные бутылки и ребром ладони крушу пополам пачку красных кирпичей.
– Это китайцам не интересно, – махнул он рукой. Сними рубашку.
Я оголил торс. Он пощупал меня за бицепс, погладил по плоскому животу. И неожиданно предложил, подав мне балалайку:
– Сыграй.
Нотной грамоты я не знаю, но музыкальный слух у меня от природы. Гитару я освоил самоучкой, а балалайку до того ни разу в руках не держал. Взял инструмент, попробовал строй и протренькал на одной струне «Камаринскую». Потом подобрал аккорды и сбряцал это же, припевая: «Ох, ты, су-кин сын, ка-ма-рин-ский му-жик».
– Хорошо! – оценил мои музыкальные способности Сюй. – Беру тебя на работу.
Он встал и одобрительно похлопал меня ладонью по плечу.
– Иди в дом охранников и скажи дежурному, чтобы он определил тебя на квартиру.
Марина ждала меня у входа в офис Сюя.
– Ну как? – спросила она.
– Все нормально, – ответил я. – Проводи меня к охраннику.
По пути к дому охраны Марина сказала:
– Ты уж не обижайся, но у меня здесь сожитель есть – как-то не с руки его менять.
– У меня и мысли такой не было.
– Хочешь сказать, что я тебе не нравлюсь?
– Очень нравишься.
– То-то же. Знаю я вас, кобелей.
Возле дома охраны мы с ней расстались.
На смене был охранник Миша – бывший мент из Читы. Он повел меня к дому дяди Фёдора.
Дом дяди Фёдора был обставлен в том же ретро-стиле: шифоньер, комод, круглый стол и пара венских стульев, железная кровать.
– Располагайся, – сказал охранник, показав на матрац с подушкой без наволочки на панцирной сетке. – За постельным бельем зайдёшь в «Колхоз» к кастелянше. Там же наша столовая – трёхразовое питание. Кормят не очень – всё овощное, зато бесплатно.
И он ушёл.
Мне впервые предстояло жить в музее и спать на антикварной кровати. На комоде стояли в ряд семь слоников – от самого большого до самого маленького. Говорят, приносят в дом удачу.
Я взял и повертел в руках одну из фигурок – она была вырезана из бивня слона.
«Сколько же стоит сейчас такой раритет?» – подумал я, удивляясь безалаберности китайцев, доверивших мне, непонятно кому, столь дорогие экспонаты.
Затем мое внимание привлёк граммофон с трубой. Я покрутил заводную рукоятку и опустил иголку на пластинку с лейблом POLYDOR и надписью:
«Харбин – папа. Фокстрот»
Сквозь треск старой пластинки раздались бравурные звуки мелодии и бодрое пение:
«Харбин – прелестный город,
Харбин – весёлый город
В далеком Маньчжу-го,
Теперь Маньчжу-ди го.
Живётся здесь привольно:
Все сыты, все довольны,
Хоть и за рубежом,
Но с золотым рублем!
Живут Эс-Эм-Же-Де-ки,
Фашисты и Эс-Де-ки,
Свободно и легко,
Хотя и далеко…»
«В старину живали деды веселей своих внучат, – подумалось мне. – Такой диск в антикварном магазине стоил бы тысячу долларов».
«Русский Золотой театр»
На обеде в столовой я встретил Марину с её бойфрендом.
– Знакомьтесь, – сказала она.
Мы представились друг другу:
– Яша.
– Валера.
– Приходи вечером в «Русский золотой театр» на наше выступление, – пригласила Марина.
Большой зал, в котором проводятся выступления русских артистов, вмещает около сотни посетителей, сидящих за четырёхместными столиками. Столики обслуживают русские официанты, одетые под трактирных половых. В меню – блюда русской кухни: борщ с майонезом, мясная котлета с толчёной картошкой, селёдка под шубой, пиво «Жигулёвское» и водка «Московская». Хлеба в меню нет.
Гости осторожно пробуют экзотические блюда, в основном налегают на пиво. Не закусывая, быстро пьянеют, но держат себя прилично.
Начинается культурная программа.
Оперная дива, в длинном платье синего бархата с необъятным бюстом в глубоком декольте и с грустными глазами недоенной коровы, пронзительным сопрано исполняет арии на итальянском языке.
Поддатый Валера в казачьей форме поет под гитару «Поручик Голицын», «Есаул» и прочий белогвардейский репертуар, перемежая его блатным шансоном типа «Владимирский централ» и «Чубчик кучерявый».
Девушки из кордебалета отплясывают канкан, задирая юбки с оборками, синхронно поднимая стройные ножки в сетчатых чулках и показывая при этом кружевные трусики.
Одно слово – артисты!
Но где же Марина?
В зале гаснет освещение, раздвигается занавес и на сцене в круге света от прожектора появляется регулировщица дорожного движения на цилиндрическом постаменте с шестом – в милицейской форме и с черно-белым полосатым жезлом. Я узнаю Марину.
Под музыку в стиле диско Марина пританцовывает и сбрасывает с себя одежду. На пол летят китель, юбка, гимнастерка, лифчик. Регулировщица остается в одной лишь фуражке и в сапогах выше колен. Ее киска прикрыта маленьким чёрным треугольником. Наконец, Марина развязывает на крестце узел бантиком, и треугольничек тоже летит на пол. Марина крутится на шесте. Что она вытворяет с жезлом!
Наигравшись с палкой, Марина снимает с причёски заколку, и ее белокурые локоны водопадом спадают на плечи. Она спускается в зал, подбегает к столикам и своими большими раскрепощёнными персями бьет китайцев по носам.
На следующее утро мы встретились на завтраке в столовой.
– Ну как, понравился мой номер? – спросила Марина.
– Номер как номер, – ответил я уклончиво.
– Ты считаешь стриптиз постыдным?
– Не больше, чем работа официанта.
– Поглядим, кем здесь будешь ты, – пророчески сказала Марина.
И она как в воду смотрела.
Моя работа заключалась в том, что я ходил по деревне и играл на балалайке. Я изображал русского деревенского парня – картуз с лаковым козырьком, украшенный розой; вышитая рубаха на выпуск, подпоясанная шнурком с кистями; шаровары и лапти с онучами.
Помаленьку знакомлюсь с обитателями деревни.
Под вывеской: «Армянский шашлык» скучает русский парень. Это Петя из Благовещенска. Он жалуется мне:
– Пригласили работать поваром, а поставили на мангал. А китайцам этот армянский шашлык на фиг сдался – у них свой. Уйгурский, на деревянных шпажках – пародия на шашлык.
– А что тебе дома не сиделось?
– В Благовещенске у поваров безработица. Ни одного русского ресторана уже не осталось – одни чифаньки китайские.
– А почему ты здесь не на кухне?
– Там повара китайцы, и готовят русские блюда на свой манер, добавляя китайские приправы и специи.
– ?! – молча удивился я.
– Сюй говорит, иначе китайские гости вообще есть не станут.
– Тебе здесь нравится?
– А что, крыша над головой и жрачка есть. Дальше видно будет. Подучу китайский язык и подамся на юга. Говорят, в Гуанчжоу есть русские рестораны. Я все-таки торгово-кулинарный техникум окончил – технолог общественного питания.
Дом «Русский художественный салон» имеет летнюю мансарду. В самом доме находится салон-магазин с картинами современных российских художников, а в мансарде живет Володя. С ним я познакомился в колхозной столовой. Володя – художник из Иркутска.
– Мой дед Афанасий Бобров был известным в Харбине галерейщиком и меценатом. Помогал русским художникам, сбежавшим сюда от большевиков. Снимал им квартиры, заказывал у них картины. Художники Бобровского кружка, как их называли, выезжали на Солнечный остров на пленэр. Перед тем, как в 1956 году вернуться в Россию, он передал картинную галерею в дар правительству КНР. В годы культурной революции хунвейбины топили этими картинами печки, – рассказал он. – А дед еще раньше помер на поселении в Казахстане.
Я живо вообразил, как жарко горели в Харбине поломанные деревянные рамы и холсты со слоем масляных красок. И как меценат и галерейщик Бобров в саманном бараке под Джезказганом топил печку верблюжьим помётом.
– А что, разве нельзя было эмигрировать, к примеру, в Австралию?
– Поверил советскому консулу, пригласившему харбинскую интеллигенцию в СССР строить коммунизм.
– А ты что здесь делаешь?
– Работаю по договору. Сюй дал мне бесплатно жилье и питание, холсты, кисти и краски. За месяц я должен нарисовать три картины, он выставляет их на продажу, а выручку мы делим пополам. Заодно я изучаю китайскую живопись гохуа.
– И много картин уже продал?
– Пока ни одной. Я здесь всего неделю.
Я посмотрел картины в салоне. В основном были изображены исторические места Харбина: Софийский собор, железнодорожный виадук, гостиница «Модерн».
Гримаса судьбы. Внук мецената работает за тарелку борща, приправленного маласянем.
В домике тети Алены живет Михалыч из… откуда он не говорит. Он – правая рука Сюя, администратор деревни. Держит целое натуральное хозяйство – посадил огород, завёл курей, откармливает поросенка. У Михалыча есть идея-фикс – он хочет наладить поставку в харбинские рестораны солёных огурцов и помидоров.
– А китайцам это надо? – подвергаю сомнению его начинание.
– Китайцам нет, а русским туристам к водочке такая закусь очень даже нужна.
– И много продаёшь?
– Пока по ведру в день. Но есть тенденция к росту.
Да, какого только народу ни забросило сюда из России.
kackad.press 