О ксенофобии в России можно писать много, но в этой статье хотелось бы рассмотреть события 100-летней давности, когда поводом для взрыва ненависти к не русским послужила 1-я мировая война.
Для начала стоит заметить, что в 1914 году все страны из противоборствующих сторон жаждали войны и Россия в первую очередь. Именно начавшаяся в России мобилизация подпалила фитиль кровавых событий.
Вступление России в войну было воспринято с воодушевлением. Народ русский ликовал, совсем как сейчас после оккупации Крыма. При всенародной поддержке был даже введен «сухой закон». 17 июля 1914 года последовало распоряжение о запрете продажи спиртного на время мобилизации. 22 августа 1914 года вышел новый указ императора: «Существующее воспрещение продажи спирта, вина и водочных изделий для местного потребления в империи продлить вплоть до окончания военного времени». Сухой закон в России пережил и царя и гражданскую войну, и НЭП, и коллективизацию с индустриализацией. Только в начале 30-х годов прошлого века его отменили, и сразу «жить стало лучше, жить стало веселей».
Таким образом националистические выходки православных фундаменталистов в период Первой Мировой совершались зачастую не пьяным сбродом, а организованно, при поддержке правительства.
Первая Мировая началась для России благополучно. Воюющие на два фронта Германия и Австро-Венгрия не смогли сразу оказать достойного отпора вторжению русских в Восточную Пруссию и Галицию. Однако победы российского оружия закрепить не смогли, и фронт начал откатываться на восток. И национально мыслящий русский человек задал себе свой любимый вопрос «Кто виноват?». Ответ нашелся сразу, как всегда: евреи и немцы. Национально мыслящий русский человек воспринимал Первую Мировую, обозвав её Великой Войной и даже Второй Отечественной, как войну русских против немцев. На самом деле все было гораздо шире. Но на государственном уровне победили национал-патриоты. Репрессии против мирного населения начались.
Выселенцы
Вот что сообщает А.Н. Курцев в статье «Беженцы первой мировой войны в России», опубликованной на сайте historystudies.org:
«В конце 1914 – начале 1915 г. с российских территорий, находившихся в полосе Северо-Западного фронта (частично – Юго-Западного), принудительно выселили бесконвойным порядком большие группы российских евреев и немцев-колонистов по огульным обвинениям в политической нелояльности и ведении шпионажа. Аналогичным образом поступили с подданными “неприятельских государств”. Еврейских “выселенцев” разместили на жительство в городах прифронтовых губерний с предоставлением материальной помощи наравне с добровольными беженцами. Немецких колонистов и нежелательных иностранцев заставили выехать в тыловые губернии под негласное наблюдение полиции. В частности, по приказу военных властей население прибалтийской колонии Штоксмангоф в составе 350 немецких семейств отправили в Пермскую губернию “за явно враждебное отношение к [российским] войскам и из опасения шпионажа и содействия противнику”.
Подконвойным депортациям по персональным обвинениям политического и военного характера были подвергнуты отдельные российские (больше всего немцы и евреи) и иностранные граждане, в том числе жители Буковины и Галиции (Австро-Венгрия) и Восточной Пруссии (Германия), которых в качестве административно-ссыльных отправили “этапным порядком” во внутренние губернии (самых “опасных” вывезли в Сибирь) “под строгий надзор полиции на все время войны”.
Весной 1915 г. противник перешел в наступление на Западе России и в Галиции (здесь и далее – с Буковиной), что немедленно вызвало новую волну стихийного беженства и высылку еврейских граждан из боевой полосы в тылы фронтов.
В начале июня Ставка пошла на крайнюю меру: войска получили приказ о том, что оставляемая неприятелю территория “должна быть превращена в пустыню, то есть очищена – как от населения, так и от всего того, что могло составить для врага известную ценность”.
По всей линии фронта началось принудительное выселение крестьянства, в первую очередь мужчин призывного возраста “от 17 до 45 лет”, чтобы сохранить кадры для пополнения армии и лишить врага трудовых ресурсов. Выселение мужчин шло и при “очищении Галиции”, но “кроме евреев”, которых запретили уводить в Россию. Одновременно у сельского населения, включая жителей Галиции, реквизировались запасы продовольствия, кроме месячной нормы. Если излишки продуктов “не могут быть вывезены”, их следовало “уничтожить”. Кроме того, военное командование отдало распоряжение реквизировать и “отправлять в тыл весь скот”, “уничтожить посевы косьбой” и т. п.
К концу июня 1915 г. “наиболее обширные полчища беженцев на Северо-Западном фронте образовались из сельского населения Холмской и Люблинской губерний, двинутых целыми уездами, вследствие желания военного начальства предоставить врагу вместо цветущего края пустыню”. “Не имея возможности найти себе кров” в местных городах и селениях, переполненных ранее эвакуировавшимися людьми, “а также и не стремясь особенно к этому ввиду летнего времени и желания главным образом обеспечить спасенную скотину выпасом, беженцы преимущественно располагались в лесах, где жили в шалашах из древесных ветвей или прямо на возах, держась поблизости от боевой линии в надежде, что враг скоро будет прогнан”. Взятые при выселении “ничтожные запасы провизии скоро истощились, и громадное большинство беженцев ощущало острую нужду”, а беженские попечительства оказались не в силах помочь всем нуждающимся.
Поэтому 23-24 июня 1915 г. Ставке пришлось отменить “принудительное выселение очищаемой полосы”. Исключение составляли российские немцы-колонисты Юго-Западного края, ставшего теперь ареной боевых действий: они подлежали “обязательному выселению за собственный счет” в тыловые районы империи. В отношении еврейского населения западных губерний войска получили приказ, что оно “оставляется на месте”, поскольку его пребывание в коренной России было признано “нежелательным”. Добровольным беженцам славянского происхождения, в том числе “галицким уроженцам”, предоставлялся бесплатный проезд по железным дорогам с питанием по пути следования в тыловые “местности их водворения”, где они получат “попечение и заработок”.
И так главным врагом России в первой мировой войне царское правительство считало российских немцев.
России верные сыны
Так ли это. Может они ломали паровозы, подымали восстания в поддержку наступающих германских войск, передавали в Берлин секретное устройство трехлинейной винтовки Мосина образца 1903 года? Да нет, российские немцы оказались на редкость лояльны России.
«26 июля 1914 г. депутат Государственной думы от Херсонской губернии Лютц заявил, что российские немцы «сумеют защитить достоинство и честь великого государства и снять оскорбление, которое могло быть нанесено одним предположением, что русско-подданные немцы могут изменить своему отечеству. Немцы всегда считали своей матерью и своей родиной великую Россию и за честь и достоинство этого великого государства они все, как один, сложат свои головы». Патриотические заявления российских немцев публиковались в центральной и местной печати.
Заявления сопровождались реальными патриотическими делами. Так, в Саратове немцы-колонисты на свои средства открыли госпиталь для раненых российских воинов. Жители немецких колоний в различных регионах страны активно участвовали в сборе средств на нужды армии, брали под свою опеку лазареты и госпиталя, оказывая им большую материальную помощь. За полгода с начала войны жители только четырёх немецких сёл Горного участка Аулиеатинского уезда Сырдарьинской области собрали на нужды фронта свыше 2 тыс. рублей». («Первая мировая война и немцы России». rusdeutsch.ru)
Тем не менее, антинемецкие настроения не заставили себя долго ждать.
«Как удалось установить, немецкие погромы в целом носили протестный характер. Со стороны населения они представляли самосуд на фоне «нерешительных» и «непоследовательных» мер правительства по разрешению «немецкого вопроса» внутри страны, подталкивали власти к принятию активных антинемецких мер. Характерной чертой погромов в первые месяцы войны являлось абсолютное преобладание разгромов имущества, принадлежащего немцам, над физической расправой с последними. Однако уже весной 1915 г. появились случаи физического насилия над представителями немецких фамилий, национальности и подданства». (Савинова, Наталья Викторовна кандидат исторических наук «Российский национализм и немецкие погромы в России в годы Первой мировой войны:1914-1917 гг.» Научная библиотека диссертаций и авторефератов disserCat).
Ксенофобия не была стихийной, она носила организованный характер. Националисты создали ряд объединений.
«Особенно преуспело в разжигании антинемецкой истерии, созданное в августе 1914 года общество «За Россию». Лидеры этого общества обвиняли немцев России как в установлении экономического господства на юге России и в ряде других регионов, так и в разрушении религиозных, нравственных и культурных устоев русского общества. Они предложили Госдуме «все проявления германской культуры в России, подавляющие русский дух и насилующие русскую самобытность» искоренить решительно и окончательно. Правительству предлагалось усилить борьбу с «земельным и торгово-промышленным немецким засильем», конфисковать и секвестировать все земли немецких колонистов, передать их в распоряжение русских крестьян.
Одна за другой большими тиражами выходят и распространяются брошюры и книги, направленные против немецкого населения России: «Немецкое зло» М. Муравьёва, «Немецкое шпионство» А. Резанова, «Немецкая колонизация на юге России» С. Шелухина, «Российские немцы» Г. Евреинова, «Мирное завоевание России немцами» И. Сергеева и др.
М. Муравьёв, в частности, писал: «Нам, русским, надо не только одолеть полчища тевтонов и их особой государственности предел положить, чтобы и в будущем не могло возродиться тевтонское варварство и засилье, но надо одолеть внутреннюю Германию, которая просочилась в нашу жизнь, которая двести лет влияла на нашу политику, внешнюю и внутреннюю, на развитие нашей промышленности, на строй нашей школы». В многочисленных листовках и плакатах «внутренние» немцы изображались как шпионы и паразиты, «нахлебники» русского народа». («Первая мировая война и немцы России». rusdeutsch.ru)
Антинемецкие погромы
К началу XX столетия немецкая колония в Москве насчитывала более семи с половиной тысяч человек. Немцам принадлежало заметное место в структуре городской экономики. Они весьма преуспели в торговой, промышленной и предпринимательской деятельности. Среди московских немцев были и владельцы крупных состояний, собственники банков, акционерных обществ, заводов, фабрик, магазинов, недвижимости.
Антинемецкие настроения в Москве начались с канализации. В августе 1914 года, в разгар патриотического подъема, 83 служащих городского канализационного отдела обратились в Управу с просьбой об изгнании из городских служб немцев и австрийцев – «так как эти лица вызывают в нас сомнение в своей преданности нашему отечеству».
10 октября 1914-го в центре Москвы вспыхнули стихийные выступления против немцев и австрийцев, слишком активно, по мнению многих, вовлеченных в экономическую жизнь города. Было разгромлено и разграблено несколько продовольственных лавок и магазинов, принадлежавших немцам, в том числе популярные среди горожан кондитерские магазины Эйнема в Верхних торговых рядах и у Ильинских ворот.
Полиция арестовала зачинщиков (численностью в 21 человек), определив им трехмесячный срок наказания. Городские власти выступили на страницах утренних газет со специальным обращением к гражданам, призвав их сохранять спокойствие и соблюдать порядок.
27 мая 1915 г. в Москве снова произошёл антинемецкий погром. Было разгромлено 759 торговых заведений и квартир, причинён ущерб в размере 29 млн. руб. золотом, 3 немца было убито и 40 ранено.
Москва не осталась одна.
В Петербурге громили квартиры и конторы учреждений, принадлежавших немцам. Новейшее оборудование в типографии издательства И. Н. Кнебеля, позволявшее издавать книги на высочайшем художественном и полиграфическом уровне, было сброшено со второго этажа на улицу и разбито. Пострадали мастерские художников, особенно Я. Я. Вебера, у которого были похищены все произведения.
Погромы прошли в Нижнем Новгороде, Астрахани, Одессе, Екатеринославе и некоторых других городах. В сельской местности нередкими стали самовольные захваты, грабежи и поджоги собственности колонистов. Психологическое давление, моральный, а порой и физический, террор заставлял многих немцев, в том числе и занимавших высокое положение в обществе, менять свои фамилии на русские. Так, военный губернатор Семиреченской области М. Фельдбаум сменил свою фамилию на русскую – Соколово-Соколинский.
Антинемецкие Законы
Погромы и законы шли рука об руку. Председатель Совета Министров И. Горемыкин 10 октября 1914 г. направил Верховному Главнокомандующему русской армии великому князю Николаю Николаевичу секретную телеграмму, в которой предложил ряд мер по решению «немецкого вопроса» в тылу русских войск. Эти меры касались и немцев – российских подданных. Исходя из этих предложений, начальник штаба Верховного Главнокомандующего генерал Н. Янушкевич дал указание главному начальнику Киевского военного округа генералу Троцкому: «Надо всю немецкую пакость уволить и без нежностей – наоборот, гнать их как скот».
Терпя поражения от внешнего врага, правительство России решило отыграться там где оно было традиционно сильно, – в борьбе с «внутренним врагом» – своими подданными.
Главный начальник Одесского военного округа генерал от инфантерии М. Эбелов в октябре 1914 г. приказал высылать немцев российского подданства за контакты с иностранцами, за издание газет, книг, объявлений и за разговор на немецком языке. Месяц спустя он запретил богослужения на немецком языке и всякие скопления немцев на улицах. Екатеринославский губернатор Колобов в феврале 1915 года специальным постановлением запретил «сборища взрослых мужчин немцев более двух, даже из числа русско-подданных, как в своих жилищах, так и вне их». Этот запрет ставил немцев в нелепое положение. Так, например, большая семья не имела права даже всем своим составом похоронить умершего родственника, не говоря уж о таких совместно проводимых событиях как богослужение, свадьба и т. п. Наказной атаман Сибирского казачьего войска Н.А. Сухомлинов в сентябре 1916 года своим приказом подчинил немецкие колонии руководству местного казачьего войска, запретил немцам говорить на немецком языке.
Министр внутренних дел Н. Маклаков по поручению Николая II разработал ряд законопроектов по ликвидации немецкого землевладения в России. 2 февраля 1915 года Совет Министров, воспользовавшись прекращением работы Государственной думы, на основании статьи 87 Основных государственных законов принял три закона: «О землевладении и землепользовании в государстве Российском австрийских, венгерских, германских или турецких подданных»; «О прекращении землевладения и землепользования австрийских, венгерских или германских выходцев в приграничных местностях»; «О землевладении и землепользовании некоторых разрядов состоящих в русском подданстве австрийских, венгерских или германских выходцев».
Эти законы, получившие название «ликвидационных», лишали немецких граждан России земельных владений и права землепользования в пределах 150-вёрстной полосы российской территории вдоль границы с Германией и Австро-Венгрией и в пределах 100-вёрстной полосы в Финляндии, по берегам Балтийского, Чёрного, Азовского морей, включая Крым и Закавказье. Для реализации законов отводилось от 10 до 16 месяцев.
Осенью 1915 г. министром внутренних дел был назначен А. Хвостов, известный своими крайними антинемецкими взглядами. По его инициативе 13 декабря 1915 г. Совет министров издал ещё один закон, направленный против немецкого населения России – «О некоторых изменениях и дополнениях узаконений от 2 февраля 1915 года о землевладении и землепользовании подданных воюющих с Россией держав, а также австрийских, венгерских или германских выходцев».
Этот закон значительно расширил категорию лиц, лишавшихся своих землевладений. Его жертвами стали свыше миллиона российских граждан немецкой национальности. А. Хвостов требовал от губернаторов быстрейшей реализации закона. Отобранная у немцев земля передавалась Крестьянскому банку для награждения ею русских офицеров и солдат действующей армии.
Довольно скоро стало ясно, что реализация закона вела к разрушению продуктивных немецких хозяйств, разжигала социальные антагонизмы, тем самым наносился существенный вред экономике России, её политической и социальной стабильности. В Новороссии в 1916 г. из-за реальной угрозы серьёзного снижения урожайности местные власти приостановили действие ликвидационных законов до конца года. Тревогу забили губернаторы Саратовской и Самарской губерний. Факты массового лишения собственности и выселение немцев западных губерний деморализовали поволжских немцев. Весной 1916 г. их посевные площади значительно сократились, местами наполовину. Русские крестьяне Поволжья, воодушевлённые ликвидацией немецкого землевладения в западных губерниях, открыто требовали передачи им земли поволжских немцев. В противном случае они грозились взять землю силой. Собрание земства Новгородской губернии обратилось с ходатайством к правительству о распространении «ликвидационных» законов на территорию своей губернии.
Протесты против ксенофобских законов дошли до Государственной Думы. При царе в Думе думали. Так депутат Д. Капнист заметил: «Что мы видим с немецким засильем? Под прикрытием этого популярного флага, оказывается, творятся безобразия. Одна часть населения натравливается на другую! Немецкая земля обещана в будущем серым героям, а между тем обитатели соседних деревень, окружающих немецкие земли, посматривают на эти земли с большим аппетитом, и министерство внутренних дел эти аппетиты разжигает».
Таким образом, можно заметить, что русская ксенофобия и русский патриотизм имели под собой конкретную причину – зависть к экономически более благополучным соседям и желание поживиться за их счет.